Психоанализ по-русски

Лосев слушал, озирался по сторонам. Отдельная палата с телевизором – наверняка заслуга Климовой. Через пару минут подошла и она сама – с немытой головой, в обслюнявленных собаками джинсах, но зато с мандаринами в праздничном кульке. Но едва у собравшихся завязалась беседа, как явилась самая молодая сотрудница приюта – Полина, та, что высматривала себе жениха в День святого Мэла.

– Валентиночка Георгиевна! Я вам блинчиков принесла! Что ж вы нас так пугаете? Прямо на масленицу-то заболели! Мы же с вами собирались для всей нашей команды праздник устроить… – закудахтала девочка, потом лишь заметила в углу посетителей. – Вы тут? В приюте один Спанч, и он там один с самого утра говно чистит, надо бы его сменить.

– Ребятки, вы, прежде чем Спанча сменять, покормите моих рыбок. Вот, возьмите ключи.

– Может быть, сообщить кому-то из ваших близких? – осведомился Лось.

– Близких? У меня никого нет.

В этот момент у Полины зазвонил мобильный.

– Да. Нет. Нет. Нахер. Ты обещал привезти машину собачьего корма, трепло вонючее. Повторю погромче, если хочешь: трепло вонючее! Начиная разговор с наезда, не надо ожидать в ответ веселого щебетанья. Я не стану поощрять желание самоутверждаться за мой счет. Если ты хочешь поговорить, позвони еще раз и начни разговор нормально, – она засунула дорогую игрушку в задний карман джинсов, рискуя нанести ей непоправимые повреждения. Видимо, неприязнь к собеседнику проецируется на средство коммуникации. – Когда женщина поступает согласно инстинктам, то бабы дуры, а когда мужчина ведет себя как гамадрил на ветке, то это должно вызывать уважение?! Ну что застыли? – рявкнула она на опешивших товарищей.

Не сговариваясь, Лосев и Климова встали и быстро, даже как-то скомканно попрощались с Валентиной.

– Лось! Притащи мне книжек хороших! – простонала вслед болящая.

На стоянке пискнула изящная машинка, слегка присыпанная свежим снежком. Заняв пассажирское место, Лосев хотел задремать, но Климовой необходимо было выговориться – возможно, впервые с тех пор, как они познакомились.

– Ты не удивляйся, мы тут все такие – одиночки. Даже красотка Полли – ни подружек, ни родни. Это она с бывшим кавалером разговаривала.

– Я догадался.

– То есть, родня-то, наверное, у нее где-то есть, но она не поддерживает с ними связи. Исповедует крайний космополитизм. Школьные подружки проявили свою истинную сучность, когда ей удалось зацепиться в Москве, и стало ясно, что она уже не вернется на малую родину.

– Ну, да, – согласился Лосев. – Говорят, настоящий друг не тот, который разделит с тобой беду, а тот, который не захлебнётся от зависти, когда ты счастлив.

Климова покивала и свернула в переулок. В Москве кое-где еще есть такие места, попадая в которые, хватаешься за голову: Боже ж мой, что за клоака? Я в райцентре конца 80-х годов? Дом Валентины был именно в таком районе, недалеко от больницы – в пяти минутах езды, в старой хрущобе без лифта. И обстановка в тесной однокомнатной квартире была под стать дому: «модная» мебель из соцстран, чеканка с красавицей над облезлым диваном, на сортирной двери плакат с молодым Майклом Джексоном, на кухне безносые и безухие чайники, похожие на сифилитиков. Аквариум был единственным отрадным пятном в этой безрадостной действительности. Климова побросала рыбкам корм, две минуты полюбовалась на их кружение и скомандовала отступать.

По дороге она рассказала ему про Валентину Георгиевну: тетка всю жизнь всё откладывала на потом. Сначала из-за учебы, потом из-за желания поскорее заработать на квартиру и т. д. Не покупала красивых нарядов, не баловала себя поездками на море, даже не заводила кавалера – мол, какая может быть любовь при бытовой неустроенности. Занималась ненавистной бухгалтерией в надежде, что это временно – еще чуть-чуть и она встанет на ноги и займется чем-то другим, к чему душа лежит. А потом время ушло. Это как когда два часа ждешь автобуса в каком-нибудь захолустье, а потом понимаешь, что все равно придется шкандыбать пешком. «Только в моем случае шкандыбать уже не имеет смысла, так как я везде опоздала», – говорила она с немалой долей самоиронии. И это куда печальнее, чем все повести на свете. Она была консервативна, всегда настаивала на обращении по имени-отчеству и искренне не понимала своих молодящихся сверстниц с молодежными прическами, ярким макияжем и разноцветным лаком на ногтях: «Ты куда нацелилась, калоша старая? Хочешь у внучки мальчика отбить?»

Видя, что Лосев хорошо слушает, Климова плавно перешла на историю своей жизни.

– Я была замужем за богатым говнюком и при разводе отсудила у него половину имущества, – Климова вела машину агрессивно, Лосев даже вцепился в подлокотник при особо рискованном маневре. – Я люблю зверушек, но вряд ли я бы занималась всем этим, сложись моя жизнь удачно. Я бы, скорее всего, с головой погрузилась бы в дела семейные или, если бы сложилась карьера – в работу. Но ни того, ни другого у меня не получилось. Необходимо было придать жизни смысл. Валентина подсказала идею. Бывший пытался мне мешать. Не хотел делиться деньгами. Был уверен, что у меня кто-то есть, и деньги нужны мне для этого кого-то – в его понимании по-другому и быть не может: я отбираю деньги у мужа и приношу их новому хозяину, как собака тапочки. Долго не мог поверить в существование нашего приюта, а когда поверил, обозлился еще больше, оттого что его картина мира оказалась неверна. Писал мне емейлы под ником «Застранец». Цитирую: «Расфуячу вашу богадельню». Но у нас нашлись покровители покруче – и он сник под градом PR-какашек.

– Если не секрет, почему вы развелись? Насколько я знаю, богатых говнюков терпят, даже если они чудят, пьют и ходят налево.

– Как раз нет! Мой не чудил, не пил и налево не ходил. И я даже больше скажу – я его поначалу очень любила. И тем не менее, я была с ним дико несчастна. Я просто физически ощущала, как я несчастна. У меня нет объяснения этому. Если бы возлюбленный отказался на мне жениться, я бы утешала себя мыслью, что мне просто не повезло, что там, замужем, и есть самое счастье. Но если я несчастна, уже будучи замужем за любимым человеком и имея всё, о чем мечтала, то что мне ждать от жизни?! Что еще может ее скрасить? Это мой потолок, это вершина, лучше уже не будет, будет лишь хуже… … …Я в одной книжке прочла: «Нашему поколению супружество, похоже, дается нелегко: мы сражаемся с ним, точно с аллигатором из мутного болота». Это в точности как у нас! Я хотела любви, но она не сделала меня счастливой, вот и всё. Муж, кстати, знал, что я не чувствовала себя любимой. Будь я фотомоделью, этот чудила расстарался бы, чтобы предупреждать каждое мое желание. Но он с самого начала решил, что для меня – такой плохонькой – и так сойдет.

– Я бы не назвал тебя плохонькой…

– Но ведь моя внешность не для журнальной обложки.

– Бог с тобой! Уж если Сара Джессика Паркер годится для обложки, тебе не о чем скулить.

От женского внимания Лосев увертывался, как уличный кот – не слишком пугливый, но и не позволяющий себя тискать. Есть такие, которые, никуда не убегая, тем не менее так выгнут спину, что твоя рука пройдет мимо, так и не коснувшись их шерстки. Однако Климова ему нравилась, пока не посягала на него. Если бы она изменила своему знаменитому принципу недопустимости плотских радостей в этом несовершенном мире, она бы тут же ему разонравилась. Возможно, он даже увидел бы в ней черты Сары Джессики Паркер. Заводить отношения – значит рисковать своим душевным покоем, а Лосев с таким трудом его достигал, что не готов был поставить это благо на столь неверную карту, каковой может стать любовь. Влюбленные склонны проверять пределы своей власти. Стоит одному из них сказать: «Я не могу жить без тебя», как второй тут же захочет испытать это на практике. Одним словом, боль, причиняемая этим миром, оказалась для Лосева сильнее его соблазнов.

– Я, видимо, не умею заводить друзей, – разоткровенничался он в ответ. – Все, кого я считал друзьями, оказались пользователями. Продвинутыми. По мнению моих «друзей», я не вправе рассчитывать на что-то большее, чем та жопа, в которой я пребываю. И я послал их. Поэты и писатели высмеивают тех, кто гонится за «мишурой» – успехом, богатством и прочими благами, противопоставляя мишуре чувства. Но это в корне неверно, так как чувства – это тоже мишура. Мы растрачиваем их на людей не способных или не желающих оценить нас по достоинству, а между тем время нашей жизни – абсолютная ценность – утекает сквозь пальцы. Время – вот что самое главное.

В приюте, как ни странно, был не один Спанч – труды праведные делила с ним ершистая бабенка Дашка. Модное слово «феминистка» пристало к ней совсем недавно, а вот ершистой она была с рождения, что заметно препятствовало ее сближению с другими людьми. Недремлющий дух ее постоянно пребывал в оборонительной позиции. Она постоянно ждала от людей какого-то удара, и когда кто-то к ней обращался – даже с самыми мирными намерениями, – она отвечала таким резким выпадом, что о своих первоначальных намерениях человек забывал и включался в словесную перепалку, а нередко и в потасовку с выдиранием кудрей. Дашка была в шрамах, словно питбуль.

На Дне святого Мэла блестящий череп Спанча, видимо, задел какие-то нежные струны в ее феминистской душе: теперь она всегда работала с ним в паре, даже когда это не планировалось, ярче красилась, а несокрушимая мощь ее бедер была подчеркнута новыми леопардовыми лосинами. Увидев товарищей, Спанч облегченно выдохнул – видимо, наступление пробудившейся женственности шло по всем фронтам, и не было больше сил его сдерживать.

Когда Климова увела Дашку в помещение к кошкам, на Лосева вылился поток слёзных жалоб от того, кого он считал довольно крепким пацаном, не склонным жаловаться.

– Я ее боюсь, но это во-вторых.

– А во-первых?..

– Она дура. Она говорит: «Хочу начать с чистого листа». И где ты возьмешь чистый лист?! Я не чистый лист, моя личность сформирована предыдущим опытом, полна прошлых впечатлений, воспоминаний. Как ты меня обнулишь? Утюгом по кумполу?! Мой опыт кричит: не связывайся с дурами! И если пунктуальную дуру еще можно было бы терпеть, то Дашу, для которой плюс-минус пару часов ничего не значит, ни в коем случае! И феминистские лозунги в голове. Она же типа тасманийского дьявола!

– А это еще что такое? – осведомился Лосев.

– Злая мелкая зверушка, типа крысы. Ненавидит всех, включая маму-папу, братьев и сестер и собственных детей. Но в момент гормонального угара так жаждет любви, что совсем дуреет. Правда потом, когда гормональный уровень выравнивается, она своего кавалера может и загрызть ненароком, но это уж после… Очень похоже на Дашу. И потом, мне тридцать три года, мне не нужен начальник!

– Почему непременно начальник? Ты же говоришь, она дуреет от любви, – они сидели у вольера и кормили кашей старого колли с дефицитом зубов.

– Потому что! Она! Хочет! Мною руководить! Типа я сам не знаю, что для меня лучше, а она знает! Она мне даже намекнула, что в ее клинике требуется программист в штат. В штат, прикинь! С 9 до 18.00, пять дней в неделю!

– Согласно социологическим опросам, одинокие мужики быстро мрут. Британские ученые…

– Не пори чушь! Предложение, начинающееся со слов: «британские ученые выяснили», заведомо хохма. И, главное, ты пойми, я ведь даже послать ее не могу! Она единственный ветеринар, согласившийся помогать приюту бесплатно, мы не можем ее обижать… И ты был прав по поводу маникюра. В общем, я пропал.

Лосев, всю свою сознательную жизнь тоскующий по объятиям, обнял друга за плечи и постарался успокоить, насколько это возможно в такой катастрофической ситуации. В этот-то момент Дашка и появилась на пороге с возгласом:

– Твою дивизию! Педики! А я-то думаю, какого он ломается!.. Тьфу, – и вышла, хлопнув дверью. Лосев смутился и разомкнул объятия. Первым побуждением было догнать ее, вернуть и всё объяснить, но Серега его остановил:

– Нет-нет-нет! Ради бога, не разубеждай ее! – завопил он. – Ты же мне друг, ты же понимаешь, что это мой шанс на спасение!

***

Лосев помнил просьбу Валентины и пришел не с пустыми руками. «Принести хороших книжек» – это значит таких, читая которые, ты забудешь о болезни, голоде, тотальной коррупции в стране и даже о своей несчастливой доле. Особенно уместными ему показались вещи о пенсионерах, легко написанные, очевидно, с погружением в тему, полные иронии и при этом не лишенные изящества: Кингсли, Бакман, Макьюэн – все лауреаты литературных премий. Но не премия тут решала. Как шкала жизненных ценностей собственного изобретения, так и рейтинг прочитанных книг у Лосева был свой собственный. И каждой книжке он давал звезду – одну, две, пять – в зависимости от качества. И конечно, рекомендовал к прочтению он только те книги, что удостоились пяти звезд. Валентина Георгиевна долечивалась дома, возле аквариума, от книжек и фаст-фудовской еды была в восторге и даже удостоила Лосева беседы на личные темы, чего никогда прежде не было.

– Тебя сегодня уже поздравили с Днем защитника Отечества?

– Да, предки подарили нарядный конвертик с деньгами.

– Это хорошо, что не носки, – посмеялась она. – Я тебя тоже поздравляю, – Валентина вручила Лосеву подарочный пакет, в котором приятно бултыхалась бутылка коньяка. – С дружком своим разопьешь, хоть он и не служил, а человек хороший.

– Валентина Георгиевна! Ну и вы туда же! Дашка уже и здесь побывала и насплетничала?!

– Конечно. Вчера мне еду приносила.

– Ну, это же бред! Если мужик не бросается на первые попавшиеся сиськи, это еще не повод предавать его анафеме!

Валентина посмеялась:

– Да я, в общем-то, так и думала. Эти в такую рванину не одеваются и старой неубиваемой Nokia из принципа не пользуются. Просто хотела лично убедиться. Но вам придется смириться с тем, что слава летит впереди вас. Конечно, лучше всего было бы завести подруг – и тебе, и Спанчу. Не нравится Дашка – посмотрите на Ольгу или Полину. Другие девчонки обижаются, если парень не сводит их в ресторан или не купит айфон последней модели, а наши – из-за машины собачьего корма. Это заслуживает внимания. Так что когда вам надоест вести себя как идиоты, я буду рада замолвить за вас словечко перед девочками.

– Видите ли, Валентина Георгиевна, я что-то не наблюдаю среди людей, живущих парами, безоблачного счастья. Я, например, в свободное время сижу в интернете и играю в танки с виртуальными друзьями. И это нормально – у меня нет семьи. Но когда семейные люди сидят в соцсетях, это беда! Причем беда не только для их домочадцев, но в большей степени для них самих. Потому что если они, имея семью, сидят в соцсетях, значит, семья не приносит им радости. А семья, не приносящая радости, это страшная обуза.

– Согласна, но и одиночество может со временем стать не менее страшной обузой. На меня вот посмотри. Благо, что недолго осталось.

– Не надо о грустном, вы ведь поправляетесь, и мы скоро ждем вас на посту. Зверушки соскучились.

– О грустном? Фи, Лосев! Смерть – это не самое грустное. Если ты считаешь смерть самой большой неприятностью, то ты просто ничего не знаешь о жизни, – Лосев, конечно, знал многое, но спорить не стал. – Даже признаки старения вроде морщин – это благо. Они помогают примириться со скорым концом. Тело приходит в негодность, и расставаться с ним не так уж обидно. Особенно, когда жизнь была не особенно радостная. Хочешь, расскажу один случай? – и не дожидаясь согласия собеседника, Валентина поведала. – Однажды я ехала с дачи летом, кажется в тот год, что торфяники горели. Я везла с собой цветы, фрукты, и очень была рада, что мне удалось сесть у окошка – на следующей остановке народу прибавилось и такая радость уже не светила. Электричка была раскалена, как духовка, свежий воздух сочился лишь на остановках, когда двери открывались. Окна, само собой, были открыты, но почему-то это совсем не облегчало жизнь. И вот, проехав полтора часа в этой печке, я не выдержала и вышла в тамбур. Мне оставалось ехать всего десять минут, думаю – ладно, постою. По крайней мере, там дышать можно. И в тамбуре я ощутила то самое свежее дуновение – оказывается оно шло не из дверей, а из соседнего вагона. Да! В соседнем вагоне работал кондиционер! А я страдала полтора часа, боясь потерять свое место у окошка. Так и жизнь – я проявляла христианское смирение там, где это было не нужно, только лишь ради спокойствия, когда рядом было что-то иное, лучшее – надо было только поднять зад.

– Намекаете, что мне пора поднимать зад?

Валентина невесело посмеялась:

– Да нет, сиди. Ты, я слышала, болел?

– На рыбалке простыл.

– А доктор что сказал?

– Я не обращался, сам справился.

– Я бы на твоем месте обратилась, анализы сдала. Уж больно ты тощ.

– Вы прямо как мама!

– Если мама говорит, что ты на доходягу похож, значит мама права! На ранних стадиях болезнь можно победить.

– Какую болезнь?

– Да всякую, – замялась Валентина Георгиевна. Она уже жалела, что затронула эту тему – все-таки праздник. Но Лосев смотрел выжидательно и требовал ответа, и ей пришлось закончить начатую мысль. – Все мои знакомые, которые так выглядели, уже умерли.

Посреди ночи Лосев почувствовал пронизывающую боль в ноге, приподнялся на постели и включил ночник. К набухшей на голени вене присосалась летучая мышь. Первым побуждением было прихлопнуть эту тварь, но он представил, как хрустнут хрупкие косточки, как исказится мордочка… такая милая… И вообще, зверушку жалко, это же не комар какой-нибудь, не таракан, чтобы так, не задумываясь, убивать. А тогда как? Подождать, пока насосется и сама улетит? Кстати, а как она влетела – окна закрыты, на дворе холод собачий – конец зимы. Откуда в зимней Москве нетопыри?

Лишь после этой здравой мысли Лосев проснулся. Ногу свела судорога, и эта боль вошла в сон таким причудливым образом. Однако бабушка когда-то говорила, что подобные сновидения не к добру, и потому Лосев решил все-таки послушаться совета Валентины Георгиевны и сделать биохимию.

Неторопливая лаборантка на вопрос: «Когда будет готово?» вяло ответила:

– Через неделю. Если вам срочно, шли бы в платную.

– Мне не срочно, – ответил Лосев, раздражаясь и, как обычно, повторяя: – Больше ни ногой в этот гадюшник! – хотя знал, что придет снова.

***

На 8 марта прежним составом собрались в том же заведении, где недавно отмечали День святого Мэла. Звездун подарил цветы всем приютским дамам, очевидно, желая произвести впечатление на Климову, и бар благоухал. Полина отключила телефон, чтобы бывший не отвлекал. Дашка уже простила Спанчу его гейскую природу, так как он совершил свой маленький подвиг – вычислил, откуда шло кровожадное видео, нехабаровское. Злодеи (а их и в этом случае было двое) жили в Липецке.

Праздника как такового не получилось – настроение у всех было на нуле. Пару дней назад огласили приговор. Хабаровским живодеркам дали всего три года. Защитники животных выразили протест – мало. На самом деле любого срока было бы мало, потому что тут вообще не работают никакие юридические термины. Это не правонарушение, это нарушение психики. Срок – ну разве только для того, чтобы другим неповадно было. А ожидать, что эти монстры за три года исправятся, абсурдно.

Валентина Георгиевны на празднике не было. Она не удержалась от соблазна посмотреть новости, и эта новость повергла ее во второй инфаркт, выкарабкаться из которого у нее было мало шансов. Да и Лосев как раз сходил за результатом анализа, и опасения Валентины подтвердились. Так что повода для веселья совсем не было, пили почти молча. Только неугомонная Дашка теребила Спанча, чтобы он придумал, как покарать злодеев.

– Даша, всё что я мог сделать, я сделал – нашел их. Дальше не по моей части.

– А ты не мог бы найти какого-нибудь хорошего киллера?

– У меня нет таких знакомых!

– У меня есть, – сказал Лосев.

Все повернулись к нему с надеждой:

– Правда?! Мы скинемся!

– Не надо скидываться. Он за идею готов.

«У всякой души есть как бы две стороны: мягкая и жесткая, подобно тому как одна и та же рука может разить врага и ласкать ребенка. Нельзя ценить лишь душевную мягкость, порицая жесткость, или наоборот. К жизни надо всякий раз обращаться именно той стороной души, какой надлежит», – Лосев недавно читал одного японского мудреца и раздумывал о том, что для него сейчас наступил именно тот момент, когда надлежит проявить жесткость.

В легком подпитии Лосев шел домой и подводил итоги. Воображаемый собеседник с ним не спорил, лишь подкидывал подходящие цитаты из песен Высоцкого.

– Всё, что случилось со мной в жизни, было несправедливо, ничем не оправдано, словно Богу вдруг понадобилось меня измордовать. Говорят, оптимизм побеждает любую болезнь. С чего мне быть оптимистом?! Жизненный опыт накапливается, как пыль в мешке для пылесоса. Но если из пылесоса его можно вытряхнуть, то обнулить сознание – это, как говорит Спанч, только утюгом по кумполу. Упрекать человека в недостатке оптимизма – все равно что упрекать за короткие ноги: ты, наверное, недостаточно старался вырасти. Нельзя сравнивать оптимиста и пессимиста – у этих качеств есть объективные причины, равно как и есть они у успеха. Одни успешны потому, что смогли преодолеть все преграды (и таких единицы!), другие лишь потому, что на их пути не было преград. Я старался. Но при этом даже «кончины безболезненной, непостыдной, мирной» не сподобился. Я устал.

Из колоды моей утащили туза.

Мне уже не стать оптимистом. Да и не для чего.

Вдоль дороги всё не так,

А в конце – подавно.

Я никого не люблю, кроме питомцев из приюта. Но я хочу сделать что-то важное, ведь зачем-то Господь уберег меня и от пули, и от растяжек. Я, конечно, не доехал бы до Хабаровска с пистолетом в кармане – досмотр и в аэропорту, и на железнодорожном вокзале. Но до Липецка, где творится такое же зло, на любой попутке – легко! И это сразу превратит мою трехбалльную жизнь в десятибалльную. Я сделаю нечто весьма значимое для человечества, это придаст смысл моей жизни. Если же я этого не сделаю, то что меня ждет, кроме медленного мучительного распада? – Лосев скинул ботинки и полез на антресоли.

2018

Копилка

Кузнецы своего счастья остались

с молотами в руках и без материала.

Ю. Олеша

– Многие люди, глядя на свои детские фотографии, испытывают чувство, именуемое высоколобыми умниками когнитивным диссонансом. Изображение вступает в прямое противоречие с тем, что запомнилось о детстве. Почему в такую счастливую пору у меня такой тоскливый, даже несколько затравленный взгляд? У меня было счастливое детство, я точно помню! Где же радость? Однако воспринимать детство как счастливую пору можно лишь по причине душевной черствости. Впрочем, многое дети черствы и даже жестоки. Вот, к примеру, фото: бабушка, мама с папой и я, любимый. Это был рай, это было абсолютное счастье. И этому маленькому ушлепку невдомек, что у папы в ту пору были проблемы на работе или в интимной сфере, что затраханная бытом мама мечтала поехать на море без семьи, а бабушка тосковала по дедушке. Но он думает, что раз ему купили самокат, то и все должны быть счастливы. Беззаботное детство лишь у очень эгоистичных детей, которые себя считают центром мироздания, а покупку киндер-сюрприза – главным событием после мультиков. Поэтому унылый взгляд ребенка на групповом фото говорит как раз об адекватном восприятии действительности. Это уж потом хитрая память приукрашивает эту самую действительность, чтобы не было мучительно больно.

«Почему же непременно затраханная бытом?» – Алевтина украдкой взглянула в зеркало – вроде бы все в порядке, разве что волосы не слишком тщательно уложены. Молодая мать двух лупоглазых детишек собралась одного сводить к зубному, а второго хотела оставить на пару часов соседке – Марии Александровне, которая в силу своей творческой профессии всегда была дома. Однако та разразилась столь пространным монологом, что Аля не могла вставить ни слова, только кивала и выразительно посматривала на ребенка, которого держала за руку. Пацан пытался вырваться, чтобы погладить кису. Зверского вида мейн-кун, сидящий за столом, заметно напрягся и прижал уши.

– Вообще, антинаучно применять к детям какой-то иной подход, чем ко взрослым. Во всём они поступают по той же логике, что и взрослые, – продолжала Мария Александровна, словно не замечая этой пантомимы. – Если взрослому на ногу падает кирпич, то расстроенный индивид переходит на ненормативную лексику. И было бы странно ждать от детей какой-то иной реакции – мат облегчает страдания. И если ребенок уже знает плохое слово, он его обязательно произнесет.