Встречь Солнцу

Петра Левашова купец вспомнил без труда. То был родственник по матери, толи внучатый, толи двоюродный. Знал и что ныне он на Камчатке служит.

– Мужик с виду кто будет? – полюбопытствовал Андрей Серебрянников.

– По всему не гулящий. Одежей более на казака похож, – отозвался сторож.

– Бумагу от родственника мне принеси, а мужика сведи на кухню, пускай бабы отогреют, просушат с дороги и накормят вволю. После сам позову.

– Якутского острогу, купеческого звания, роднику моему Андрею Иеремеичу Серебренникову. Промемория. Писана в Петропавловской гавани, что на Аваче.

– Сразу видно человек грамотный пишет, подобающе, ни то что в здешней воеводской канцелярии. У тех и по ныне, промемория все сказкой обзывается, – одобряюще, про себя отметил купец.

– Податель сей промемории, – продолжил купец чтение, – Емельян Басов, родом из Тобольска, казацкого роду. Грамоте обучен, и счет разумеет. Большой он будет охотник до морского промыслу. На службе на Камчатке, в Большерецком и Нижне-Камчатском острогах познал он сей промысел в достатке, и большой к тому делу интерес имеет. Говорит, будто прознал об островах дальних, не ведомых, где зверя морского: бобра, да котика видимо не видимо. Умыслил он промыслом на тех островах дальних заняться и подельника себе сыскать. Оттого и от службы отказался и до Якутского воеводы подался, просить милости отпустить со службы Якутского полка сержанту. Поручусь, что Емельян человек совести и воровских дел не умыслил. Ежели ты в том интерес имеешь, помоги чем можешь по своему разумению, а коли нет то пускай с богом идет прочь. Писано июля 22 дня 1743 году. Руку приложил подлинно прапорщик Петр Левашов.

Прочитал купец бумагу и крепко задумался:

– Гляди как по мыслям моим объявился казак! Не иначе, то знак проведения!

Приоткрыв дверь кабинета, крикнул Семену:

– Веди казака до меня, ежели тот по харчевался!

Андрею Иеремеичу Серебренникову не дал бог могучей мужицкой стати, оттого с завистью посмотрел на дородного казака, что скрипя половицами вошел к нему в кабинет.

– Бог в помощь! – поклонился Емельян Басов купчине.

Несколько минут они с любопытством разглядывали друг друга.

– Присядь на лавку, – заговорил хозяин. – В ногах правды нет. Да и спешить нам некуда.

– Зацепило купчину! Сразу видно. Вон как глазенки бегают, – к довольству подумалось Басову.

– Этакому бугаю только и ходить на промыслы, все напасти сдюжит, и людишек в строгости удержит, – уже решил про себя купец. – Вот только не продешевить!

– Правду бает прапорщик, что острова знаешь, и найти сможешь их подлинно?

– Слово даю купец! Сам их зрел на карте командора Беринга, и журнал что при ней был весь прочитал.

– А коли так, то срисуй подлинно, вот и бумага с пером имеется.

– Что-то ты купец лиху хватил! Коли срисую подлинно, на кой лад я тебе нужен буду? Тебе, то знать не к чему. Сам все равно на острова не пойдешь. Твое дело на промысел денег дать, а опосля барыши подсчитывать. Еще скажу, что окромя карты, у меня и мореходы в сговоре, что на «Святом Петре» с Берингом хаживали.

– Борзо ты со мной разговоры ведешь. Могу и прочь гнать! Убыли с того не станет! – нахмурил брови купец.

– Убыли не станет, это точно, а вот барыши великие к другому купцу отойдут, – не сдавал гонора казак.

Купец с трудом подавил вспыхнувшую ярость. Немного лишку и быть бы казаку рваным собаками.

– А ведь характер у казака дюже крепкий. Без такого человека и дело не сладишь! То не в лавки приказчиком сидеть, – успокаивал себя Серебрянников. – Найдутся ведь и другие купцы, что рискнут своей казной для такого дела.

– Вы, Андрей Иеремеич не сомневайтесь! Дело верное!

– Сколь же на «Святом Петре» шкур бобровых промыслили? – примирительно полюбопытствовал купец.

– Кто же их считал? Набили трюм служилые до верху, и все дела! Но мыслю, что не менее двух тысяч шкур будет.

Купец защелкал костяшками счет. Несколько раз сбрасывал и начинал вновь. Наконец осерчал и бросил их в сторону.

– Напасть какая-то! Будто считать разучился! Сто тысяч получается! – растерялся Серебрянников.

– Все верно! Коли бог даст, и не сгинем в пучине морской, то товару промыслим не меньше чем на сто тысяч! – твердо заявил казак.

– И какой же между нами сговор будет?

Голос купца заметно осип от волнения.

– Ты купец бот строишь, и снаряжение с припасами в достатке на год приготовишь. А я людей наберу и на промысел с ними уйду.

– Ну а рухлядь как делить, и с людишками расчет вести?

Не по нраву все же было купцу, что казак в сговоре верх держит!

– Двадцать пять промысловых будет в достатке, чтобы и оборониться, и зверя добыть. Ежели все на сто паев разделить, то десять паев разделим на команду, остальные по полам делить будем.

Купец снова взбеленился.

– Я не согласен! У тебя ни кола, ни двора. Ты окромя своей жизни, что и полушки не стоит, ни чем не рискуешь! А мне придется потратить на строительство бота, тысячу а может и более, а сколь еще припасы стоить будут? Вот мое последнее слово купеческое. Десять поев на команду бог с этой голытьбой. Остальные делим так: пятьдесят моих оставшиеся сорок тебе.

Андрей Иеремеич аж взмок от волнения. В его мозгу бесконечно щелкали костяшки, подсчитывая будущие барыши.

– Бог с тобой купец! Будь по твоему!

Ударили по рукам компаньоны на том сговор и порешился.

***

Ежели прибытие отставного сержанта Емельяна Басова осталась тайной для большинства жителей Якутска, то прибытие и житие в остроге Иркутского Владыки Иннокентия для православной паствы было событием весьма значимым.

И привели его сюда заботы не малые. Святейший Синод еще в 1725 году при Тобольской епархии принял решение открыть Иркутское викариатство, куда с 1731 года вошли якутские земли.

Вроде бы и ладно. Но тот же Синод строго настрого наказал нести знамя Христово к диким народом восточного порубежья, крестить инородцев всюду, куда ступил православный русский человек.

Именно заботы миссионерства и привели сюда архиерея, иркутского епископа Иннокентия II. Якутский архимандрит Нафанаил получил от него множество инструкций и как организовать миссионерства, как строить и освещать храмы, и как обучать грамоте детей местного духовенства. У Нафанаила голова шла кругом от всех новшеств затеянных Святейшим Синодом. А что бы процесс христианизации инородцев шел еще быстрее, привез Владыка Иннокентий в Якутск русского инока. То был иеромонах Валаамского монастыря Димитрий.

Молодой еще человек, с приятной гибкой статью. Той, в коей без труда угадывается сила и недюжинная выносливость. Он отличался и редкостной для мужчин красотой, которая усиливалась природной его особенностью. Бог не дал ему мужской бороды. Видимо тюркская кровь далеких предков еще сильна была в его жилах. Русый волосами и смуглый ликом, он был тем представителем Русичий, что не редко встречаются на просторах империи.

– Какие новости будут из Валаамской обители, – не без интересу полюбопытствовал у Дмитрия Якутский архимандрит.

– Восстанавливается с божьей помощью опосля шведского разорения. Строителями там ныне монахи Иосиф да Ефрем, – отвечал Димитрий.

– Слыхал про инока Иосифа, достойный раб божий! Только стар больно! Императрица наша Елизавета Петровна человек набожный небось жертвует на монастырь денежку?

– Не забывает про нас милостивица! Пожаловала ныне тысячу рублей на починку и постройку монастырских зданий, и особенно на церковную утварь и на исправление иконостаса.

– Воистину милостивица! Дай бог ей здоровья и долгих лет жизни. Где же думаешь нести слово Христово? Край у нас велик, инородцы дики, и зело воинственны, – вопросил Нафанаил.

– Мне бы хотелось идти встречь солнцу, на самый край земли Русской, – мечтательно заявил Димитрий.

На что архимандрит не без улыбки ответствовал:

– Ныне край земли Русской уже за океаном Тихим! Не уж то туда задумал податься.

– За тем и приехал из Валаама. Путь не близкий, не гоже остановиться по среди дороги!

– Ну, ступай с богом инок Димитрий! Выдам тебе грамоту, что бы все воеводы и приказчики, способствовали тебе в том. Ты ни Христос по морю хаживать не сподобно, и хлебушка насущного понадобиться. Прости меня боже за богохульство! – перекрестился Нафанаил.

***

Лето 1744 года. Авачинская губа. Немногочисленные жители Петропавловской гавани высыпали на берег залива. Напуганные тюлени, кинулись с прибрежных камней в море. Не смотря на близость человеческого жилья, и каждодневное истребление, они ни в какую не желали покидать многовековое насиженное лежбище.

После возвращения в Охотск «Святого Петра» и «Святого Павла» корабли не особо жаловали новоиспеченный порт, и гарнизон гавани пребывал в крайней бездеятельности. Одним словом праздность, совершенно утомила служилых, и оттого появление корабля вызвало всеобщее ликование.

Название его не отличалось разнообразием от предшествующих. Все тот же «Святой Петр». Но это был совершенно другой, новый корабль. Видимо святой Петр шибко хорошо себя зарекомендовал как заступник русских мореходов. Ведь он был изначально рыбаком, это после стал любимым учеником Иисуса. Это ему принадлежит ответ – «Христос, есть сын Бога живого». На что Иисус произнес:

– Я говорю тебе: ты – Пётр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её; и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах.

Оттого и нарекали, что надеялись более на апостола Петра, нежели на крепость кораблей морских. На этот раз «Святым Петром» нарекли скромный шитик. Тот самый, что отстроили в Охотске на денежки купца Серебрянникова, и теперь под флагом компании « Иеремей и Сын» отправлялся на промысел к берегам Америки. Двадцать человек экипажа возглавлял Емельян Басов, а за морехода был Петр Верхотуров, из команды командорского пакетбота «Святой Петр».

С трудом удалось Басову преодолеть препоны командира Охотского порта. Лишь после того как взяли на борт иеромонаха, и служилого для сбора ясака, получили разрешение на выход в море. Оно конечно и без разрешения уйти можно, но вот с возвращением потом будут проблемы, можно и товара всего лишиться.

В Петропавловской гавани пробыли недолго. Пополнили запасы воды, продовольствия и ушли встречь солнцу, курсом на полуношник. Ревностно относился Басов к сокрытию целей и особенно маршрута плавания, но кота в мешке не утаишь. У многих разгорелся аппетит идти вслед за шитиком «Святой Петр». Но только Емельяна Басова уже не обойти! Первым он устремился к местам богатейшего промысла. Теперь его не остановить. Все снесет на своем пути, а давнишнюю мечту, быть первым, исполнит.

Глава вторая

Командорские острова

***

Конец лета 1744 года. Где то у берегов Камчатки. Шитик «Святой Петр» покинув Авачинскую бухту, шел на север вдоль восточного побережья Камчатки. Едва вахтенный матрос заметил приближение горы Снежная, как тут же охотский мореход Верхотуров заворотил руль и шитик устремился в направлении полуношника.

– Нечего Устинским на глаза попадаться. Могут и следом увязаться, – одобрительно буркнул передовщик.

Усть-Камчатское зимовье, обошли мористее и теперь шли прямо встречь солнцу. Гора Снежная послужила лучше всякого маяка. Этот вулкан возвышается над Камчатским мысом добрую версту. За его вершину вечно цепляются облака, создавая ему грибовидную причудливую шапку. Пройдет время и на Камчатском мысе зажжется настоящий мояк, указывая русским мореходам дорогу домой.

Таился Басов от постороннего глаза, оттого и не зашел в устье реки Камчатка, а сходу устремился к заветной цели. И август выбрали не случайно. В это время ветра в аккурат дуют от берега. Ежели правильно взять курс, то в несколько дней добежишь до Командорских островов. А ежели дашь маху, то считай пропали. Не выдержит шитик долгого морского скитания. Раскиснут от морской воды ременные плетни, и развалится вовсе.

Все на этот раз вышло ладно. Емельян Басов да мореход Петр Верхотуров добро подумали и угадали направление в аккурат. А уж погода и того паче. Стаяла, как на заказ, солнечная. Ветер и тот дул попутный. Редкостная по здешним местам погода!

На пятый день ходу, вахтенный заметил вершину горы, что вскоре раскинулась островом вширь. То был остров Беринга. Мореход Верхотуров признал его сразу. Здесь командор Витус Беринг закончил свои земные страдания. Ныне большой крест, сделанный из судовых надстроек, возвышается над его могилой, как символ вечной памяти и знак русского владычества над островом. Так уж повелось у русских первопроходцев метить новые земли православным крестом, а уж без могил редко когда обходилось.

Командорскими островами принято называть группу островов Алеутской гряды, что обособились со стороны Камчатки. По сути это два острова. Что по более – прозывается остров Беринга, а следующий, в двадцати с лишним верстах от него, остров Медный. Но пока он не ведам нашим мореходам.

Кроме этих двух островов в Командорском архипелаге насчитывают еще тринадцать. Это более скалы торчащие из моря. Вулканического происхождения, они черными громадами торчат из морской бездны, порой не имея даже малой растительности.

Зваться бы им попросту камнем, но их статус без сомнения поднимают бесчисленные обитатели. Для птичьих базаров и лежбищ морского зверя они добро годятся.

Шитик подошел к острову Беринга с южной стороны, прямо против горы Стеллера, что и была первой замечена вахтенным. Стеллеру, этому неугомонному ботанику довелось первому из людей взобраться на ее вершину и убедиться, что и с противоположной стороны простирается океан, оттого гора и носит его имя. Хотя имя Георг Вильгельм Стеллер достойно большего. Именно его научные изыскания, дали первую информацию о этих островах, и вообще наполнили смыслом всю морскую экспедицию Беринга. Его научные труды и собранная коллекция и по сей день является базовой в познании Командорских островов.

***

Южная сторона острова. Высокий скалистый берег возвышается будто крепостная стена, с легкостью отражающая бесконечные атаки морских волн. Черные пляжи, черные скалы. Будто при создании этих островов Господь позаимствовал материал в преисподней. Лишь верхняя часть скал, куда не достают самые смелые штормы покрыты мелкой растительностью. Эта зелень значительно закрывает черноту скал, и со стороны смотрится так будто создатель покрасил их зеленой краской лишь с верху до половины, забыв второпях закончить основание. Но эта растительная бедность только на первый взгляд и глубоко ошибочно. Не видимые с моря многочисленные глубокие расщелины, кишат растительностью. Сюда не задувают ветра, здесь скапливается питательный грунт, и растения буквально сходят с ума. В них легко утонуть. Разросшиеся до гигантских размеров, торчащие во все стороны папоротники, буйные поросли дикого пастернака, издававшие резкий запах, и багряные кисточки борца скрывались в этих расщелинах, достигая нереальных размеров.

Для шитика «Святой Петр» здесь не было ни какой возможности пристать к берегу, и судно, остерегаясь рифов, пошло вдоль берега правым бортом.

Скалы и безлесье. Лишь знакомая по Камчатке, каменная береза, но много меньше, совсем карликовая, с трудом цеплялась корнями за камни, слегка покрывала их наготу.

Непривычно лицезреть человеческому глазу на эту кажущуюся дисгармонию, когда береговая растительная скудность сочетается с изобилием живых существ. Человеку, прожившему всю жизнь на материке даже невдомек, что море здесь поставляет обильное пропитание всему живому.

Скалы сплошь заселены птичьими базарами. Август месяц особенно шумлив. Птенцы уже подросли, пробуют силу крыла. Шум, гам! Это сотни тысяч птиц! Серокрылые чайки, моевки, бакланы, топорки, и прочие, прочие. Специалист по этим пернатым может их насчитать здесь без труда более сотни видов. Виды между собой не мешаются, удобных мест предостаточно, оттого и картины птичьих базаров разнообразны, каждая носит свой особый колорит. А для того чтобы поразить самого избалованного ценителя пейзажей, с этих береговых скал, низвергались хрустальной чистоты водопады делающие картины настоящей сказкой.

Горы пошли на убыль и скоро ландшафт острова изменился. Появились косы и бухточки, где к великой радости, промышленники лицезрели лежбище котиков.

Сосчитать их было не возможно, да и такие мысли не приходили на ум. К чему счет, если вид лежбищ напоминает живое море. Морского котика, чья шкурка входила в моду при европейских дворах и весьма ценилась, было здесь, что звезд на небе.

Показались близлежащие небольшие острова, что право назвать вовсе камнем, скалой торчащей из воды. Опасаясь рифов «Святой Петр» взял мористее, что бы обойти опасное место.

Достигли Северо-западного мыса. Бес конца опуская лот, вновь приблизились к берегу. Обогнули мыс. Лежбища шли бесконечной чередой. Подслеповатые животные не обращали внимание на судно, и были совершенно спокойны. Лишь самцы, утомленные бездельем, более для вида, поднимали свои морды, и рыкали в сторону судна, напоминая о своем присутствии. Наивные животные и не ведали, сколь опасные враги объявились на острове. Безжалостные, ненасытные, с пустыми судовыми трюмами, они сейчас стояли на палубе, прикидывая барыши, что могут им достаться по паям. А уж трюм они набьют доверху, можно не сомневаться. Отныне у них одна жалость, что шитик маловат!

Передовщик Емельян Басов с трудом сдерживал свое ликование. Реалии превзошли все его самые смелые мечты. Зверя здесь видимо не видимо. Промысел хоть и новый, но по всему будет легким. Лишь море представляет опасность превеликую, да ежели случиться, что аборигены объявятся дикие и воинственные. Но это плата за добычу, что ожидается такая, которая затмит промыслы Мангазейских, Якутских, Камчатских и прочих ватажников.

Народец среди покручеников подобрался добрый, не подведут! Маловато числом, но более не можно, шитик невелик. И так пришлось взять ясачного казака, что охотский приказчик силком навязал.

– Пущай – говорит, – к шерти приведет тамошних инородцев, и ясак соберет для государя, а вы якобы для проведывания новых земель мною посланы. По возвращению так и отпишете в промемории! Ладно ясачный казак, того и к делу можно приставить, так еще и бумагу отписал. Глянь, чего пишет – «Тамошним инородцам никаких обид, утеснений и озлоблений не чинить. Съестных и харчевых припасов или чего самовольно грабежом и разбоем не брать и не отнимать; ссор и драк от себя не чинить и тем в сумнение тамошних народов не приводить под наижесточайшим штрафом и телесным наказанием».

– Хитер приказчик! Нечего сказать! – плюнул в сердцах Басов, – на чужом горбу в рай въехать хочет. А казака ясачного более для присмотру всучил, путь к островам прознать хочет. Ничего переметнем на свою сторону, а ежели заартачится, то и приключиться может чего. Все на краю смерти ходим.

Эти ватажники были теми русскими коих постигла очередная эпидемия алчности. Страшная болезнь, которая гнала мужиков от Уральского камня через всю Сибирь до Восточного моря. Алчность, эта безумная страсть к наживе, теперь погонит многих русских через океан к неведомым островам, и как всякая эпидемия запросит себе жертвы. Их будет предостаточно! Одних заберет море, других цинга, третьих копье аборигена. Пожалуй, даже Золотая лихорадка, что приключится много позже в Америке, будет не более насморка по сравнению с тем, что ныне зачалось у берегов Аляски с Русским людом.

Хотя! Был среди них один, что вовсе не думал о барышах, а попросту наслаждался в этот момент величественным видом творения господа. Иеромонах Димитрий тоже находился на палубе «Святого Петра», и молодым острым взглядом внимательно изучал берег. Для него, человека впервые оказавшегося в морском плавании, все было новым и необычным.

Не ведомо за чьи грехи попал он малолетним отроком за стены Валаамский монастыря. Там постиг учение божье, науки, ремесла, врачевание, но кроме монастырского уклада более ничего и не видывал. Отец Прокопий, что наставлял отрока, к своей благости сразу узрел способного мальчугана, и потрудился на славу. Редкостный монах удостаивался звания иеромонаха. Высок чин, слов нет, но братию подобрать к нему сложно. Не всякий способен полностью отречься от мирской жизни, и посветить себя служению господу. Ведь служба иеромонаха миссионерская, а это значить нести слово божья в места самые дикие. Оттого многие и сгинули, без всякой о том вести.

Большое рвение проявил Димитрий в служении богу, да и надобность в миссионерстве превеликая. Вот и удостоился монах высокого звания иеромонаха. По-другому это принявший постриг, монашествующий священник. А священника еще называют иереем, отсюда и идет название иеромонаха. Сам Валаамский архиерей произвел поставление в священники через рукоположение, черного духовника Димитрия. Вот только годами еще не вышел монах, больно уж молод, за то зело ретив в служении Господу.

На палубе вдруг возникло легкое оживление. Один из промышленников, указывая в воду рукой, крикнул.

– Гляньте туда! Вроде животина, а с хвостом.

– Раз с хвостом значит не лахтач, а кит.

– По-твоему я кита никогда не бачил. Глянь! Вон киты балуют в версте от шитика на глубине, а то вовсе другая животина и на мелководье шастает!

Все стали с любопытством рассматривать не ведомое никому животное. И действительно оно вовсе не напоминало не тюлений, ни моржей, ни других ластоногих.

Длина ее составляла около пяти саженей, и плыло на мелководье очень медленно. Сначала появлялась голова с характерным наростом, затем массивное тело и затем хвост. Это и привело всех в недоумение. Ведь когда плывет лахтак, то задние ласты у них прижаты друг к другу, а тут без сомнения был настоящий мощный хвост на подобие рыбьего. Огромное, неповоротливое животное явно паслось среди обильной растительной массы. Коричневые водоросли сплошь покрывали прибрежные воды, достигая поверхности и добрым ковром застилая все мелкие бухточки острова. Округлое тело неведомой животины, как бы переваливалось с боку на бок, выныривая обычно животом вверх.

– Да их там две! Будто коровы на лугу пасутся!

Мужикам шутка понравилась, и все дружно засмеялись.

– Это и есть корова. Стеллерова корова, – неожиданно для всех произнес передовщик Емельян Басов.

В этот момент он вспомнил, что уже видел изображение этого животного среди рисунков натуралиста Стеллера, в тот памятный караул на Аваче. Изображение неплохо совпадало с оригиналом.

Оказывается Димитрий, даже представления не имел, до какой степени может быть жизнеутверждающе и величаво творенье господне.

Грех это сознавать монаху, но все же простительно. Не много на земле создано богом подобных мест. Можно даже осмелиться заявить что единственное! Запасы морской растительности, рыбы, планктона, различных беспозвоночных и моллюсков, здесь настолько велики, что способны прокормить любое количество морских животных в течение всего года. И все это благодаря морским течениям.

Алеутские острова являются местом, где встречаются Северное течение из Ледовитого океана и ветви теплого течения Куросио. В результате вода насыщена кислородом, зима мягкая, а лето прохладное. Побывавшие на острове люди образно называют их страной вечной осени. Океан не замерзает, и даже плавающие льды не достигают этой широты.

Господь побеспокоился и о безопасности своего творения. Самый свирепый хищник на островах это писец. Но слово самый здесь абсолютно не уместно, ведь он, как ни странно, на Командорских островах единственный вид из сухопутных млекопитающих тварей. Зверек конечно прожорлив до крайности, но и то к месту, ведь санитария на таких лежбищах не последнее дело. И от людей долго оберегал господь острова. Не зря называют Командоры «Кладбищем тайфунов». Господь указал их как место, где заканчивают свое существование все тайфуны Камчатки и Алеутских островов. Северные широты и штормы долго стояли непреодолимой преградой для мореходов.

Но видимо недосмотрел Всевышний, а может решил проверить люд православный на твердость духа, и подал им соблазн до селе не виданный. Ведь только проведением Господним можно объяснить волшебное появление неуправляемого бота «Святой Петр» у единственной бухты на острове принявшей его без всякого участия в том команды и самого капитана Витуса Беринга.

Между тем шитик обогнул еще один мыс и остров – камень с лежбищем сивучей. Судно продолжало идти правым бортом к берегу, обходя остров. Теперь шли вдоль северного побережья. Начались лежбища морского бобра. Промысловые уже не верили своим глазам. Даже самые бывалые терли глаза, не смея поверить в реалии. Морской бобр, морская выдра, калан все это названия одного морского зверька. Он сильно напоминает обычную речную выдру, только размером раза в два больше и пловец несравненный.