Весёлый Роджер. Сборник рассказов

Я видел слишком много жестокостей, о которых в доброй старой Англии никто не подозревает, да и сам совершил их немало. Но убей меня Бог, если это не слишком – вот так истязать моряков, вся вина которых в их жадности, а покажите-ка мне не жадного джентльмена удачи… Тич сам виноват, когда близ Чарлстона предоставил нам добивать уже хорошо порванный нашими пушками шлюп, а сам на своей «Анне» погнался за более завидной добычей – неуклюжим барком. Ведь именно на неприглядный шлюп уплывающий в Англию на отдых старый каролинский работорговец погрузил всё своё золото, выжатое из чёрных рабских шкур. Когда я открыл сундучок после абордажа, и в лицо мне сверкнуло, я просто обомлел. А старый торговец человеческим мясом (который, надо думать, тоже только удовлетворял спрос на свой товар) совсем опечалился, и чтобы не расстраивать его дальше, я легонько полоснул ему саблей по горлу.

Я, конечно, понимал, что начнётся на борту «Авантюра», когда туда попадёт ящик, но даже не думал, что боцман Грэй так быстро сговорится с коком, который был ещё и командиром абордажной команды. Их тоже было пятнадцать, тех, кто решил избавиться от меня и остальных и уплыть с волшебным сундучком туда, где их не найдёт ни капитан Тич, ни Его Величество король, ни даже морской чёрт Дейви Джонс. Но уж от этого-то спасения нет, настиг он их, конечно, когда все они упокоились на дне его сундука, завёрнутые в грот и обвязанные линём. В общем, Арти Грэй прирезал моего помощника Тома Моргана, и, пожалуй, добрался бы до меня, если бы Дарби Мак Гроу не хватил его пришедшимся под руку багром, через что у боцмана из башки выплеснулись мозги. А Дарби мозги вышиб кок – из пистолета. У меня не было времени доставать саблю, я просто схватил паршивца за горло и вырвал кадык. Он ещё и отвратительно готовил. Позже выяснилось, что он прирезал в трюме своего поварёнка – видимо, мальчишка пытался меня предупредить. Ну и всё пошло, как пошло – ребята грызли сталь и глотали свинец, пока из всей команды не осталось нас пятнадцать, выдохшихся, как пеоны на плантациях Мейна.

– Йо-хо-хо, и в бутылке ром!

Мы смотрели друг на друга, прикидывая, продолжать ли делёж добычи, или поднять все паруса и нестись отсюда, пока не появился Тич – я ведь тоже решил, что буду проклят, если отдам золотой сундучок в пасть нашего любезного капитана. Но пока мы пялились друг на друга, стало уже поздно – вот она, «Королева Анна», заходит с левого борта и плещется над ней личный флаг мистера Тича: рогатый скелет с песочными часами в одной руке и копьём в другой, собирающейся пронзить алое сердце. Я часто думал над смыслом этого изображения, и мысли мои были печальными. Славный наш капитан Тич стоял на квартердеке и весь прямо-таки сиял от самодовольства. Напоминал он ходячий арсенал, потому что весь был обвешан пистолетами и размахивал огромным тесаком. Чёрную бороду, заплетённую в косички, развевал ветерок. Два зажжённых фитиля, которые свешивались из-под шляпы справа и слева от его лица, дымили немилосердно – капитан любил откалывать такие штучки. Как-то он спустился с перепившейся командой в трюм, зажёг там бочку с серой, закрыл все люки и не выпускал никого, пока его не начали умолять. Просто хотел показать морячкам, что такое ад. Он это хорошо знает надо думать… Вот такой человек приближался сейчас к нам, и глаза его сверкали так, словно и вправду он сам дьявол из преисподней. За спиной его толпились ухмыляющиеся негодяи из его команды.

– Что, Билли, вздумал обвести старенького папу?! – проревел он мне, когда борт ударился о борт и команда «Анны» попрыгала на палубу «Авантюра». Драться у нас не было ни сил, ни возможности, мы просто стояли и ждали, что с нами будет.

Тич тянуть не стал – всадил пулю мне в ногу.

Теперь я думаю, что, послав нас в погоню за шлюпом, он знал, что золото на его борту, и что мы схватимся друг с другом за него. А когда половина из нас прикончит другую, из засады появится он, Тич, и покарает мятежников. Кто выживет, ему было безразлично – он терпеть не мог и меня, и весь экипаж «Авантюра». Это был очень умный и очень-очень злой человек, капитан Тич, Чёрная Борода, и смерть для него не значило ровно ничего.

Да и что ожидать от человека, который заставлял плантаторов выдавать за него замуж юных дочерей, а после первой брачной ночи отдавал их своей команде… Я слышал, что таких «жён» у него было то ли двадцать, то ли тридцать. Помню одну маленькую креолку… Впрочем, это неважно.

Боль была дикой, я и сознание потерял, а очнулся уже на Сундуке Мертвеца, куда меня перенесли, кое-как перевязав. Дела мои были плохи – пуля раздробила кость и вскоре рана загнила. Но теперь это уже не имело значения.

И ведь сперва всё так и было, как задумал злодей Тич. Парни горланили и пили на островке, и ром всё больше вымывал из них людей. Потом кто-то выругался, кто-то ответил, завизжала выходящая из ножен сталь, пролилась кровь… И тут меня что-то словно толкнуло.

Я сидел в сторонке и, привалившись к чуть менее горячему, чем весь остальной мир, камню, потихоньку потягивал из бутылки. Нога болела, словно её уже зажаривали в аду. Возможно, так оно на самом деле и было. Но когда зазвенели клинки, я резво вскочил. Даже боль вроде прошла. Я опирался на саблю в ножнах, а другая, обнажённая, была у меня в правой руке.

– Джентльмены! – рёв мой был крепок, как в былые дни под штормом или орудийным огнём. – Мы все очень плохие христиане, не читавшие Библию. Мы бесчестные и кровожадные животные, и всех нас рано или поздно ждёт петля, а за ней геенна огненная. Да и поделом нам. Но пока ещё черти не разодрали нас, мы живём в этом проклятом мире и желаем в нём выжить. Вы ведь хотите жить?

Уж не знаю, откуда во мне взялись все эти слова, но ребята молчали и, приоткрыв рты, внимали им, а на последний мой вопрос дружно заорали:

– Да!!

– А коли хотите, – продолжал я, – нам надо перехитрить этого грязного старого чёрта, капитана Тича, который хихикает и думает, что мы тут перережем друг друга, чтобы у его банды не осталось работы. Но мы проведём его за нос, его, ром и самого дьявола! Мы будем сидеть на чёртовом Сундуке Мертвеца, мы будем лакать ром и орать песни. Но будем прокляты, если обнажим наши сабли чтобы убить кого-то из ближних! Мы и так слишком много убивали. Пусть покоятся наши жертвы, мы больше не прибавим к ним новых. Я всё сказал, а если кто-то с этим не согласен, он будет иметь дело со мной.

– Ну что, джентльмены, – я обвёл взглядом перекошенные безумием и жаждой рожи моих дорогих братьев, – кто-нибудь желает иметь дело со стариной Билли Бонсом?

Никто, конечно, не желал. Я был на одной ноге, но это ничего не меняло – я чувствовал в себе силы для драки. И все помнили ходившие про меня россказни, например, как я первым прыгнул на борт испанской бригантины, а в это время наш шлюп оторвало от неё, и я оказался среди пары десятков матросов и торговцев, жаждущих сорвать с меня шкуру. И когда ребятам всё-таки удалось вторично зацепиться за бригантину, они обнаружили меня с окровавленной саблей над горой трупов, а оставшиеся испанцы сбились в трусливую кучу на корме. Могу сказать, что всё это очень близко к правде.

Вот так я объявил о нашем банкротстве, и так с тех пор мы и жили. Я не знаю, как долго – мы не считали дни. Ночь приносила тяжкий пьяный сон, наполненный смертью и ужасом. До восхода солнца по моему приказу мы растягивали на песке просолённые матросские куртки, на которые оседала роса. Мы слегка размешивали её с морской водой и ромом и делили поровну – я сам наблюдал, как это происходит. На несколько капель больше доставалось совсем плохим – Луи Ароту, Биллу Джуксу, получившему на прощанье от Тича шесть дюжин кошек в уплату старых долгов, и Полу Грейпсу, который, зашибив в камнях спину, еле таскал ноги. А ещё мы ловили чёрных крабов, похожих на огромных тараканов. На вкус они были омерзительны, но мы поедали их с жадностью.

Потом мы разбредались кто куда. Одни оставались на пляже, поближе к ящикам. Пляж ведь был единственным местом на этом клочке суши, где можно расположиться с хоть какими-то удобствами. Кого-то несло к камням на вершине холма – им всё казалось, что там прохладнее. Другие в поисках одиночества продирались сквозь заросли колючего бурьяна, и, найдя местечко посвободнее, валились без сил. Но все забирали с собой бутылки, сколько могли унести.

Весь день снаружи нас сжигало солнце, а изнутри ром. Наши истощённые тела впитывали яд без остатка, мы даже не могли сблёвывать его, как постоянно случалось первое время. Мы знали, что скоро умрём, и ждали этого с отрешённой обречённостью. Но смерть не торопилась. Вокруг, куда ни кинь взгляд с Сундука Мертвеца, сиял смертельный Сундук Дейви Джонса, терпеливо ожидающий нас. Казалось, нет ничего легче, чем зайти в океан поглубже и нырнуть. Там мокро, темно и прохладно, там перестанет мучить жажда. Но ни один из нас не пожелал такого избавления. Не спрашивайте меня почему, я не знаю.

В какой-то момент, когда солнце выжрало мой мозг более чем наполовину, мне стало казаться, что этот Сундук Мертвеца – единственное, что даёт мне… я не знаю, что такое надежда, но, может быть, оно то самое и есть. Может быть, ром для нас тоже лишь средство? Может быть, он нам нужен затем, что приносит муки, которые прекратит только смерть? Наверное, я всё же сошёл с ума.

Тогда-то к нам и стали приходить мертвецы. То тут, то там возникали нелепые, невозможные здесь фигуры, мужчины и женщины. У одних шкура отваливалась клочьями, другие вообще сверкали голыми костями. Но они ходили, смеялись нам в лицо, дразнили и лакали наш ром. Первое время мы кидались на них с саблями – ведь запрет мой касался только убийства ближних, а не чудищ, хозяин которым чёрт. Но нельзя убить уже убитых, а выпитый ими ром словно бы никуда и не девался. Напротив, казалось, его становится всё больше, словно он сам был океаном, алчущем поглотить нас. И мы перестали обращать на мертвецов внимание – ведь они не кусаются.

Да, да, всё это были призраки убитых нами людей. Но если они думали нас напугать или заставить страдать, то просчитались – мы уже были перепуганы до смерти и страдали беспредельно. Одно время вокруг меня увивался задушенный мной на «Авантюре» кок, чья голова потешно подскакивала на шее. Он подвывал и щерился мне в лицо мёртвой улыбкой. А я глотал ром и глядел в океан. Потом приходила вереница французов. Как-то мы гнались за торговцем, он защищался, и меня это почему-то очень разозлило. Может быть потому, что я с утра не имел во рту ни капли рома. После того, как мы взяли их, я построил на палубе всех оставшихся в живых – сорок восемь человек, и сам зарубил каждого. А потом нашёл в капитанской каюте прекрасный ямайский ром и одним духом высосал бутылку. Теперь нашинкованные лягушатники таскались передо мной, кое-кто держал под мышкой отрубленные головы. Но я глотал ром и смотрел в океан. И много ещё таких приходило, но лишь малютка-креолка, дочь асьендеро из Гондураса, очередная «жена» Тича… Я перерезал ей глотку, потому что не мог допустить, чтобы над этим ребёнком глумилась толпа мерзавцев. Кстати, с тех-то пор Чёрная Борода и затаил на меня злобу. Но может быть, она не хотела умирать, может быть, хотела жить несмотря ни на что… Я не желал вспоминать её, глотал ром и глядел в океан.

А потом я отвёл взгляд и вот, передо мной сам капитан Эдвард Тич, и глаза его сияли адовым пламенем.

– Здравствуй, шкипер Бонс, – прохрипел он.

– Здравствуйте, капитан, – ответил я, еле ворочая сухим, как столетней давности собачий кал, языком.

Пришлось глотнуть рома, чтобы сказать ещё:

– Удивительно видеть вас здесь.

Он тоже глотнул из невесть как случившейся в его руках бутылки.

– Чему же ты удивляешься, Билли, – из его пасти вырвалось маленькое облачко дыма. – Я всегда остаюсь со своей командой. Разве не я сидел с вами в трюме, когда там тлела сера? И высидел до конца.

Я пожал плечами.

– Это потому что адово пламя вам не в новинку, сэр.

И тут я заметил, что лицо его – лицо Тича, оплыло, плоть слезала с него, один глаз вытек, показалась глумливая улыбка черепа. А второй глаз вспучился и стал как у лесной совы. И в чёрной бородище застряли водоросли и шевелились морские гады. И воняло от него, не как от живого Тича – застарелым потом и перегаром, а как смердит от пролежавшего пару дней на солнышке покойника. И понял я, что это сам чёрт Дейви Джонс пожаловал по мою душу, приняв для этого образ моего капитана. Очень удачный ход с его стороны.

Он понял, что я его узнал.

– Ну что, Билли, – проскрипел он, – вот и пришёл твой час. Твой и твоей вшивой команды.

Дьявол отсалютовал мне бутылкой, глотнул и захохотал, как безумный. Голова его тряслась и дёргалась, словно у Панча.

Я, видать, немного остолбенел. Просто глядел на него, так долго, что стало казаться – сливается он с сиянием океана и окружает мой остров со всех сторон. И всё же он был тут и продолжал надо мной глумиться.

– Ты же всегда знал, что тем и закончится: идти тебе в мой сундук на веки вечные.

Он глядел мне прямо в лицо и ухмылялся, как смерть.

– Ты столько ходил под флагом Тича, но так и не понял, что он обозначает.

Из пустой глазницы выскользнул маленький чёрный краб и спрятался в лохмах бороды.

– Это ведь я на том флаге, – совиный глаз стал бешено вращаться, из пасти опять вырвался дым, – а часы – это ваша жизнь, ваша проклятая жизнь, текущая, как песок сквозь мои пальцы.

Он подобрал горсть песку и показал, как у него течёт моя жизнь.

– А сердце – это ваши сердца, – продолжал он, и дым валил из него, – и я пронзаю их, но не когда вы умираете и идёте ко мне, нет, сэр, я уязвляю их сразу, как вы родились. Я помечаю вас, и никто, никто из вас не может стать иным. Вы мои!

Слова его стали складываться в какой-то дьявольский псалом:

– Ты пойдёшь со мной, и вся твоя команда, в мой сундук, где мокро и прохладно, в вечный покой, да не такой, какой хотели, а какой вам дам в доме моём сыром. Йо-хо-хо, и в бутылке ром!

И тут меня взяла ярость, какой не знал я от юности. Я швырнул в него полупустую бутыль, выхватил саблю и заорал:

– Ты всё лжёшь! Прочь с моего острова!

Я рубил его и орал «йо-хо-хо», а он ухмылялся и изменялся, как дым, и корчился передо мной, пока не исчез, полностью влившись в небольшое чёрное пятно на сиянии океана. Пока я пытался отдышаться, пятно всё росло и обернулось идущим к острову кораблём. То была «Месть королевы Анны», и я подумал, что старый чёрт Тич решил поглядеть, как мы тут посекли друг друга, и когда увидит, что его план не удался, спустит на нас своих псов. Но я, шкипер Билли по прозванию Бонс, не собирался им уступать – это был мой остров, я купил его у смерти и дьявола, и заплатил дорогую цену. А теперь они дорого заплатят за высадку на него. Я поднял саблю и пошёл к тому месту, куда должна была причалить «Анна». Я запел «йо-хо-хо», и песню подхватили ребята: безумный Луи, скрюченный Пол, Билл Джукс, вокруг изорванной спины которого вились мухи, рыжий Аллардайс, Израэль Хендс и все пятнадцать человек – пьяная команда Сундука Мертвеца.

Но когда корабль подошёл, мы увидели, что с бушприта его свешивается, ухмыляясь оголённой челюстью, обклёванная чайками мёртвая голова капитана Эдварда Тича.

***

22 ноября 1718 года «Месть королевы Анны» попала в засаду, устроенную лейтенантом Робертом Мэйнардом. В абордажном бою пали Тич и вся его команда. Голову Чёрной Бороды Мейнард приказал подвесить на бушприте захваченного судна и отправился за пятнадцатью пиратами, которые, как ему было известно, находились на рифе Сундук Мертвеца. Тринадцать из них были осуждены и повешены, юнга Луи Арот оправдан. Шкипер Билли Бонс ожидал казни, отсроченной, пока он не выздоровеет после ампутации ноги. Однако за это время король решил продлить срок действия амнистии, и Бонса пришлось освободить. Его выслали в Англию, где хромой калека умер в нищете.

Наталия Шипицова

ДРАГОЦЕННЫЕ ПЯТАЧКИ

Иллюстрация Григория Родственникова

В шумном кабаке корсарского гнезда Сен-Мало дым стоял столбом, отборная французская ругань смешивалась с диким хохотом. За самым обширным столом шумно отдыхала пёстрая компания молодых и старых моряков. Всех потешал старик с выбитыми передними зубами и огромным шрамом на левой щеке. То и дело между двух тостов звучало:

– Ален, старина, трави следующую! Жизнь пресна без женщин, вина и твоих баек.

– Слыхали, как пленники захватывали корабль? А как тонут жадные капитаны, слишком перегрузившиеся добычей?

– Слыхали, не томи! Придумай чего поинтереснее.

– Тогда так, – Ален пыхнул прокуренной трубкой, обвел компанию взглядом хитрых глаз. – Спорим, что расскажу историю, которой вы совсем не ожидаете, хотя слыхали всякое?

Слушатели настороженно притихли, ловя каждое слово шепелявого корсара.

– Было это в Средиземном море, рядом с Сицилией, пытались мы грабить маленькие городки недалеко от Рагузы. Народ там бедный, в основном рыбаки, а дрались, защищая свою нищету, отчаянно, даже убили двоих наших. Команда роптала, то и дело слышались споры:

– Какой смысл грабить злобных и нищих рыбаков?

– Толку никакого, а двоих ребят уже прикончили!

Капитан молча курил трубку и хмурился. В конце концов он собрал всех на сходку:

– Надо подождать! Дело не в рыбацких бочках, а в городских церквях-кьезах, где должно хранится много золота. По моим сведениям, несколько лет назад сицилийские пираты, грабившие африканское побережье и торговые корабли мусульман, оставляли награбленное в кьезах на хранение. Кьезы тут небогатые, кто подумает, что там сокровища хранятся?

Но однажды сицилийцы нарвались. Резня была страшная, тунисцев – или алжирцев? Чёрт их разберёт! – в общем, врагов было много, пощады они не знали. Людей вырезали, корабли потопили. Мы тогда подобрали смертельно раненого сицилийца, он и поделился перед смертью. Известно, что при последнем издыхании не лгут…

Короче, завтра отчалим по соседству, там хорошая гавань. Постоим сутки, загрузимся провизией и водой, выясним в местном кабаке, что там и как. Будем выслеживать церковь!

Матросы молча выслушали, кто-то отвернулся и плюнул на палубу, но возражать не стали, зная крутой и горячий нрав капитана.

Укрывшись в бухте, недалеко от деревушки Сампьери, корсары запасались всем необходимым. Немного погодя команда отправилась в местный кабачок разузнать местные новости.

Кабачок был бедный, с небольшим выбором вина и самой распоследней едой – чечевичной похлебкой с хлебом. Хозяин, увидев ватагу крепких, неплохо одетых мужчин, послал жену за окороком-прошутто в подвал. Тёртый перец, он сразу понял, что на этой компании можно неплохо заработать.

– Сеньоры, заходите, пожалуйста! Добро пожаловать, рады вас видеть, – кабачник рассыпался мелким бесом, поминутно кланяясь и сладко улыбаясь до ушей. Матросы заняли несколько столов; хозяин опытным взглядом определил вожака. Это был здоровый темноволосый мужчина лет сорока, говоривший на итальянском с сильным акцентом.

Угодливый поклон:

– Чего изволите, синьор?

– Подай три литра красного вина, столько же граппы, да закуски самой лучшей, – иностранец кинул на стол золотой дублон.

При виде монеты, хозяин мгновенно вспотел, почуяв удачу. Суетливо подал три кувшина красного вина и три бутылки холодной запотевшей граппы. Его жена успела нарезать прошутто с дыней и хлебом – пир горой по местным понятиям. Подглядывающий в щелку двери хозяйский сынок, заслышав чужую речь, побежал к соседям рассказать, что к ним занесло иностранцев-богатеев. Через четверть часа в кабачке стали появляться любопытствующие; кто-то заходил внутрь, иные застряли в дверях или устроились под окнами.

Молодые иностранные матросы ожидали женщин, но те так и не появились. По дороге в кабачок попались несколько фигур, одетых в чёрное и пугливых, как горные козы, но даже рассмотреть их не было возможности. Французы, плотно и вкусно пообедав, пригласили двоих местных жителей к себе за стол. Угостив вином и едой, стали расспрашивать про жизнь и местные новости. Вожак между делом завёл речь о покровительстве святых в опасном деле судовождения, о вкладах моряков в монастыри, богатых жертвах на украшение церкви:

– Вот как водится у нас во Франции!..

Тронутый благочестием незнакомца, разомлев от дармового питья и еды, разговорился дядюшка Пьетро:

– Храни вас Господь, приятель! А ведь и у нас есть такой обычай. Да вот, недалеко ходить за примером – рядом городок Каза-Аффумато, слыхали? Тамошние молодцы месяц назад в кьезу много чего привезли.

Подпивший трепач зашептал на ухо французскому капитану:

– Между нами, друг, все местные церкви берут на сохранение корсарскую и бандитскую добычу за небольшую плату, которую потом пускают – по их словам, конечно – на благотворительность. В этот раз наши молодцы за своими сокровищами не вернутся – нарвались на алжирцев…

И дядюшка Пьетро продолжил в полный голос:

– А городок тот ничего, сытый. Издавна по всей Сицилии славится разведением свиней. Тамошнюю свинину покупают не только соседи, но и много дальше.

Слушая старого болтуна, капитан уточнил как бы невзначай, далеко ли до этого самого Каза-Аффумато, а вскоре ушёл с пятеркой моряков постарше. Молодежь осталась в кабачке, собираясь ещё ужинать и прогуляться.

Судя по разговорам местных, ни городок, ни его церковь серьёзно не охранялись. Поэтому совещание командиров закончилось быстро: утром прийти под видом безобидных паломников, проникнуть в церковь и, прижав священника, забрать сокровища. Потом быстренько вернуться на корабль и отплыть куда подальше от Сицилии.

Ночью корсарам кому снилось, кому думалось, о том, что каждый получит на свою долю. Одним хотелось купить дом на побережье и зажить спокойно, другим мечталось весело прогулять все деньги на дорогую выпивку и женщин. Каждому своё!

Толстенький невысокий священник сидел вечером около кьезы и размышлял, как скоро придёт ответ из Сиракуз, центра митрополии. Неделю назад он отправил пиратские сокровища в Рагузу от греха подальше.

«Моя паства – такие болтуны! Не удивлюсь, если всё южное побережье Сицилии знает, что в кьезе хранится пиратское сокровище. Опасно! Что ни говори, но может навлечь беду: народ здесь бедный. Все только и мечтают разбогатеть!»

Но падре лукавил даже перед самим собой; на самом деле он надеялся благодаря этому пожертвованию перевестись в Неаполь или, хотя бы, Мессину.

Он устал от захолустного городка, от жуткого запаха навоза. От исповедей, где говорили только о болезнях, краже или сглазе своих и соседских свиней; от жалоб на плохую продажу свинины, или на то, что жена или муж плохо ухаживают за свиньями.

«Господи, прости мне это неприятие, дай смириться со своей участью!»

Но всё-таки в его душе жила мечта о возвращении в Неаполь, надежда на старости лет пожить рядом с родными, почаще навещать могилу матери… Падре спал и видел, как в самом Ватикане решают перевести его из этого свиного городишки… Ведь есть, за какую заслугу!

…А тем временем по городку Каза-Аффумато двигалась почти вся команда из Сен-Мало. Корсары морщились:

– Ну и вонища! Нашли, где прятать сокровища! В самом что ни на есть дерьме, чтобы никто не догадался!

Увидев рядом с кьезой сидящего на скамеечке священника, капитан обратился к нему:

– Падре, не откажите принять исповедь несчастных грешников!

Священник поднял глаза на капитана и его команду…

«Господи, Иисусе Христе, какие разбойничьи рожи! Дождался, пришли-таки за сокровищами. Хорошо, что успел отправить их в Рагузу!»

– Синьоры, конечно, всех приму на исповедь, всех, но мне надо приготовиться! Минуточку, я вас позову.

Священник нырнул в церковную дверь и закрыл огромный засов.

Кьеза была старая, времён арабских завоеваний. Тогда храмы строили как небольшие, но крепкие башни. В ней могли спрятаться до сотни местных жителей, а с запасом воды и еды был шанс продержаться целую неделю. Мощная, окованная железом дверь из старого дуба внушала почтение.

Как только корсары услышали лязганье запора, они поняли, что падре их обманул.

– Ах ты, старый итальяшка! Осёл, думаешь, мы тебя не достанем?! Сейчас разобьём окна и залезем внутрь. Тогда тебе не поздоровится! Открывай, не то хуже будет!

Падре размышлял. Если не открывать дверь кьезы, то разбойники разобьют древние витражные окна, которые делали пленные сирийцы после второго крестового похода. Их уже не восстановишь, теперь такие мастера витражей есть только на севере Италии и во Франции, в Шартре. Он слишком любил свою церковь, чтобы допустить такое!

«Открою дверь, пусть забирают всё, что у меня есть в кьезе, да и дома. А про сокровище расскажу, как есть: отправил в Ватикан!»

Пухленький падре, задыхаясь от волнения и полноты, засеменил к двери. Открыл дверь – и тут же получил сильный удар по голове. Разозлённая ватага разбойников ворвалась в кьезу. Корсары принялись переворачивать всё вверх дном, надеясь найти спрятанные сокровища. Время уходило, надо было побыстрее забрать ценности и вернуться на корабль.