Психоанализ по-русски

– Из говна, что в нем содержится, можно было бы еще одного мерзавца слепить. Я уже сталкивался с такими в армии, – делился он позже с Серегой, – но там это вроде как бы считается нормой. А в мирной жизни такое выносить нельзя, если не хочешь утратить свое человеческое достоинство. Я со своими десятью классами знал больше него, понимал глубже, видел дальше, но почему-то всякая гнида почитает своим долгом покуражиться над подчиненным! Потому что нельзя быть умнее начальника. Грех большой. А я не могу допустить, чтобы человек, говорящий «координальные изменения», указывал мне, что и как делать.

– Если какая-то тварь нагадила тебе в душу, прости её, – это она от страха! – утешил его Спанч, но это было уже много позже, после увольнения, а в тот момент утешить было некому, в офисе Лосев был на вражеской территории, а это очень некомфортно.

Тем не менее, всё чаще заглядывая в чужие мониторы, он понимал, что его коллеги страдают практически так же, как он сам. Начальник достал всех. Более того, Лосев узнал, что этот долбоклюй держит бухгалтершу на коротком поводке за махинации, которые она провернула по его приказу. Молодая девушка, красивая, приезжая. Проходя мимо курилки, подслушал, как она плакалась подруге: «Хоть бы его кто грохнул», и к собственному удивлению – посочувствовал.

Недалеко от офиса обитали собаки, и однажды, не спеша бредя к метро, Лосев увидел, как босс на полном ходу переехал своим блестящим гробом беспечного, готового со всеми дружить щенка-подростка. Не тормознул, не оглянулся. «А что, я бы, наверное, смог», – подумал Лосев. И рука не дрогнет, и оружие привез (тогда все везли, чем он хуже!), и следов он умел не оставлять.

Медлить он не стал. Тем же вечером вытащил с антресолей ствол, смазал, проверил и примерно прикинул, когда и где всё произойдет – после работы, на месте гибели щенка. И всё бы непременно произошло, если бы не случайность. В назначенном для правосудия месте Лосев увидел, как мелкие ублюдки мучают хромую собаку – опять из той же стаи. Ублюдков шуганул, самого борзого отмудохал, колченогую собаку забрал к себе, а наутро пошел в церковь и поставил свечку за то, что Бог уберег от душегубства. С работы он уволился в тот же день, никому ничего не объясняя.

Дома, конечно, стоял и стон, и плач, и скрежет зубовный. Во-первых, конечно, из-за дворняги, которая в хрущевской двушке смотрелась средненьким теленком. А во-вторых, знакомые уже позвонили отчиму и рассказали ему, что его лентяй просрал такую хорошую работу и хрен теперь куда устроится. «Хорошо еще, что пистолет не заметили», – думал Лосев, пряча невостребованное оружие обратно на антресоль.

– Да, да, – лениво отбрехивался новоявленный безработный, – мне тяжело каждый день ходить на работу и торчать там по восемь часов! Это ввергает меня в депрессию. Кстати, ученые выяснили, что у лентяев более активная структура мозга, т.к. им нужно много думать, как избежать работы. Так что выкусите, трудоголики! Я зарегистрируюсь на бирже и буду получать пособие, так что не беспокойтесь! «У меня не было большого вкуса к ответственности, и вовсе отсутствовал вкус к какому бы то ни было труду», – цитировал он классика, повергая предков в бессильную ярость.

– А Тузика твоего мы с матерью кормить будем?! Это же не хомячок, ему мясо нужно!

Тузика жалко было отправлять обратно на улицу. Он смотрел на Лосева умными преданными глазами и готов был идти в любую разведку, к тому же любил обниматься. Но нашелся один вариант.

Как-то во время лесных пожаров Лосев вместе с другими добровольцами копал рвы в Орехово-Зуевском районе и познакомился с хозяйкой приюта для брошенных животных. Она дала ему свою визитку, а он не стал ей звонить, так как подумал, что это «сватовство». В ту пору он еще не знал теорию Ольги Климовой о недопустимости флирта в этом несовершенном мире. Теперь же настал момент позвонить. Так они с Тузиком оба обрели – один – дом, другой – дело жизни.

***

Засунув письма невесты обратно в самый темный угол, Лосев нечаянно нащупал ствол. Семь лет он не вспоминал о том случае, когда готов был шмальнуть в своего начальника. «Так, рыбалка, срочно на рыбалку! – направил он себя на позитив. – Не отвлекаться!»

Время, проведенное на рыбалке, в счет жизни не идет. Правда, солнышко, которое ярко светило, когда Лосев был на работе, в выходные стыдливо пряталось за тучами, а колючий ветер лишь усилился. Чтобы не оставаться с отчимом наедине и не подвергаться излишнему и даже вредному в его возрасте воспитанию, Лосев для компании позвал Серегу Панченко. В детстве его звали Панч, но позже, когда детство было уже позади, набрал популярность мультик «Спанч Боб Квадратные Штаны», а поскольку подписывался Серёга «С. Панч», то и кликуха приросла, как родная. Отношение к нему в семье было двояким. Говоря языком матери, он был законченным алконавтом, но отчим испытывал к нему сложное чувство почтения и недоумения. Вундеркинд, закончивший школу в 13 лет, параллельно семь лет мучивший венских классиков, чемпион по шахматам, выпускник исторического факультета МГУ, в 18 лет он уже писал диссертацию, а потом девять лет был вынужден вертеться ужом, чтобы не попасть в армию. Работать официально означало быть на виду у системы, и он научился жить в тени, у подружек, работать ровно столько, чтобы жить, получать деньги в конверте и радоваться каждому дню. Когда призывной возраст вышел, он уже так привык, что не захотел что-либо менять. Он прочел у Алана Силлитоу: «Если к власти придет правительство, которое станет угрожать мне работой, я эмигрирую», и сделал это своим жизненным кредо.

Собственно, именно его образ жизни вдохновил Лосева и на дауншифтинг, и на волонтерство, и на многое другое, благодаря чему жизнь казалась терпимой. В его глазах Серега был несказанно крут. Сам Лосев никогда не смог бы так ответить своему диссидентствующему предку:

– И ваши друзья думают, что если Владимир Красно Солнышко уйдет, чиновники перестанут воровать, бензин подешевеет, а жаба в регистратуре станет вежливой? – а Спанч мог. Он вообще мог заткнуть любого. Слушая его, люди проникались уважением к образованию, даже если прежде презирали очкастых интеллигентов.

– Привет, Лось! – друг схватил его пятерню своей хрупкой лапкой программиста. – Как жизнь, как сам?

– По десятибалльной шкале на троечку.

– Это еще что за шкала? – заинтересовался отчим, пристраиваясь на своем ящичке и разматывая леску.

– Эта шкала помогает понять свое место в жизни. Жив – это один балл. Жив, сыт и имеешь крышу над головой – это два. Всё вышеперечисленное и работа – это три. Плюс здоровье – четыре. Плюс отношения с противоположным полом – пять. Семья, дети – уже шесть. Если помимо всех этих благ у тебя есть еще и любимое хобби – это семь баллов, редко кто имеет больше.

– Что ж там еще такое, чтобы больше-то было? – начал просчитывать Серега, загибая свои красивые, безупречно отполированные музыкальные пальцы. Лосев шутил, что рано или поздно из-за этих пальцев бабы возьмут Спанча в оборот, но тот отбрехивался и продолжал регулярно делать маникюр. – Деньги?

– Свобода делать, что хочется, и не делать того, чего не хочется, что, как ты правильно заметил, дают только деньги, – это восемь. Любовь – девять.

– Ты уже называл отношения с противоположным полом! – поправил Аванесович и пустил по кругу фляжку с коньячком.

– Это разные вещи. Поход к проститутке – это тоже отношения с противоположным полом. И вынужденное сожительство по инерции – тоже отношения. В моей шкале всё учтено! И десять баллов – это способность, возможность и, главное, вдохновение сделать что-то значимое – в творчестве, в науке или для потомков в целом.

– Было – хобби! – снова хотел уличить его батя.

– И это тоже разные вещи. Коллекционирование, например, хобби, но никак не творчество и уж конечно – не значимое.

– Этой фигней нас 70 лет потчевали! – разочарованно подвел итог Аванесыч.

– В смысле?

– В том смысле, что для потомков мы коммунизм строили, – и представители разных поколений в который раз заспорили о политике. Спанч лениво глотнул из фляжки и совершенно спокойно, без нажима спросил:

– Артур Аванесович, почему вы не допускаете мысли, что люди, верившие, что строят коммунизм, действительно были счастливы?

– Потому что это исключает восьмой пункт – не делать того, что не хочется!

– Но ведь тогда не все были такими, как вы. Ваше сознание отравлено диссидентской литературой. Кому-то ведь по-настоящему хотелось строить Магнитку, поднимать Целину, прокладывать БАМ. Я бы, например, не задумываясь, поменял свое гнилое время на ваше – меня не спросили, когда Союз распускали.

Серега пустился в пространные рассуждения о том, насколько социалистический строй лучше олигархического, а также о том, насколько 1991 год оказался для судьбы Отечества хуже 1937-го. Лось молча взял у него фляжку и сделал глоток.

«Вот ведь падла! – думал он, глядя на отчима. – На той неделе на кухне о том же спорили, и меня признали круглым идиотом, а когда то же самое говорит наш любимый вундеркинд, то ему в рот смотрят!»

– Вы сами подумайте: от сталинских чисток страна не развалилась. Наоборот, устранение кровожадных чекистов, злоупотреблявших своей властью, отчасти утешило репрессированных, но главное – позволило выдвинуться людям новой формации, уже насквозь советским. Конечно, были невинные жертвы. Но к 60-м годам, когда расцвело т.н. «диссидентство», всё устоялось, и почти всё, о чем мечтали в 1917 году, было достигнуто – относительное благополучие и равные возможности для всех. И желание свергнуть «кровавый режим» ценой развала страны ничем не оправдано. Развал обесценил все те жертвы, которые народ принес в годы становления советского строя – они были принесены во имя абсолютных ценностей, таких, как социальная справедливость. И всё псу под хвост, всё, чтобы ворам было удобнее расхищать народное добро… – Серега мог бы продолжать сутками, если бы не мороз. Лосев, чтобы оратор заткнулся, подсунул ему батину фляжку:

– Я вообще не о том говорил! Цель может быть любая! Какое-нибудь зло искоренить…

– Почему же ты тогда избрал такой отстойный образ жизни?! – сел на своего конька отчим. – У человека с должностью больше возможностей искоренять зло!

– Большой пост я не смог бы занять – пробивные способности не те. А маленький пост мне неинтересен, так как в этом случае мне пришлось бы не бороться со злом, а потакать ему, чтобы не лишиться этого самого места. Всё прогнило, всё коррумпировано, совести в людях не осталось. Согласен с Серегой – 1937 год – не самое страшное зло.

Последние несколько дней СМИ гудели о девочках-живодерках, и Лосев не мог полностью загородиться от этой информации – она все равно просачивалась. Эта тема обсуждалась и волонтерами в приюте, и сменщик в торговом центре, отдавая ему рацию, тоже жаждал обсудить новость. Даже на Дне святого Мэла ребята не удержались и коснулись этой темы:

– Некоторые думают, что в модных шмотках и на дорогой машине – уже не быдло. Это не так. Быдло – это мужчины, бьющие женщин, женщины, бьющие детей, и дети, бьющие животных.

И снова прозвучало то самое: «Хоть бы грохнул кто!» Теперь же, на толстом льду канала, об этот заговорил Серега:

– Может быть, они готовили себя в профессиональные гестаповцы, а за неимением подходящей жертвы на кошках тренировались?

– Я долго работу искал, но ни разу не встречал объявления о найме гестаповца, – неохотно, явно желая свернуть тему, ответил Лосев.

– Конечно, это следствие кособокого воспитания. Считается, чтобы научить детей любить животных, надо сводить их пару раз в зоопарк. Посмотреть на зверушек за решеткой, которые томятся там ни за что. Зоопарк – тюрьма, где можно за небольшую плату увидеть приговоренных к пожизненному заключению без права на апелляцию, контактный зоопарк дает возможность еще и пощупать зэков. Зоопарк – это неэтично. Показывая его детям как норму, мы калечим детей. У философа Розанова есть статьи о милости к животным. Не об уссурийских тиграх и дельфинах, а о дворняжках, кошках и собаках. Он пишет, что глядя на радость собаки, логичнее было бы предположить, что она чувствительнее человека. Ведь если радость она чувствует острее, то, стало быть, и боль – тоже острее. У нас же почему-то принято думать, что пнуть Тузика – невеликий грех. Я вовсе не утверждаю, что хабаровские живодерки – следствие такого отношения, очевидно, что это патология, но все-таки прививать некоторые понятия надо в школе, даже в детском саду.

Артур Аванесович решил воспользоваться случаем, чтобы выяснить у столь мудрого чувака, что заставляет взрослых разумных людей, пренебрегая жизненными благами, возиться с дворняжками:

– Церковь утверждает, что любовь к животным не зачтется, если вы не любите людей, не сострадаете ближним. У зверей даже и души нет.

– А если у меня с человечеством с самого начала не заладилось?! – возмутился Лосев. – И отрицать у животных наличие души – обыкновенная человеческая гордыня. С чего вообще такие выводы? Кто-то душу видел, щупал? Чем, по-вашему собака радуется? Чем любит хозяина? За жратву? Чушь! Масса случаев, когда кормит зверя один человек – жена, например, а лучшим другом для него является совсем другой – муж или ребенок. И, кстати, уродливое животное – исключение. Среди людей же уродство встречается едва ли не чаще, чем норма. Не от ума ли? Или это и есть показатель какой-то особой человеческой души?

Серега же, соглашаясь со всем, что задекларировал Лосев, процитировал классика:

– «Человек, любящий животных, – поэт», – а затем привлек и других ребятишек с громким именем: – Помните, как Эдгар По отомстил персонажу, который по пьяни бросил кота в камин? На мой взгляд, это один из самых страшных рассказов, и в то же время самый поэтичный. А Есенин?! Ведь это именно он первым употребил выражение «братья наши меньшие», и любовь к ним он упоминает в перечне необходимых условий для счастья.

– Ах, Серёга! – умилился отчим. – Какой ты молодец! Всё-таки образование – это сила. Ты, наверное, и английский знаешь? – Спанч кивнул. – Хорошо бы и тебе, сынок, подучить язык. Еще ведь не поздно. Ты мог бы тогда получить хорошую работу.

Лосев закатил глаза. Конечно, с одной стороны, он был рад, что тема живодерок закрыта, но, с другой – разговоры о том, как полезно учить английский были в их семье самым популярным способом пыток.

– Все мои знания и умения, потребовавшие значительных усилий, оказались ненужными в жизни. Я уверен, выучи я английский язык, международным языком стал бы китайский. Мне 35 лет. И я не намерен тратить драгоценное время на приобретение навыков, без которых я прекрасно прожил половину жизни, а следовательно, могу прожить и оставшуюся.

– Лось по-своему прав, Артур Аванесович. По-настоящему счастлив лишь тот, чьё время принадлежит только ему, – слегка надменно, хотя и встав на сторону друга, блеснул вундеркинд какой-то очередной цитатой.

Лосев слушал их трёп и в общих чертах понимал, за что Каин убил Авеля. Очевидно, отчим завидует родителям этого парня, он сам хотел бы быть этим родителем, чтобы наслаждаться мудрой беседой и гордиться: вот, мол, какой у меня наследник. Хотелось канючить, как Карлсон: «Малыш, я же лучше собаки!» Под коньячок Лосев рассказал о том, как его занесло работать в торговом центре.

Охранником он стал не сразу. Поначалу, расплевавшись с офисной жизнью, он возле метро раздавал листовки с рекламой солярия. Очень скоро эту работу отбил у него белозубый негр – он со всей очевидностью ярче демонстрировал достоинства заведения. Потом он долго тыкался в самые разнообразные конторы с самой простой работой, но не устраивал работодателей помимо всего прочего еще и тем, что внимательно читал договор, знал Трудовой кодекс, не хотел подписывать бумаги с пустыми строками и т. д. Однажды даже отказался подписывать уже готовый договор и требовал вернуть только что сделанные ксерокопии своих документов, а когда ему в этом, кстати, законном праве отказали, начал бузить и скандалить. Кадровичка пригрозила вызвать охрану, вот тут его и осенило: охранник! Однако на этом поприще возникли иные препоны.

– Вы, может быть, удивитесь, но у меня есть принципы. Мне и так есть за что каяться, я не хочу еще сильнее отягощать свою совесть. Если я считаю компанию мошеннической, я не могу на нее работать, даже в качестве охранника. Поиск себя и поиск своего места в обществе – это два разных пути. Либо обретаешь себя, либо свое место в обществе, то и другое разом дается лишь редким счастливчикам. Потому что обществу плевать, какой ты внутри, и особенно плевать на твои принципы – надо, чтобы ты был приятен, ни о чем не просил и не мешал людям лгать. Когда я видел, что меня хотят обжухать, я говорил, что вижу – и сразу становился нерукоподатным человеком. Самый неприятный человек – тот, кто уличил тебя в неблаговидном поступке – лжи, трусости, предательстве. Именно его ненавидят сильнее всех.

Лучший друг молча кивал, отчим порывался вставить свои пять копеек, но никак не мог вклиниться в этот поток сознания. Впрочем, Лось не рассказал, что всякое увольнение (или просто неудачу в трудоустройстве) он воспринимал так, будто бы ему удалось живому достигнуть края минного поля – за этим следовал вздох облегчения, четырнадцатичасовой сон и идиотски радостная улыбка на весь следующий день.

Между тем пришла пора обедать, и Спанч достал большой советских времен термос и нехилые бутерброды с ветчиной. От крепкого чая шел несвойственный этому напитку аромат.

– С чем это? – поинтересовался Лосев.

– Ну, это что-то типа бальзама… Возможно, я переборщил…

– Не-не, в самый раз, – с удовольствием втянув в себя живительную влагу, заключил Аванесыч. – Ошибочно считать алкоголь или любую другую дурную привычку злом. На самом деле зло может таиться в любом явлении. Вот взять хоть твои поиски работы. Понятно же, что несчастные люди стараются самоутвердиться хоть как-нибудь, хоть за счет еще более несчастных. В том числе и кадровики – за счет унижения соискателей. До того как завести свой бизнес, я тоже искал работу. Помню, меня две недели проверяли, новейшие тесты на мне испытывали, психологическую совместимость и т. д. При этом работа – тьфу, ее мог бы выполнять любой в меру дисциплинированный школьник. Короче, все тесты я прошел, но когда психологиня стала мне личные вопросы задавать, я плюнул и ушел. Потому что смысла в этом нет – слишком большое несоответствие между тщательностью проверки и степенью значимости работы, это одно лишь желание указать человеку его место, унизить. Ты рассказывай, я тебя перебил…

– Наниматели охранников, как ты правильно заметил, тоже склонны самоутвердиться за счет нанимаемых, и поэтому начинают выдумывать требования. Реально требование одно – возраст и опыт армейской службы. А всякие фантазеры начинают выдрючиваться: рост, вес, представительная внешность, английский (совершенная дичь! зачем?!), водительские права. Я говорю: вам золушка нужна, чтобы всё за одну зарплату делала? Ну, конечно, я тут же стал врагом. И вот такое место, где требования не завышали, нашлось только одно – за МКАДом в центре «Рига-молл». От Строгино корпоративный транспорт утром и вечером. Я туда приехал, увидел место, которое мне предстоит охранять, и сполз по стеночке: детский уголок. Пока родители шопингом занимаются, аниматоры детишек веселят. Горочки, качели, визг, вопли – и так с 10 до 22, два через два. Даже если собрать всю волю в кулак, я, может быть, выдержал бы одну смену, но на вторую я бы покончил с собой. Говорю, нет, извините. Как мне отсюда выбраться, где автобус? Нет, говорят, здесь автобусы не ходят, только корпоративный транспорт вечером – после 22.00. Тогда, говорю, подскажите, в какую сторону Москва. И пошел пешком. К обеду дошел. А на следующий день в нашем торговом центре вакансия появилась.

– Охренеть! – крякнул Артур, и было непонятно – в ужасе или в восторге от услышанного.

– Знаю, ты скажешь, что я весь в отца, а отец был тунеядцем!

– Нет, не скажу. Просто я не знал всего этого. Я думал, ты в потолок плевал, – честно сказал Аванесович.

– В потолок я тоже плевал, но не всё время.

– А по поводу всего рассказанного я могу сказать лишь одно: статистика показывает, что искусные лжецы получают лучшую работу, лучших женщин и даже лучших друзей. А ты честный.

– Да-да, помню! Держи ум свой во аде и не отчаивайся!

Как любой нормальный пацан, Лосев рос с сознанием того, что рано или поздно ему придется сразиться с чудовищем. Свое попадание в горячую точку он воспринял как знак свыше. Однако чудовищ он там не встретил. Эти люди искренне не понимали, почему прибалтам, хохлам и таджикам можно отделиться от метрополии и жить по-своему, а мусульманам Кавказа нельзя. Кто это решил? Они буквально захлебывались от сознания случившейся с ними несправедливости, и разговоры о том, чем отличается автономная республика от союзной, вряд ли могли как-то повлиять на их мнение. Их было жалко. Чудовищ он увидел гораздо позже, в новостях, и это оказались девочки.

***

Несмотря на все предосторожности, предпринимаемые во время подледного лова, Лосев простыл. Позвонив напарнику и договорившись о замене, он поудобнее устроился на диване и врубил телевизор. В детстве любая болезнь казалась не столь противной, если сулила приятное времяпрепровождение в то время, когда другие работают и учатся. Однако в этот раз что-то пошло не так. Новостей Лосев избегал, а из фильмов попались только «Пираты карибского моря». Все остальное было про любовь.

Дню святого ВалентинаРада каждая скотина!

Начал смотреть «Пиратов», хотя и считал это кино детским. А там какой-то страшный монстр играет соплями на клавесине. Или на органе. В любой другой ситуации это было бы дико смешно, но не тогда, когда тебя ломает от высокой температуры, а вместо носового платка приходится пользоваться полотенцем. За пару минут такой музыки Лосев чуть не помер от омерзения.

Однако в тишине поперли всякие мысли. Например, о том, что Климова навещала приятельниц по приюту, когда те болели. Может и его навестит? Хотелось поканючить: вот, мол, у всех праздник, а я гриппую. Но не примет ли она его звонок 14 февраля как подкат? Опасаясь подобного поворота событий, Лосев еще пару часов валялся и томился, но болеть было слишком скучно – и он решился. Набрав Ольгин номер, радости на том конце он не услышал:

– Я не могу. Я в больнице.

– Тоже болеешь?

– Нет. У Валентины Георгиевны инфаркт.

Лишь через три дня Лосеву удалось выйти на работу, да и напарник больше не мог его подменять. Смена оказалась тяжелой. Телефонные террористы сообщили о бомбе, и пришлось эвакуировать весь торговый центр. Выводить приходится всех, некоторые сопротивляются, но именно они требуют особого внимания: магазинные воры очень любят такие ситуации и зачастую сами их создают. Приходили умные собаки со своими не слишком умными партнерами, всё обнюхали и в восьмом часу вечера сказали, что ничего не обнаружено. Открывать лавки на ночь глядя никто не стал – решили закругляться. Поскольку Лосев уже несколько дней не появлялся в приюте, ему захотелось в остаток вечера проведать Тузика.

В приюте все были подавлены бедой, случившейся с Валентиной. Спанч объяснил: это всё из-за новостей. Дело в том, что около года назад была благотворительная акция на День города, разрекламированная во всех СМИ. Волонтеры привезли питомцев в популярный парк, и любой желающий мог забрать понравившуюся собачку. На кровавом видео, которое теперь пёрло изо всех щелей, Валентина увидела кобелька, которого она сама лично отдала какой-то гадине. Гадина тогда улыбалась во весь рот, спрашивала, как кормить, сколько гулять и тому подобное. Теперь же точно так же улыбалась на видео. Это никак не могли быть хабаровские живодерки, это кто-то поближе, пыталась донести Валентина заплетающимся языком, когда ее везли на скорой.

Когда Лосев смог навестить Валентину Георгиевну в больнице, она, будучи цвета вареной говядины, уже вовсю спорила с медсестрой на вечные кошачье-собачьи темы. Та неосторожно высказала распространенное мнение:

– Я больше люблю собак. Я могу оценить красоту и грациозность кошек, но все равно их не люблю.

– Зверушек не любят за красоту! – категорично, по-учительски вещала пациентка. – Лысые, хромые и одноглазые коты, ставшие любимцами в доме, тому доказательство. Зверушек любят из потребности любить. Потому что они умеют отвечать взаимностью. Кошка, собака или поросенок, выращенные как родные дети, будут преданными друзьями, партнерами и даже собеседниками. Миллион историй о том, как коты отдают хозяину последнего мыша, преодолевают километры, чтобы вернуться домой, спасают, защищают хозяина или даже хозяйского детеныша. Подонок, который запустил дезу о том, что кошки будто бы недостаточно привязываются к человеку, очевидно, никогда не дружил с котом. А коты чувствуют отношение. Это мы не знаем, как к нам люди относятся, пока нас не предадут, а звери всё понимают. Всё отличие собак и кошек в том, что собаки более эмоциональны, они – экстраверты, а кошки интроверты. Но если я не бросаюсь на шею друзьям, это не значит, что я способна на предательство, ведь так?