Бешеные деньги. Исповедь валютного трейдера

Его речь показалась мне потоком сознания на тему упорного труда; этот монолог испещряли слова и аббревиатуры, которые к тому моменту я уже точно где-то слышал, но все еще не запомнил их значения – словно оратор говорил на языке, который я изучал в школе, но так и не освоил до конца. Он без устали носился по сцене и вещал с невероятным пылом. Из этого выступления я вынес довольно простой посыл: читайте все, заучите эти аббревиатуры и их значения, обзаводитесь связями, подавайте заявления, всегда работайте, не спите. Не уверен, что выступающий хотел сказать именно это. Я ушел со встречи в глубокой депрессии.

К разочарованию Матича (и в какой-то степени к моему собственному), я не стал подавать заявления на практику. Не мог этого сделать. Всегда плохо запоминал аббревиатуры. Это чересчур тяготило мою душу. Кроме того, процесс подачи заявления начинался с составления резюме и сопроводительного письма. Остальные готовились к этому лет с четырех. Казалось, все они пересекали Сахару, или возглавляли программу Junior United Nations, или играли на гребаном гобое в Альберт-холле[15], или совершили еще что-нибудь в этом роде. Мое же резюме включало шесть лет работы разносчиком газет, один год неудачного грайма и два года взбивания подушек в магазине диванов рядом с очистными сооружениями в Бектоне. И какой смысл такое подавать?

Меня спасло второе изменение обстановки – столь же неожиданное и необъяснимое. Когда я вернулся в университет на второй курс, люди внезапно узнали, кто я. Студенты, которых я не видел никогда в жизни (иногда даже из клана владельцев деловых костюмов), подходили ко мне в библиотеке и вступали в разговор. Какой-то китаец физически остановил меня в коридоре, молча грозно осматривал меня с ног до головы около десяти секунд, не произнес ни слова и просто ушел. В другой раз высокая европейская девушка с непонятным акцентом и фантастическими волосами попросила позаниматься вместе. Все это не имело никакого смысла.

В растерянности я обратился с этой головоломкой к своему другу и сокурснику Сагару Малде – высокому поджарому индийцу, приехавшему из Кении; отец этого парня с удивительно выраженным акцентом заправлял производством мыла во всей Восточной Африке.

– Естественно, они же знают! – воскликнул Сагар, словно это было очевидно. – Они знают, как ты сдал экзамены.

Этот ответ не прояснил ситуацию полностью. Мои оценки были хороши, но, насколько я знал, их не обнародовали, и к тому же они не могли сравниться с топ-результатами в университете. К примеру, у того же Сагара баллы были значительно лучше.

– Разумеется, Гэри, – благожелательно ответил он, когда я задал ему этот вопрос, – ведь никто не ожидает от тебя такого.

Сагар – прекрасный человек, мы до сих пор добрые приятели. Но тогда его слова меня по-настоящему шокировали. Сколько себя помню, я всегда демонстрировал хорошие результаты в математике. О моих математических способностях знали все люди в начальной школе, все люди в средней школе. Время от времени я участвовал в турнирах и обычно побеждал. Учителя, семья, друзья – все ждали от меня успехов. Я сам всегда ожидал от себя успехов. Возможно, кто-то завидовал, но никто никогда не удивлялся.

Но бесцеремонное замечание Сагара заставило меня впервые осознать то, что раньше даже не приходило мне в голову: многие богатые люди считают, что бедняки являются тупицами. Лекции первого курса по экономике посещают более тысячи студентов ЛШЭ. Я – сидевший в первом ряду, в спортивном костюме, с рюкзачком Nike, задававший вопросы с характерным акцентом Восточного Лондона – в глазах остальных, в целом более состоятельных студентов явно выглядел несколько забавным, но не представляющим реальной угрозы сокурсником. Мои результаты первого года все перевернули.

Я немного повертел эту мысль в мозгу и задался вопросом, что делать. Тут же решил, что покажу им: мы – парни в спортивных костюмах – вовсе не обязательно дураки. Пусть я не знал, что такое CDS, но зато при необходимости мог применять математику. Мы покажем им, да, мы покажем им. Покажем этим парням, на что мы способны.

Так что пока остальные рассылали заявления в 37 инвестиционных банков, я принялся довольно экстравагантно демонстрировать всем, кто меня слушал, насколько хорошо я знаю экономику, а особенно математику. Впервые в жизни я начал тратить на учебу свободное время. Задавал массу вопросов преподавателям. Спорил с ними, когда они ошибались. Честно говоря, я не знал, каким образом это поможет мне в карьере (и поможет ли вообще), но в действительности я об этом уже особо не задумывался. Я просто хотел дать им понять, что они не лучше нас. Потому что они в самом деле не лучше.

Так или иначе, но однажды произошла странная штука. В библиотеке ко мне подошел долговязый паренек с Севера, из Гримсби, – выше на шесть дюймов[16], густая копна черных волос, неопрятный деловой костюм. Его звали Люк Блэквуд, он был на курс старше и занимался математикой.

– Гэри – это ты? – спросил он, и я ответил утвердительно. – Слушай, у Ситибанка на следующей неделе проходит мероприятие. Оно называется «Торговая игра», но фактически это математическая игра. Если победишь, тебя пригласят на национальный финал, а если выиграешь и там, то получишь практику. Я слыхал, что ты недурственно разбираешься в математике. Тебе стоит пойти.

До этого мы не были знакомы, но сейчас Люк сел рядом, назвал дату и время конкурса, вкратце объяснил правила игры. Я ничего не знал о трейдинге, но, как заметил мой собеседник, это и не требовалось: по сути, это выглядело относительно простой математической игрой. Показав мне, как все работает, Люк встал и ушел, оставив меня с мерцающим компьютером и несколькими наполовину исписанными листами формата А4 с домашним заданием по математике.

Не знаю почему – может быть, просто из-за самомнения и самонадеянности, – но я сразу же проникся уверенностью, что выиграю. Пусть я ничего не знал о CDS, CDO или ценных бумагах, обеспеченных активами, но я разбирался в играх и разбирался в математике. Мне показалось, что передо мной наконец-то замаячил тот путь в Сити, где не требовалось играть на гребаном гобое. Здесь, наконец, были равные для всех условия, реальное соревнование. И я знал, что смогу там победить. Я отложил учебники и закрыл домашнее задание. Открыл электронную таблицу и приступил к расчетам математических принципов игры.

Первый раунд «Торговой игры» состоялся уже через несколько дней после разговора с Люком. Всего лишь второе финансовое мероприятие в моей жизни. Стоял теплый осенний вечер, и, хотя игру не рекламировали (во всяком случае, я ничего такого не видел), около одного из больших офисных зданий ЛШЭ извивалась очередь среднего размера. Обычная очередь для финансовых сообществ типа ЛШЭ: интернациональное попурри из китайцев, русских и пакистанцев, а также куча других людей, акцент и одежда которых говорили скорее о трастовых фондах, нежели о какой-либо конкретной национальности.

У меня имелось преимущество перед этими людьми, и я знал это. Мне предварительно объяснили правила игры, а им – нет. Это было несправедливо, но жизнь – несправедливая штука. Видит бог, этим парням объясняли множество других правил, которые мне никогда не узнать. Похоже, первое преимущество в моей жизни. Пока очередь текла, я наслаждался этим ощущением – некая вибрация в пальцах рук и ног.

Очередь из алчущих молодых начинающих трейдеров вливалась в большое помещение с высокими потолками без окон – какой-то лекционный зал в недрах здания, куда я раньше никогда не заглядывал. Нас поделили на группы по пять человек и усадили за отдельные столы. Перед большим флипчартом[17] в передней части комнаты стоял внушительный сияющий мужчина. Первый трейдер, которого я видел в своей жизни. Вот, значит, как должны выглядеть трейдеры, подумал я.

Как только мы расселись, трейдер приступил к объяснению правил. Поскольку я с ними уже ознакомился, у меня было время понаблюдать за ним. Он двигался медленно, весомо и грузно. Безмятежно улыбался и разглядывал толпу яркими глазами, по очереди всматриваясь в каждого студента. Казалось, что от него, как дым от свечи, по залу змейкой расплывалась уверенность. Какая-то густая липкая темнота, но в то же время резкая сияющая яркость, как патока в стеклянной банке, и в придачу ко всему – широченная, бесконечная, жемчужно-белая улыбка. Что-то в этой темной липкой уверенности перенесло меня домой в Илфорд. К крутым парням в школе, которые стали наркодилерами и превращали десять фунтов в сто, продавая пакетики. Но здесь я встретился с глубиной, которой не видел в Илфорде. С тем, что я начал замечать в ЛШЭ. С уверенностью человека, который побеждает – не только сегодня, но и завтра. С уверенностью человека, который знает, что не может проиграть. Каким-то образом я чувствовал, что это дело как раз для меня – хотя в тот момент ничего не знал о трейдинге.

Но сначала требовалось выполнить работу. Требовалось выиграть соревнование.

Как я собирался это сделать? Ну, для начала нужно понять суть игры.

Предполагалось, что она должна имитировать процесс торговли, но фактически это была просто игра с числами.

Там использовалась специальная колода из 17 карточек с разными числами. На случай, если вы захотите сыграть сами, сообщу, что в колоде имелись –10, 20, а также все числа от 1 до 15. Каждый игрок получает карту, смотрит на нее, а еще три карты кладутся в центр стола лицом вниз. Игра заключается в том, что участники играют друг против друга, делая ставки на то, какой окажется сумма значений восьми использованных карт (по одной у каждого из пяти участников и три карты в центре).

Концептуально это можно представить так: вы покупаете и продаете некий актив, а общая стоимость этого актива – сумма задействованных карт. Ваша информация ограничена: вы знаете только свою карту, плюс по ходу игры поступает дополнительная информация (карты в центре стола). Если вам досталась одна из старших карт (например, 15 или 20), то это дает вам инсайдерскую информацию, что сумма, вероятно, окажется достаточно большой, поэтому вы предпочтете ставить на то, что общий результат будет высок. Наоборот, если число на вашей карте мало́ (например, –10), вы, вероятно, захотите поставить на низкую сумму. Если же вам выпала какая-то средняя карта (например, 6 или 7), то, полагаю, вам придется что-то придумывать.

В основном именно система ставок и сделала эту игру «Торговой игрой», то есть моделированием трейдинга – потому что ее разработали для имитации того, как трейдеры делают ставки на рынках: «предложение цены другим участникам»[18] и «принятие цены, предложенной другими участниками»[19] на «двусторонних рынках»[20].

Позвольте мне коротко наметить в общих чертах, как происходит торговля на финансовых рынках. Пусть какой-нибудь солидный клиент – например, пенсионный фонд, хедж-фонд[21] или крупная корпорация – желает что-нибудь купить или продать. Товаром может выступать что угодно, но для определенности предположим, что они хотят купить 10 миллионов британских фунтов за американские доллары. Как правило, они не звонят в какой-нибудь банк со словами: «Привет, я хочу купить десять миллионов британских фунтов за доллары США». Они не поступают так по двум соображениям:

1. Если трейдер узнает, что вы хотите купить британские фунты, он, вероятно, попытается поднять цену на них.

2. Если трейдер узнает, что вы хотите купить британские фунты, он может даже выйти на рынок и быстро скупить значительное количество фунтов в надежде поднять их рыночную цену, а потом продать вам фунты по этой более высокой цене. Это называется «опережающей[22] сделкой»; во многих случаях подобные штуки незаконны, но такое часто случается.

То есть если вы являетесь покупателем, вам не хочется сообщать трейдеру, что именно вы желаете приобрести, до самого момента, когда появится реальная возможность покупки. Чтобы избежать этого, вы говорите: «Привет, дайте мне цену на десять миллионов фунтов».

Когда вы произносите такую фразу, трейдер (теоретически) не знает, хотите ли вы покупать или продавать. Соответственно, он должен назвать вам две цены – ту, по которой вы можете купить, и ту, по которой вы можете продать. Это известно как «двусторонняя котировка» (или «двойной курс»), и именно так работают почти все крупные финансовые рынки. Подумайте над этим. Вы сталкивались с чем-то подобным у пункта обмена валюты в аэропорту: там указывается цена, по которой здесь покупают фунты за доллары, и цена, по которой продают фунты за доллары. Разумеется, цена покупки всегда ощутимо ниже цены продажи. Именно на этом зарабатывают пункты обмена валюты. Таким же образом зарабатывают и трейдеры.

Ровно так же функционировала и «Торговая игра» Ситибанка. Любой игрок мог в любой момент спросить другого игрока: «Какова ваша цена?»; спрошенный участник должен был назвать двойной курс со спредом (разница между ценой покупки и ценой продажи), равным 2.

Итак, представим, что вы – начинающий, алчущий денег молодой трейдер, студент ЛШЭ, играющий в эту игру. Вы сидите за столом в дорогом костюме, купленном вашим отцом из китайского политбюро за большие деньги у лучшего портного в Лондоне. Крупный и крайне уверенный в себе мужчина быстренько объясняет вам правила, с виду довольно простой математической игры, и вдруг какой-то мелкий, агрессивно выглядящий пацан в белом худи с синим носорогом поворачивается к вам и с совершенно невразумительным акцентом спрашивает: «Какова ваша цена?»

Что вы сделаете?

Для большинства студентов ЛШЭ, хорошо знающих экономику, математику и статистику, ответ очевиден. Вы смотрите на карту в своей руке, прикидываете возможные карты в колоде и производите простой статистический расчет, чтобы вычислить математическое ожидание («ожидаемое значение») общей суммы карт. Это несложно: среднее значение одной карты в колоде составляет 7,65[23]. В игре восемь карт, поэтому средняя сумма чисел на них 7,65 × 8 = 61,2. Одну карту вы знаете, и если число на ней очень большое или очень маленькое, то ожидаемое значение сдвинется – соответственно, вверх или вниз. Если у вас на руке 20, то ожидаемое значение суммы равно 68. Возможно, вам кажется, что должно получиться что-то вроде 73, поскольку 20 превосходит 7,65 примерно на 12; однако наличие у вас карты с числом 20 означает, что двадцатки больше ни у кого нет, поэтому математическое ожидание увеличивается только на 7. Аналогично, если у вас на руке –10, то ожидаемое значение суммы равно 51,2.

Все эти вычисления крайне просты, и проделать их несложно. Каждый игрок за столом способен это сделать.

Но это глупо. И я объясню вам почему.

К этому моменту я уже целый год проучился с математиками, экономистами и финансистами из ЛШЭ. Я знал, как они мыслят, и понимал, что они будут действовать именно таким образом. Представьте, что вы играете в эту игру. Пусть у одного парня за вашим столом на руках 20, и он сразу же начинает давать котировку 67–69 (вспомните, что в этой ситуации ожидаемое значение для него равно 68). Предположим, что у другого парня –10, и он, соответственно, начинает давать 50–52. Что делать вам?

Прежде всего, вы немедленно понимаете, что у одного парня –10, а у другого 20. Первыми же словами они раскрыли вам свои карты. Но суть даже не в этом. Суть в том, что вы можете пойти к парню 50–52 и поставить на то, что сумма будет больше, чем 52. Затем вы можете обратиться к парню 67–69 и поставить на то, что сумма будет меньше 67. Покупайте за 52; продавайте за 67. Эти две ставки сразу же взаимно уничтожаются, а вы получаете прибыль в размере 15. Это происходит независимо от того, какова фактическая сумма в игре, – совершенно безрисковая прибыль в 15. Затем вы все повторяете.

Теперь, если другие участники умны, они осознают, что вы получили быструю прибыль. Они поймут, что глупо предлагать продавать что-то по 52, когда другой джентльмен предлагает купить это по 67. Если остальные игроки умны, они сообразят, что этот мелкий тип в толстовке с носорогом за первую минуту 15 раз запросил цену и уже получил гарантированную прибыль в размере 100. Они решат, что, возможно, этот парень знает, что делает. Они подумают, что, возможно, им стоит подстроиться.

Но люди, которые изучают экономику в ЛШЭ и посещают мероприятия Финансового общества, не умны. Вернее, они умны, но по-другому. Они умеют пользоваться калькулятором и хорошо работают с электронными таблицами. Дайте им красивый галстук и бокал вина, посадите в комнату с кадровиком Deutsche Bank, и они вполне смогут поддержать блестящую беседу. Но заставьте их играть в карточную игру с быстро говорящим парнем из Восточного Лондона, у которого имелось три дня, чтобы разобраться в игре, – и до них, скорее всего, не дойдет, что они проигрывают, пока не станет слишком поздно.

Вот так я и выиграл соревнование. Покупая по низкой цене, продавая по высокой, покупая по низкой, продавая по высокой, покупая по низкой и снова продавая по высокой. Это было просто анекдотично. Остальные участники едва отрывали взор от своих калькуляторов. Пока они вычисляли свои математические ожидания, я просто складывал очки в мешок.

Хотя это всего лишь математическая игра, вы узнаёте несколько вещей о рынках.

1. Отдельные трейдеры не устанавливают цену. Даже если вы считаете, что товар стоит 60, вы не предложите купить его по 59, когда все остальные продают его по 50. Если другие люди продают этот товар по 50, то максимум, который вы можете предложить, – 50–52. Нет смысла предлагать купить по 51, если кто-то другой продает по 50. Это демонстрирует одну интересную вещь: трейдер должен озвучивать не ту цену, которую он считает справедливой, а ту, которую считают справедливой остальные.

2. Следовательно, если вы запросите цену у десяти разных трейдеров, вы не получите разброс цен: все ответы должны оказаться примерно одинаковыми. Это справедливо, даже если эти десять трейдеров имеют совершенно разные мнения, какой должна быть цена на самом деле.

3. Если вам кажется, что другой парень знает, что делает, и он зарабатывает кучу денег, а вы не имеете представления, что вам делать, то, возможно, стоит просто скопировать действия этого парня.

4. Пункт 3 – основная движущая сила для большинства финансовых рынков.

Я понимаю, что первый раунд конкурса нельзя было считать честным соревнованием. Мне рассказали правила за три дня до его начала, а все остальные участники познакомились с ними только в день игры. Я понимаю, что это, очевидно, сыграло большую роль в моей победе, и в конечном итоге эта игра оказалась первым этапом в получении той работы, которая со временем сделала меня миллионером. Я знаю, что справедливостью тут не пахло. Но, честно говоря, мне плевать. Остальные парни в том зале позже стали миллионерами, потому что их отцы были миллионерами. Некоторые стали трейдерами, потому что их отцы были трейдерами. Мой же отец работал на почте, и у нас дома не было даже письменного стола, где я мог бы делать домашнее задание по математике. Полагаю, стоит пользоваться лазейками там, где они вам доступны. Я подошел к трейдеру и пожал его огромную руку.

– Хорошо сработал, – сказал он. – Увидимся в финале.

– Спасибо, – ответил я. – Увидимся.

Между «Торговой игрой» в ЛШЭ и национальным финалом прошло примерно три недели, и за все это время я вряд ли появился хотя бы на одной лекции или семинаре. То же было и с Матичем. Я обучил всех своих друзей и на три недели укрылся в одном из залов библиотеки, играя со всеми желающими. Когда партнеров не находилось, я составлял электронные таблицы и заучивал их наизусть. Это была просто какая-то дурацкая игра с числами, которую придумал кто-то из Ситибанка. К моменту финала я, должно быть, стал выдающимся мастером в ней.

Финал проводили в небоскребе Ситигруп Тауэр, который на тот момент (в 2006 году) входил в тройку самых высоких зданий в стране; этот треугольник составляли также HSBC Тауэр и главное здание в Канэри-Уорф с мигающим куполом в виде пирамиды. Именно эти небоскребы я видел на горизонте между фонарными столбами в конце улицы в Илфорде. Казалось, что это судьба. Но мне все равно требовалось победить.

К финалу теплая ранняя осень сменилась холодной ранней зимой. Я надел темно-синюю клетчатую рубашку и широкий желто-синий галстук. Я носил его, когда взбивал подушки в DFS. Уже стемнело, когда я отправился на метро из ЛШЭ в Канэри-Уорф. Поезда Юбилейной линии звучали совсем не так, как те, что каждое утро мчались мимо моей кровати. При ускорении и торможении они издавали спиральный, жужжащий, восходящий звук. Они звучали по-новому. Звучали высокотехнологично. Для меня они всегда звучали как деньги.

Игра проходила на одном из верхних этажей. Зимним вечером с такой высоты Лондон кажется всего лишь огромной массой окон и сияющих фонарей. Ребенком я каждый день смотрел на эти небоскребы, и в какой-нибудь другой день мне могла прийти мысль выглянуть в окно и попытаться найти свой дом. Однако сегодня мне было не до видов; мой мозг переполняли цифры. К тому же я все равно не знал, в какую сторону смотреть.

Перед игрой организаторы устроили мини-фуршет с шампанским и канапе. Я не знал, что такое канапе, и не употреблял шампанского. Остальные кандидаты перемешались с присутствующими трейдерами; раздавался негромкий смех. Возможно, они смеялись над CDO. Но я не прислушивался. Я пришел ради чисел. По пять участников от каждого из пяти университетов: ЛШЭ, Оксфорда, Кембриджа, Дарема, Уорика. Подозреваю, что для Ситибанка другие университеты не имели значения. Двадцать пять участников, включая меня, и теперь я играл со всем контингентом ЛШЭ. Мне нравились мои шансы.

Мы расселись за столами. Пока грузный улыбающийся трейдер – тот самый, что вел первый раунд в ЛШЭ, – выдавал мотивационные фразы, я оценивал игроков за своим столом. На этот раз мне требовалась совершенно иная стратегия. Все присутствующие участвовали в первом раунде и показали достаточно хорошие результаты, раз уж прошли дальше. У них должно хватать сообразительности, чтобы понять: бессмысленно назначать цены, которые расходятся с ценами других игроков. Это означало, что на этот раз мне не удастся заработать легкие деньги, просто покупая у одних игроков по низким ценам и продавая другим по высоким.

Однако сам по себе тот факт, что игроки понимают, почему глупо объявлять далекие друг от друга котировки, порождал новые возможности. Во время своих упорных тренировок я осознал, что для большинства участников характерна жесткая решимость строго придерживаться тех цен, что звучат вокруг, и игроки лишь незначительно отклоняются от них. Они отслеживали их в основном на слух: слышали оглашаемые цены и держали поблизости свои собственные. Это давало возможность манипулировать тем, что заявляли другие игроки, – я просто называл цену очень громко. Игра шла в стиле «полная неразбериха» (во многом как на настоящих рынках), так что, если цены держались на уровне 62–64, зачастую было достаточно громко заявить 58–60, чтобы цена снижалась примерно до этого уровня. Еще одна возможность установить уровень цены – назвать ее в самом начале игры, и опять же громко.

Это давало мне новую, потенциально прибыльную стратегию. Если у меня в руках находилась высокая карта (то есть карта с большим числом), я начинал игру с низкой цены. Это относительно простой блеф – я показываю, что у меня маленькая карта, следовательно, общая сумма уменьшается, и я могу покупать у некоторых игроков по низкой цене, поскольку все начинают придерживаться моей первоначальной низкой цены. Разумеется, здесь кроется риск: если другие участники поймут, что я блефую, то они просто купят у меня по низкой цене и продолжат торговлю по высокой. Здесь я рассчитывал на относительно простую идею, на которую меня натолкнул несколькими неделями ранее мой друг Сагар Малде: богатые люди ожидают, что бедные – тупые. Если человек, который выглядит и говорит так, как я, начинает игру, объявляя чрезмерно низкую цену, то, скорее всего, другие игроки не увидят здесь сложного блефа, а решат, что этот простофиля легко раскрыл свою руку.

Дальнейший план состоял в том, чтобы просто постоянно спрашивать цены у других игроков с целью вычислить их стратегии и их руки. Тут я опирался на информацию, полученную от игроков из ЛШЭ: большинство из них не рассчитывали на победу в турнире, а собирались использовать финал как возможность для налаживания связей. Поэтому я предполагал, что большинство игроков применит относительно бесхитростную стратегию – котировать чуть выше среднего с высокой картой и чуть ниже среднего с низкой. Некоторые называли нейтральную цену, чтобы не раскрывать информацию, но такое случалось редко. Блефовали совсем мало. Вспомните, что эти ребята являлись студентами-экономистами, а не игроками в покер.

Ключевой посыл здесь заключается в том, что современные экономисты – в основном математики, а не великие мыслители или игроки. Другие студенты играли с помощью калькуляторов, а пока они занимались подсчетами, я манипулировал их слухом и читал по их глазам. Сначала громкий блеф, затем быстрая оценка интеллекта, уровня сложности и вероятной карты всех остальных игроков. После этого я решал, хочу ли я покупать (ставка на то, что сумма будет большой) или продавать (ставка на то, что сумма будет маленькой). Когда я был покупателем, то опускал цену, громко выкликая маленькие числа и активно покупая у других игроков на этом низком уровне. Когда я был продавцом, поступал наоборот.