Полная версия
Милиция плачет
– Яша, что я могу поделать? – пожав круглыми плечами, ответила грузная тётя Роза и по-философски продолжила, – было бы хуже, если бы это сделал наш Боря. Потом сами себе вставляй стёкла.
На следующий день произошел обмен – два стекла от стекольщика, которого в ожидании заказов всегда можно найти возле подвала винного магазина под кодовым названием «Два Карла» на углу Карла Маркса и Карла Либкнехта, на мою одну липкую, в следах белого и розового крема, туфлю, брезгливо выставленную за дверь.
А у Гусевой окно цело! Она нас патологически не любила, и мы ей отвечали взаимной неприязнью. А после её разговора с мнимым милиционером мы взяли в разработку и её. Вскрылись интересные факты, которые мы выведали у наших бабушек, сведя воедино полученные обрывочные сведения. Не такой уж простой была гражданка Гусева Л. И. Происхождение неизвестно, но образование она получила дореволюционное, музыкальное, играла на пианино и владела несколькими языками. Во время оккупации Одессы работала переводчицей, и за ней приезжали на автомобиле немцы. Тогда она жила не в лачуге, как сейчас, а в престижной большой квартире нашего дома.
Контакты её мы пока не выявили, но получили осведомителя в лице соседа по коммуне дошкольника Коли. Он с нескрываемой гордостью докладывал нам, снизошедшим до него старшим мальчикам, – кто к ней приходит и с кем она общается. Выяснилось – никто не приходит и ни с кем она не общается. От Коли толку было мало, и тогда мы установили за ней слежку.
Одесса, 2 мая 1986 года. О Чернобыле ни слова… А.Сементовский (Саня), А.Сегал (Шурик)
Однажды ранним утром, в коридоре, на фигурном столике с мраморной столешницей, где стоял большой черный телефон, раздался звонок. На моё «алло» трубка ответила невнятным шёпотом. Звонил Саня, у него срочное сообщение, разговор не телефонный, нужно немедленно встретиться во дворе. Я выскочил, как был раздетым, на балкон и условным свистом вызвал Шурика.
Через пять минут Саня показывал свою находку. Увиденное нас ошеломило и убедило, что мы на правильном пути. Во дворе на верёвках, поднятых высоко над землей длинными палками, сушилось постельное бельё. Саня утром с балкона четвертого этажа усмотрел – именно эти простыни развешивала Гусева. Какая любознательная сила потащила его утром вниз неизвестно, но то, что он обнаружил и нам показал, откровенно шокировало. На одной из вывешенных простыней мы разглядели чёткий чёрный штамп в виде орла с длинными крыльями и кружком со свастикой в когтистых лапах – герб фашистской Германии.
Всё сходилось, Гусева – сотрудник немецкий разведки ещё со времен войны, а прикрывающийся милицейскими погонами шпион – её агент, который незаметно при их встрече передаёт врагам секретные сведения о перемещении наших партийных руководителей. Сомнений не было – готовится покушение!
Теперь мы с ещё большим упорством и тщательностью следили и за Гусевой, и за милиционером, но они больше не встречались.
И тут Шурик, вернувшийся после очередного задания проследить перемещения резидента, как мы для конспирации окрестили Гусеву, поделился ошеломляющим наблюдением. Он своими глазами видел, как Гусева вошла в гостиницу «Красная», а через десять минут вышла, оставив там свой маскировочный наряд старой бабки, высокой красивой и молодой женщиной под ручку с мужчиной, который, очевидно, был нашим переодетым милиционером, только уже лысым, толстым и без усов. Они сели в такси и уехали на шпионское задание.
Рассказанное Шуриком было весомым вкладом в наше расследование. Оперативный штаб решил усилить слежку за Гусевой не только до остановки второго троллейбуса, но и проехаться с ней по всему маршруту. Сфотографировать Гусеву до переодевания в молодую женщину и после, а также и шпиона-милиционера. И самое главное, с чего всё и началось, – нужно познакомиться с настоящим милиционером. Нет, совсем не для того, чтобы получить номера на велосипед, это детские мелочи, а передать ему в руки все собранные материалы. Дневники наблюдений, негативы и маршруты передвижения шпионов. Милиционер должен быть проверенным и точно не оборотнем, хотя как это определить, было неизвестно.
А через два дня мне подарили долгожданный «Орлёнок», светло-зелёный, с фарой и насосом, абсолютно новый, ещё обмотанный в некоторых местах коричневой промасленной бумагой.
Шпиономания мгновенно испарилась. Проехавшись на новом велосипеде вокруг квартала, я в тот же день собрался с духом и быстро рванул на Приморский бульвар. Начался новый этап путешествий, приключений и освоения жизни.
Американо-израильская дружба. В гостях у Шурика. Нью-Йорк. 2009 год. А.Сементовский (Саня), А.Сегал (Шурик)
Постовой исчез, наверное, его перевели на другой участок. Гусева сняла высохшее бельё. Шурик, рассказывая про переодевание шпионов, часто путался, но очень убедительно и уверенно разукрашивал своё детективное открытие, добавляя всё новые и новые умопомрачительные подробности.
Саня, как юный и подающий надежды майор Пронин, любил вспоминать свою проницательность – как ему ловко удалось найти главную улику на сохнувшей простыне, с головой и ногами разоблачающую подпольную деятельность немецких шпионов. На этом игра закончилась. Боевая ничья.
5. О мусоре и не только. 1964 год
5.1. Бульвар, Грот
У Приморского бульвара есть две неразлучные зоны. Верхняя – праздничная, прогулочная с прямыми аллеями и длинными массивными скамейками под каштанами, и нижняя – куда и в белый день заходить небезопасно, а тёмным вечером, кроме проблем, можно найти ещё и неприятности. Первая так и называется – бульвар. А вот вторая, так себе, без названия. И не бульвар, и не парк, и не сквер… Просто склоны.
Обязательными для экскурсионного осмотра на Приморском бульваре являются пушка с английского фрегата «Тигр», памятник Пушкину, памятник Дюку де Ришелье и Потёмкинская лестница. Для любопытных добавляют ещё внешний осмотр Воронцовского дворца и Колоннаду с видом на Военную гавань, а для незаурядных и любознательных найдется ещё не менее ста достопримечательностей, о которых можно говорить часами.
Лишённый любопытства турист, рассеянно посмотревший на пушку, согласно экскурсионному регламенту, обращает свой следующий взор на памятник Пушкину. Обойдет его, постоит скучающе, разглядывая, как тонкие струи воды вырываются из пастей диковинных рыб, развернётся и пойдет прогулочным шагом ровными аллеям бульвара к Дюку и Потёмкинской лестнице, лениво поглядывая на фасады старинных домов слева и мимолётно вглядываясь сквозь завесу листвы в сторону моря справа.
Существуют и другие путешественники – настоящие. Они, добросовестно выслушав обязательную программу, продолжают сами познавать новые места. Заворачивают в узкие улочки, заглядывают во дворы домов, внимательно всматриваются в лица прохожих, читают вывески и названия улиц, чтобы за считанные дни или часы своего кратковременного приезда ухватить и понять дух этого города. Чтобы одно его имя вызывало только ему присущий ассоциативный ряд воспоминаний, запахов и эмоций. Это особенные люди – они смотрят вокруг себя и видят, слушают и слышат, ощущают и впитывают, погружаясь в неповторимую окружающую атмосферу другого мира. Ищут и находят тот фокус, секрет, изюминку, делающие путешественника частью этого места на планете. Именно поэтому рассказы и собственные впечатления, звучащие затем в далёких родных краях, никого не оставляют равнодушными, они живые, ёмкие, зримые, фонтанирующие и будоражащие воображение.
Такой путешественник, отойдя от пушки, сразу же обратит внимание, что площадь, на которой он находится, представляет собой большой неправильный перекресток. В его гранит, как в озеро, втекают две строгие прямые улицы, один переулок, четыре аллеи бульвара и уютный, нежный спуск от Оперного Театра, а истекает, охватив плато с пушкой, только одна узкая пологая аллейка, окаймлённая невысокими бордюрами из дикого ракушечника, убегающая в нижнюю часть Приморского бульвара и сразу же исчезающая за крутым поворотом.
Своим интригующим, устремлённым вниз изгибом аллейка непреодолимой силой заманивает пройтись, невольно приглашая в таинственный мир новых впечатлений.
Настоящий путешественник, поддавшись искушению, отважно направит свои стопы по безлюдной, всё круче и круче уходящей вниз дорожке, и сразу же, пройдя два десятка шагов, почувствует обман и разочарование. Он даже растерянно остановится и обернётся, решая, не вернуться ли назад.
Первые несколько ухоженных деревьев на зелёной лужайке вызовут у него приятное ощущение ожидаемого продолжения парадности верхней части бульвара, но затем, пройдя совсем немного, путешественник обиженно вздыхает – интригующий праздник не состоялся. Справа и слева его окружают запущенные, беспорядочно растущие деревья. Они-то растут, куда денутся, но в них отсутствует жизнь. Нет её ни в форме, ни в расположении, ни в оттенках зелёного. Они выглядят апатичными и сонными. Вместо волшебного, скрытого от лишних глаз, интимного мирка, с откровением неприкрытого цинизма обнажилась дикая запущенность на фоне былого инженерного прагматизма. Не красота преобладает на зелёных прибрежных склонах в двух шагах от чопорного бульвара, а рациональная противооползневая посадка неприхотливых растений с мощной и разветвлённой корневой системой. Всё. Эстетика осталась наверху.
Между деревьями беспорядочно растут пыльные рваные кусты, местами напоминая непроходимые джунгли, в некоторых из них по засохшим красным ягодам и шипам легко угадывается шиповник. Пятна накренившихся одичавших лужаек, пробитые во многих местах нестройными стрелами дикой высокой травы и серыми проплешинами грунта, пересекаются протоптанными в никуда тропинками. Много колючих акаций. Кажется, что это неспроста – вместе с шиповником они создают естественную защиту от проникновения в свой закрытый микромир, спрятанный за каменным бордюром и невысоким редким буксусом.
Постепенно, по мере спуска по пологой дорожке, замолкают и исчезают все звуки, уступая место неожиданно окутавшей, но так и не зазвеневшей тишине. Меняется воздух, в нижней части бульвара он более влажный, но намного чище и свежей. Этого путешественник не замечает, но его организм, сразу же почувствовавший перемену, активно настроился продлить себе удовольствие от пребывания в экологически чистой зоне, вопреки эстетическим вкусам своего внутреннего мира.
Разочарованный путешественник, пожалевший о своем выборе и чувствуя себя незаслуженно обманутым, по инерции, влекомый силой наименьшего сопротивления, ускоряясь, продолжает идти вниз по наклонной быстрой аллейке. И вдруг, или ему это только показалось, или в самом деле, что-то большое серо-коричневое каменное мелькнуло сквозь стволы деревьев и прозрачную листву кустов. Ещё несколько шагов и зыбкое видение принимает осязаемые формы.
Сойдя с аллейки, и пройдя буквально пять-шесть шагов влево, путешественник остановится у края бассейна, посреди которого величественно расположился каменный грот.
Одесса. Грот.
Для местных жителей, привыкших к неизбежности грота всегда на этом самом месте, он видится нагромождением валунов с протоптанной вверх дорожкой по его каменным уступам со временем превратившимися в неровные, кривые и шершавые ступени.
Взгляд путешественника особенный, незамыленный, для него всё вокруг новое, первозданное, неизведанное, интересное. Таким его делают объективность и свежесть восприятия, без которых путешествие оборачивается натужной поездкой с наскучившими экскурсиями по невыразительным местам.
Разглядывая грот, путник не мог даже представить, что не наклонная, стремительная аллейка принесла его на это место, а невидимое силовое поле самого грота притягивает к себе небезразличные души.
Он видит грот впервые, таким, как он есть. Отсутствие какой-либо информации или небольшого предупреждения о возможной с ним встрече позволяют немного пофантазировать.
Любознательный путешественник сразу же обратит внимание, что грот – это не нагромождение камней, а стройное сооружение из двух каменных массивов. Они имеют широкие основания и суживаются по мере роста вверх. Соприкоснувшись вершинами, образуют общую естественную крохотную площадку грота. Немного воображения, и это не два каменных колосса, а мощная пара утомлённых вечным противостоянием борцов-титанов. Уперевшись друг в друга могучими плечами, они нашли в статическом положении умиротворение и покой в ожидании сигнала к продолжению схватки.
Атлеты-гиганты накрепко сложены из камней хрупкого дикого известняка. Своими широкими основаниями они вросли в выглядывающий из воды железобетонный фундамент. Один только вид монументального постамента лишний раз подчёркивает небывалый вес, силу и неуступчивость каменных борцов.
Никаких табличек и пояснений нигде нет. Просто грот. Без имени и биографии. Увеличенная копия собратьев из аквариумов с домашними рыбками.
Думаю, путешественник приятно удивился бы, узнав, что когда-то бассейна не было, грот стоял посреди зелёной ухоженной лужайки, а внутри, как в беседке, влюблённые парочки сидели в глубокой тени на скамейке и любовались морем. Даже имя было – грот Дианы. Да, да, именно женственной Дианы, а не детей-переростков, рождённых от Урана и Геи.
Пытливый взгляд старается запечатлеть и рассмотреть самое необычное. Бассейн окаймлён низеньким заборчиком из дикого ракушечника и имеет диковинную, хитроумную форму. Замысел архитектора, создававшего бассейн вокруг грота, невольно читается в простоте решения сложной задачи – сделав стенки бассейна разновысокими, он смог, подчёркивая необычность ландшафта, вгрызться зеркалом водной глади в резко уходящий вверх, к строгим аллеям бульвара, крутой склон.
Только после того, как открылась гармония этого сооружения, путешественник замечает – словно интимный подарок за пристальное внимание к своей особе – огибающую грот тропинку, затейливым завитком кривых, истоптанных ступеней ведущую к его вершине.
Дальше проще и доступней. Внутри грота, в центре, из мутной воды бассейна, тянется тонкая ржавая труба. Выйдя из камня на вершине, она небольшим, скромным фонтанчиком разбрызгивает воду. Бассейн мелкий, вода в нём грязная, а рукотворный скудный водопад напоминает слезы.
Путешественник удовлетворен. Он увидел то, что спрятано за гранью экскурсионного знакомства. Он, словно открыватель необитаемого острова в океане, восторженно осознаёт свою исключительную везучесть, отдает должное особому нюху на таинственное и непредсказуемое.
Продолжив спуск, путешественник несколько раз оборачивается назад, прощаясь с неожиданным видением, исчезающим за изгибом стремительно спешащей вниз аллейки, пока перед ним внезапно не возникнет мостик. Бег замедляется, путешественник в предвкушении нового открытия бережно, маленькими шажками, как гурман, наслаждающийся мелкими глотками старого вина, вступает на ровную поверхность моста. С его середины открывается неожиданный и интригующий вид.
Опять удача, радостно думает путешественник. Справа в приближенном ракурсе просматривается порт, а слева, прямо под ногами развилка фуникулёров.
Одесса. Фуникулёр.
Путешественник смотрит вверх, в сторону приближающегося вагончика и вздрагивает – неожиданно из-под мостика, блестя жёлтой покатой крышей, беззвучно выплывает второй вагончик, снизу. Не снижая скорости, они расходятся на полпути, пассажиры восторженно приветствуют друг друга и машут руками. Путешественник поддаётся долетевшей до него снизу экспрессивной радости и невольно улыбается. Подчиняясь гению технической мысли, красно-жёлтые вагончики, поскрипывая тросами, продолжают свой одноколейный путь вверх и вниз.
Проследив путь взбирающегося вверх вагончика и оставив его самостоятельно «причалить» на Приморском бульваре, путешественник быстро перебегает к перилам с другой стороны мостика, чтобы не пропустить священнодействие внизу. Отсюда прекрасный обзор: загрузка следующей партии пассажиров, бесшумное трогание вагончика, шелестящий проезд под мостом, выезд на расходящиеся участки пути, приветственные крики, чёткий разъезд и плавный подъем вверх к резному деревянному павильону.
Завораживает. Но нужно идти дальше. Перешёл мостик и опять открытие! У него дух захватывает от открывшейся перспективы.
Ещё несколько шагов по плавному спуску, и он понимает, что неожиданно сбоку вышел на Потёмкинскую лестницу – главное чудо Одессы. Он трепетно ступил на широкий пролёт лестницы, раскинувшей вверх и вниз мощные крылья гранитных ступеней: высоко вверху вырисовывается силуэт памятника, внизу улица, белый забор, за ним бурлит напряженной жизнью порт. Прямо, в конце пролёта, арочные ворота. За ними виднеются толстые деревья, аллеи и павильоны, а над входом серебристой дугой из отдельных крупных букв набрано «ПИОНЕРСКИЙ ПАРК».
Одесса. Пионерский парк.
Романтичный любитель достопримечательностей, заглянув в необозримую глубину «Пионерского парка», решит, что уже вышел из детского возраста, это раз, а во-вторых, он уже посетил одно скрытое от посторонних глаз место и не стоит смешивать впечатления.
У него теперь задача поважнее. Он стоит посередине пролёта и прикидывает, что исторически значимее – пройти вверх ступеньку за ступенькой по шести маршам Потёмкинской лестницы или сбежать четыре марша вниз и добавить в коллекцию ощущений ещё и подъем на фуникулере. Проехать под мостиком, пытаясь рассмотреть сквозь частокол пробегающих деревьев очертания грота, мысленно с ним ещё раз поздороваться и попрощаться, поблагодарив за нечаянную сегодняшнюю встречу.
Выбор сделан. Вагончик фуникулёра ползёт, покачиваясь и поскрипывая, вверх на встречу с единственным, никуда не спешащим и терпеливо ожидающим в любую погоду Арманом Эммануэлем София-Септимани де Виньеро дю Плесси, графом Широн, пятым герцогом Ришелье – бронзовым памятником Дюку, мудро и символично глядящим на суету жизни сверху вниз.
Незабываемые воспоминания останутся у любопытного путешественника из далекого тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года. Нарушив стандартный ход осмотра Приморского бульвара, он сам, без экскурсовода, пришёл к Дюку окольным путём через нижний парк. Он с гордостью увезёт в своём сердце отражение частички необычного уединенного уголка, открытого им планете Земля.
Наверное, он всё же понимает, что его поверхностный осмотр и восторженные впечатления – это всего лишь сугубо личное восприятие, не претендующее на оригинальность, вклад в собственную коллекцию незабываемых встреч, ещё один штришок к портрету полюбившегося города.
А что думает по этому поводу сам парк? По все видимости, мнение путешественника, уехавшего с частичкой запавшего в душу грота, безгранично льстит, как и любое субъективное мнение первозданного восхищения.
Сам парк, в действительности, он другой. Да, неповторимый. Да, увлекательный. Да, заброшенный. Малолюдный и малодоступный мир, живущий по собственным законам, – сердитый антипод парадному верху прямых аллей.
5.2. Мосик
Детская дружба непредсказуема, и часто складывается по географическому признаку. Первые друзья, как правило, соседи по двору, нашедшие общность интересов в одной песочнице. Первая школьная дружба напрямую зависит от того, в какую сторону учеников ведут из школы домой. И не только. Ещё и от общительности бабушек или мам. Плетущиеся рядом с ними школьники, как бесплатное приложение к их захватывающей беседе, и не замечают, что со временем уже сами идут из школы вместе, без взрослых, той же самой дорогой.
Соседний ряд парт – это тоже географическая точка в классе. Одинаковые с симпатичной девочкой через проход красные носочки в полосочку могут быть приняты за родственность душ. Перерасти в первую влюблённость как вариант детской застенчивости, полной любованием исподтишка особы своего раннего обожания с белыми бантиками и красивым, с нажимом, почерком.
Более глубокие дружеские отношения возникают у соседей по парте. В начальных классах соседей не выбирают, они вдруг однажды оказываются рядом. Не сами по себе, а по воле учителей, исходя из только им понятных, педагогических соображений.
Мосика пересадили ко мне на предпоследнюю парту в третьем классе. Сразу же первого сентября. Непомерно худой светловолосый немногословный и застенчивый мальчик. Спички худых ног резко утолщались в коленях, чтобы перейти в спички бёдер; длинные худые руки, большие кисти, обкусанные короткие ногти, острые локти; тонкая сероватая обтягивающая лицо кожа, спокойные почти чёрные глаза. Тихий невыразительный голос и небольшое заикание в начале предложения делали его незаметным среди ярких и шумных одноклассников. Он не выделялся на фоне быстро считающих в уме и раньше всех выкрикивающих результат устного счёта Зайца и Фрица. Заяц – это фамилия Осика Зайца, а Фриц – прозвище длинного в очках Ромы Фридлиса. Мосика не замечали рядом с рассудительным и спокойным Нинбой – Вовой Нинбургом. Даже маленький Фуля (Вова Фурлейтер), казалось, самый мелкий и неуловимый в классе, был больше на виду. Не говоря уже о неистребимом вруне и фантазёре Яне Блетницком, или проще, Блетике, с которым я сидел вместе во втором классе.
Блетик своим «волшебным стеклом» привязал к себе всех мальчишек-одноклассников и заставил хвостиком ходить за ним по школе. Пришёл как-то в школу взбудораженный Яня и, захлёбываясь от восторга, рассказал, что его дядя подарил ему волшебное стеклышко. Если через него смотреть, то все люди голые. Потом сделал вид, что достал что-то из кармана и принялся смотреть сквозь зажатый кулак по сторонам и комментировать. Просили его: «Яня, дай посмотреть, хоть одним глазком». «Нельзя, – отвечал Блетик, – оно волшебное, в чужих руках взорвётся, как атомная бомба». Ходили за ним толпой все перемены. Он на кого-то из девчонок посмотрит сквозь кулачок с «волшебным стеклом» и давай рассказывать, якобы то, что видит, а мы стоим, уши развесили, слушаем и верим. Он даже на Алёну Юрьевну – самую молодую и красивую учительницу английского языка – смотрел и тоже рассказывал, да так рассказывал, что у него самого слюни потекли по подбородку. А у Алёны Юрьевны, между прочим, интереснее всего было на уроках. В конце каждого занятия она рассказывала нам страшные истории с продолжением. Мы, с нетерпением ожидая следующей встречи, не только все как один готовили домашнее задание, но и яростно обсуждали возможное развитие событий, а одну историю она так и не закончила, уволилась. Как потом я узнал, это были рассказы Эдгара По. Вот такой интригующий педагогический приёмчик.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.