Катали мы ваше солнце

Гакон поднялся ещё затемно (хотя ему-то это было всё равно) и сразу же принялся строить своих варягов в боевые порядки. Князь слышал, как они чавкают по глине и бряцают железом. Кто-то из берсерков[105], откушав, видать, припасённых заранее мухоморов, уже тихонько подвывал и грыз край щита, приводя себя в неистовство перед битвой.

Наконец князь не выдержал, откинул плащ и, выбранившись, встал. Выглянул из шатра в сырую промозглую тьму. Да что они там, в преисподней своей? Думают сегодня вообще солнышко пущать или вовсе нет?

* * *

Поначалу Бермята и Вражина только шало улыбались да потирали руки. Распоряжением Родислава Бутыча им платили за каждый списанный на теплынцев час задержки. До сего дня солнышко с участка Люта Незнамыча вскатывалось на промежуточную лунку более или менее вовремя, так что бывшим возчикам приходилось цепляться к каждой мелочи, лишь бы отсрочить миг передачи изделия с рук на руки.

А сегодня, видать, что-то не заладилось у самих теплынцев. Но им-то, Бермяте с Вражиной, какая разница? Задержка есть задержка. Каждый раз бы так!

Однако время шло, и на рожах у обоих начало помаленьку проступать смятение. В служебной клетушке, настолько тесной, что для освещения её хватало одной-единственной лампы, стало вдруг душно, и Бермята с Вражиной, не сговариваясь, ослабили ожерелья рубах и расстегнули голубые свои зипуны.

– Слышь, Вражина… – неуверенно начал Бермята. – Сходил бы, что ли, посмотрел…

Головастый жердяй Вражина – в плечах лба поуже – толкнул дверцу и вышел, пригнувшись. Промежуточная лунка была пуста, а из гулкой чёрной бездны не доносилось ни воя, ни стука, ни грохота, пусть даже и отдалённого… И что уж совсем ни в какие ворота не лезло, нигде ни единого теплынца. Обезлюдел участок…

– Эй! Есть кто живой? – перетрусив, позвал Вражина.

Выморочная преисподняя отозвалась долгими отголосками. Из клети, зачем-то застёгивая зипун, выбрался Бермята, стал рядом и тоже уставился во тьму. Наконец замельтешил вдали жёлтенький огонёк – кто-то приближался к ним по правому наканавнику главного рва. Подойдя, приподнял лампу, осветив встревоженные рыла сволочан и заодно своё собственное – словно бы из камня выветренное. Чурыня Пехчинич, сотник с участка Люта Незнамыча…

– А-а, вон это кто… – равнодушно молвил он и повернулся, явно собираясь идти назад.

– Э! – ошеломлённо окликнул его Бермята. – Погодь!

Немилорожий сотник приостановился:

– Чего тебе?

– Как чего? – растерялся Бермята. – Третий час задержки, а ты – чего…

– Да твоё-то какое дело? – не понял тот. – Третий там, четвёртый… Радоваться должен – больше денежек получишь.

– Да что денежки? – завопил вдруг стоящий рядом Вражина, взмахнув длинными, как плети, руками. – С солнышком-то что?

Чурыня выждал, морщась, когда спадут отголоски, и повернулся к жердяю в голубом зипуне:

– Ничего. Стоит на извороте, целое-невредимое…

Сволочане переглянулись, сглотнули.

– А… а когда ж подавать думаете?

– А никогда, – по-прежнему невозмутимо ответил сотник. – Когда варяги со Сволочи уберутся вместе со Всеволоком – тогда и подадим…

Глава 20. Ночное солнце

«…Тогда взглянул Столпосвят на светлое и тресветлое наше солнышко и узрел, что вся рать теплынская тьмою от него сокрыта. И сказал боярам своим и дружине: „Знамение сие видите ли?“ Они же, посмотрев, молвили: „Княже! Не к добру знамение сие“. Он, прозорливый, отвечал на это: „Братие и дружино! Тьма-то, чай, не только наши полки покрыла, но и варяжские со сволочанскими тоже. Мнится, не на нас, а на них, окаянных, разгневалось ясно солнышко“…»

Летописец вздохнул и, отложив перо, выглянул в левое оконце. Сволочанский берег был пуст. Нигде ни единого храбра, ни единого варяга. Снялись варяги, так и не дождавшись рассвета, и ушли всею силой в Стекольну, столицу свою варяжскую. Вился над пригорками белый парок. Раскалённое добела – чуть ли не добрызгу – солнышко споро сжигало иней и подбирало влагу, уничтожая последствия неслыханно долгой ночи.

Летописец оборотился к правому оконцу. На теплынском берегу по-прежнему кипела стройка. Уже вздымалась из котлована на несколько переплёвов некая великая и преужасная махина, видом – черпало с долгим стеблом[106]. А поодаль сплачивали из тёсаных брёвен и охватывали железными обручами нечто облое, равномерного погиба – величиною с двупрясельный дом.

Позавчера, сразу после ухода варягов и Всеволока, к островку по отмели подобрались трое храбров и с ними сам князюшка Теплынский Столпосвят. Ласково перемолвившись с летописцем, осведомился, не терпит ли тот в чём нужды, посулил вскорости подвезти отшельнику припасов, одёжки, орешков чернильных. Ну и растолковал заодно, как надлежит разуметь столь спешно возводимую махину…

«И, возблагодарив добросиянное, развеявшее супостатов, аки туман утренний, – вновь заскрипело по пергаменту гусиное перо, – дал зарок Столпосвят заложить близ того места, что у Ярилиной Дороги, обильно изукрашенное капище, весьма угодное светлому и тресветлому нашему солнышку. В середине же капища повелел срубить Столпосвят… – Летописец вновь приостановился и поглядел с сомнением на облое деревянное страшилище, собираемое рядом с махиной. – …преогромного округлого идола, во всём подобного ясно солнышку…»

* * *

Свадьбу пришлось отложить. Затянувшаяся почти на двое суток ночь (уж больно упрямы оказались варяги) напрочь спутала все замыслы.

Хрипли волхвы, хрипли даже навычные к долгому крику бирючи, по нескольку раз в день утихомиривая взбудораженный люд и разобъясняя без устали, что не на них, не на теплынцев прогневалось добросиянное, но на окаянных сволочан, чуть было не отдавших родную страну на растерзание иноземцам…

А тут ещё боярышне вожжа под хвост попала! Велено же было: заведёт жених разговор насчёт подарка к свадьбе – зардейся сначала, потом подыми звездисты очи рассыпчаты да и шепни порывисто: поставь-де, ладушка мой ненаглядный, бесплатно рычаг к кидалу – вот и весь подарок… Куда! Вскинулась, взбрыкнула, дядюшку нарекла с прямотою отнюдь не девичьей… Эх, боярин, боярин… Скольких ведь холопов насмерть засёк, а одной-разъединственной племяннице разума вложить так и не сумел!

Ну пусть не рычаг, но хоть потешное солнышко деревянное для примерного запуска мог бы, чай, оплатить грек этот солёный Серёга? Или как его, бишь, теперь? Сергей Евгеньевич! Ходит как присушенный, только глазки масленые закатывает да причмокивает поцелуйно… Да наверняка оплатил бы! Даром, что ли, бирючи облыжно[107] его греческим царевичем огласили, да ещё и князюшка разных нашенских чинов ему понавешал!

* * *

Деревянное подобие солнышка сплотили и обняли крепёжными обручами на диво быстро. Что-что, а уж топориками махать да брёвна ладить теплынцы были навычны сызмальства. Куда там до них варягам или грекам! Костя Багряновидный только языком цокал да плечики вскидывал, изумляясь тому, сколь сноровисто управляются со сборкой бывшие древорезы да плотники.

Скатили изделие по свежеизноровленному рву в преисподнюю, прикинули на весах, догрузили мешками с песком (благо речка Сволочь под боком) и, вернув на бережок, взгромоздили в черпало метательной махины. Примерный ночной бросок изделия в Теплынь-озеро начальники условились произвести этой ночью, о чём послали сказать Завиду Хотенычу, а сами в ожидании его ответа занялись делами помельче.

Безобманно выдали погорельцам по греческой денежке и велели идти к бродам на смену ополчению. Чумазые беженцы из Чёрной Сумеречи было возроптали: подряжались-то, чай, землю рыть, а не границы стеречь! Однако случившийся тут же боярин (он-то с ними и расплачивался) мигом растолковал усомнившимся, что истинные теплынцы в таких случаях не рассуждают, но бодро и радостно повинуются княжьей воле. А вожак Пепелюга, чтобы лучше дошло до каждого, выразил эту мысль громче, проще и короче, оделяя самых несообразительных звонкими, как слава, оплеушинами. Поворчали-поворчали да и двинулись к бродам – хранить покой вновь обретённого отечества. Шли, почёсывая в затылках и запоздало прикидывая: а так ли уж приятно быть истинными теплынцами?

Подле махины остались лишь будущие кидалы да наладчики – словом, те, чьими руками она была собрана. Ну и, понятно, один из кашеваров… Второй, бранясь, собрал свои котлы и, взвалив их на горбы всё тех же землекопов, двинулся за кряхтящими носильщиками вверх по Сволочи – туда, где куры пеши ходят.

До полудня провозились с крутилом – самой дорогостоящей и своенравной частью махины. Вскоре мимо котлована потянулись со стороны переправы бывшие ополченцы. Брели налегке, сдав оружие с доспехами бывшим землекопам. Вроде бы на этот раз всё обошлось без кровопролития, полюбовно… Ох и досталось, верно, ратникам на переправе! За такую долгую лютую ночь, пожалуй, весь хмель из головы выстудит… А тут ещё рогатые варяги на том берегу! Да, натерпелись страху, уж и не чаяли домой попасть живыми…

Потом подоспел обед, ударили в железную доску. Пристроившись возле полувзведённого крутила, Кудыка Чудиныч присел перед котелком и погрузил в дымящееся духовитое хлёбово липовую ложку, кстати очень похожую на рабочую часть кидала.

Вот уже, наверное, второй месяц подряд не посещали Кудыку праздные мысли. То переволоки ладил на лесоповале, изучая попутно греческую книжицу с тугими застёжками, то теперь вот с Костиной помощью метательную махину собирал… Однако нет-нет да и пробирались вдруг тайком в Кудыкину голову досужие вопросы-забродыги…

Чудные дела творятся… Жили-жили, понимаешь, вместе, а потом, глядишь, и распались… Ладно, распались и распались – не ропщем. Люди мы подначальны, а розмыслу с князюшкой видней! Ну а ежели по жизни?

С хлебушком, как ни крути, будет туго. Раньше царь прикажет мужикам сволочанским везти зерно на теплынские рынки – ну и везут… А теперь-то ведь и приказать некому! Худо, брат… Ан нет! Худо, да не дюже! Хлебушек можно и у греков купить – правильно князюшка говорил! А хлеб-то у греков – не чета сволочанскому, белый, рассыпчатый… Что ж, это славно… Хотя… Славно, да не дюже! На какие шиши покупать-то? Греческий-то хлебушек чуть ли не вдвое дороже! На корабликах ведь повезут, через Теплынь-озеро – одно это в денежку влетит… Ой, худо… А вот и врёшь! Худо, да не дюже! Сволочане своё солнышко зерном, что ли, загружать будут? Им ведь тоже дрова потребны! А лес-то – у нас, по эту сторону Сволочи. Ну, кое-что, понятно, повырубили, но не весь же он к грекам-то ушёл, за Теплынь-озеро! Обдерём сволочан как липку и, глядишь, с греками рассчитаемся… Нет, славно, славно… Главное – не продешевить…

Вот, почитай, и все праздные мысли, посетившие Кудыку, пока он хлебал варево. Ещё донышка у котелка не показалось, а думы уже вернулись к собранному и полувзведённому кидалу…

Солнышко, оно, согласно Уставу, подвиг свой в небе чинит дугой… Но страна-то уменьшится вдвое! Стало быть, и дуга тоже. То есть дровец в добросиянное можно будет и не докладывать – день-то короче, да и бросок пониже… Хм… А что, ежели взять да и взвить дугу покруче? Сразу и день прибавится… Надо бы об этом с Костей потолковать.

Кудыка даже прикинул, а не кликнуть ли ему сейчас кого из рабочих и не послать ли с серебряной денежкой в слободку за сулеёю доброго вина. Обсуждать всухую столь заковыристые вопросы Костя Багряновидный терпеть не мог…

* * *

Эх, Докука, Докука! Горемыка синеглазенький… Хотя ежели здраво поразмыслить, сам ты во всём и виноват – вольно ж было тебе подслушивать тогда под дверью! Но и Чернава тоже хороша – могла бы и заранее предупредить, что нельзя этого делать…

Словом, заговор насчёт булатного дуба и полого места силы не возымел… Вот только сны теперь Докуке являлись самые соблазнительные, как встарь. Грозный призрак китового хвоста больше не беспокоил. Снилась боярышня, снились слободские красотки, колодцы, ступы, раскрытые квашни… Первые две ночи синеглазый красавец-волхв то и дело просыпался в низкой замшелой своей избушке, что на капище, и с надеждой хватался за причинное место… Однако уже на третью ночь надежда измеркла окончательно: то ли обманула ворожейка, то ли просто не сладила с недугом. Ну, ежели обманула, то это ещё не страшно – лишнюю денежку мыслит выжать, дело житейское… А вот ежели не сладила…

Затосковав, Докука сбросил одеяло, поднялся с лавки и, прихватив по привычке посох, вышел за порог. Ночь стояла ясная, без облачка. Рассыпчато мерцая насечкой, сияли над всклокоченной головушкой кудесника серебряные шляпки вбитых в небо гвоздей. Тронутые тонким, как паутина, светом угадывались во тьме бесстыдные голые округлости греческих идолов. Прикрытые дерюжкой срамные места, казалось, были выедены мраком.

Железная подковка посоха звучно чокала о плоские камни. У колодца Докука остановился и взглянул на юг. Там тлели едва различимые жёлтенькие огонёчки – оконца родного селения. В слободке ещё даже спать не ложились…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

 Репеёк – звёздчатая вставочка (беренд.).

2

 Шишимора – шишига, кикимора (беренд.).

3

 Вислое крыльцо – ограждённый перилами выступ, приделанный извне к дому (беренд.).

4

 Зипун – исподняя одёжа, узкая, до колен и без козыря (беренд.).

5

 Двупрясельный – в два потолка (беренд.).

6

 Художество – лихие, никудышние дела (беренд.).

7

 Оберег – привеска от сглазу, огня, воды и проч. (беренд.)

8

 Инда – ажно (беренд.).

9

 Звездыш – чекуша-гвоздёвка либо рогульчатое ядро на коротком кистенище (беренд.).

10

 Верейный столб – на коем воротное полотно навешивают (беренд.).

11

 Храбр – гридень, кметь, ратник (беренд.).

12

 Ерши – зазубрины, мурашки (беренд.).

13

 Кляп – часть мужеска тела (беренд.).

14

 Эхо – лесная баснословная девка, повторяющая, что скажут; отголосок тож (греч.).

15

 Переплёв – мера длины (беренд.).

16

 Чертоплешина – удар плашмя по голове (беренд.).

17

 Суходушина – удар кулаком меж плеч, отчего спирается дыхание (беренд.).

18

 Кружало – питейный дом (беренд.).

19

 Сулея – скляница, горлатая посудина (беренд.).

20

 Нарыском – силою тока воды, без парусов (беренд.).

21

 Махина – снаряд, подсилок (греч.).

22

 Белый медведь – баснословный зверь, якобы обитающий в Чёрной Сумеречи. – Примеч. ред.

23

 Навь – царство мёртвых (беренд.).

24

 Капище – храм идольский (беренд.).

25

 Омшаник – проконопаченный амбар (беренд.).

26

 Ендова – широкий сосуд с рыльцем для разливки питей (беренд.).

27

 Ажно – инда (беренд.).

28

 Перетемяшить – перелобанить (беренд.).

29

 Море – Теплынь-озеро (беренд.).

30

 Изноровить – хитро изладить (беренд.).

31

 Под папоротки – под силки, под пазушки (беренд.).

32

 Горизонт – небостык, кругозор, дословно – ограничивающий (греч.).

33

 Перун – бог грома и молнии, с виду – плечистый головач, брада золотая, в правой руке – лук, в левой – колчан (беренд.).

34

 Велес – скотий бог (беренд.).

35

 Повалуша – холодная клеть.

36

 Коричка, гвоздичка, лимонная корочка – заморские пряности (иноземн.).

37

 Еловец – навершие шелома (беренд.).

38

 Байдана – кольчуга из крупных колец (беренд.).

39

 Бирюч – глашатай (беренд.).

40

 Гнедоподвласый – гнедой с подпалинами (беренд.).

41

 Тирлич – трава-бешенка (беренд.).

42

 Немец – немой, то бишь всякий выходец из варяг, не разумеющий берендейского наречия. К грекам это продразнище не относится (беренд.).

43

 Охабень – верхняя долгая одёжа с прорехами под рукавами и с четвероугольным откидным воротом, кобеняком (беренд.).

44

 Епанча – широкий безрукавый плащ (беренд.).

45

 Уброд – рыхлая снежная хлябь (беренд.).

46

 Переклик – мера длины, примерно полторы сотни переплёвов (беренд.).

47

 Зерцало – доспех из выласканных до блеску пластин (беренд.).

48

 Анан сыгын! – …! (басурманск.)

49

 Уд – часть тела (беренд.).

50

 Сторожковые меха – собачьи, колотковые – кошачьи (беренд.).

51

 Столбунец – девичья меховая шапка (беренд.).

52

 Ярмарка – ежегодный торг (варяж.).

53

 Измеркнуть – изойти паром, без обильного таяния (беренд.).

54

 Злак-баранец – видимо, хлопок. – Примеч. ред.

55

 Перечап – перевес, чебурах (беренд.).

56

 Дресва – крупный песок, хрящ (беренд.).

57

 Облое – круглое (беренд.).

58

 Нафта – нефть (греч.).

59

 Наперечап – наперевес (беренд.).

60

 Покляпый – наклонный (беренд.).

61

 Водокряки – трезвенники (беренд.).

62

 Ожерелье – пристежной ворот (беренд.).

63

 Терлик – род долгого кафтана с перехватом и короткими рукавами (беренд.).

64

 Тафья – шапочка вроде скуфейки (беренд.).

65

 Мост – мощёный пол (беренд.).

66

 Распуколка – раскрытие почки, цветка (беренд.).

67

 Перелобанить – перетемяшить (беренд.).

68

 Журавец – оцеп, перевес на рассохе (беренд.).

69

 Согласно летописцу – за мужеложство горожан. – Примеч. ред.

70

 Параша, Параскева, Прасковья – женское имя, дословно – украшенная (греч.).

71

 Верёвка – вервие простое (беренд.).

72

 Курить – гнать (беренд.).

73

 Зернь – кости (беренд.).

74

 Оцеп – журавец, слега на рассохе (беренд.).

75

 Сергей – мужское имя, дословно – святой (греч.).

76

 Евгений – мужское имя, дословно – благородный (греч.).

77

 Александр – мужское имя, дословно – защитник мужей (греч.).

78

 Опричь – кроме (беренд.).

79

 Катапульта – метательная махина (греч.).

80

 Камка – шёлковая ткань с разводами (беренд.).

81

 Вошвы – вшитки, вставки (беренд.).

82

 Опашень – верхняя летняя одёжка (беренд.).

83

 Накапка – накидка с долгими широкими рукавами (беренд.).

84

 Аспид – ядовитейшая из змей (греч.).

85

 Мокошь – жена громовержца (беренд.).

86

 Шайтан – очевидно, бес какой-нибудь (басурман.).

87

 Ахтак дословно цитирует Олжаса Сулейменова, что заставляет усомниться в авторстве данной строки. – Примеч. ред.

88

 Вставить кому серебряный глазок – дать взятку (беренд.).

89

 Афедрон – задница (греч.).

90

 Охломон – забродыга, дословно – единица толпы (греч.).

91

 Катавасия – суматоха, дословно – противошествие (греч.).

92

 Тетрадрахма – четыре драхмы (греч.).

93

 Расчепыжить – в данном случае: разругать, расшелушить (беренд.).

94

 Нагрунка – конская побежка между шагом и рысцою (беренд.).

95

 Тарель – особая посуда для знатного гостя (варяж.).

96

 Вече – мирская сходка, подчас заугольная (беренд.).

97

 Кондратий – мужское имя, дословно – воин, несущий копьё (греч.).

98

 Ахинея – безлепица, дословно – восхваление Афин (греч.).

99

 Константин – мужское имя, дословно – стойкий, неколебимый (греч.).

100

 Конунг – владетельный князь (варяж.).

101

 В некоторых источниках Гакона именуют Якуном. – Примеч. ред.

102

 Второе прозвище Гакона Слепого – Гакон Золотая Луда. – Примеч. ред.

103

 Паразит – жрец, принимающий хлеб для жертвы богам (греч.).

104

 Олежко, Олег – мужское имя, значение неизвестно (варяж.).

105