На дне Одессы

– «Маргариточка-цвиточек»!

А какой-то жлоб басил:

– «Було на вострове гулянье»!

Сашка всех удовлетворял. Он играл все и с фокусами. Скрипка у него то жалобно плакала, то хохотала, как ведьма с Лысой горы, пела петухом, мяукала кошкой, мычала коровой, трещала, как канарейка в спальне новобрачных, злилась, радовалась, молилась и прочее, прочее.

К Сашке подошел мужчина в красном шарфе на шее и попросил сыграть «Реве та стогне Днипр широкий».

Сашка заиграл.

Надя, успевшая выпить по настоятельной просьбе Яшки и Сеньки шесть кружек пива и охмелевшая, ловила звуки скрипки с напряженным вниманием. Ей казалось, что вот-вот близко катится Днестр и ревет, и стонет.

Надя заморгала отяжелевшими веками, уронила голову на стол и заплакала.

– Чего ты? – спросил Яшка.

– Днестр вспомнила, – ответила она сквозь слезы.

– Какой Днестр?.. Плюнь!..

Сашка настроил публику на тихую грусть. Все сидели с опущенными носами.

Но вот Сашка заиграл такой веселый румынский мотив, что носы у гостей моментально взлетели кверху и у всех затряслись поджилки. Все стали передергивать плечами.

Надя подняла заплаканное лицо, улыбнулась и почувствовала, что какая-то сила поднимает ее. Она поднялась, стала раскачиваться, как маятник, и подбирать юбку для того, чтобы ноги не путались в ней и ей можно было бы перебирать ими.

– Садись, – сказал Яшка. – Не срами.

– А я не хочу, – ответила она, путая языком.

Яшка силой усадил ее.

* * *

После седьмой кружки Надя совсем охмелела. Все – бочки, кружки с пивом, горчичницы, официанты, Сашка со скрипкой, фортепиано, фисгармония, люстры – завертелось перед нею в бешеной пляске.

Глаза ее подернулись влагой и потухли, косынка скатилась на плечи.

Яшка посмотрел на нее, подмигнул Сеньке и сказал со смехом:

– Охфен (готово), дядя.

– Что?… Что ты сказал? – спросила она.

– Готово, говорю, – ответил Яшка.

Надя остановила на нем свои потухшие глаза, сощурилась, облизнула кончиком языка губы, как это делают пьяные, и бессвязно залепетала:

– Готово?… Что – готово?… Ты думаешь, я пьяная? Я тверезая… А на хозяйку мне наплевать… Пусть попробует достать за 4 рубля служанку… Как тебя звать?.. Чего ты смеешься?… Скажи, чтоб играли «Маргариточка-цвиточек».

– Харашмо, – сказал Яшка и усмехнулся…

* * *

В половине первого ночи Яшка распростился с Сеней и вместе с Надей оставил погреб.

Надя еле держалась на ногах, и, если бы Яшка не поддерживал ее, она непременно полетела бы на землю и расквасила бы себе нос.

Надя была отвратительна. Так отвратительна, как только может быть пьяная женщина. Она лепетала:

– Это ничего, что я пьяная… А мне плевать на хозяйку… Скажи ему, чтобы он играл «Маргариточка-цвиточек».

– Харашмо, – твердил Яшка.

Лепет свой Надя часто прерывала тихим бессмысленным смехом.

Яшка с трудом усадил ее на дрожки. Когда он усадил ее, она на минуту протрезвилась, посмотрела на него испуганными глазами и спросила:

– Кто ты?

– Яшка, Тпрутынкевич. Не узнаешь?

– Какой Тпрутынкевич? – спросила она.

– Та будет тебе марафеты (фокусы) строить, – рассердился он.

– Ма-ра-фе-ты? – повторила она.

Она по-прежнему посмотрела на него испуганными глазами, рванулась вдруг вперед и взмахнула руками, намереваясь соскочить с дрожек. Яшка удержал ее за руки.

– Тпру-у!

– Пусти меня!.. Пусти!.. Я хочу домой! – завопила Надя.

– В четверг после дождичка!.. Извозчик, Нежинская гостиница, зашкваривай!

Извозчик зашкварил, и лошадь пустилась вскачь.

Надя тупо посмотрела на Яшку, который больно наступил ей на ногу и сильно сдавил рукой талию, умолкла, покорно нагнула голову и как бы задремала. И сквозь дрему она потом услышала, как дрожки перестали громыхать и почувствовала, как Яшка снимает ее с дрожек, ведет к дверям, освещенным круглым фонарем, волочит ее по грязной узкой лестнице с запахом кислой капусты наверх мимо гиганта в фуражке с желтым околышком, как он вводит ее в крохотную, душную комнату и как она катится в какую-то глубокую-глубокую бездну, над которой стоит ее дядя Степан и грозит ей пальцем…

* * *

Светало, когда Яшка с Надей оставили гостиницу.

Надя находилась в прежнем дремотном состоянии. Яшка усадил ее в дрожки и набросил на ее голову косынку.

– Ах, как у меня голова болит, – пролепетала она.

– Пройдет, – спокойно сказал Яшка.

– Где я? – спросила она немного погодя.

– На Дегтярной улице.

– На Дег-дег-дегтярной улице?

Надя наморщила лоб, силясь что-то припомнить.

– Хочешь быть моей барохой? – спросил Яшка.

– Ба-роха? А что такое ба-роха?

– Любовница, – пояснил он.

– Н-не. – И Надя отрицательно покачала головой.

– Ну, вот еще! Я одену тебя, как принцессу, – стал напевать ей на ухо Яшка. – Будешь у меня в шелках ходить. Гейшу куплю тебе, ботинки на высоких подборах с пуговичками, гамаши, перчатки, кольца, серьги, шляпу с пером и лентами. Все тебе будут завидовать. Будем каждое воскресенье в «трезвость» ходить и до «Гамбринуса». Хочешь? Скажи.

– Хочу, – отвечала она с закрытыми глазами и блаженно улыбнулась.

Она находилась в забытьи несколько минут, потом вдруг открыла глаза, истерически разрыдалась, забилась в руках Яшки, как пойманная птица, и залепетала:

– Что ты со мной сделал?

Яшка нахмурил брови и сердито сказал:

– Та ну, зекс (молчи)! Чего тарарам (шум) делаешь. Я тебе бабки (лупки) дам и из дрожек выкину.

Надя притихла.

X. Король Лир

После описанной ночи Надя бросила хозяйку и сделалась барохой Яшки.

Яшка сдержал свое слово. Он одел ее как «принцессу». И Надя, как предвидел Яшка, возбудила сильную зависть в барохах его товарищей.

У Соньки Боцман, Лельки Кособокой, Маньки Кондуктор и Нинки Добровольный флот глаза лезли на лоб и лица делались зелеными, когда Надя важно шествовала по улице в новенькой гейше цвета кофе с молоком на пунцовой подкладке, с атласным ридикюлем в руке, под белоснежной вуалью с бархатными мушками, распустив над широкой бархатной шляпой с большой никелированной пряжкой и страусовым пером фиолетовый зонтик и высоко подобрав шелковое платье, под которым всеми цветами радуги отливала канифасовая «миньон»-юбка с золотистыми оборками и блестели лакированные ботинки на высоких каблуках с пуговичками.

И доставалось же из-за нее их сожителям – Яшкиным товарищам-скакунам.

Сонька Боцман, как чума, грызла Мишку Фонаря.

– Погляди, как одета бароха Яшки. Как принцесса. Гейша у нее, шляпа, зонтик, колеса[16] на высоких подборах с пуговичками. А я? Второй год живу с тобой и за все время ты одно платье мне сделал. Срам какой. А я тебе верой и правдой служу. Когда надо, на цинке (на страже) постою тебе. По крайней мере, пользу приношу. А она (Надя) что? Ни бе ни ме.

В это самое время Лелька Кособокая пилила своего друга сердца – Степу Замка.

– Как тебе не стыдно. Ты такой же, Степа, блатной (ловкий вор), как и Яшка. Слава Богу, и на грант кого угодно возьмешь, и сблатовать (украсть) первый сорт и мех (живот) кому угодно открыть. А я, бароха твоя, как одета? Как та, что на бирже стоит и поноску тащит. Смотри. Колеса мои совсем развалились.

Манька Кондуктор тоже плакалась на свою судьбу перед Гришкой Контрабасом:

– И зачем я, такая несчастная, на свет уродилась? Зачем я спозналась с тобой? Зачем я через тебя честных правил решилась? Боже мой, Боже мой! На кого я теперь похожа? А было мне хорошо. Служила я у колодочного надзирателя за кухарку. На базар идешь, и у тебя завсегда полтинник в кармане остается. Я могла собрать себе деньги и замуж за письмоводителя или за извозчика выйти.

А Нинка Добровольный флот поставила ультиматум Феде Свистуну:

– Ежели ты мне к завтрешнему дню не предоставишь гейши и колес на пуговичках, – адью тебе. Ну тебя к лешему. Я баба клевая. Меня всякий в бароху возьмет.

Бедные скакуны. Совсем житья им не стало от их завистливых барох, и они накинулись с претензиями на Яшку:

– И что ты сделал с нами?! Нарядил свою бароху в шляпку, гейшу. Наши грызут нас. Подавай им тоже гейшу и колеса на пуговицах.

– А я почем виноват? – ответил Яшка с довольной улыбкой.

И назло барохам их он пошел в меховой магазин и купил Наде еще собаку (горжетку) с головой, ушами, хвостом и всеми четырьмя лапами.

* * *

Яшка, как только Надя бросила хозяйку, устроил ее на квартире у своей доброй знакомой Ханки Круглой сироты – покупщицы краденых вещей. Ханка отвела ей небольшую, но уютную комнатку.

Яшка оклеил комнатку голубыми обоями и уставил ее красивой, хотя и подержанной мебелью. А потом натаскал откуда-то вазоны с тропическими растениями – фикусами и кактусами, расшитые полотенца, картины, кисейные занавеси, шарманку и клетку с двумя канарейками. И Надя зажила, как настоящая принцесса. Она вставала в 11 часов утра. К этому часу на столе уже мурлыкал новенький медный самовар и стояли крынки со свежими сливками и сметаной, масло, душистый хлеб, сдобные, яйца, мандаринки и прочие дары природы. Дары эти приносили ей со всех концов города – с Привозной площади, Пересыпи, Николаевской дороги, Тираспольской заставы, Нового, Старого и Греческого базаров – юркие блотики и кодычки (воришки), прилежные ученики Яшки – Клоп, Пистолет, Дюк и Орех.

Надя, понежившись несколько минут под байковым одеялом с крупными перламутровыми пуговицами в широкой белой наволоке, слезала с постели, влезала в турецкие туфли с круглыми носками и нежный капот в кружевах, садилась за стол, выдувала одна полсамовара и съедала все сдобные и уйму сливок и масла.

Яшка в это время «скакал» с воза на воз, батал и каждые четверть часа посылал Наде с блотиками своими то жирного индюка, то кусок сала, то ящик с макаронами, то мужицкий кожух, начиненный блохами, то корзинку с яйцами, то солдатские желтые сапоги. Блотики, принося ей то или другое, неизменно говорили:

– Вот, Яков Иванович послал вам и велел кланяться.

– Он купил? – осведомлялась Надя, не знавшая еще о благородной профессии ее рыцаря.

– Да, купил, – врали, не заикаясь, блотики и расставляли принесенное по углам.

Блотики однажды натаскали столько всякой всячины, что комнатка сделалась похожей на лавочку экономического общества. За недостатком места пришлось бочонок с нежинскими огурчиками, лоханку с мочеными яблоками и корзинку с «кабаковыми» семечками поставить на кровать.

Надя положительно растерялась, и, когда Клоп потом, пыхтя и обливаясь по́том, приволок еще рыжий чемодан да большой парусиновый зонт, сбатанные Яшкой у проезжего гражданина заштатного города Маяки, она всплеснула руками и завопила:

– Еще?! И куда я все это дену?!

– А вот сюда, – ответил Клоп, вытер рукавом свой нос и взвалил чемодан вместе с зонтом и плащом на лоханку с мочеными яблоками.

Вечером Надя имела по этому поводу разговор с Яшкой.

– И на что все это нам? – спросила она. – К чему этот чемодан, кожух с блохами? Черт знает, на что деньги проводишь.

– А я иначе не могу, – ответил Яшка. – Слабость такая. Пройти мимо чего-нибудь не могу, чтобы не купить.

Волей-неволей Наде пришлось помириться с оригинальной слабостью Яшки.

Покончив с чаем, Надя надевала гейшу, шляпу и отправлялась на Колонтаевскую улицу к одному гитаристу – брать, по настоянию Яшки, уроки на гитаре, к которой имела сильное влечение, и уроки пения, а потом отправлялась к своей экс-хозяйке, рассказывала ей о своем житье-бытье, чем вызывала в хозяйке большую зависть, и игралась с Феденькой, который больше не тыкал ей в зубы фиги и не запускал в нее самоварным краном, так как Надя задабривала его подарками.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Автору «Мари Лусевой» и «Женского нестроения».

2

Искусственные каналы, в которых ловят кефаль (Здесь и далее прим. авт.).

3

Комнатка, вырезанная в каменоломне.

4

Так подманивают в деревнях на Днестре уток.

5

Сходство это делают снасти – два столба по бокам колодца с перекладиной.

6

Надсмотрщик.

7

Вертящаяся кадушка между снастями, на которую наматывается канат.

8

Оглобля, прилаженная к барабану и приводящая его в движение.

9

Квадратная доска, на которой поднимают каменщиков.

10

Воровская игра.

11

Окраина Одессы.

12

Площадь, где собирается пришлый люд.

13

Дуршлагом.

14

Предместья Одессы.

15

Румынская песенка.

16

Ботинки.