Чёрточки между жизнями. Маленькие паузы, в которых живёт всё важное

Санька стянул капюшон.

– Что? – спросил шепотом.

Листва на ветру шумит, комары звенят, стволы кое-где поскрипывают… А-а-а! Дятел стучит!

– Глянь во-он на ту сушину. Сразу два красавца!

На сухой лесине работали два дятла. Пестрые, с красными затылками и длинными клювами. Один крупнее, другой заметно меньше – может, отец с сыном? Оба старательно работали клювами, и далеко разносился их дружный перестук.

Прошли еще немного. Стали чаще встречаться ели, хотя по-прежнему преобладали березы и осины. Трава уменьшилась, появился в обилии мох: и на земле, и на стволах, и на ветках.

– Опята! Опята! – звонко, с восторгом закричал Санька.

На поваленном замшелом дереве светилась в прорвавшемся сквозь листву пучке солнечного света ярко-бежевая с подпалинками семейка опят.

– Ух ты! Какой аромат! – Отец, наклонившись к ним, полной грудью вдыхал запах грибов. – Вот и первая добыча. Смотри, как надо брать опят.

Он развернул полиэтиленовый мешок, закатал его края больше чем наполовину и положил на землю рядом с грибами горловиной вверх. Ножом он аккуратно срезал грибы под корень. Санька повторил: своим ножиком быстро полоснул по тоненьким опяточным ножкам – грибы рассыпались в мох, в листву.

– Не спеши, аккуратненько одной рукой придерживай пучок грибов, как букетик за стебли, – объяснял ему отец, – а другой рукой ножиком срезай под корень. Некоторые грибники вырывают прямо с корешками, с грибницей. Я не знаю, правильно делать как они или как мы. В одном журнале пишут, что грибницу нельзя портить, а в других – что она уже не нужна для будущих грибов.

– Как же так? – удивился Санька, и в его расширившийся глаз тут же влетела мелкая мушка. Санька машинально потер глаз пальцами, но сделал только хуже: не вынул насекомое, а лишь затер его глубоко.

Отец вынул свой платок.

– Нет, пап, у меня свой платок есть. Я приготовил, – поспешил вынуть из кармана лесных штанов свой платочек Санька. – Посмотри-ка мне глаз.

– Давай спасу, – с улыбкой сказал отец и слегка оттянул пальцами сыну веко чуть вверх, потом чуть вниз и, увидев черную точку мошкариного тельца, ловко вынул ее кончиком платка. – Так вот, про грибницу, – продолжил отец, вернув Саньке платок. – Одни ботаники считают, что она помогает расти новым грибам, как бы подкармливая их. Другие утверждают, что грибы размножаются спорами, и оставленная грибница – это источник загнивания и гибели для других грибов. Общего мнения нет. Но нам-то все равно – срезать лучше!

– Почему?

– Потому, что незачем тащить домой лишнюю грязь на корешках! А во-вторых, дома корешки так и так срезать.

– Правда, – улыбнулся Санька, вспомнив, как много всегда бывает грибного мусора после обработки дома на кухне перед варкой или жаркой.

Тем временем отец отошел в сторону и стал срезать очередную опяточную гроздь в свой мешок. Тихая охота начала давать результаты. Санька чувствовал азарт добытчика: еще, еще, еще! Немного времени ушло на то, чтобы он приловчился красиво, аккуратно собирать опят. А процесс это, как он и ожидал, доставлял большое удовольствие. Санька наслаждался запахом грибов, упругостью их плоти, красотой их расцветки и формы. «Замечательные грибы, – думал про себя Санька, – то почти белые с бурыми крапинками, то молочно-кофейные, то бежевые, то коричнево-рыжие. И расцветка, и размер самые разные! Здорово, что их издалека видно и собирать легко!» Переходя от одной семейки опят к другой, он постепенно наполнял оставленный ему отцом мешок. Развернул края – мешок увеличился в объеме. Сложил очередную добычу. Потом перешел к другому мосточку грибов, развернул края, сложил добычу из срезанных опят – и дальше, и опять опята…

«Интересно, а почему их так назвали? – рассуждал молодой грибник. – Сыроежки – понятно. Лисички, рыжики – понятно. И маслята – ясно почему… А опята? От слова „пять“ или от слова „опять“?»

– — Ого-го-го-го-о-о!!! – донеслось до Саньки. Так они перекликались с отцом, если теряли друг друга из виду.

– Ого-го-го-го-го-о-о-о-о!!! – прокричал он в ответ и отправился к очередной грибной цели.

Казалось, что весь лес зарос опятами. Грибов было много: на валежнике, на замшелых пнях, на стволах деревьев. Семейки-переростки, у которых темно-коричневые шляпки уже были размером с ладонь, соседствовали с юнцами опятками-кнопочками, которые только-только проросли: самые высокие едва были с Санькин ноготок. «Как сказочные мальчики-с-пальчики», – усмехнулся Санька. Он старательно срезал их всех подряд: и старые и малые. Со временем он почувствовал, что перетаскивать мешок с грибами уже тяжело. Вскоре его пришлось оставить, открыть второй мешок и, собрав в него грибные трофеи, нести к первому, почти полному мешку – догружать его доверху.

Подошел отец с полным мешком опят, который он нес на плече.

– Может быть, пора отдохнуть? – спросил сына.

– Не-а, я не устал, – возразил бодрым голосом Санька. – У меня тоже почти мешок!

– Неплохо, – сдержанно подбодрил его отец, хотя по интонации чувствовалось, что он доволен стараниями сына. – Давай-ка мы с тобой вот что сделаем, – распорядился отец. – Отнесем оба мешка во-о-он к тем скривившимся березам. Они издалека заметны и будут нашим ориентиром. Там мы мешки оставим, а сами пособираем еще. Когда наберем по второму мешку, будем обедать. Согласен?

Санька, конечно же, не возражал. Вдобавок ему было приятно, что отец советуется с ним как со взрослым:

– Ладно, понесли. – Санька ухватился за свой мешок, но, споткнувшись обо что-то, повалился сам и повалил оба мешка.

– Тебя ноги уже не держат, – заметил отец, – передохни немного. Мешки я сам отнесу, а ты пока подсвежи мазилку на лице.

Он взялся – в каждую руку по мешку – и легко подкинул груз на плечи. Санька даже не успел возразить или подмогнуть. Немного обиженный, он достал из кармана тюбик с мазью.

Действительно, две старые березы были здорово искривлены то ли ветрами, то ли упавшим когда то на них сухостоем, то ли мощными зимними снегами – а может быть, и всем этим вместе? Так или иначе, но, подойдя к ним вплотную, Санька не преминул воспользоваться возможностью забраться на одну из них. Высоко лезть он не стал, но на три-четыре своих роста вскарабкался быстро: ствол был удобный, и сучья росли как будто бы под ноги, как ступеньки! Санька огляделся: лес, лес, лес вокруг! Никаких полянок, ничего примечательного. Повсюду зелень листвы начала уступать желтым, багровым, коричневым тонам. Осень была заметна во всем: и в красках, и в слетающихся к земле листьях, и в повисающих в воздухе паутинках, и в прохладе ветерка, и в нежарком солнце, и в запахах. Санька не мог сам себе объяснить, но чувствовал, что осень пахнет по-особому. Совсе-е-ем не так, как весна или лето! А зима совсем не пахнет… Хотя нет, пахнет – мандаринами и Новым годом! Улыбаясь воспоминаниям о празднике, Санька слез с дерева.

Отец снова пошел собирать грибы. Он шагал широко, уверенно, помахивая перед собой палочкой, сбивая ею паучьи тенета. Санька вспомнил, как их знакомый дядя Валера всегда сравнивал отца с таежным великаном – лосем. «Батя твой всегда по лесу прет, как сохатый», – так дословно звучала памятная фраза. В мальчишеском понимании это была большая похвала! Это означало, что его, Санькин, отец был сильный, большой, уверенный в себе, знающий лес и никого в нем не страшащийся. А еще добрый! Потому, что не волк, не медведь, а лось – не хищный зверь, значит, добрый!

– Па-а-ап! Пока-а-а! Удачной охоты! – прокричал ему в след Санька.

– Спасибо-о-о! И тебе удачи-и-и! – услышал он в ответ.

Санька припал к фляжке. Отец научил, что сладкий чай или компот лучше не брать – от них вскоре снова появляется жажда. Хороши простая вода или кисленький морс из брусники. Но брусника с прошлого сезона у них уже закончилась, а за нынешней они еще не ездили. Поэтому Санька напился воды. Развернув второй мешок, он почувствовал, что азарта собирать грибы у него уже не было. Небольшой перерыв сбил настрой, темп работы. Именно работы!

Санька относился к сбору грибов как к важному делу. Ну, как к контрольному диктанту: надо показать, чему ты научился. Это раз. А еще – внести вклад в общую копилку запасов семьи на зиму. Санька не стал признаваться самому себе, хотя это было правдой: ему нравилось, когда в разгар зимы родители дома доставали грибы или варенье и обязательно говорили: «Это те самые, что с Санькой собирали!», а гости (если они были) одобрительно поддерживали: «Ого, какой у вас помощник растет!» Эти мысли вернули ему нужное настроение. Тихая охота продолжилась.