Той же мерой. Месть – самый надежный вид правосудия

Впрочем, одно отличие от музея или публичной библиотеки вскоре все-таки, обнаружилось. Весь обслуживающий персонал здесь – священнослужители, а значит, мужчины. Один из них, пожилой священник взял у меня заявку, бегло просмотрел ее, и кивнув на стопку бумажных листов, лежащих перед ним на стойке, сказал:

– Можете взять один лист бумаги, ручки и чернила находятся на столах. Садитесь, документы вам принесут.

«Я должен найти женщину!» – сказал я Барбароссе. Задача казалась мне совершенно конкретной. И только оказавшись в архиве и уже начав заполнять анкету, я вдруг задумался – а как? Как найти женщину, о которой я знаю только то, что она «из благородных», но на могиле своего предполагаемого возлюбленного была одета «по—простому»? Кого конкретно мне указывать в заявке?

Помучившись над решением этой задачи минут десять, я, в конце концов, решил, что мне нужен Джулиано Делла Ровере, злейший враг Александра VI, ставший римским папой почти следом за ним. Он пока является моей единственной зацепкой в этом деле. И раз уж речь у нас идет – опять-таки, предположительно – о мести, то месть эта должна была быть направлена именно на него, а значит, в его «досье» дама эта должна присутствовать или хотя бы где-то мелькнуть.

Итак, Ровере: биография, карьера, друзья, недруги, дипломатическая деятельность… В общем – «пароли, явки, адреса», как говорят сыщики в детективах.

«Злейший враг Александра VI» – это еще мягко сказано, ибо его цитата, приведенная во всех документах и учебниках, а именно: «Я не буду жить в тех же комнатах, где он [Александр VI] осквернил Святую Церковь, как никто до него узурпировавший папскую власть за счет помощи дьявола… Я запрещаю под страхом отлучения от церкви говорить или думать о Борджиа снова. Его имя и память должны быть забыты. Он должен быть вычеркнут из каждого документа. Его правление должно быть уничтожено. Все портреты Борджиа должны быть покрыты чёрным крепом, все гробницы Борджиа должны быть вскрыты, а их тела отправлены обратно туда, откуда они пришли – в Испанию» – говорит о патологической, трансцендентной ненависти. Я должен понять ее истоки – интуиция подсказывает мне, что именно здесь надо искать ключ к причинам смерти Родриго Борджиа-младшего, а возможно, и старшего тоже. Во всяком случае, один из ключей.

Главное – это переписка. Опыт архивных поисков доказывает, что именно в письмах находятся и новые загадки, и их отгадки. Забегая вперед, скажу, что опыт не подвел меня и на этот раз.

Увидев огромную стопку папок и книг, которую молодой священник, придерживая подбородком, нес к моему столу, я подумал было, что быстро найду в этом изобилии все, что меня интересует. Но впечатление оказалось обманчивым. В основном, это были канцелярские документы, «текучка» – основное, чем занимается любой чиновник, в том числе, и церковный. И с каждой такой никчемной бумажкой, отложенной в сторону из общей стопки, я все больше убеждался, что застряну здесь надолго – успеть бы до конца дня.

После двух часов терпеливого перекладывания бумаг из одной стопки в другую, листочек, выданный мне «приемщиком», все еще оставался чистым. Но наконец – повезло. Очередной документ оказался для меня тем самым, «письмом счастья». Некий, не называвший себя, но судя по всему, известный Делла Ровере корреспондент, сообщал будущему папе римскому о свидании «поэта» с «интересующей вас дамой», состоявшемся «третьего дня, вечером, в тайной комнате дамы, в которую его величество доступа не имеет».

«Ай, да Эдвард, ай, да сукин сын!», – самодовольно подумал я. Письмо было столь же странным, сколь и «прозрачным». Странность в нем, собственно, была только одна – то, каким образом оно попало в архив, почему не было уничтожено сразу же после прочтения кардиналом Джулиано Делла Ровере. Но видимо, методы конспирации в то время еще не были разработаны так подробно и тщательно, как нынче. Отвлекся на что-то, сунул листок в книгу, в шкаф или в ящик стола – да и забыл про него. А скрупулезные архивариусы потом нашли – и «подшили к делу».

Зато само содержание письма представляло очень ценную для нас с Барбароссой информацию. Его автор не слишком старательно «зашифровывал» текст, явно не думая о том, что через пятьсот с лишним лет оно попадет на глаза скромному ученому, интересующемуся как раз этой историей. Поэтому из двух действующих лиц, о которых в нем идет речь, одно «расшифровывалось» сразу же. То, что Родриго Борджиа был поэтом, являлось чуть ли не единственным известным фактом его биографии. Ну, кроме странной смерти, конечно. Что же касается дамы, с которой он встречался, то упоминание «тайной комнаты» и не имевшего доступа в нее «его величества», сразу же сильно сужало круг поиска…

Я обмакнул ручку с «гусиным пером» в стоявшую на столе чернильницу, успев при этом подумать, как трогательно пользоваться пишущим прибором, которым наверняка писал свои стихи мой дед, сделал несколько пометок на дарованном мне листке бумаги – и тут вспомнил то, что должен был вспомнить сразу же, как только начал заниматься всей этой историей. Еще в студенческие годы в одной из книг о семействе Борджиа я прочитал о том, как его глава планировал женить своего «старшенького», Чезаре на дочери неаполитанского короля Шарлотте Арагонской. План этот тогда сорвала сама «невеста» своим категорическим отказом.

Так-так-так-так-так!.. От предчувствия того, что до очередного важного открытия мне остается сделать всего полшага, у меня сладко засосало под ложечкой. Женщина, рыдавшая на могиле Родриго, «одетая простолюдинкой, но похожая на благородную», несостоявшаяся невеста Чезаре Борджиа, «интересующая вас дама», явно имевшая отношение к «его величеству», месть, которую мог осуществить только человек очень высокого статуса и эпитафия на могильном камне, в качестве тайного призыва к ней… Все это и в таком количестве – явный перебор для того, чтобы быть просто совпадением! Можно считать почти доказанным, что все эти факты относятся к одному и тому же человеку. Впрочем, это не трудно будет подтвердить, но – потом… Пока же, принимаем это как рабочую гипотезу, имеющую очень высокую вероятность.

Неудержимо захотелось двигаться – выпустить рвущиеся наружу эмоции. Но все, что я мог себе позволить, находясь в Ватиканском апостольском архиве в 1913-м году, чтобы не быть изгнанным из него, – это, не поднимаясь со стула, сделать несколько махов руками. Впрочем, даже это вызвало крайнее удивление нескольких иконоподобных старцев, сидевших по соседству.

Я откинулся на спинку стула (неудобные сиденья у католических святых отцов, это уже традиция, что в церквях, что в архиве – спинки у них устроены строго под прямым углом к сидениям, не забалуешь!) и постарался продолжить применять законы формальной логики.

О Шарлотте информации сохранилось совсем мало, из того, что я помню – только то, что через год после смерти своего возлюбленного она-таки вышла замуж за какого-то французского не то графа, не то герцога и умерла в 26 лет. Из-за дипломатических и военных неудач своего отца, она осталась без наследства и жила при дворе французского короля Людовика XII… Хм, известная ситуация, именуемая в народе «золотая клетка».

Так что, его величество, не имевший доступа в тайную комнату, о котором говорилось в письме таинственного корреспондента Джулиано Делла Ровере, – это, скорее всего, и был Людовик XII.

Впрочем, – да, девушка не была богата, но принимая во внимание ее «статусность», даже без наследства наверняка была в состоянии жить самостоятельно. Как говорится, «на скромную жизнь хватит»…

Вот, кажется, мы и подошли к разгадке эпитафии на камне, вернее, к причине такого странного ее применения – вся корреспонденция Шарлотты наверняка сначала попадала в руки Людовика, и она об этом, конечно, знала….

М-да, бедный ребенок!

Впрочем, шпики и сексоты на службе у властителей и владык – явление вполне заурядное, что тогда, что теперь.

Среди переписки Делла Ровере оказалось еще несколько коротких сообщений этого же корреспондента, записок, буквально в несколько слов, которые не привлекли моего внимания. И, как оказалось позже, зря…

Вскоре я обнаружил кое-что поинтереснее. Это было короткое письмо, написанное самим кардиналом Делла Ровере, видимо, своему «коллеге», тоже священнику и тоже наверняка не низкого сана.

«Приветствую брата во Христе! Рим полнится слухами о преобразованиях, творимых тобою в Сан-Марко и во всей Флоренции, и с радостью приветствует их – вот пример настоящего реформаторства против того, что пытаются насадить у нас шарлатаны от церкви. Не поддаваясь ни на лесть, ни на подкуп, ты достойно продолжаешь свое дело, а потому настигшие тебя репрессии можешь принимать, как бессильную злобу недругов, которая для человека достойного является только наградой.

Тебе известно наверняка, что твои недруги и мне тоже не братья. К несчастью, я нахожусь к ним гораздо ближе, чем ты и ты наверняка знаешь, что пришлось мне претерпеть за последние пять лет, да и нынче несчастья мои продолжаются, как и твои – умиротворение между нами только кажущееся и похоже на вынужденное перемирие непримиримых врагов.

Часто вспоминаю наши беседы с тобой, милый брат, и надеюсь, что удастся еще нам поговорить, тем более, сейчас есть о чем. Человек, который передаст тебе это письмо, добавит к нему кое-что еще на словах – это наш друг, можешь доверять ему, как мне.

Прощай, брат, и пусть нам сопутствует удача, как она сопутствует тебе во всех твоих начинаниях!

Я подумал, что это уже не просто горячо – жарко! Кто же этот таинственный адресат, к которому кардинал не может обратиться по имени и вынужден писать одними намеками, даже передавая письмо «с оказией», через «нашего друга», которому призывает доверять как себе?

Флоренция… Сан-Марко… Реформы… Репрессии… Пожалуй, Де Ровере был прав: если этих «ключевых слов» оказалось достаточно для меня, чтобы идентифицировать адресата письма, для их общего недруга, о котором он, тоже надо полагать, в целях конспирации, пишет во множественном числе, их бы тем более хватило. Впрочем, кара – не бога, но его наместника на земле – и так настигла его менее чем через год…

Письмо, которое я не поленился переписать – кто знает, может, пригодится? – заполнило все остававшееся свободным место на выданном мне листочке. Но гора не просмотренных документов все еще оставалась внушительной, а день выдался таким удачным, что вполне вероятно, найдется еще что-то интересненькое… Во внутреннем кармане пиджака лежали сложенные вчетверо «Правила посещения Ватиканского апостольского архива», которые мне выдали на входе. Я решил, что в случае необходимости использую оборотную сторону этого листка – и необходимость в нем действительно возникла, поскольку в архиве мне пришлось задержаться гораздо дольше, чем я планировал…

***

Оскаленная пасть Барбароссы навела меня на мысль, что название «семейство кошачьих» применительно к крупным хищникам, в корне не верно – это котов надо было назвать семейством тигровых или львиных. Кот встретил меня возмущенным рычанием, а когда я в качестве жеста примирения решил его погладить, даже попытался укусить.

– Не злись, Барби, – сказал я, – я тоже весь день ничего не ел, но эта наша с тобой жертва оказалась не напрасной, сейчас сам убедишься… Нет-нет, конечно, только после обеда.

Под умиротворенное мурлыканье кота, совершавшего послеобеденный ритуал умывания, я делился с ним своими находками. Письмо Джулиано Делла Ровере вызвало у него особенный интерес, он даже прекратил вылизывать себя и замер в ожидании моих комментариев.

– Вот видишь! А что я говорил? – наставительно произнес я. – Адресата письма, Барби, установить не трудно, в его тексте достаточно очень прозрачных подсказок. Я уверен, что речь в нем идет о Джироламо Савонароле, знаменитом проповеднике, настоятеле монастыря Сан-Марко и фактическом правителе Флоренции в последние годы пятнадцатого века.

– Интереснейшая личность! – добавил я, отвечая на явно требовавший продолжения взгляд Барбароссы. – Монастырь Сан-Марко, во главе которого он стоял, он превратил, по сути, в казарму, а всю Флоренцию – в монастырь. Его проповеди, в которых он обличал многочисленные пороки флорентийцев и призывал их жить в соответствии с божьими заповедями, собирали тысячи слушателей. В конце концов, популярность его выросла настолько, что горожане изгнали из города его правителя, Пьеро Медичи и избрали Савонаролу вместо него. Он призывал следовать апостольской скромности – и женщины, отправляясь в церковь, перестали надевать украшения. Он призывал художников писать картины только на религиозные сюжеты, устраивал «костры тщеславия» на главной площади города, на которых сжигались все предметы роскоши – и находились художники, которые сами бросали в огонь свои работы…

Кот слушал, склонив голову набок, и даже забыв закрыть рот после очередного удивленного «мяу».

– Да, Барби, – начал подытоживать я, – Флоренция до Савонаролы была самым веселым городом в Италии, городом карнавалов и искусств. И все это флорентийцы променяли – совершенно добровольно! – на жизнь в унылой богадельне… Замечательный феномен в истории!

Барбаросса, который под впечатлением услышанного давно сменил гнев на милость, одобрительно коснулся лапой моей щеки.

– Между прочим, – сказал я, возвращаясь к теме нашего расследования, Савонарола и один из наших с тобой «клиентов» – папа Александр VI – были злейшими врагами. Ведь этот проповедник обличал католическую церковь, а значит, и ее главу, в разврате и коррупции, призывал к ее очищению. Папа пытался было, как это принято по доброй традиции, подкупить его – предлагал кардинальскую шапку, а когда тот «гордо отказался», перешел к репрессиям. Сначала запретил проповедовать, потом отлучил от церкви, и в конце—концов, казнил. Именно на его противостояние с понтификом, судя по всему, и намекает Делла Ровере в своем письме. Так что, в лице Савонаролы кардинал нашел надежного союзника в своей борьбе против папы. И, пожалуй, мы можем уже констатировать, что тот образ дьявола во плоти, который сохранился в истории о папе Александре VI, во многом был создан стараниями этой парочки. Да, но при чем здесь убийство его сына? Кажется, все, что я накопал в архиве, нисколько не приближает нас к его раскрытию. Или все-таки, приближает?..

Классические детективы учат, что начинать поиск убийцы нужно с ответа на вопрос «кому выгодно»? В случае со смертью Родриго ответ вроде бы очевиден – убийство было выгодно его отцу, папе Александру VI – Родриго мешал его планам женить старшего сына, Чезаре на Шарлотте.

В этот момент Барбаросса, сидевший у меня на коленях, громко мяукнул – то ли вопросительно, то ли возмущенно.

«Хм, – подумал я, – а ведь правда, откуда мы знаем, что Родриго Борджиа—старший знал о связи Родриго Борджиа—младшего и Шарлотты? Впрочем…

– Да, Барби, – сказал я после некоторого размышления, – папа мог знать об их связи и даже наверняка знал о ней. А для чего же еще, ты думаешь, Делла Ровере организовал слежку за ними? Помнишь, мы с тобой говорили о слухах и о том, что они распускаются конкретными людьми, имеющими конкретные цели? Слухи – самый надежный способ передачи информации в тех случаях, когда необходимо скрыть ее источник.

Мог ли папа Александр VI убить собственного сына? Теоретически – да, примеры в истории есть. Но у этой версии есть серьезные недостатки. Прямо перед носом кота я начинаю загибать пальцы.

– Во-первых, папа любил всех своих родственников, заботился о них, всех старался пристроить. А тут не просто родственник – сын. Во-вторых, папа, конечно, был большим бабником, но именно благодаря этому, хорошо знал женскую психологию, да и вообще был человеком очень неглупым и деловым. Он должен был понимать, что убийство не решит проблему – потеряв любимого, Шарлотта все равно, не пойдет за нелюбимого. Даже – тем более не пойдет. Наконец, в-третьих. Если убийца – действительно папа, то он должен был понимать, что эпитафия на могиле компрометирует его. Однако, он не только ничего не сделал с надписью на камне, но и, как мы теперь знаем, заплатил «премиальные» каменотесу.

«Что-то мне мешает поверить в эту латынь», Барби, как говорил классик, – резюмирую я. Хотя, пятьсот лет назад кое-кому, кажется, очень хотелось, чтобы мы с тобой – и не только мы – в нее поверили. Да и повод для убийства, тем более, собственного сына, честно говоря, – я скорчил скептическую гримасу и кот, приняв ее на свой счет, возмущенно крякнул – слабоват. Женитьба Чезаре на дочери неаполитанского короля была для папы желательна, но не была вопросом первостепенной государственной важности. Так, приятный бонус. Из-за этого собственных детей не убивают. Так что, вопрос о мотиве убийства остается открытым…

Неожиданно кот встает у меня на коленях на все четыре лапы, поднимает голову и издает долгий, однотонный звук – как собака, воющая на луну. Сначала это приводит меня в замешательство, но затем мне кажется, что я понимаю, что он имеет в виду.

– Ты хочешь спросить, почему именно Родриго, а не сам папа? – догадываюсь я. Да, это тоже хороший вопрос. И если у тех, кто задумывал это убийство, действительно были причины убивать кого-то из детей, а не его самого, то почему именно Родриго? Ведь были Чезаре, Лукреция – они играли значительно большую роль в папиных делах и в его политике. Почему выбран был самый непричастный и безобидный из его детей?

Кот снова проводит мягкой лапой по моей щеке – видно, хвалит за догадливость и логику. И тут я вспоминаю еще про одно открытие, сделанное мной в архиве – на этот раз их было так много, что забыть о некоторых было вполне простительно. Я поднимаю вверх указательный палец, напуская интриги, и с заговорщицким видом произношу:

– Впрочем, Барби, это еще не все!

Глава V

– Никогда я не видел отца таким злым, как в нашу последнюю встречу!

Затягивая пояс жакета, Родриго продолжил прерванный разговор. Шарлотта подошла к нему и повернулась спиной:

– Я отпустила прислугу, тебе придется поработать за нее.

Он стал застегивать крючки на ее платье, медленно двигаясь снизу вверх.

– Из-за меня? – спросила она, не поворачивая головы.

– Нет, из-за меня… Из-за нас… В общем, он считает, что только наши с тобой отношения мешают твоему браку с Чезаре. А этот брак ему очень нужен. Я не знаю, зачем, но нужен. Он сам об этом сказал.

– Постой, а откуда он знает о… О нас с тобой?

– Я не знаю, откуда, но об этом уже знает весь Рим.

– Ну, зачем – об этом можно догадываться, – задумчиво произнесла она после паузы. Так он зол именно на тебя? За что?

Родриго не ответил, но громко засопел у нее за спиной. Шарлотта стремительно повернулась к нему:

– Он требует от тебя прекратить нашу… наши отношения? Он требует, чтобы именно ты их прекратил?

Родриго кивнул.

– А ты отказываешься?

– Угу…

– А он говорит, что ты – не мужчина, раз не хочешь разорвать отношения с женщиной, если этого требует дело, так?

– Да, именно… – тихо пробормотал он. – Почти дословно так… Но откуда ты знаешь?

Шарлотта грустно усмехнулась:

– Это было не трудно. Я просто хорошо знаю людей такого склада, как твой отец. Ведь и меня окружают именно такие люди. Наверное, другие и не приходят к власти…

– Мне кажется, – сказал Родриго, когда Шарлотта предоставила ему возможность продолжить приводить в порядок ее туалет, – у него есть какой-то большой замысел, и твоя свадьба с Чезаре – только часть этого замысла. Но именно эта часть осталась единственным препятствием для его осуществления. Он даже помирился с кардиналом Делла Ровере…

– Да что ты! Это тот, который должен был стать папой вместо твоего отца?