Близнецовые пламена

– Вот и повод, чтобы попутешествовать!

– А он далеко отсюда живёт?

– Как сказать… Расстояния здесь относительны. Мы можем переместиться в то место мгновенно, одним лишь усилием мысли, но что-то подсказывает мне, что этот вариант тебя не устроит.

– Да, ты прав. Может, поедем на машине? – осторожно предложила я.

Он заговорщицки подмигнул мне.

– А что, неплохая идея! Правда, я не знаю, сколько по времени придётся добираться.

– Совсем не знаешь?

– Давай сделаем так: мы поедем на машине, а когда нам надоест путешествовать или если мы окончательно заблудимся, то тогда просто переместимся к моему брату. Идёт?

– Идёт! – весело ответила я.

Как же с ним было легко! Как с собой, даже легче! Немудрено, ведь мы являлись одной душой.

4

Когда мы выехали за пределы города моего детства, я перестала узнавать места, хотя теоретически там должны были оказаться территории, которые я не раз видела. Но нет, я не узнавала местности.

– Где мы? – спросила я Эвклидиса, уверенно ведущего автомобиль.

– Не узнаёшь? – улыбнулся он.

Я присмотрелась к проплывающему мимо пейзажу. Взглянула на изумрудные луга под ярким голубым небом, на величественные горы, объятые вдали холодной сизой дымкой. У подножий их низких малахитовых хребтов извивались синие ленты рек, на берегах которых расположились аккуратненькие домишки без изгородей. Я даже различила стада животных, пасущихся на пастбищах, и возле одного из них, кажется, заметила фигурку пастуха.

Внезапное озарение ворвалось в мой разум.

– Мы что, в Грузии?

Я аж подпрыгнула на месте.

Эвклидис утвердительно кивнул и засмеялся моей реакции.

– В месте, которое выглядит, как территория Грузии, – уточнил он.

Ну конечно, как же я с самого начала не догадалась!

Мой друг родился в маленьком греческом селе на юге Грузинской ССР и практически всё своё детство провёл там. Лишь недолгое время ему удалось пожить в Тбилиси, а затем его семья переехала в Ростовскую область. Естественно, и ему хотелось пожить в родных краях хотя бы после своей смерти. Только он, в отличие от меня, испытывал тоску по малой родине. И я тосковала, только не по тому убогому серому городишке, в котором меня угораздило родиться, а по Олянку – родному селу Эвклидиса.

– Мы должны туда заехать! – безапелляционно заявила я. – Там ведь есть души? Я хочу пообщаться.

Эвклидис исполнил мою просьбу и свернул с трассы на просёлочную дорогу. Далее мы ехали в молчании.

– Напугал я тебя, да? – вдруг спросил он.

Дорога настраивала на размышления.

– Что?

– Ну, в смысле, когда проявил себя в твоей жизни.

– Да нет… – ответила я.

– Напугал же, сам вижу. Но как было иначе поступить…

Я внимательно посмотрела на него, а затем отвернулась к окну, созерцая проносящийся мимо пейзаж.

– Знаешь, в некотором смысле это было… жёстко. Но я рада, что ты пришёл в мою жизнь, – задумчиво ответила я.

В моей памяти тут же начали всплывать картины того страшного года, на протяжении которого со мной происходила трансформация. Я его пережила!

– Извини. Но по-другому ты бы ничего не поняла.

– Да, я знаю, – ответила я.

Мы подъезжали к маленькому посёлку. Дома в нём располагались далеко друг от друга. В первых трёх никто не жил. Но вскоре мы увидели одинокого пастуха, которого я заметила ранее. Человек расположился под деревом и наслаждался видом прекрасной природы, время от времени посматривая на стадо, пасущееся неподалёку.

– Это старик Одиссей – мой сосед, – сказал Эвклидис.

– Старик?

– Ну, у него было такое прозвище при жизни.

На вид ему было не больше тридцати. Он действительно оказался соседом Эвклидиса. Жил через дом от него в Олянке.

– Славный был дядечка. И есть, собственно. Всегда при случае угощал нас, соседских мальчишек, конфетами. Помогал, если требовалась помощь, иногда даже брал с собой на пастбище. Воспоминания о нём остались самые приятные.

Эвклидис заулыбался, вспоминая о своём детстве. Наверное, счастье между нами распределилось неравномерно: его детство оказалось счастливым на 100процентов, моё же принесло мне немало горечи. Я родилась в бедной семье, хоть родители и старались сделать так, чтоб я ни в чём не нуждалась, всё равно жилось нам тяжело. Я росла скрытным ребёнком. Дети постоянно издевались надо мной, и каждый день в школе являлся для меня адом. Я сменила три учебных заведения, но всюду повторялось одно и то же. Братьев и сестёр у меня не было, даже двоюродных, друзей тоже, поэтому всё детство я испытывала тотальное одиночество и заброшенность и постепенно смирилась с таким распорядком вещей. Эвклидис стал моим единственным другом за всю жизнь. Мы с ним были как две противоположности. Оно и немудрено, ведь части одного целого обычно так не похожи друг на друга.

Эвклидис всегда был, как говорится, душой компании, и благодаря своему оптимистичному и жизнелюбивому характеру постоянно находился в центре внимания. У него была куча друзей, своеобразная свита, среди которой одиночество никогда не посещало его сердца. Он даже не знал такого слова, как одиночество. Его лёгкий, жизнерадостный характер, природное обаяние и харизма притягивали к себе, заставляя окружающихстремиться войти в круг его близких друзей. Он был добрым, отзывчивым, честным, но при этом мог проявить внутренний стержень и добиться своего. Эвклидиса любили и уважали как его друзья, так и его враги.

Эх, была бы я такой! Но, к сожалению, мой меланхоличный, нелюдимый, испорченный постоянными бедами и проблемами характер не подлежал исправлению. Хотяв последнее время, после трансформации, я стала замечать за собой, что становлюсь похожей на Эвклидиса, и его личность будто прорастает в мою, подобно привитой ветви роскошного плодородного дерева. Я чувствовала, что становлюсь лучше, что становлюсь собой, и моя собственная настоящая личность, задавленная и зашуганная в детстве, наконец-то вылезает из кокона.

Поток моих мыслей прервал неожиданный вопрос Эвклидиса:

– А ты не хочешь навестить своих родственников?

Я вздрогнула.

– Нет. Им всегда было плевать на меня. Если б было иначе, они бы встретили меня на вокзале.

– Не суди их строго. Возможно, у них были неотложные дела.

– Дела? – удивилась я. – Какие могут быть дела после смерти?

Тогда я ещё ничего не знала о мире мёртвых.

Эвклидис пожал плечами.

– Мало ли какие.

– Ты – моя семья. И, кроме тебя, мне никто не нужен, – твёрдо ответила я.

– Ну, Ананке, так нельзя. Прости их…

– Да я и не злюсь. Мне просто уже всё равно, – легко ответила я.

К членам своего рода, кто ушёл, я не испытывала никаких чувств. Собственно, как и они ко мне.

– Я бы хотела пообщаться с твоей семьёй, когда вернусь в мир живых.

– Так пообщайся. Кто ж тебе запрещает?

– Ты серьёзно? Да они же… Они не примут меня, да это и неуместно!

– Ну что они тебе сделают? Максимум, сочтут тебя сумасшедшей, если ты расскажешь, что общалась со мной. Ну и пусть считают. Что тебе с того? Но если они тебя примут, ты обретёшь ещё одну семью. Мои дети ведь дороги тебе?

– А если они заявят на меня?

– В полицию? Что за чушь! За что на тебя заявлять? Да над ними же первыми в полиции и посмеются! Ананке, не парься на этот счёт!

– Твоя жена внесла меня в чёрный список в соцсетях, а твой брат удалил из друзей!

– Ай! Ваши соцсети! Никуда без них! Моя жена так на тебя похожа! – засмеялся Эвклидис. – У неё такой же замкнутый меланхоличный характер, поэтому неудивительно, что она так реагирует на новые знакомства. Наверное, ты показалась ей надоедливой. Но мне кажется, мои сыновья тебя бы приняли. Они меня любили.

– Сейчас двадцать первый век! Никто давно не верит в потусторонний мир! Да меня просто засмеют! Даже слушать не станут, если я заикнусь об этом. Ещё подумают, что я оскорбляю твою память!

– Ну, как знаешь. Но я бы на твоём месте связался с ними. Хуже всё равно не станет. Я бы рискнул.

– Ну да, ты всегда рисковал. Я не такая.

Из близких родственников в мире Посмертия у Эвклидиса находились лишь его старший брат и отец. Его мать, сестра, двое братьев, жена, сыновья и две внучки – в общем, большая часть семьи– жили и здравствовали: кто в России, кто в Грузии, кто в Греции. И я… Я ведь тоже считала себя частью его семьи. И он будто прочитал мои мысли.

– Ты – больше, чем моя семья. Ты – это я. И ты всегда будешь для меня на первом месте. Это – великое чудо, что мы нашли друг друга. Случается так, что близнецовые пламена ищут друг друга столетиями даже здесь, в мире Посмертия… Нам крупно повезло. И всё благодаря моему племяннику. Умудрились же вы встретиться!

– И благодаря твоему сыну! Если б он не выложил твою фотографию, меня бы здесь не было.

– Это да, – подтвердил мой друг.

Если б не огромная разница в возрасте, мы бы с Эвклидисом жили вместе, как парень с девушкой, но… звёзды не сошлись, как говорится. Хотя у бессмертной души нет возраста, как, собственно, и пола. Он есть лишь у временного физического тела и выполняет только биологическую функцию. А в мире Посмертия, где уже не существовало никаких законов грубой материальной природы, мы могли бы жить вместе, ведь мы являлись одной душой. Я любилаЭвклидиса как друга, брата, близнеца, своё второе «я». Это было непознанное, новое для меня, неземное чувство. И я могла сказать точно, что оно было гораздо выше той любви, что существует между друзьями, родственниками или даже между мужчиной и женщиной. Оно являлось воплощением Божественного Притяжения, которое существует лишь между половинами одной души.

Красный внедорожник остановился на обочине просёлочной дороги, недалеко от дерева, под которым сидел пастух, мы вышли из машины, и, как только стали подходить к нему, он привстал и поприветствовал нас.

– Это Ананке – моё близнецовое пламя, – представил меня Эвклидис своему соседу.

– Приветствую! – вежливо отозвался он и пожал мне руку. – Эвклидис столько о тебе рассказывал!

– Правда? – удивилась я.

– Ну да. Сказал, что ты – очень талантливая девушка: и писатель, и программист, и музыкант.

Я застеснялась и отмахнулась.

– Да это… Это всего по чуть-чуть…

– Это ты прибедняешься. Я читал одну из твоих книг. Мне понравилась.

Я совсем уж засмущалась и покраснела как рак.

– Ладно, пойдёмте в дом. Я сегодня испёк пирог. Как чувствовал, что будут гости! – пригласил нас Одиссей.

Мы проговорили долго, около трёх часов. Одиссей рассказывал мне истории из своей жизни. Она у него не сложилась, но он всё равно ни о чём не жалел. Он рано женился, но детей Бог ему так и не послал. А однажды выяснилось и ещё одно обстоятельство, ставшее для Одиссея ударом, – его жена оказалась ему неверна. Но он стойко пережил и это испытание судьбы и продолжил заниматься своими делами, будто ничего не произошло. Всего себя он отдавал работе и пытался потопить в ней своё отчаяние. Так емудействительно становилось легче. Но ему не суждено было прожить долго. Несчастный случай – нападение стаи волков – унёс его жизнь.

Я вздрогнула, когда услышала, как легко он рассказывал о своей кончине. Будто ничего трагического не произошло.

– И вот я здесь, – закончил он. – Ну а ты, Ананке? Как тебе удалось найти своё близнецовое пламя?

– Ох… – я даже не могла подобрать слов. – Если честно, всё произошло так спонтанно и нелепо. Мы, можно сказать, нашли друг друга благодаря соцсетям.

– Соцсетям? – удивлению Одиссея не было предела.

Конечно, он знал о том, что такое соцсети. В мире Посмертия умруны владели всей доступной человечеству информацией и знали даже больше.

Мой рассказ получился сбивчивым, и краем глаза я заметила, как Эвклидис тихонько посмеивался в кружку с чаем. Закончив, я посмотрела в шокированное лицо Одиссея.

– Как же ты… Бедненькая… Господи! А ты что? – с наигранным упрёком обратился он к виновнику моих «злоключений». – Натворил дел?

– Главное, что мы вместе, и всё позади, – успокоила я хозяина.

– Ну, вы даёте! Каких только необычных историй не встретишь в жизни и после неё. А я вот ещё так и не нашёл вторую половину своей души, – грустно сказал он.

– Так нужно искать. А ты, видите ли, наслаждаешься заслуженным отдыхом, – беззлобно подколол его Эвклидис.

– Конечно! Теперь ты горазд советы раздавать!

Мы засмеялись.

– Ничего, ещё лет сто понаслаждаюсь тихой уединённой жизнью и тогда отправлюсь на поиски. Времени ведь целая вечность! – в заключение сказал Одиссей.

Когда мы прощались, он пожал нам руки и тихо шепнул Эвклидису на ухо, но так, чтоб я услышала:

– Береги её!

Странно, почему он не сказал то же самое мне. Наверное, считал, что Эвклидис – ведущий, а я – ведомая. Может, так оно и было, хотя части одной души являлись всё-таки полноправными. Но я ничего против главенства Эвклидиса над собой не имела. Я была ещё так молода, а у него жизненного опыта хватило бы на нас обоих с лихвой.

Мы сели в машину и отправились дальше, оставляя Олянк позади. Впереди нас ждал долгий путь, который мы решили пройти вдвоём. Ведь разве могло быть иначе?

5

После Олянка мы почему-то сразу же оказались в Москве. Только она была пустой. Огромный мегаполис с кучей улиц оказался совершенно безлюден. Может, в нём и жило несколько сотен или тысяч человек, но, углубившись в него, мы так никого и не встретили.

– Здесь, в мире Посмертия, необычная местность. И расстояния тоже, – заметила я.

– Города, воссозданные из воспоминаний множества людей, наслаиваются друг на друга. Но сейчас мы оказались в Москве именно потому, что этот город дорог тебе.

– Тебя тоже привёз поезд?

– Всех он привозит, – ответил Эвклидис, не отвлекаясь от дороги.

– Не люблю поезда, – сказала я. – Мне больше по нраву самолёты.

Я любила этот город больше остальных на свете, хотя часто выезжала в командировки в города не только России, но и Европы. Однако ни один город на Земле мне не пришёлся по душе, кроме Москвы. Я жила в нём не так долго, но в мире Посмертия, была бы моя воля, осталась бы в нём навсегда. И обязательно с Эвклидисом.

– Слушай, может, не поедем к твоему брату? Останемся здесь? – осторожно предложила я.

– Что ты! Я обещал. К тому же ты сама хотела путешествовать. Тебе нужно собирать материал для твоей будущей книги.

– Книги?

– Ну да, когда ты вернёшься из Посмертия, тебе необходимо будет написать книгу о своих путешествиях.

– Пф… Ты же знаешь, мне никто не поверит! В древнеегипетскую Книгу Мёртвых здорово верят? С чего ты решил, что поверят в русскую?

–Твоё дело написать.

Я и не отказывалась. Я понимала, что на Земле воплощаю мечту Эвклидиса, потому он и помогает мне. Оказывается, мой друг всегда хотел быть писателем, но не срослось, постоянно не хватало времени на написание книг. Он много работал, возился с машинами, воспитывал сыновей, строил дом, и, в общем, было не до писательства. А потом, когда дела его пошли в гору и он смог освободить немного личного времени для себя, произошёл несчастный случай, унёсший его жизнь.

– Думаю, после Москвы будут Салоники, – заметил Эвклидис.

–А, ну да, ты же переехал туда в девяностых… А если б не переехал, возможно, был бы сейчас жив…

– Ананке… Не скорби обо мне. Всё хорошо. Видишь? После смерти ведь жизнь только начинается!

– Да, но… Я не вижу здесь никакого развития, – разочарованно сказала я.

– Пока мы встретили лишь Одиссея, который решил отдохнуть. Но, поверь, здесь достаточно возможностей для самореализации и развития. Здесь так же можно что-либо изобретать, учиться чему-то новому…

– Тогда можно я останусь в Посмертии и буду писать книги здесь?

– Нет… – усмехнулся Эвклидис. – Мне удалось отпросить тебя всего на пару земных минут.

– Отпросить?

– Да. У кураторов.

– А кто они, эти кураторы? Ангелы?

– Нет. Ангелы – это воины Высших Сил. А кураторы – это древние души, души, воплотившиеся очень давно, которые провели в мире Посмертия уже тысячи лет.

– И у каждого человека есть такой куратор?

– Один куратор следит примерно за сотней душ. То есть за двумя сотнями людей. Не важно, сколько из них живых и мёртвых.

– Вот как! И почему же кураторы дали лишь две минуты?

– Ты ещё не исполниладо конца свою жизненную миссию. Поверь, тебе действительно ещё рано отправляться в Посмертие навсегда.

Спорить с Эвклидисом было бессмысленно. И я решила для себя тогда, что сделаю всё для того, чтобы он мною гордился.

– Слушай, ты не хочешь заехать куда-нибудь поужинать? – весело спросил он, меняя неудобную тему разговора.

– А ты разве испытываешь голод?

– Привычка.

– Тогда давай.

Нам попалось маленькое уютное кафе с удобной тёмно-коричневой мебелью и скромным, но вполне аппетитным меню. Кроме нас в нём обнаружилась ещё пара человек.

Естественно, мало кто после смерти горел быжеланием работать официантом, поэтому в кафе было самообслуживание. Но блюда стояли на витринах холодильников и выглядели вполне себе ничего.

Как только мы сели, к нам сразу же подошли те посетители, которых мы заметили ранее, желая познакомиться. Ими оказались парень и девушка.

Девушка назвалась Афиной, а парень Дмитрием. И что-то подсказывало мне, что её имя ненастоящее. За едой завязалась беседа.

– Вы вместе? – спросила я.

– Да! – весело отозвалась Афина. – Мы и при жизни были вместе. Но, к сожалению, мы – не близнецовые пламена.

– А мы как раз да! – с радостью ответила я.

– Да вы что? – изумлению девушки не было предела. – Впервые за двести лет нахождения здесь вижу перед собой одну полноценную душу!

– Неужели и в мире Посмертия это настолько редкое явление? – удивилась я.

– Представляешь, да. Мир Посмертия ещё больше, чем мир живых. Поэтому вероятность встретить здесь свою половину, если этого не произошло при жизни, практически равна нулю!

Ого! Эвклидис не рассказывал об этих трудностях. В тот момент я, наконец, осознала, как же нам обоим повезло. Наша душа обрела целостность и больше не страдала от неполноценности.

– А мы с Димой решили и здесь не разлучаться, – сказала Афина. – Хотя он всё порывается отправиться в странствия на поиски своего близнецового пламени. А я вот думаю: чего его искать, само найдётся, если суждено. А иначе это всё равно что искать иголку в стоге сена, даже хуже!

Афина оказалась чересчур болтливой. Её болтовню следовало бы повернуть в нужное для меня русло.

– Расскажи, как вы жили на Земле, чем занимались? – поинтересовалась я.

– Да… Всё, как у всех, – отмахнулась она. – Ничего интересного. Выросли, отучились, встретили друг друга, поженились, нажили двоих сыновей…

– А когда это было?

– У… В девятнадцатом веке… Сейчас смешно вспоминать, какими недалёкими людьми мы были…

– Человеческая цивилизация не стоит на месте. Лет через триста и мы будем казаться себе дикарями по сравнению с новыми людьми.

– Но кое-что навсегда останется неизменным, – сказал Дмитрий. – Отношения людей между собой.

– Да, ты прав, – согласился Эвклидис.

С той парочкой мы простились довольно быстро, как только расправились с ужином, и поехали дальше. Я не комментировала прошедшую встречу, хотя не могла сказать, что она вообще ничего для меня не значила. Всё-таки мне было интересно исследовать мир Посмертия и общаться с душами, точнее, с половинками душ.

Улицы постепенно сменились широкими магистралями. Мы покидали Москву.

– Если хочешь, мы можем переночевать где-нибудь в отеле, а наутро отправиться в путь, – заботливо сказал Эвклидис.

– Нет, не нужно. Только если ты не устал.

– Мёртвые никогда не устают, – ответил он тогда, и эта фраза намертво впечаталась в моё сознание. От неё сквозило какой-то обречённостью. Я находилась в ещё не совсем мёртвом состоянии, и у меня, в отличие от моего друга, ещё был путь назад, в мир, в который я предпочла бы не возвращаться, если б не «миссия», которую мне внушил сам же Эвклидис или наши кураторы.

В пригород Салоник – Каламарью – мы прибыли около четырёх утра. Занимался рассвет, а вдалеке слышался ласковый шум моря. Боже, я не отдыхала несколько лет, и мне вдруг так захотелось окунуться в воды того потустороннего моря, что я готова была идти купаться в темноте.

Мы, естественно, не стали останавливаться в гостинице, ведь в Каламарьи у Эвклидиса был собственный дом. Он стоял на высоком утёсе, а внизу, у подножия скалы, неистово разбивались о камень волны, будто желая сокрушить непокорный берег.

Я всё никак не могла избавиться от привычки спать по ночам, поэтому, как только мы приехали, сразу же завалилась на боковую. Из распахнутых окон, колыша лёгкие белоснежные занавески, веял прохладный ветерок, приносивший с собой упоительный аромат Эгейского моря. Та ночь была безлунной.

6

Наутро я проснулась и первым делом начала осматривать дом Эвклидиса. Он мне очень понравился. В нём бы я хотела остаться навсегда. А что? Я нашла своё близнецовое пламя и могла больше не обременять себя поисками, а о мире Посмертия мне мог рассказывать сам Эвклидис, и я писала бы книжки с его слов. И зачем возвращаться? Больше всего на свете мне хотелось, чтобы кураторы тогда передумали.

– Вот ты где! – обнаружил меня друг. – Пойдём завтракать.

Он был одет в белоснежную свободную рубашку и чёрные брюки. Его чуть отросшие тёмные волосы, поначалу уложенные назад, нещадно растрепал ветер, свирепствовавший на вершине утёса, и Эвклидис поспешил скрыться в доме.

– Сегодня ветрено, – сказал он.

А я стояла на краю пропасти, смотря в необозримый морской простор вдали, и не могла надышаться этим упоительным воздухом.

– Я не хочу назад! – сказала я за завтраком. – Пожалуйста, позволь мне остаться с тобой! Уговори кураторов.

Со стороны, наверное, мои попытки выглядели как нытьё.

– Ананке, – серьёзно начал мой друг. – Ты же понимаешь, такова система. Ты не можешь отправиться в мир Посмертия раньше положенного срока. И никто, даже сами архангелы, не способны повлиять на твою судьбу.

– А если я… Если я что-то сделаю с собой? – выпалила я.

– Что? Не смей даже думать о таком! Впрочем, у тебя всё равно ничего не получится, если тебе суждено умереть ещё не скоро и своей смертью.

В тот момент я вспомнила свою неудавшуюся попытку суицида, и сердце снова пронзила боль. Ведь страшен всегда не только сам суицид как явление, а ещё те жуткие события, произошедшие в жизни самоубийцы, с которыми его психика оказалась неспособной справиться.

Психологически Эвклидис был сильнее меня. Его, наверное, подобные малодушные мысли никогда не посещали. А я… Я просто тряпка!

– За работой время пройдёт очень быстро, и мы снова будем вместе. Вот увидишь! – успокаивал он меня.

А я жевала казавшийся безвкусным тост с маслом и понимала, что после возвращения ничего в моей жизни уже не будет хорошо. Хотя бы потому, что я ЗНАЮ. Знаю о том, что лучший мир будет ожидать меня лишь после окончательной смерти физического тела.

Завтрак оставил какое-то гнетущее ощущение в моей половине души, но вскоре оно улетучилось, как только мы пошли на пляж искупаться.

Узкие мощёные улочки, спускавшиеся вниз, вели нас прямо к побережью. Нагромождения ухоженных, выбеленных домов с цветущими в каждом дворе деревьями создавали видимость обитаемости города, но, увы, по пути на пляж нам так никто и не встретился.

Утром было прохладно, но как только я об этом подумала, солнце, будто прочитав мои мысли, стало припекать гораздо сильнее. Но, к сожалению, я не особо любила загорать, не в пример Эвклидису.

Мы пробыли в Каламарьи три дня, а затем мой друг всё-таки уговорил меня отправиться дальше.

Как же мне не хотелось покидать этот чудесный край, хоть я и понимала, что это – ненастоящаяКаламарья, а лишь город, воссозданный в Посмертии из воспоминаний людей.

Далее мы заехали в область тьмы, где ничего нельзя было различить. Лишь тусклые фары внедорожника еле освещали путь.

– Что это? Где мы? – взволновалась я.

– Скорее всего, в провале. В месте, которое не заполнено ничем.

– И большое оно?

– Вряд ли. Я когда-то проезжал через такое. Думаю, оно скоро кончится, – успокоил меня Эвклидис.

И вправду, вскоре мы будто выехали из чёрного тумана на свет. Разгорался тёплый зимний вечер. В окнах многоэтажек горели оранжевые огни, сквозь занавески даже просматривались новогодние ёлки, поставленные в квартирах.

Эвклидис ненадолго притормозил, чтобы я рассмотрела всё как следует. Протоптанная тропинка, усыпанная жёлтым песком, вела вглубь дворов, из которых доносились счастливые ребяческие голоса. И пусть всё это было лишь иллюзией… Эта картина… напомнила мне кое-что. Нет, не эпизоды из детства. Она напомнила возможные эпизоды, она напомнила тайные желания. Я всё детство мечтала жить именно в таком районе, а не в доме на отшибе, на самой окраине города, где даже детей не было, и завести друзей у меня не получалось ещё и поэтому.