Сладкий уголок в другом мире

Сладкий уголок в другом мире

Аурелия Шедоу

© Аурелия Шедоу, 2025

ISBN 978-5-0067-5635-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Аннотация к книге «Сладкий уголок в другом мире»

Алиса – талантливый кондитер из нашего мира, чья жизнь оборвалась в момент героического поступка. Но вместо вечного покоя она оказывается в фэнтези-мире, в теле голодной сироты с таинственным знаком кулинарной магии на ладони – ожогом в форме кренделя. Её единственное спасение – устроиться помощницей к суровому пекарю Гаррету, где она случайно раскрывает свой дар, превращая чёрствый хлеб в нежную выпечку.

Однажды в лавку заходит лорд Эдриан – холодный и сдержанный аристократ, который, попробовав её булочку, замирает на мгновение. С этого момента между ними завязываются нежные, полные намёков отношения. Ночные дегустации, случайные встречи под дождём, помощь у печи и танцы при лунном свете – каждый их момент пропитан теплом и сладким волнением.

Но сможет ли Алиса, простая пекарша, принять чувства лорда? И что скрывает её кулинарная магия? История, где любовь раскрывается, как рецепт идеального десерта: постепенно, с толикой страсти и щепоткой нежности.

Пролог: Последний десерт

Воздух в «Десертном рае» застыл густым сладким сиропом. Под локоть затекала капля пота – сейчас испортит глазурь. Чёрт! Алиса отставила кондитерский мешок, вытирая лоб тыльной стороной ладони. Идеальная шестиярусная невеста для завтрашней свадьбы стояла перед ней, и эта единственная капля пота казалась личным оскорблением.

– Лиза! Готова передавать…

Оглушительный хруст – не из духовки, нет, это лопался мир. Потом крики. Не возбуждённые голоса гостей, а визг.

Дым.

Чёрный, маслянистый, он выползал из-под двери в зал, цепляясь когтями за потолок. Сердце не заколотилось – оно просто остановилось. На секунду. Потом заработало с такой бешеной скоростью, что в глазах поплыли пятна.

– Не может быть… Мой торт…

Мысль была настолько идиотской, что сама себя оборвала. Алиса рванула дверь. В лицо ударило жаром, как от раскалённой дверцы печи.

– На выход! Все наружу! – её крик прорвался сквозь нарастающий гул.

Пламя уже пожирало барную стойку, лизало стены, с удовольствием впивалось в шторы. И сквозь этот треск, и грохот – тоненькая ниточка. Детский плач. У окна, в ловушке из огня, замерла маленькая девочка в розовом. Как мастичная фигурка с торта.

Раздумий не было. Было только: «Нет. Только не это».

Она нырнула в ад. Огонь обжёг рукав, запах палёных волос ударил в нос.

– Держись! Крепче! – голос сорвался на хрип. Она подхватила лёгкое тельце. Девочка вжалась в неё, обжигая страхом.

Ещё шаг. Ещё. Выход так близко, до него рукой подать…

Стеклянный грохот. Ревущий скрежет над головой. Удар, от которого перехватило дыхание. И – тишина.

Последним, что она успела понять – это то, что малиновый крем на её губах пахнет именно так же, как клубничный на прошлой неделе. Странная, никому не нужная мысль.

И ничего.

Пустота. Без веса. Без времени.

Потом… запах. Сначала едва уловимый, потом навязчивый, как наваждение. Тёплый, дрожжевой, до слёз знакомый. Свежий хлеб. Настоящий, деревенский, с хрустящей корочкой. От него свело скулы.

«Боже, я сошла с ума. Умираю и мерещится…»

Но нет. Это пахло так реально, что заныл пустой желудок. И тогда из ниоткуда, обволакивая то, что когда-то было её сознанием, пришёл не голос, а само его вкусовое ощущение, сладкое и горькое одновременно:

«Жизнь за жизнь… Высшая валюта. Мир, что ждёт, иссох. Его хлеб – пыль, мёд – желчь. Иди. Верни им вкус. Верни душу.»

И её, как изюмину в булке, замесили в этом странном тесте из света и ароматов, понесли куда-то, вымешивая память, боль, страх…

Удар. Холод. Влажная грязь на губах.

Очнулась от того, что её вырвало. Лежала в луже, тело ныло так, будто его протащили через мясорубку. Дождь? Нет, просто сырость.

«Жива… Как, чёрт возьми, это возможно?»

С трудом оторвала голову от земли. В глазах поплыло. Она подняла руку – медленно, будто конечности были из свинца – ожидая увидеть пузырящуюся кожу. Но рука была цела. Худая. В синяках. С грязью под коротко обгрызенными ногтями.

Чужая рука.

«Нет, – попыталась убедить себя Алиса, зажмуриваясь. – Галлюцинация. Угар. Сейчас открою глаза, и…»

Открыла. Ничего не изменилось. Холод. Грязь. Чужая одежда, пахнущая потом и нищетой. Чужая кожа. Паника, острая и тошнотворная, подкатила к горлу. Её снова вырвало – уже одной желчью.

И сквозь тошноту прорвалось единственное ясное, животное чувство – всепоглощающий голод.

«Поесть… Чёрт, хотя-бы просто хлеба…»

И тогда ладонь запылала. Не болью, а ровным, глубоким жаром, будто она прикоснулась к только что испечённой булке.

Алиса разжала кулак. И застыла.

На её – нет, на этой – ладони горел знак. Идеально чёткий, будто выжженный калёным железом пекаря. Знак в форме кренделя.

Она смотрела на него, и кусочки мозаики с треском складывались в чудовищную, невозможную картину. Пожар. Голос. Хлеб. Этот знак.

Это был не шрам. Не случайность.

Это был билет. Рецепт. Приговор.

Где-то вдали завыл ветер, предвещая бурю. Алиса с нечеловеческим усилием поднялась на ноги. Холодные лохмотья тяжело повисли на незнакомом теле.

Она сжала кулак, чувствуя, как тепло от клейма растекается по венам, обещая и боль, и силу.

«Что ж, – её новые губы искривились в подобии улыбки. – Раз уж я здесь… С чего начнём? С поиска еды, ясное дело.»

Глава 1. Чужой мир и чужое тесто

Булыжники под ногами казались специально неровными. Воздух пропитался запахами, от которых сводило зубы: дёготь, прокисшее пиво, человеческое отребье.

«Как здесь можно жить?»

Ноги подкашивались. Она брела, спотыкаясь. Мимо лавчонок, где торговали чем-то невнятным: серые лепёшки, похожие на подошвы, мутная похлёбка с плавающими жировыми кругами.

«Если в этом мире есть ад, то он определённо начинается здесь.»

Единственное место, откуда доносился хоть какой-то съедобный дух – «Пекарня Гаррета». Вывеска висела криво, но на косяке можно было разглядеть едва заметный герб – знак того, что когда-то эта лавка поставляла хлеб к столу знати.

Дверь скрипнула, словно предупреждая хозяина о незваном госте.

Внутри было темно, лишь тусклый свет масляной лампы выхватывал из мрака прилавок с грубыми караваями. Они лежали мёртвыми, потрескавшимися брусками, будто обугленные поленья.

«Кому в голову придёт есть подобное?»

– Убирайся, – раздался хриплый, как напильник по ржавчине, голос.

Из-за прилавка поднялся мужчина. Огромный, как мешок с мукой, его облик казался замешенным на усталости и недовольстве. Гаррет. Его руки были покрыты шрамами от ожогов, а в глазах стояла мутная закваска вековой усталости.

– Пожалуйста, – голос Алисы сорвался на шёпот. Она была слишком слаба, чтобы говорить громче. – Я… я умею печь. Дайте мне шанс… просто кусок хлеба.

Он рассмеялся – звук напоминал скрип несмазанных колёс.

– Ты? Да ты и тесто замесить не сможешь.

– Дайте попробовать… Умоляю.

Гаррет долго разглядывал её, его взгляд скользнул по её рваной одежде, задержался на лице. Потом он махнул рукой в сторону кухни:

– Ладно. Покажи, на что способна. Но если испортишь что – вышвырну в ту же канаву, откуда выползла.

Муки не хватало. Вода была жёсткой, с привкусом ржавчины. Масла не было вообще.

«Это невозможно. Такой хлеб даже свиньям нельзя.»

Но она начала месить, чувствуя, как дрожат от слабости колени. «Только бы не упасть», – молилась она про себя, и это отчаянное упорство заставило руки двигаться с привычной точностью. Пальцы сами находили знакомые движения. Но потом…

Ладонь вспыхнула. Не болью – живым, пульсирующим теплом. Искры. Золотые искры, как брызги расплавленного мёда, вырвались из её пальцев и впились в тесто.

– Что за чёрт?! – Гаррет рванулся к ней.

Но было поздно.

Тесто изменилось на глазах. Стало мягким, эластичным, начало пахнуть… сливочным маслом и ванилью.

Гаррет вырвал комок из её рук. Его глаза расширились.

– Это… – Он откусил. – Бриошь.

Он схватил её за запястье, с силой разжал пальцы. Его грубые пальцы с многочисленными ожогами впились в её кожу.

– Пламя Пожирателей не дремлет, – прошипел он так, что мурашки побежали по её спине. Его глаза сузились. – Будешь работать у меня. Но если кто узнает – тебя сожгут. Меня – вместе с тобой.

Алиса сглотнула ком в горле, но не отвела взгляда.

– Тогда… тогда зачем вы меня берёте?

Пекарь усмехнулся, но в его глазах не было веселья:

– Потому что ты сделала то, что не удавалось мне за 20 лет. Лорды… они требуют такого хлеба, который мне не под силу. – Он наклонился так близко, что она почувствовала запах перегара и дрожжей: – Работаешь молча. Никому ни слова. Пальцы сожгу, если проболтаешься.

Последующие часы прошли в гнетущем молчании. Гаррет хмуро отдавал приказы, избегая смотреть ей в глаза. Алиса механически выполняла работу, чувствуя, как каждый скрип двери заставляет её вздрагивать.

Солнце медленно проползло по небу, пробиваясь сквозь закопчённое окно. Свет сменился густыми сумерками, когда дверь пекарни открылась снова.

Алиса не сразу подняла голову. Она вытирала стол, когда вдруг почувствовала, как воздух в лавке изменился.

Тишина.

Шум улицы будто стих, когда лорд Эдриан фон Рейтель переступил порог. Он был высоким, в тёмно-синем плаще, который струящимися складками облегал его стройную фигуру. Волосы – тёмные, с проседью у висков – были собраны в строгий хвост.

– Месье Гаррет, – голос его был ровным, безразличным.

– Сейчас, ваша светлость! – Гаррет мгновенно сгорбился, его грубость куда-то испарилась.

Алиса замерла, стараясь стать невидимой. Но взгляд Эдриана скользнул мимо прилавка – к остаткам утренней бриоши.

– Что это? – он указал длинным пальцем с тонким шрамом от клинка.

– Так… эксперимент, – пробормотал пекарь.

Эдриан взял булочку. Его пальцы – удивительно изящные для мужчины – аккуратно разломили её.

Алиса невольно сжала ладонь, чувствуя, как шрам-крендель под кожей отозвался лёгким, почти незаметным теплом.

Лорд поднёс кусочек ко рту. И застыл.

Его глаза – холодные, серые, как зимнее небо перед бурей – вдруг стали другими. В них мелькнуло что-то неуловимое, почти человеческое.

– Это… – он медленно прожевал, – …вкус моего детства.

И посмотрел прямо на неё.

Впервые.

Когда дверь закрылась за ним, Алиса разжала кулак.

Ожог-крендель пульсировал ровным, настойчивым теплом, словно живое сердце на её ладони.

«Что ты со мной сделал?» – подумала она, но ответа не было. Только запах свежего хлеба, который теперь казался чуть менее горьким.

Где-то вдалеке завыл ветер, предвещая бурю.

«Что ж, – с горькой иронией подумала Алиса, поглаживая тёплый шрам на ладони. – Раз уж я здесь… Начнём с хлеба. Интересно, бывают ли в этом мире шоколадные дожди?»

Глава 2. Дрожжи и недоверие

Первый луч солнца, пробившийся сквозь щели ставень, разбудил Алису раньше петухов. Воздух в каморке над пекарней был густым и тяжёлым – не от дыма, а от дрожжевого дыхания теста, поднимавшегося в пекарне этажом ниже. Она потянулась, и ожог-крендель на ладони отозвался лёгким покалыванием, будто напоминая: «Ты не просто пекарша. Ты – гостья с чужой кухни».

«Третий рассвет здесь… И снова не знаю, что меня ждёт», – подумала она, разглядывая знакомые трещины на деревянных стенах. В её прежней жизни в это время уже пахло свежемолотым кофе, а не дымом и надеждой.

Спускаясь по скрипучей лестнице, она наткнулась на привычное ворчание Гаррета:

– Опять проспала! Дрова не колоты, печь не растоплена! Хоть бы раз пришла до петухов!

Алиса вздохнула и взялась за работу. Разжигая печь, она заметила, как пламя изгибается, словно живое, а искры на мгновение складываются в знакомые очертания кренделя. «Неужели и огонь здесь подчиняется тесту?»

Замешивая очередной ком, она невольно сравнивала его с тем, что готовила раньше. Грубая мука с отрубями, вода с металлическим привкусом, никакого масла… Но её пальцы уже нащупали ритм, а шрам излучал ровное, укореняющее тепло.

– Что это за способ замеса? – неожиданно раздался за спиной голос Гаррета.

Алиса вздрогнула, случайно выпустив тесто. Оно упало на стол с глухим шлепком.

– Я… так меня учили, – ответила она, чувствуя, как ладонь начинает по-настоящему греть.

– Никто так не месит! – Пекарь схватил её за запястье, разглядывая шрам. Его грубые пальцы с многочисленными ожогами сжали её кожу так, что кости затрещали. – Это колдовство? В Лесном Герцогстве за такое на костёр отправляют. И не думай, что твои фокусы с детьми останутся незамеченными.

В этот момент дверь распахнулась, впуская поток утреннего света и первого покупателя.

– Месье Гаррет, мой обычный заказ, пожалуйста.

Алиса узнала этот голос ещё до того, как обернулась. Лорд Эдриан стоял у прилавка, его тёмно-синий плащ был сухим, несмотря на утреннюю влагу. В отличие от прошлых визитов, сегодня он был без сопровождения.

– Сейчас, ваша светлость! – Гаррет мгновенно изменился в лице, отпустив её руку. – Алиса, принеси свежие булки из печи!

Пока пекарь собирал заказ, Алиса почувствовала на себе изучающий взгляд лорда. Его серые глаза, холодные как утро перед дождём, казалось, видели её насквозь. Когда она протянула ему пакет с выпечкой, их пальцы случайно соприкоснулись, и она почувствовала странное тепло – не такое, как от шрама, а более человеческое.

– Новый помощник? – спросил Эдриан, не отводя взгляда.

– Да, ваша светлость, – пробормотал Гаррет. – Неопытная ещё, но учится быстро.

Лорд кивнул и вышел, оставив после себя лёгкий шлейф запаха дождя и чего-то древесного.

После ухода аристократа Гаррет бросил ей мешок:

– На рынок. К празднику нужно втрое больше муки. Да не мешкай! И узнай у Марфы про её сухофрукты – если повезёт, продаст по старой цене.

Улицы города преобразились. Повсюду висели гирлянды из колосьев, а воздух был наполнен непривычными ароматами. Алиса шла, разглядывая товары:

Яблоки «Королевские слёзы» – багровые, с восковым налётом. Корзины со светящимися грибами, мерцающими призрачным синим светом. И мёд… тёмный, густой, как застывшая кровь. «Собирают на полях былых сражений», – пояснил торговец. Алиса поёжилась.

– Впервые на Урожае? – спросила торговка сухофруктами, заметив её интерес.

– Да… я новая помощница у Гаррета, – ответила Алиса, разглядывая странные сушёные ягоды, похожие на маленькие солнца.

– Тогда тебе повезло! – женщина рассмеялась, обнажив несколько отсутствующих зубов. – Сегодня вечером будут жечь Духа Урожая. А завтра… – Она понизила голос, – завтра будет Раздача. Королевская милость для бедных.

Её слова прервал громкий рог. По улице двигалась процессия: девушки в белых платьях и венках из колосьев несли огромное чучело из пшеничных стеблей. За ними шли музыканты с необычными инструментами – нечто среднее между скрипкой и арфой.

– Это Дух Урожая, – пояснила торговка. – Его сожгут на закате, чтобы урожай в следующем году был богатым.

Алиса кивнула, чувствуя, как ожог на её ладони слегка заныл в такт музыке. С трудом неся тяжёлый мешок, она вернулась в пекарню, где её уже ждало новое испытание.

У задней двери толпились ребятишки. Они жадно смотрели на витрину, но не смели подойти ближе. Их одежда была поношенной, а лица – удивительно серьёзными для такого возраста.

– Это из Приюта Святой Маргариты, – буркнул Гаррет, увидев её взгляд. – Не корми – привыкнут. Да и патронесса не одобряет. Та ещё стерва.

Но Алиса уже резала медовую коврижку, которую тайком приготовила утром. Маленькая девочка с тёмными, как спелые вишни, глазами осторожно взяла кусочек:

– Это… сладкое! – её лицо озарилось улыбкой, которая внезапно сделала её похожей на обычного ребёнка.

– Лора никогда не пробовала мёда, – прошептал мальчик постарше, бережно держа свой кусочек, как драгоценность. – В Приюте дают только чёрствый хлеб и похлёбку.

В груди у Алисы заныла знакомая тяжесть, та самая, что появлялась, когда она видела голодных бездомных у своего старого кафе. Это было опасно, но она не могла смотреть на их глаза.

– Приходите завтра, – сказала она, – я испеку для вас что-то особенное.

Поздно вечером, когда пекарня опустела, а последние угли в печи догорали багровым закатом, Алиса осталась допоздна. Вдруг дверь скрипнула, словно нехотя впуская посетителя.

Лорд Эдриан стоял на пороге, его плащ был покрыт каплями недавно закончившегося дождя.

– Вы… – Алиса растерялась, поспешно вытирая руки о фартук.

– Я проходил мимо, – он слегка нахмурился, будто сам не понимал, зачем зашёл. – У вас остались те… булочки? Те, что вы пекли вчера?

– Бриошь? – уточнила Алиса. – Да, есть одна…

Она достала последнюю булочку, которую припрятала для себя. Эдриан взял её и откусил кусочек. В свете единственной свечи его лицо неожиданно смягчилось.

– Вы печёте… как моя мать, – произнёс он неожиданно. – В последний раз я ел такое на Урожае десять лет назад.

Он положил на стол небольшой свёрток.

– Это для вас. Для экспериментов.

Развернув пергамент, Алиса обнаружила книгу – старинный сборник рецептов с потрёпанными страницами.

– Это…

– Рецепты моей матери, – тихо сказал Эдриан. – Возможно, вам будет интересно.

– Я… не знаю, что сказать…

– Не говорите ничего. Просто… продолжайте печь. – Он повернулся к выходу, но задержался у двери. – И будьте осторожнее с детьми из приюта. Доброта в этом городе редко остаётся безнаказанной.

И прежде чем она успела что-то ответить, он уже вышел в ночь, оставив после себя лишь капли воды на полу и лёгкий аромат дождя и грусти.

Прошла ночь, и на следующее утро, когда Алиса готовила обещанное угощение для детей, за дверью послышался лёгкий стук. Лора стояла на пороге, её тёмные глаза сияли, а в маленькой ладошке лежала потрёпанная голубая ленточка.

– Это… для тебя, – прошептала девочка, протягивая смятую ленту. – За коврижку. У меня больше ничего нет.

Алиса замерла. Эта выцветшая, грубая лента в крошечной ладошке была дороже всех королевских регалий. В горле встал ком, а в груди что-то ёкнуло и застучало, словно переворачивая тяжёлую опару. Она медленно, почти благоговейно, взяла подарок.

– Спасибо, – сказала она, повязывая ленту в волосы. – Это самый красивый подарок, который я когда-либо получала.

Гаррет, увидев это, неожиданно смягчился:

– Ладно… Можешь испечь для них что-нибудь к празднику. Но только сегодня! – Затем, понизив голос, добавил: – И припрячь эту книгу. За нее в нашем квартале горло перережут за медный грош.

Когда первые лучи солнца осветили её новую ленту, Алиса впервые почувствовала – возможно, в этом странном мире есть место и для неё. А за окном уже слышались первые звуки набирающего силу праздника – отдалённая музыка, смех, приглушённый звон колоколов. Мир вокруг больше не казался чужим. Он был полон запахов, звуков и… обещаний. Сладких, как только что испечённая булка.

Глава 3. Тайный дегустатор

Лунный свет, пробивавшийся сквозь запотевшее окно, заливал пекарню призрачным сиянием. Алиса сидела за столом, склонившись над потрёпанным дневником Элинор. Страницы пахли пылью, временем и едва уловимыми нотами корицы и грусти. Воздух был густым и неподвижным, нарушаемым лишь потрескиванием догорающей свечи, отбрасывавшей на стены причудливые тени.

Внезапный скрип двери заставил её вздрогнуть и смахнуть со лба выбившуюся прядь волн. В проёме, окутанный ночным мраком, стоял Эдриан. Его тёмный силуэт казался инородным телом в этом уютном хаосе.

– Ваша светлость, – Алиса поспешно встала, рассыпав по столу облачко муки. Белая пыль осела на её ресницах. – Пекарня закрыта…

– Я знаю, – его голос прозвучал приглушённо, словно он боялся спугнуть тишину. – Именно поэтому и пришёл.

Он сделал шаг вперёд, и лунный свет выхватил из темноты его лицо – бледное, с резкими чертами, но без привычной ледяной маски. В руках он сжимал продолговатый свёрток, завёрнутый в грубый пергамент.

Он двинулся к столу, и его плащ зашуршал по деревянному полу. Взгляд скользнул по раскрытому дневнику.

– Вы изучаете подарок, – констатировал он. В его голосе не было ни одобрения, ни порицания – лишь лёгкая ностальгическая грусть.

Алиса, не отрываясь от странного рецепта, лишь кивнула.

– Да… Здесь столько необычного. Этот, например… – она провела пальцем по пожелтевшей странице, – с добавлением светящихся грибов. Разве такое возможно?

Она наконец подняла на него глаза и замерла: по его лицу скользнула улыбка – первая за всё время их знакомства, неуверенная и по-детски чистая.

– Моя мать готовила такие пирожные ко Дню зимнего солнцестояния, – сказал он, и его пальцы невольно сжали край стола. – Они светились в темноте, как светлячки. Он будто поймал давно улетевшее воспоминание и теперь боялся его спугнуть. – Это… для вас. Вишнёвое варенье из наших оранжерей. – Он почти нерешительно протянул ей свёрток.

Алиса развернула пергамент. Внутри лежали шесть маленьких баночек с густым тёмно-красным содержимым.

– Я… не знаю, что сказать…

– Не говорите ничего. Просто… приготовьте что-нибудь. – Он сбросил плащ и сел на табурет, и в этот момент выглядел не холодным аристократом, а уставшим человеком, ищущим утешения в знакомых запахах.

Их ночные встречи стали ритуалом. Следующие несколько вечеров Эдриан приходил ровно в полночь, принося с собой какой-нибудь диковинный ингредиент: розовый перец с южных островов, засахаренные лепестки ночных цветов, чёрный мёд из королевских пасек.

Алиса заметила особенность – каждый раз, когда в выпечке присутствовала вишня, Эдриан съедал всё до последней крошки, а его глаза, обычно скрывавшие все эмоции, становились тёплыми и живыми.

– Вам нравится вишня? – спросила она однажды, подавая ему тарелку с только что испечёнными пирожками.

Он замер с половинкой у рта. В пекарне воцарилась тишина, настолько глубокая, что слышалось лишь потрескивание углей в печи.

– Моя мать… – голос внезапно сорвался. Он откашлялся. – Она готовила вишнёвый торт в мой день рождения. Каждый год. Даже когда… – он резко оборвал себя, – даже когда была больна.

Алиса молча положила перед ним ещё два пирожка. На этот раз он ел медленно, смакуя каждый кусочек, словно пытаясь растянуть миг и удержать в памяти ускользающий вкус детства.

Однажды ночью Эдриан неожиданно встал и подошёл к её рабочему месту.

– Позвольте, – он взял у неё из рук скалку, – я покажу вам, как моя мать раскатывала тесто.

Его руки – удивительно изящные для мужчины – ловко работали с упругим комом. Алиса заворожённо наблюдала, как бесформенная масса превращается в идеально ровный пласт.

– Вы… умеете печь?

Эдриан усмехнулся, и в его глазах мелькнула тень былого озорства:

– В детстве я проводил больше времени на кухне, чем в учебной комнате. Мать говорила, что у меня талант. – Он неожиданно замолчал, словно сказал слишком много.

Алиса осторожно коснулась его руки:

– Может, приготовим что-нибудь вместе?

Их мирное занятие прервал оглушительный удар. Дверь с грохотом влетела настежь, задув пламя свечей. В проёме, едва держась на ногах, стоял Гаррет. Его глаза горели мутным огнём хмеля и ярости.

– Ага! – он шагнул вперёд, его дыхание сбивалось. – Значит, слухи правда! Лорд тайком посещает мою пекарню! Ты хочешь, чтобы нас всех сожгли? Если его увидят здесь, пойдут вопросы. Кто она? Почему он здесь? И тогда твоё клеймо всплывёт наружу! Меня – за укрывательство, тебя – на костёр, а его – за связь с ведьмой!

Алиса в ужасе вскочила, опрокинув миску с вишнями. Алые ягоды рассыпались по полу, как капли крови.

– Он просто… ценит хорошую выпечку!

– Молчи! – Гаррет ударил кулаком по столу. Посуда грохнула и задребезжала. – Его репутация будет разрушена, да, но мы-то с тобой просто умрём!

В этот момент из темноты раздался спокойный, стальной голос:

– Моя репутация – моя забота, месье Гаррет.

Эдриан вышел из тени, его глаза холодно блестели в полумраке. В руках он держал корзину с какими-то кореньями.

Гаррет побледнел, как мука на его фартуке:

– Ваша светлость… я не…