Темные души: Лесной контракт

Но тут зазвонил телефон.

Я застонала, натягивая одеяло на голову. Кому я могла быть нужна в этот час?

Звонок не утихал. Упрямый, настойчивый, как назойливый комар. С раздражением я протянула руку, не глядя хватая телефон.

– Чего?! – мой голос звучал хрипло от долгого молчания.

– Лана! Наконец-то! – в трубке звенел взволнованный голос Анны. Она говорила так быстро, что слова сливались воедино. – Слушай, это срочно! Ты же знаешь моего Женю? Того, что в охране работает? У них сегодня важный бой, а те танцовщицы, которые должны были открывать шоу, сбежали! Им срочно нужны две танцовщицы!

Я перевернулась на спину, протирая заспанные глаза. За окном уже сгущались сумерки.

– Анна, ты о чем вообще? – я с трудом собирала мысли в кучу.

– О деньгах, глупая! – она почти кричала в трубку. – Ты же знаешь, кто владелец этого клуба? Аскар Велесов! Он платит бешеные деньги – пятьдесят тысяч за три танца!

Цифра ударила по сознанию, как удар хлыста. Пятьдесят тысяч… Я машинально прикинула в уме: это два месяца аренды комнаты в общаге. Или новая спортивная форма. Или…

Мысль о маме промелькнула и тут же исчезла. Нет, об этом я даже думать не хотела сейчас.

– Но… – я попыталась возразить, – мы же не профессиональные танцовщицы…

– Да брось! – Аня фыркнула в трубку. – Мы два года в команде! Это просто танец, а не выступление в Большом театре!

Я уставилась в потолок, где плясали тени от уличного фонаря. В голове крутились противоречивые мысли. С одной стороны – деньги. Очень хорошие деньги. С другой… Что-то внутри сжималось в тревожный комок.

– Анна, я не уверена… – голос мой дрогнул.

На другом конце провода воцарилась тишина, затем она сказала медленно, подчеркивая каждое слово:

– Лана, если не мы, он найдет других. Но таких денег нам больше никто не предложит.

Я закрыла глаза. Перед глазами всплыли счета за общежитие, потертая спортивная форма, которую нужно было менять еще в прошлом семестре…

– Хорошо, – выдохнула я. – Во сколько?

– Через 30 минут! Я заеду за тобой! – и она бросила трубку, оставив меня наедине с внезапно нахлынувшими сомнениями.

Я села на кровати, свесив ноги. Пятьдесят тысяч… Цифра крутилась в голове, как навязчивый мотив. Но вместе с ней пришло и странное беспокойство.

Подойдя к окну, я распахнула шторы. Город зажигал вечерние огни. Где-то там, в этих переулках, был тот самый клуб… Клуб Аскара Велесова. Почему это имя звучало так зловеще?

Я потянулась, чувствуя, как мышцы ноют после целого дня бездействия. Чирлидинг – это не просто танцы с помпонами, это серьезный спорт. Но выступать перед бойцами… Это что-то новое.

В голове всплыли обрывки разговоров, подслушанных в раздевалке. "Там девушки после выступлений исчезают", "Никто не знает, что происходит в VIP-ложах", "Велесов – опасный тип"… а потом хихиканье.

Я начала собираться на автомате, но мысли не давали покоя. Что я вообще знаю об этом месте? Почему при мысли о нем по спине бегут мурашки?

Зеркало отразило мое растрепанное отражение. Я резко отвернулась. Нет, нельзя так нервничать. Это просто работа. Одно выступление. Три танца – и я свободна.

Но почему тогда пальцы дрожат, когда я застегиваю спортивную сумку? Почему в груди поселился этот холодный комок страха?

Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.

– Все будет хорошо, – прошептала я в пустую комнату.

Но почему-то самой в это не верилось.

      Анна уже ждала у подъезда, развалившись за рулем своего старенького красного седана. Машина урчала неровным двигателем, будто торопилась умереть. Я замерла на пороге, внезапно осознавая, что последний шанс отказаться тает с каждым шагом.

– Залезай быстрее, опаздываем! – Анна высунулась из окна, её накрашенные губы растянулись в неестественно широкой улыбке.

Я швырнула сумку на заднее сиденье и упала в кресло пассажира. Машина рванула с места прежде, чем я успела пристегнуться.

– Слушай сюда, – голос ее внезапно стал жестким, хотя глаза по-прежнему смеялись. – Там, куда мы едем, тебе нужно держать ухо востро.

Она резко повернула руль, и я вцепилась в подлокотник.

– Это не школьные дискотеки, – продолжала Анна, ловко лавируя между машин. – Там взрослые дядьки. – Она сделала ударение на последнем слове, будто это что-то объясняло. – И если кто-то из них предложит тебе "конфетку"…

Я фыркнула:

– Да ладно, мне не пять лет.

Анна резко затормозила на красный свет и повернулась ко мне. Её глаза стали вдруг холодными.

– Ты не понимаешь. Их "конфетки" – это порошки в напитках. Это лифчики, которые внезапно расстёгиваются сами. Это "пойдём, я покажу тебе VIP-зону".

По спине пробежали мурашки.

– Это… что за место вообще? – мой голос звучал чужим.

Аня снова тронулась, её пальцы нервно барабанили по рулю.

– Клуб "Чаща". Бойцовский подпольный клуб. Там дерутся не по правилам. – Она бросила на меня быстрый взгляд. – И девчонки там нужны не только для танцев.

Я почувствовала, как желудок сжимается в комок.

– Анна, я не…

– Ты УЖЕ согласилась! – она ударила ладонью по рулю. – Пятьдесят тысяч, Лана! Ты представляешь, что это за деньги? Три танца – и свободна. Главное – не отходить от меня и не вестись на провокации.

Город за окном становился всё мрачнее. Фасады домов сменились промзоной, уличные фонари теперь горели через один. Я вдруг осознала, что даже не знаю, в каком районе мы находимся.

– А если… – я сглотнула ком в горле, – если что-то пойдёт не так?

Аня странно усмехнулась:

– Тогда звони моему Жене. Он там в охране. Но… – она резко свернула на тёмную улицу, – лучше просто делать, что говорят. Три танца. И мы уезжаем.

Впереди показались тусклые огни какого-то здания. Огромный ангар с ржавыми стенами и потухшей неоновой вывеской "Чаща". Парковка была забита дорогими машинами с тонированными стёклами.

Анна выключила двигатель. В тишине было слышно, как бешено стучит моё сердце.

– Готова? – спросила она, но это не было вопросом.

Я кивнула, сжимая потные ладони в кулаки. В голове стучало только одно: "Что я наделала? Что я наделала? Что я наделала?"

Мы подошли к ржавому ангару, который выглядел так, будто его вот-вот снесут. Облупившаяся краска, разбитые фонари у входа, граффити на стенах – ничего не выдавало того, что происходило внутри.

– Вот и наш дворец, – фыркнула Анна, поправляя мини-платье.

Охранник у входа – здоровый детина с шрамом через всё лицо – молча кивнул и пропустил нас.

И тогда…

Тьма поглотила нас, но лишь на мгновение.

Я замерла на пороге, не веря своим глазам.

Изнутри ангар напоминал не подпольный клуб, а… лесной чертог.

Стены были обшиты тёмным деревом, на котором играли блики приглушённого света. Потолок терялся где-то в вышине, и сквозь ветви искусственных деревьев пробивался лунный свет – наверное, какая-то хитроумная подсветка.

Но больше всего поражал воздух – он пах! Настоящим лесом! Свежей хвоей, мхом, древесной корой. Как будто кто-то вырубил полгорода и принёс сюда.

– Нравится? – Анна толкнула меня локтем. – Велесов не любит полумер.

Я медленно поворачивалась, пытаясь охватить взглядом всё пространство:

Барная стойка, вырезанная из цельного дуба, за которой суетились барменши в кожаных корсетах;

Гостевые зоны с креслами, стилизованными под пни;

Сам ринг, огороженный не канатами, а переплетёнными лианами.

И люди…

Боги, какие здесь были люди!

Женщины в платьях, которые стоили больше, чем моя годовая стипендия. Их шеи украшали бриллианты, а каблуки были такими высокими, что казалось, они вот-вот сломают щиколотки. Они смеялись звонко, но глаза их были пусты.

Мужчины… Они выглядели ещё опаснее. Дорогие костюмы, часы, которые могли бы оплатить мою учёбу, и взгляды… Взгляды хищников, высматривающих добычу.

– Не пялься, – шикнула Анна, хватая меня за локоть. – Ты здесь не гостья, а рабочая сила.

Она потянула меня за собой, и я почувствовала, как по спине бегут мурашки.

Потому что за всей этой роскошью…

За этими улыбками…

Я чувствовала что-то другое.

Грязь.

Она была в воздухе – смешанная с дорогими духами. В глазах этих женщин – слишком ярких, слишком пустых. В руках мужчин – слишком привыкших брать то, что хочется.

– Раздевалка здесь, – сказала Анна, распахивая дверь.

Я вошла – и задохнулась.

Зеркала в рамах из корней. Диваны, обитые шкурами. И этот запах – дорогой косметики, пота и чего-то ещё…

Страха.

Анна швырнула мне костюм – чёрный, блестящий, слишком открытый.

– Переодевайся. У нас пять минут.

Я взяла его в руки – ткань была холодной, как змеиная кожа.

И тогда я поняла.

Мы были здесь не танцовщицами.

Мы были украшением.

Таким же, как эти люстры, этот бархат, эти картины.

Бесправным.

– Лана? – она щёлкнула пальцами перед моим лицом. – Ты тут?

Я кивнула.

Но это была ложь.

Я уже боялась.

Боялась этого места.

Этих людей.

Того, что они сделают с нами.

Глава 4. Исповедь на ринге

Я подошла к зеркалу – и увидела чужую девушку.

Это не могла быть я.

Кожаный лиф сдавливал грудь так, что она неестественно выпирала вперед, будто два холма под тонкой тканью. Каждый вдох давался с трудом – ребра упирались в жесткие косточки корсета, а кожа под ними уже начинала краснеть от натирания.

Шорты.

Боже, эти шорты…

Они были настолько короткими, что я чувствовала, как воздух касается кожи там, где его никогда не должно быть. Я попыталась потянуть ткань вниз, но она лишь болезненно впилась в бедра.

– Не дёргай, – фыркнула Анна, закручивая мой хвост так туго, что кожа на висках натянулась.

Она накрасила мне губы липким блеском, который оставлял на зубах противный сладковатый привкус.

Я стояла перед зеркалом, и меня трясло.

Не просто дрожали руки – внутри все сжималось от ужаса. Живот скрутило так сильно, что я боялась, как бы не стошнило прямо сейчас. Колени подкашивались, а в горле стоял ком, мешающий дышать.

Анна тем временем ходила передо мной, как личный диктатор:

– Первая связка – наш прошлогодний открывающий номер. Вторая – «Вверх». Третья – новая программа, без поддержек.

Она резко остановилась передо мной:

– Ты запомнила?

Я кивнула, но во рту пересохло.

– Анна… – мой голос звучал как тоненький писк.

– Я сказала – не начинай.

И в этот момент зазвучала музыка.

Выход

Шторы раздвинулись – и передо мной открылся кошмар.

Ринг.

Огромный, круглый, освещенный яркими прожекторами, которые слепили глаза. Вокруг – тьма. Но не тихая, а живая – наполненная шепотом, смехом, звоном бокалов.

Я сделала шаг – и нога подкосилась.

– Иди! – прошипела Анна, толкая меня вперед.

Музыка ударила в уши – громкая, ритмичная, с каким-то животным битом. Я попыталась улыбнуться, но губы дрожали.

Первые движения были механическими.

Я делала то, что должна была, но тело не слушалось. Руки двигались как деревянные, ноги заплетались, а в голове гудел только один вопрос:

«Как я здесь оказалась?»

Прожектора жгли кожу.

Я видела лица.

Мужчины.

Они сидели в первых рядах, развалившись в креслах, с бокалами виски в руках. Их глаза ползали по нам – по ногам, бедрам, груди.

Один из них что-то сказал другому, и они засмеялись.

Громко.

Грязно.

Мы были развлечением.

Слезы

Они потекли сами.

Маленькие, горячие капли скатывались по щекам, смешиваясь с тональным кремом. Я пыталась их смахнуть, но руки продолжали двигаться в такт музыке.

«Не упади. Просто не упади.»

Но падение казалось неизбежным.

Потому что в этот момент я увидела его.

Высокий. Широкоплечий. В черном.

Аскар

Я стоял перед треснувшим зеркалом, разминая плечи. Отражение в стекле казалось чужим – слишком человеческим, хотя желтый огонь в глазах выдавал мою истинную природу. Провел ладонью по груди, чувствуя под пальцами выпуклые линии татуировок.

Каждый узор – история. Каждая игла – напоминание.

На животе – корни, впивающиеся в плоть, как ядовитые лианы. На спине – руны, смысл которых я сам до конца не понимал. На руках – шрамы, скрытые под черными орнаментами.

Иглы жгли, когда мастер вбивал под кожу чернила. Но мне нравилась эта боль. Она напоминала, что я еще жив. Что лес, хоть и отвернулся от меня, но все еще здесь – под кожей, в крови, в каждом вздохе.

Натянул черные шорты, затянул защиту на пах – даже таким, как я, больно получать туда. Плащ – тяжелый, как крылья ворона – оставил на потом. Сорву его перед выходом под рев толпы, как всегда.

За дверью уже гремела музыка. Мой бой был третьим, но выйти нужно сейчас – посмотреть на них. На девушек, которые должны "завести" толпу перед первым поединком.

Толкнул дверь плечом и вышел в полумрак за кулисами.

И тут…

Запах.

Не пот, не кровь, не дешевый парфюм шлюх. Что-то другое. Сладковатое, с нотками горной лаванды.

Резко повернул голову.

В углу, за кулисами, высокая девушка выпихивала на сцену кого-то.

Маленькая.

Дрожащая.

Я напрягся.

Не из-за жалости – черт побери, у меня ее нет.

А потому что…

Она пахла страхом.

Настоящим. Густым. Вкусным.

Ее ноги подкашивались, руки двигались как у марионетки, а по лицу текли слезы – я видел их блеск даже отсюда.

Остальные шлюхи хотя бы притворялись, что им нравится.

А эта…

Эта ненавидела каждую секунду.

И в этом была какая-то грязная прелесть.

Я прикусил губу, чувствуя, как что-то во мне шевелится.

Не жалость.

Интерес.

Как волк, учуявший раненого зайца.

Она танцевала (если это можно было назвать танцем), а я считал каждую ее дрожь.

Когда она оступилась, у меня сам собой напрягся пресс.

Когда ее губы дрогнули, мои пальцы сжались в кулаки.

А когда она случайно подняла глаза и взглянула прямо на меня…

Черт.

В них была такая ненависть.

К этому месту.

К этим людям.

Ко мне.

Я облизнул губы.

Сегодня будет интересный вечер.

И я точно знал, с кого начну…

Лана

Его взгляд.

Я почувствовала его еще до того, как увидела – грязный, тяжелый, будто чужие пальцы ползали по моей коже.

А потом – увидела.

Мужчина.

Он стоял у самой сцены, среди других бойцов, но…

Он был другим.

Огромный. На голову выше остальных. Широкие плечи, перетянутые черной тканью, руки – толстые, в жилах, будто канаты под кожей.

И глаза.

Они не просто смотрели.

Они пожирали.

Медленно.

Намеренно.

От его взгляда по спине побежали мурашки, а в животе скрутило так, будто меня ударили.

Слезы, которые я еле сдерживала, хлынули ручьем.

Когда это закончится?

Музыка смолкла. Я спотыкающимся шагом двинулась к выходу со сцены, ноги дрожали так, что казалось, вот-вот подкосятся.

Только бы дойти до раздевалки. Только бы…

Деревянная ступенька.

Резкая боль.

Я не успела даже вскрикнуть – колено ударилось об острый край, кожа разорвалась, и я рухнула на пол, цепляясь руками за скользкие доски.

Кровь.

Я видела, как алая капля упала на светлое дерево, растеклась по прожилкам, как паутина.

Тишина.

Потом – шаги.

Быстрые. Тяжелые.

– Лана! – это была Анна, ее голос звучал испуганно.

Ноги подкашивались, но я шла, стиснув зубы. Подруга крепко держала меня за локоть, ее пальцы впивались в мою кожу почти так же больно, как порез на колене.

– Ты себя вообще представляешь? – шипела она, втаскивая меня в раздевалку. – Ты сейчас перед всем залом чуть не расплакалась!

Я рухнула на диван, чувствуя, как кровь сочится по ноге.

– Ты чего так перепугалась? Это же просто танец…

Анна резко хлопнула дверцей шкафчика, заставив нас обеих вздрогнуть.

– Бросьте нытье, – ее голос звучал как удар хлыста. – Никто здесь твои сопли не оценит.

Она швырнула мне влажную салфетку.

– Утри кровь и подведи глаза. Через десять минут тебе снова на сцену.

Я сжала салфетку в дрожащих пальцах. Просто танец. Просто работа. Ничего страшного.

Но тогда почему я до сих пор чувствую на себе его взгляд?

– Мне… в туалет, – прошептала я, поднимаясь.

Анна фыркнула, но пропустила меня к двери.

Я вышла.

Евгений Сизов.

Высокий, широкоплечий, с холодными серыми глазами. Я знала его – парень Анны, иногда заезжал за ней после тренировок. Но сейчас он выглядел иначе – в черной майке, обтягивающей мощный торс, с перчатками для боя в одной руке.

– Ты из тех чирлидерш, что должны открывать бои? – его голос звучал ровно, но взгляд скользил по моей дрожащей фигуре слишком оценивающе.

Я лишь кивнула, не в силах выдавить слово.

– Что с ногой? – он сразу заметил кровь, стекающую по колену.

– У-упала… – прошептала я.

Евгений хмыкнул, перебрасывая перчатки в другую руку:

– Обычно я работаю здесь охранником. Но сегодня мой бой – второй по счету. – Он внезапно взял меня за локоть, его пальцы были твердыми, но не грубыми. – Пойдем, обработаю.

– Жень, у нас через десять минут выход!

– Успеет, – бросил он через плечо, уже ведя меня по коридору.

Я хотела запротестовать, но он уже взял меня за локоть и повел по коридору. Я плелась за ним, как пойманный зверек, сердце колотилось где-то в висках.

Мы свернули за угол – и вдруг…

Он.

Тот огромный мужчина. Появился внезапно, будто материализовался из теней.

Я застыла.

Его массивные плечи почти касались дверного косяка. Длинный черный плащ был расстегнут, открывая торс, покрытый переплетением мышц и шрамов. Каждый рельеф пресса, каждый бугор бицепса казались высеченными из камня.

Но самое страшное – глаза.

Холодные. Желтоватые. Как у хищника, выслеживающего добычу.

– Аскар, – голос Евгения стал жестче.

Чудовище в человеческом облике медленно провело языком по губам. Плащ шелестел, когда он сделал шаг вперед.

– Что это у тебя? – его бас прокатился по моей спине мурашками.

Я почувствовала, как подкашиваются колени.

Евгений слегка выдвинулся вперед:

– Подруга моей девушке. Поранилась.

Аскар усмехнулся. Плащ распахнулся шире, обнажая тело, покрытое татуировками – странными символами, которые будто двигались при свете ламп.

И я задрожала.

Аскар

Я стоял у сцены, вдыхая знакомый коктейль запахов – пот, кровь, возбуждение толпы. И вдруг…

Она.

Тонкий, дрожащий шлейф страха прорезал воздух. Я узнал его сразу – та самая маленькая девочка с ринга.

Ее страх был особенным: горячим, сладким, как мед.

Мое тело среагировало мгновенно.

Челюсть свело так сильно, что кость затрещала. В паху вспыхнуло – резко, болезненно, будто меня ударили током. Кровь прилила к коже, оставив на ней зудящее жжение.

Я развернулся и вышел из тени, как хищник из засады.

И увидел картину.

Девчонку вел охранник – Евгений. Она плелась за ним, безвольная, как побитая собака. Коленка разбита, ноги дрожали.

Но самое интересное – он.

Я учуял его возбуждение еще до того, как увидел. Оно висело в воздухе – густое, липкое, как сперма на простыне.

Успел уже поиграть с ней где-то в углу?

Мое сердце забилось чаще.

Что-то внутри зарычало.

Не просто злость.

Собственничество.

Эта маленькая трясущаяся шлюшка – моя.

Я хотел первым разорвать ее на куски.

Первым впиться зубами в эту тонкую шею.

Первым услышать, как она заскулит подо мной.

Евгений – замер.

– Аскар…

Я оскалился.

– Что это у тебя? – прошипел я, шагая ближе.

Девчонка прижалась к стене. Ее зрачки расширились, губы дрожали.

Боится.

Прекрасно.

Я медленно провёл языком по клыкам, чувствуя, как они удлиняются от возбуждения. Голос прозвучал слаще, чем должен был:

– Тебя объявили. Эти идиоты на ринге уже переломали друг друга, не дав публике насладиться.

Евгений замер. Его пальцы разжались, выпуская добычу.

– Правда? Чёрт! – Он резко развернулся к дрожащей девочке. – Извини, мне нужно бежать.

Секунда – и коридор поглотил его.

Она прижалась к стене, как мышь в углу. Боже, я наслаждался каждой её дрожью.

Теперь можно было рассмотреть её как следует.

Маленькая. Совсем крошка – мне бы пришлось нагнуться, чтобы вдохнуть запах её страха. Но какая же… аппетитная, блондинка.

Грудь, поднятая корсетом так высоко, что соски выпирали через тонкую ткань. Я представил, как они твердеют от моего дыхания.

Талия – хрупкая, будто созданная для того, чтобы хватать её двумя руками.

Бёдра – округлые, сочные, идеально ложащиеся в ладони.

А эта задница… Даже сейчас, когда она дрожала, я видел, как упругие ягодицы напрягаются под кожей.

Но лучше всего были глаза.

Янтарные. Широкие. Налитые страхом до краёв.

Я сделал шаг ближе, чувствуя, как член упирается в защиту.

– Ну что, кролик… – Мой палец поддел подбородок, заставляя её поднять голову. – Кто тебе разрешил так вкусно пахнуть?

Её губы дрогнули. По щеке скатилась слеза.

Я поймал её языком, прежде чем капля упала.

Солёная.

Как кровь.

Как страх.

Как будущие слёзы на моём члене.

Моя ладонь легла на её горло, ощущая бешеный пульс.

– Ты знаешь, что сейчас будет? – прошептал я, прижимаясь всем телом.

Она зажмурилась.

Я засмеялся.

Игра только начиналась.

Лана

Боже, что происходит?

Эта громадина прижала меня к стене так, что я чувствовала каждый бугорок шершавой поверхности через тонкую ткань костюма. Его тело – горячее, твердое – впивалось в меня, оставляя ожоги даже сквозь одежду.

– П-пожалуйста… не надо… – мой голос сорвался в шёпот, больше похожий на молитву.

Он не двигался.

– Простите, я не хотела… чтобы вы подумали, что я.… – слова путались, язык будто одеревенел.

– Что ты шлюха? – он завершил за меня, и от его голоса по спине побежали мурашки.

Я чувствовала его запах.

Грубый. Звериный. С горьковатыми нотками дыма и чего-то… металлического. Но при этом невозможно вкусный. Настолько, что я невольно вдохнула глубже, и тут же ужаснулась себе.

Голова сама опустилась, волосы упали на лицо, как занавес, за которым можно спрятаться.

– М-можно я вернусь в раздевалку? – единственное, что пришло в голову.

– Мне больно… – я попыталась выдохнуть, но голос дрожал. – Я хочу обработать р-ранку…

И тогда я увидела.

Его губы дрогнули.

Улыбка.

Еле заметная. Но вспыхнувшая именно на слове "больно".

Как будто это радовало его.

Как будто…

Он ждал этого.

Лана

Он отступил – и я смогла вдохнуть.

Но лишь на секунду.

– Пойдем.

Его голос – грубый, басистый – прокатился по мне, как удар.

– У нас двадцать минут. Обработаю ногу.

Нет. Нет, нет, нет.

Я не пойду с ним. Ни за что.

Но он уже хватает меня за руку – и я понимаю: кричать бесполезно.

Мы заходим в большое помещение.

Его зона.

Его раздевалка.

Запах впивается в ноздри – мускусный, густой, с примесью пота и чего-то древесного. Он заполняет легкие, обволакивает изнутри.

И…

Мне это нравится.

Боже, что со мной?

Здесь свет ярче, и я вижу его лицо – четко, без теней.

Он…

Красивый.

Очень.

Высокие скулы, резкие черты, глаза – желтоватые, как у хищника. Но он взрослый. Лет 38–40.

Взрослый мужчина.

И очень опасный.

Он усаживает меня на диван – и этот жест кажется жутко интимным.

Щеки вспыхивают.

Я чувствую, как краска заливает лицо, шею, грудь…

А потом он достает аптечку.

Ватный тампон.

Прозрачная жидкость.

Он подходит ко мне.

Опускается на колено.

И берет мою ногу.

Властно.

Его пальцы скользят по коже – от колена до щиколотки.

Потом вверх.

Я не понимаю.

Смотрю на него широко раскрытыми глазами, а внутри…

Что-то трепещет.

Он прижимает вату к ушибу – и я…

И я издаю тихий стон.

Тихий.

Стыдный.