Ловец кошмаров

Валентина Белякова

Ловец кошмаров

Охотники за мирами

© Беляков В., текст, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

Глава 1

Моя кара

В то утро я даже не посмотрел на неё. Вернее сказать, не посмотрел даже на неё. Не стал отыскивать взглядом вечно всклокоченную шапочку чёрно-красных волос среди передних парт, а тупо уставился в свой конспект. Больше всего мне хотелось просто поспать, но для этого я бы предпочёл оказаться в своей постели. А как только попаду домой, буду мечтать сбежать. Порочный круг.

Наушники разрядились ещё в автобусе, и я их вытащил, но все звуки аудитории (кваканье голосов, шарканье ног, скрип стульев по полу) доносились как будто издалека.

– Выглядишь хреново.

Я подпрыгнул на неудобной скамье и едва успел поймать ручку, покатившуюся к краю парты.

– Прости…

– Прости? – Судя по голосу, она удивилась.

Я и раньше не раз слышал вблизи её голос: в столовой, в раздевалке, в толпе на выходе из аудитории. Негромкий, хрипловатый, как будто ворчливый или немного простуженный, для меня этот голос был бежевого цвета, пах разогретым на солнце деревом и гвоздикой и имел температуру около тридцати семи градусов. Как тело. И сейчас я растерялся, потому что впервые она обращалась ко мне.

– Это не претензия. Я к тому, что по тебе будто асфальтоукладчик проехал.

– А обычно не так?

Глупый вопрос. Чтобы знать, как я обычно выгляжу, нужно регулярно на меня смотреть.

– Обычно не асфальтоукладчик. Максимум газонокосилка.

Я рискнул поднять взгляд. Из-за её небольшого роста наши лица были почти на одном уровне. Мне нравилась её привычка поднимать одну бровь удивлённой дугой, а вторую требовательно хмурить: не лицо, а сплошной вопросительный знак.

– А ты обычно выглядишь, как будто хочешь улететь в своё драконье гнездо.

Уж не знаю, зачем я это сказал. Но, видимо, слова пришлись ей по вкусу, потому что в тёмно-серых глазах зажглись смешливые искорки.

– И затащить туда на растерзание какую-нибудь невинную жертву, да? Чего ты так напрягся? Да, я замечаю, когда ты пытаешься просверлить взглядом дыру в моём затылке. Или виске. Смотря где мы сидим на лекциях. Это сложно не заметить.

Она не дала мне вставить очередное нелепое «прости». Ободряюще улыбнулась, как всегда, когда мы случайно встречались взглядами.

– …А сегодня ходишь как зомби не первой свежести.

– Не выспался. Да и тяжёлый выдался день.

– Тяжёлый день последние пару месяцев, видимо. – Она помолчала несколько секунд. – Понимаю, что лезу не в своё дело. К тому же сейчас явно не время и не место допытываться… Но если захочешь поговорить и сходить кое-куда развеяться, можем встретиться после четвёртой пары у главного входа.

– Что? Сходить? Я…

Я десятки раз воображал этот момент, строил планы и продумывал окольные пути, но уж точно не ожидал, что она сама меня куда-то пригласит. В чём подвох?

– Уверен, моё имя ты слышал на перекличках, но называй меня Кара. Это моё единственное условие.

– Хорошо… Кара. А у меня, к сожалению, нет никакого прозвища.

– Не загадывай, может, и будет. Но пока на ум приходит только Зомби.

Она погрузила руки в карман огромной толстовки почти до середины предплечий, развернулась на пятках и, не сказав больше ни слова, вернулась на своё место на три ряда ниже.

Я опасался, что Кара сразу начнёт расспрашивать о причинах моего подавленного состояния, усилившегося в последние недели, но она будто забыла о причине нашей сегодняшней встречи. Или это был всего лишь повод? Подозрительно, конечно, но я рад хоть какому-то разнообразию в алгоритме «учёба – подработка – дом».

– Будешь?

Из бездонного кармана чёрного пуховика Кара извлекла открытую банку энергетика. Пахнуло химозными ягодами. Обычно я не пью энергетики (предпочитаю кофе), поэтому сам себе ни разу их не покупал, но сейчас был явно не в том состоянии, чтобы отказываться. К тому же приятно осознавать, что она тоже пила из этой банки.

– Так куда мы идём? – спросил я, сделав несколько длинных глотков и поёжившись: весна выдалась промозглой, а теперь и внутри у меня тоже стало холодно.

– Туда, куда стоит водить грустных друзей, чтобы немного развеялись. «Паучий подвал» знаешь?

– Нет… Это что, бюро ритуальных услуг? Звучит не очень радужно.

– Это бар, кафе, клуб… Место, где играют андерграундные группы. Он и правда в полуподвальном помещении, но всё не так жутко, как звучит.

Кара сбавила шаг, взглянула на меня из-за красной пряди, рваным контуром обводящей лицо.

– Мы там тоже играем. Классное место, правда.

– Ты играешь в группе?! – восхищённо выдохнул я.

– На ударных. Ну-ну, не делай такое лицо – уверена, всё не так круто, как ты вообразил.

– Теперь я мечтаю это увидеть!

– Если сегодняшний вечер свободен, то мечта сбудется через пару часов. Приятно слышать. Пока у нас каждый зритель на счету. – Тон оставался чуть ворчливым, но я готов был биться об заклад, ей действительно приятно.

– Только я… Никогда не ходил в бары. И я не пью. Вообще, – спохватился я и постарался, чтобы последние слова прозвучали твёрдо.

– Жаль, конечно. Но пить и необязательно, думаю, тебе всё равно понравится. Тем более это недалеко.

Я бы не назвал полчаса на автобусе «недалеко», да и потом мы плутали по улочкам, которые мне не удалось запомнить. С каждым поворотом улицы становились у2же, дома – обшарпаннее, дорога пестрела лужами и выбоинами.

– Наверное, этот бар не пользуется популярностью?

– Те, кому надо, легко находят «Подвал», – загадочно ответила Кара.

Глава 2

«Паучий подвал»

Мы наконец остановились у двери, в два слоя покрытой разнообразными потёртыми наклейками: от лейблов неизвестных рок-групп до анимешных стикеров и подозрительных QR-кодов. Над дверью красовалась небольшая вывеска с мультяшным тарантулом в разноцветной паутине, больше похожей на вязаную салфетку.

– А почему он «паучий»? – спросил я немного напряжённо.

– Эту историю тебе лучше расскажу не я, а те, кто его так окрестил.

Кара нажала на кнопку звонка и подняла голову, чтобы показать лицо камере, притаившейся под вывеской. Дверь тут же открылась. Короткая пологая лестница вела в тускло освещённое приглушённым тёплым светом помещение, размеры которого нельзя было оценить навскидку.

Мне сразу пришлись по душе мягкие диваны и кресла-мешки, длинная лакированная стойка с маленькими полочками по сторонам, стеллажи с книгами и необычными вещицами, разделявшие «Подвал» на отдельные зоны. У меня дома не хватало подобного уюта. Наша квартира словно до сих пор ждала настоящих жильцов и терпела нас с мамой только из вежливости.

Старый рок-н-ролл ненавязчиво доносился из колонок возле маленькой сцены, не заглушая голоса. Кроме нас с Карой в «Паучьем подвале» было человек пять. Проходя мимо бара, Кара поздоровалась с девушкой за стойкой:

– Привет, Рин, – и пояснила мне: – Это Си2рин, одна из владелиц бара.

– Здравствуйте. – Я выдавил улыбку, и Сирин улыбнулась в ответ, хотя в её тёмно-карих глазах затаилась настороженность.

Да и вся её хрупкая фигурка выглядела напряжённой, как у птички, готовой вспорхнуть. Пёстрая рубашка с широкими рукавами, острый нос с горбинкой и натурально-рыжие волосы, короткие и всклокоченные, как пёрышки, усиливали ассоциацию с пернатыми.

– Тебе как обычно? – обратилась она к Каре.

– Да. А он не пьёт. И не спал сегодняшнюю ночь, а возможно, и несколько предыдущих.

– Поняла. – Сирин коротко кивнула и принялась колдовать над бутылочками и бокалами своими миниатюрными сухими руками.

Прежде чем отойти, я заметил, что её пальцы с коротко остриженными ногтями осыпаны веснушками почти так же щедро, как лицо.

– Кара, совсем забыл, у меня сейчас напряжёнка с карманными деньгами… – вполголоса начал я.

– Я угощаю, – перебила она тоном, не терпящим возражений.

Кара уверенно направилась к одному из столиков, и я последовал за ней, пытаясь разглядеть всё одновременно и при этом не споткнуться. За столиком сидели двое: невысокий тощий парень, как будто одолживший всю одежду у кого-то гораздо крупнее его, так что она висела на нём мешком, и суровый здоровяк, бритый почти наголо, с какими-то стилизованными рунами на футболке и в огромных берцах. Ну только белых шнурков не хватает. Перед здоровяком стояла полупустая кружка пива размером с небольшое ведро. Перед помятым любителем оверсайза – стакан с чем-то прозрачным (даже не принюхиваясь, я догадался, что это не вода).

– Здорово, Грифон, похоже, вам тут весело. – Кара протянула невысокому руку для пожатия, и он потряс её с энтузиазмом. – Только постарайся не ужраться до концерта, чтобы не как в тот раз.

– Не душни, Кара, это первый и последний.

Я не понял, что он имел в виду – случай или стакан.

– Это Грифон, басист нашей группы, – сказала Кара, обращаясь ко мне.

Я не знал, как представиться Грифону: казалось, настоящее имя будет звучать неуместно. Поэтому немного потянул время:

– А как, кстати, группа называется?

– Мы пока думаем, но черновое название – «Депрессивное бессознательное».

– В каких жанрах играете?

– Постпанк, постхард-кор, альтернативный метал, да хер его знает, короче, что придумается, то и играем, – философски ответил Грифон, чуть сощурив круглые глаза жёлто-карего оттенка.

– А почему именно «Грифон», можно спросить?

Он открыл было рот, но Кара опередила:

– Голова помойного голубя, тело драного кота.

– Кара, блин, – возмутился Грифон и дёрнул головой. Как голубь.

– А я Слэм, – вклинился в разговор здоровяк, тремя чудовищными глотками отправив в себя почти пол-литра пива, – ударник «Вербного потрясения». Кара, что за палочника ты привела?

– Палочника… – задумчиво повторила Кара, – ну да, пусть будет Палочник.

– Будем знакомы, значит. – Слэм с усмешкой протянул мне огромную руку.

Я пожал его лапищу, чувствуя, что мои пальцы вот-вот захрустят. Потом обменялся рукопожатием с Грифоном, его рука оказалась холодной и чуть влажной. Большинство ногтей обводила тёмно-красная каёмочка запёкшейся крови от сорванных заусенцев. Хотя Грифон широко улыбался, показывая желтоватые зубы, мне показалось, что я ему не понравился.

– Ещё в «Бессознательном» играют Курт, он же Серый, и Радуга, – рассказывала Кара, пока мы скидывали куртки в кучу и рассаживались.

– Серый – наш гитарист, вокалист, секс-символ и маскот – фронтмен, в общем. Радуга – вторая гитара, иногда синтезатор. Надеюсь, сегодня они не опоздают.

– Кара, твой мартини с тоником, – раздался глубокий, как море, голос у меня над ухом. Как будто мягкая и мощная волна ударила в бок. Голос пах морской солью и спелой пшеницей.

Подняв голову, я увидел огромный бюст, затянутый в мужскую рубашку, широкие плечи и круглое, как луна, лицо, обрамлённое светлыми косами. Настоящая женщина-викинг. Она неожиданно кротко улыбнулась и протянула Каре бокал. Рукава рубашки были закатаны, поэтому я невольно раcсмотрел руку, державшую бокал: под гладкой бледной кожей и внушительной жировой прослойкой угадывались развитые мышцы. К плечу уходила татуировка, позволяя увидеть под рукавом только золотисто-зелёный рыбий хвост. «Коня на скаку остановит, к победе драккар поведёт» – почему-то промелькнуло у меня в голове.

– Спасибо, Уна. Палочник, это Ундина, вторая владелица «Паучьего подвала».

– А я Палочник, очень приятно. Уютный у вас бар, – осмелел я и сам протянул Уне руку.

Уж не знаю, у кого было крепче рукопожатие: у неё или у Слэма. Но Ундина не внушала чувство угрозы. То ли дело было в мягких чертах светлобрового лица и открытой улыбке, то ли в спокойных движениях, исполненных плавной грации, как у ламантина в своей стихии.

– Очень приятно. Для тебя Рин сделала чёрный тоник с лимоном, мятой и пряностями.

Я поблагодарил, но с некоторым недоверием поглядел на тёмную жидкость в высоком прямом стакане. Пузырьки отчаянно цеплялись за кубики льда, но потом всё же уносились к поверхности, и только некоторым удавалось спрятаться под листочком мяты и не лопнуть.

– Ну что, за рок? – вскинулся Грифон, произнеся слово «рок» так, будто в нём минимум три буквы «к».

– За рок! – хором согласились Кара и Слэм и протянули бокалы к центру стола.

Я чокнулся со всеми, и пришлось пить. Терпкий кисло-сладкий коктейль мне неожиданно понравился. Он был будто «про меня», вместил долгие ночные прогулки в наушниках, холодные вечера на качелях, темноту и тишину балкона, горькие запахи парфюма, которые остаются надолго после ухода людей и смешиваются в какофонию запахов… Как Рин это удалось? Может быть, у неё тоже некая форма синестезии? Или просто научилась чувствовать настроение и характер клиентов за время долгой работы в баре? Я свежим взглядом окинул напитки людей, сидевших со мной за одним столом, и попытался произвести обратную операцию: по содержимому бокалов, подобранному Рин, угадать что-то об их личности. Но отвлёкся на разглядывание Кары, которая через голову стянула толстовку и закинула ногу на ногу, явно чувствуя себя здесь вольготно, не то что на учёбе.

Хлопнула входная дверь, и все головы на секунду повернулись к ней.

– Се-еры-ый! – завопила вдруг Кара, протиснулась мимо меня и быстро протопала к лестнице. Тяжёлые ботинки оставляли рельефные грязные следы. – О, и Радуга с тобой!

В «Паучий подвал» спустились несколько человек: высокий парень в ярко-жёлтой дутой куртке и с модно зачёсанными серебристо-серыми волосами, девушка в жемчужно-розовом, похожая на пухлое облачко, и ещё человек пять разношёрстного народа. Первых двоих у подножия лестницы обняла Кара и указала на наш столик. Пришлось потесниться.

– Курт. Или Серый, – представился сероволосый, не дожидаясь, пока нас познакомит Кара.

Под его яркой курткой оказалась чёрная рубашка с красным галстуком, которая отлично подчёркивала его спортивное телосложение. Глаза у него были такие же серые, как у Кары, почти в тон к явно крашенным волосам. Интересно, его поэтому прозвали Серым? Или это производное от имени? Может, всё-таки настоящее имя – Курт? Я решил, что лучше спросить, чем гадать.

– Не, Курт – это тоже прозвище. В честь Кобейна.

– Потому что… Восходящая рок-звезда? – предположил я.

– Если бы! – рассмеялась Кара. – Я этого раздолбая с детства знаю. Лет в десять он на спор постриг себе карешку под Кобейна и обесцветил. Волосы потом клоками вылезали. И с тех пор он Курт.

– Два месяца ходил весь плешивый, – сообщил Курт-Серый заговорщицким полушёпотом.

Кажется, это последний раз, когда я слышал, чтобы он говорил тихо.

– А ты, я так понимаю, Радуга. Я Палочник.

– Как ми-и-ило! – протянула Радуга, снимая светло-розовую шапочку с помпоном.

И как только она не запачкала свой светлый наряд в грязе-снежном мартовском месиве. Под шапочкой оказалось облако золотисто-персиковых волос, а под курткой – весёленький и легкомысленный полосатый свитер. Пока что я представить не мог, как эти четверо будут смотреться на сцене!

– Вижу, ты уже приняла свою микстуру от боязни сцены, – Радуга кивнула на напиток Кары, – а Грифон уже превысил литраж… Ну что, пойдём готовиться?

– Ещё звук настраивать, – заметил Серый, – ладно, Палочник, ты пока отдыхай, скоро увидишь нас в блеске славы!

– Ну да… Ты пока тут… – поспешно согласилась Кара. – Ничего?

– Всё в порядке, – заверил я. Хотя знал, что без знакомых буду чувствовать себя не в своей тарелке.

Посетители всё прибывали. Никакой афиши о выступлении «Депрессивного бессознательного» я не заметил, но люди явно знали, на что шли. Наверное, из анонсов в соцсетях. К Слэму подсели трое: красивая молодая женщина с длинными чёрными волосами, обвешанная бусами и браслетами, как новогодняя ёлка; кудрявый смуглый паренёк, который ни секунды не мог усидеть неподвижно и говорил быстро и сбивчиво; и меланхоличный молодой человек в джинсовой куртке с нашивками и с волосами, свалянными в разноцветные дреды. Видимо, остальные члены его группы (как там она называлась… «Потряси вербу»?). Между ними сразу же завязался оживлённый разговор.

Я заскучал и продолжил рассматривать интерьер бара (клеёнки с рисунком паутины, проволочные и пластмассовые паучки на полках, страницы из энциклопедии с пауками, приколотые кнопками к стенам), изредка вылавливал взглядом Кару или Курта, суетящихся на сцене и около неё. Усталость прошедших ночей плавно навалилась на плечи, заставив откинуться на высокую спинку дивана. Тут же мой затылок наткнулся на что-то маленькое и твёрдое. Я с удивлением повернул голову и увидел грязно-белую вещицу, свисавшую до самой спинки дивана на толстой нитке. Взял её в руки, вгляделся… И с удивлением понял, что сжимаю в пальцах маленький позвонок. «Кошачий, наверное, или кроличий», – машинально подумал я, прикинув размер. И только потом удивился: кто и зачем подвесил позвонок к потолку бара?! Проследив взглядом за цветастой ниткой, я чуть не уронил стакан.

Как высокий человек, я редко поднимаю голову вверх и рассматриваю потолки, если нет непосредственной угрозы удариться головой о притолоку. И, похоже, зря, потому что изучение «Паучьего подвала» следовало начинать именно с потолка. Он оказался заметно выше, чем я представлял, и оставался в тени, так как основное освещение располагалось на стенах и балках примерно на метр ниже его. Похоже, именно поэтому не бросалась в глаза чудовищная конструкция из ниток, пряжи, шнурков, верёвок и проводов, формировавших причудливые многослойные переплетения. Эта «паутина» не имела чётких границ, забрасывая отдельные отростки во все уголки потолка. О симметрии тоже говорить не приходилось, но прослеживалась некая внутренняя ритмика: равномерно встречались небольшие оплетённые обручи с более-менее правильным концентрическим узором нитей внутри. Правда, далеко не всегда обручи имели правильную круглую форму.

И, разумеется, особые акценты создавали вещицы, вплетённые в сеть. Многие из них были неподвижно закреплены, некоторые свисали, а отдельные почти касались голов посетителей, как позвонок на нашем диване. При беглом рассмотрении я успел заметить кучу бусин всех цветов и размеров, ракушку, наушники, чайный пакетик, презерватив, точилку для карандашей… И ощерившуюся осколками «розочку» из бутылки. Последняя, к счастью, достаточно далеко от меня.

– А это… Что за херня? – потрясённо спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.

Несмотря на шум в баре (людей к этому моменту стало ещё больше), меня услышал Слэм.

– Сам ты херня! – Он толкнул меня в плечо, чем привёл в чувство, но чуть не спихнул с дивана. – Палочник, ты чё? Это ж Ловец!

Сказал как о чём-то само собой разумеющемся. Как будто в ЛЮБОМ баре половину потолка занимает хтонический ком из десятков километров ниток, да ещё и с вплетённой в него барахолкой!

– В смысле ловец снов или типа того?

– Верба, поясни человеку за Ловец, – обратился Слэм к черноволосой.

Девушка перегнулась через него и облокотилась на стол, заглянув мне прямо в глаза. Я никак не мог определить её возраст: по гладкой загорелой коже лица и рук Вербе можно было дать двадцать два – двадцать четыре. Но тёмно-карие, почти чёрные глаза казались окнами в таинственное древнее измерение. Я почти ожидал, что она заговорит глубоким грудным голосом на давно забытом языке. Верба имела с ловцом на потолке нечто общее: кулоны на бусах и браслетах, фенечки с бусинами, вплетённые в гриву чёрных волос. Когда она наклонилась ко мне, одна из бусин забавно брякнула по столешнице, и наваждение развеялось. Девушка заговорила, и голос действительно оказался глубоким, но ничего потустороннего в нём, конечно, не было.

– Ловец снов – это индейский амулет, который защищает владельца от кошмаров. Ловец в «Паучьем подвале», конечно, необычно большой. Но людей сюда приходит много, и кошмары у многих внушительные. Он уже несколько лет их впитывает.

Метафизика меня не впечатляла, но в качестве рекламного хода идея хороша. Создать достопримечательность из ничего – наверняка это Рин додумалась.

– Рин и Уна сами его плетут?

– Они тоже участвуют, разумеется. Но каждый посетитель «Подвала» может добавить в Ловец что-то значимое для себя. А он взамен заберёт то, от чего хочется избавиться.

– В каком смысле «заберёт»? – насторожился я. – Типа погасит задолженность по кредиту или похитит вредную тёщу?

– Не в физическом плане. Хотя кто знает… – Она загадочно улыбнулась, и глаза на секунду вновь превратились в тёмные омуты. Интересные тут эффекты освещения.

Верба вновь села прямо, и я на секунду залюбовался её профилем: высокий лоб, нос с аккуратной горбинкой, благородно изогнутые тонкие губы. Похоже, она из тех, кто верит в Таро, гороскопы, нумерологию, вуду и прочий фэншуй. Отчасти я поддался её обаянию, но не воспринял рассуждения Вербы всерьёз. Наверняка у них какая-нибудь фолк-рок-группа, вот она и старается не выходить из образа. Или, может, владелицы бара подговорили её «просвещать» впечатлительных новичков. Надо будет спросить у Кары, что она думает про эту штуку.

Я допил свой коктейль и продолжил рассматривать Ловец. Нити переплетались настолько густо, что иногда казалось, будто они шевелятся. Может, и правда покачиваются от сквозняка. Или там уже завелись жуки. Будет неприятно, если жирный таракан упадёт в чьё-нибудь пиво…

Слева от меня и чуть сзади в Ловец был вплетён маленький серебряный колокольчик. Благодаря ему я заметил, что нити в том районе и впрямь сильно раскачиваются – тараканам даже компанией такую тряску не произвести. Может, там мышь или крыса запуталась? Колокольчик наверняка заливался звоном, но я не мог слышать его из-за шума в баре, и этот диссонанс действовал на мозг очень неприятно. Я опустил голову, чтобы не видеть колокольчик, но он продолжал прыгать перед внутренним взором, и его звон напоминал тонкий, беспомощный крик потерявшегося в лесу ребёнка.

У меня всегда так: если уж засело в голове, то не отпустит. Я выделил взглядом группу волокон, которые дёргались сильнее всего, и проследил за ними взглядом. Они уходили в дальний угол зала, где два стеллажа располагались слишком близко, чтобы втиснуть между ними столик. Группа «Вербное потрясение» оттеснила меня на самый край дивана, так что не пришлось ни через кого перелезать. Чтобы не привлекать лишнего внимания, я аккуратно лавировал между столиками, лишь иногда поглядывая наверх.

Угол, возле которого стояли стеллажи, явно был меньше прямого и походил на архитектурную ошибку. Ещё больше усиливала это впечатление глубокая ниша, куда почти не проникал свет. Дно ниши образовывало широкую полку, на которой лежали коробки с настольными играми, воздушными шариками и прочей мишурой для мероприятий. Сверху свешивался пыльный рваный тюль, похожий на ошмётки паутины. Похоже, «Паучьему подвалу» не помешает генеральная уборка! Несколько шнурков и ниток сплетались в нелепый канат, уходивший в темноту ниши. И за него кто-то дёргал. Я прислушался, но не уловил ни звука.

– Кто там?

Никто не откликнулся, дёрганье на секунду прервалось, но потом возобновилось с новой силой. Поскольку подойти вплотную не позволял хлам на полу, я опёрся пальцами о край ниши, встал на цыпочки и наклонился в темноту, вытянув шею и напрягая зрение и слух. Сначала различить ничего не удалось, только слабый шорох дёргаюшихся нитей.

Но вдруг шорох прекратился, и на меня уставились глаза. Их было пять: два сверху и три снизу. Они слегка светились в темноте: верхние – золотисто-жёлтым, а нижние – жёлто-зелёным. Верхние уставились огромными зрачками прямо на меня, а нижние будто остекленели.

Глава 3

Депрессивное бессознательное

Я даже не успел ничего подумать, удивиться, испугаться, прежде чем существо прыгнуло на меня.

С высоким вскриком я отшатнулся от ниши, что-то чёрное и весьма тяжёлое ринулось из неё, всколыхнув тюль, оттолкнулось от моей груди и скакнуло на шкаф. Сделав шаг назад, я поскользнулся на чём-то, издавшем металлическое дребезжание, и сел прямо на пол. Кто-то подбежал ко мне сзади и положил руку на плечо, вновь заставив вздрогнуть.

– Не ушибся? – Это оказалась Рин, владелица бара.

– Несильно… – ошарашенно ответил я, провожая взглядом катящуюся по полу железную миску. У неё на боку чем-то вроде лака для ногтей была выведена надпись. – Та-ран-ту-ла? – попытался разобрать я.