Рассказы

Как-то вечером Мари-Анж обнаружила в амбаре маленькую девочку. Как ни бились они с Изабель, но так и не смогли выяснить, откуда пришёл к ним этот ребёнок и как очутился в Лионе. Отчаявшаяся Изабель принесла большой старый словарь европейских языков и начала медленно читать слова с дюжиной переводов. Когда она доходила до голландского, девочка вздрагивала и, в конце концов, поняв, что в этом доме опасность ей не угрожает, разговорилась. Изабель всплеснула руками:

Что же нам теперь с тобой делать!

Она не могла припомнить, чтобы в поле её зрения когда-либо попадали голландцы. Однако выход был найден – девочку решили оставить в лютеранском приюте и дождаться её родных, которые, увы, так и не объявились. В итоге пастор взял малышку в свою семью, дав ей имя Мадлен.

9. Новое испытание

Изабель потеряла счёт людям, побывавшим в её доме, и если бы не тайная картотека, то по истечении многих лет она вряд ли вспомнила бы их всех до единого. Когда гости уходили, Изабель подолгу стояла у порога, прося Бога защиты для них и для тех, кто возложил себя на жертвенный алтарь любви к ближнему.

Вы – руки Всевышнего, – сказал Изабель один пожилой еврей. – Кто спас одну жизнь – спас весь мир. А вы… сколько же миров спасли вы! Великое дело для человека – сделаться помощником Создателя.

Дядюшка Самюэль гостил у Изабель около двух месяцев. Он забавно выговаривал слова, шутил и учил свою спасительницу готовить нехитрые еврейские угощения.

А знаете, мадемуазель де Лоранс, – говорил дядюшка Самюэль, – если и есть на свете одновременно везучий и невезучий человек – так это я! В Германии у меня была небольшая практика, я не бедствовал, и моя несчастная Грета была всем довольна. Но потом пришли нацисты… Когда в тридцать девятом мы с Гретой сели на пароход, нам стало казаться, что наша жизнь может наладиться на новом месте, но проклятые американцы и кубинцы не приняли нас. Опять невезение! Но после, благослови Всевышний те страны, которые нас приютили, мы с Гретой оказались в Гавре. И что же? Год спустя нацисты и туда добрались, а мы опять должны были бежать… Мы ушли с севера и остановились в свободной зоне, мы решили, что все наши несчастья позади, но в сорок втором и туда явились нацисты! Что делать?.. Видите, мадемуазель де Лоранс, нацисты преследуют нас по пятам, но никак не могут нас схватить. И здесь я везучий человек! Мы опять бежали и спрятались в итальянской зоне, и вот теперь мы у вас. Нам опять повезло: нас приютили и обещают отправить в Швейцарию. Видите, везение и невезение постоянно ходят рядом в моей жизни. Не знаю, что нас ждёт впереди. Может быть, и в Швейцарию потом придут нацисты. Раньше мне говорили: «Самюэль, ты несчастный человек, потому что у тебя нет детей», а теперь я говорю себе, что я счастливый человек, потому что у меня нет детей. Мне не нужно бояться, что мои дети и внуки однажды окажутся в лагере. И поэтому я везучий человек! И моя Грета может это подтвердить. Грета, скажи сама!

Пожилая еврейка устало качала большой седой головой.

Вот видите, моя Грета не будет лгать.

Грета не лгала. Им с мужем действительно повезло, ибо Изабель удалось переправить их через Альпы за три дня до того, как Франция окончательно погрузилась во мрак.

В начале сентября итальянцы покинули насиженные места, отдав их на растерзание немецким своим союзникам, ставшим полновластными хозяевами многострадальной галльской земли.

И вновь римляне оккупировали Галлию, и вновь они отступили перед полчищами германцев. История повторяется. Может, сыщется и новый Версен Геторикс? – произнёс мсье де Лоранс, задумчиво наблюдая за тем, как его старшая дочь со знанием дела сортирует фальшивые карточки для новых беженцев.

Новый Версен Геторикс теперь в Лондоне, папа, – ответила Изабель, – будем надеяться, что он не склонит голову перед нынешним Цезарем.

Будем надеяться, что теперешнему герою удача улыбнётся. Вот уж поистине, когда понимаешь смысл в выборе из двух зол.

Выбирать из двух зол пришлось абсолютно всем. Участникам Сопротивления и ОЗЕ пришлось приспосабливаться к очередному нелегальному положению. Изабель разработала дополнительные способы связи со своими помощниками, построенные на исключительной конспирации, и поначалу каждую ночь ожидала визита непрошеных гостей из гестапо. Но проходили недели, а жизнь, казалось, протекала в относительном затишье, которого Изабель со временем стала бояться больше, чем непрошеных гостей. Она опасалась однажды поддаться этому затишью и в итоге оказаться в руках Метцгера, о котором в Лионе давно ходили легенды. Курт Метцгер – начальник гестапо – внушал страх даже своим сослуживцам, и Изабель вздрагивала всякий раз, когда вспоминала это имя.

Самым обескураживающим обстоятельством стало то, что с приходом в город немецкой власти префект перестал помогать сотрудникам ОЗЕ, и отныне им приходилось рассчитывать лишь на собственные силы. С великим напряжением работали лаборатории по изготовлению фальшивых бумаг, одной из которых руководил мсье Мартен, перебравшийся из глубины своего трабуля в подвал пострадавшего от бомбардировок союзников старого завода на окраине города. Теперь документы от него Изабель доставлял посыльный, являвшийся к ней под видом торговца из соседней деревни. Сообщения с адресами от мадам Ниве Изабель иногда получала сама, наведываясь к портнихе на правах постоянной клиентки. Так же поступали и другие женщины из числа её доверенных лиц. Порой адреса попадали к Изабель с букетами цветов, щедро преподносимыми ей после спектаклей. Однако такой способ передачи информации был позволителен лишь в самых крайних случаях.

Временами в амбаре мадемуазель де Лоранс собиралось до пятнадцати, а порой и до двадцати человек. Всем им приходилось ждать отправки в Швейцарию по нескольку недель кряду. К середине осени переход через Альпы сильно замедлился, и Изабель пришлось переселить беженцев из холодного амбара в свой дом. Она понимала, насколько огромен был риск, поскольку в случае облавы добежать до безопасного подвала никто не успеет, но выхода иного не было, и Изабель приходилось рисковать. Она разместила людей и в гостиной, и даже в комнате Мари-Анж, разделив с последней собственную комнату. Теснота была ужасная, а для любящей уединение Изабель – просто невыносимая. Но она постепенно свыклась со всеми неудобствами, и однажды наступил момент, когда долгожданная тишина показалась Изабель неестественной.

Беженцев удалось эвакуировать малыми группами: кого за границу, кого – в глубокий тыл в надёжные руки. В доме Изабель осталось лишь два человека, не могущих пуститься в путь по причине истощения и болезни. Одним из них был молодой еврей по имени Яков, родом из северной Франции. Ему пришлось уже однажды легально переходить швейцарскую границу, однако, вместо Швейцарии он оказался в одном из транзитных лагерей, откуда успешно бежал и после скитания по разным укромным уголкам оказался в убежище Изабель. Яков тосковал по родным местам, суровому северному морю и брошенному на произвол судьбы дому. Он часто вздыхал и послушно принимал лекарство из рук Изабель и Мари-Анж.

Азохен вей, – тихо повторял Яков, глядя в лионское небо, – сколько же ещё страдать несчастным детям Исраэля… Если бы не вы, нас бы совсем не осталось. И это удивительно: многие помогают евреям!

Что же здесь удивительного, дорогой Яков? – отвечала ему Изабель. – Случись на вашем месте другой народ – многие помогали бы и ему. Да и потом… должники мы перед вами…

Не привыкли мы к такому вниманию… Поймите меня правильно, драгоценная мадемуазель де Лоранс.

Я понимаю, Яков, понимаю, о чём вы говорите. Однако стоит ли помнить о таких днях? Ведь теперь мы вместе с вами. Я верю, что придёт время, когда вашим недругам станет стыдно за своё безрассудство.

Несомненно, придёт, – устало соглашался второй мужчина, внимательно вслушивающийся в беседу Якова и Изабель. – Только я думаю, что неспроста творится сейчас всё это беззаконие. Что-то потом после него будет.

Что именно?

Не знаю, но после будет великое утешение евреям. Если древние пророчества сбывались до сих пор, то продолжат сбываться и в будущем. Мы должны жить верой. Видно, близко время огромных перемен, о которых молились наши отцы и молимся мы.

Морис, второй оставшийся под кровом Изабель путник, говорил медленно и с большим трудом. Он был сильно истощён и неизлечимо болен. Всё, что могла сделать для него Изабель – позволить ему спокойно завершить свой жизненный путь в её доме. Она понимала, что земные скитания для Мориса подошли к концу. Он тоже это понимал и безропотно мирился со своей судьбой. К началу декабря Морис скончался, и Изабель, оплакав его, погрузилась в свои привычные хлопоты.

Это была уже вторая смерть, случившаяся на её глазах, и, увы, не последняя. Спустя несколько дней Изабель суждено было стать свидетельницей очередной уличной перестрелки между солдатами СС и бойцами Сопротивления, в результате которой погиб Гюстав и ещё двое бойцов из отряда Себастьяна Бешама.

Они едва нас всех не подставили! – возмущался Себастьян, объясняя Изабель этот никому не нужный безумный шаг. – Придумать такое: втроём на отряд эсэсовцев!

И зачем это?

Гестапо арестовало на днях наших ребят из Гренобля, эти трое вознамерились их освободить… Сама видишь, что из этого вышло.

Почему же руководство их не остановило?.. Где же ваша скоординированность?

Где… Разве не бывает так, что каждый решает сам? Помнишь, скольких людей ты отправила через границу вопреки моим советам? И все случаи оказались удачными. Далеко не всегда можно скоординировать чужие действия и дать правильный совет. Да и потом, далеко не всегда можно просчитать каждый шаг, жизнь – не аптечные весы. Будь осторожна, Изабель, в бывшей итальянской зоне вместе с депортированными были арестованы и сотрудники ОЗЕ.

Мне это известно.

Откуда?

Арно сказал ещё в сентябре. Он сказал также, что в Лионе находится человек от центра, координирующий и направляющий наши действия. Ему ведомы все наши тайные пути переправки, и он часто помогает в размещении беженцев через третьих лиц. Ты знаком с ним?

Не думаю, что ему ведомы абсолютно все наши тайные пути, особенно твои. Даже я их не знаю. Он организует борьбу Сопротивления, на него возложена очень сложная задача. Я знаю его в лицо и даже знаю его имя, правда, не уверен, что оно подлинное. Он здесь с начала сорок первого. Я не могу сказать тебе, кто он, но полагаю, ты сильно удивишься, если узнаешь, кто этот человек.

Изабель промолчала – она научилась не задавать лишних вопросов и решила, как всегда, «дать времени время».

Незадолго до рождества в Лион вернулась Мари. Её миссия на Корсике была выполнена – она сделала, что смогла и теперь готовилась возобновить прерванную деятельность под началом Изабель. Последняя поселила подругу у себя и в течение двух недель строго следила за поправкой её здоровья, ибо Мари сильно сдала за прошедшие месяцы и выглядела неимоверно уставшей и больной. Она сильно сокрушалась по поводу облав и невозможности их избежать. Случалось, что она не спала сутки напролёт и сама едва не угодила в гестапо.

Я хочу быть полезной тебе здесь, Белла, – сказала Мари, испытующе глядя на подругу. Изабель ответила не сразу. В её голове давно зрела одна замечательная мысль, которую она не решалась сообщить Мари. Но теперь ей показалось, что момент настал.

Знаешь, Мари, ты очень будешь мне полезна, но не здесь…, – осторожно начала Изабель.

Ты говоришь как Себастьян! Куда ты ещё хочешь меня отослать?

В Швейцарию. Понимаешь, на той стороне что-то нарушилось, а мне нужны там надёжные связи. Ты сможешь всё организовать. Поедешь? Люди, которые принимали нелегалов, не выходят больше на связь, я не знаю, что у них случилось.

Мари молчала.

Луи сделал мне предложение, – несмело отозвалась она, и её голос дрогнул.

Ну вот и прекрасно! Выходи за него замуж и уезжайте вместе. Он очень опытный сотрудник и за тобой поедет хоть на край света.

Мне кажется, сейчас не время для любви.

Для любви всегда время, Мари. Пожалуйста, уезжай с ним в Швейцарию и не возвращайся оттуда до конца войны ни под каким предлогом.

А как же ты?

А что я?

Разве ты не отвечаешь взаимностью Себастьяну? Я давно заметила, как он на тебя смотрит.

Но, Мари, позволь…, я не знаю, что тебе показалось. В любом случае у меня нет в отношении него никаких намерений.

Ты не можешь забыть Теодора? Но ведь его не воскресить.

Изабель резко поднялась и подошла к окну. Последние слова Мари вызвали в ней волну воспоминаний.

Я ранила тебя?

Нет.

Наступило молчание. Изабель смотрела в лазурное небо, вороша своё прошлое.

Если бы я стала его женой и поехала с ним, он, возможно, остался бы жив.

Как ты могла его спасти, Белла? Скорее всего, ты тоже погибла бы. В Китае всегда было небезопасно, а тут ещё эта война…

Война нашла меня и во Франции. Судьбу не обманешь.

Я поеду в Швейцарию, Белла, и сделаю всё, о чём ты меня просишь.

10. Неожиданная встреча

В январе сорок четвёртого года Мари обвенчалась с Луи, а через несколько дней молодожёны отправились в Швейцарию в сопровождении небольшой группы еврейских беженцев. Спустя пару недель Изабель получила от подруги сообщение о том, что она неплохо обосновалась на новом месте и успешно организует сеть по размещению пребывающих из Франции нелегалов. Отныне у Изабель вновь был надёжный тыл взамен прежнего, открытого сотрудниками ОЗЕ три года тому назад, но пошатнувшегося в результате военных передряг.

В отличие от этого тыла, французский фронт мадемуазель де Лоранс, как и фронт прочих сотрудников тайных миссий, всецело ощущал на себе железную хватку кровавого Метцгера. Очередная облава опустошила один из детских приютов и едва не погубила гостиницу мсье Токма, успевшего увести постояльцев в альпийский лес. Подопечные Изабель теперь безвылазно сидели в амбарном подвале, и сама она вновь просыпалась по ночам, внимательно вслушиваясь в ночную тишину.

Однако это были лишь временные неудобства по сравнению с сокрушительным ударом, постигшим Изабель на исходе марта: была арестована мадам Ниве – одна из самых активных её помощниц. Худшим было то, что Изабель оказалась свидетельницей её ареста и сама, едва не выдав себя, чудом избежала подобной участи отчасти благодаря самой мадам Ниве. За несколько дней до случившегося Изабель получила от связной сообщение о том, что та располагает новым списком адресов для размещения беженцев и о том, что данный список будет вручён ей, как всегда, с готовым платьем. В назначенный день Изабель отправилась к мадам Ниве. Она сильно удивилась, найдя дверь в квартиру распахнутой настежь, а обычно угрюмую квартирную хозяйку – насмерть перепуганной и сидящей за этой самой дверью.

Давно вас не было, сударыня, – обрадовалась хозяйка, увидев Изабель. – Эта еврейка долго шила вам в этот раз!

Еврейка?! Изабель с ужасом посмотрела на говорившую, и та истолковала этот взгляд по-своему:

Да, а вы и не знали… Она скрывалась у меня под видом добропорядочной француженки, и надо же, какая оказия! Не хватало ещё, чтобы боши сочли меня причастной. Да вы не бойтесь: забирайте свою вещь и уходите.

Бежать было поздно. Изабель прошла по коридору к комнате мадам Ниве и, толкнув трясущейся рукой дверь, вошла внутрь. В небольшой комнате, переворачивая всё верх дном, копошились трое солдат, поодаль стоял офицер, хозяйка же сидела возле швейного столика и спокойно наблюдала за происходящим. При появлении Изабель все пятеро обернулись.

Кто вы? – спросил офицер.

От страха Изабель не смогла в ответ произнести ни слова.

Это моя клиентка, – ответила за Изабель мадам Ниве, – она пришла в назначенный мною день за своим платьем.

За платьем? – офицер пристально посмотрел на Изабель. – И часто вы делаете здесь заказы?

Нечасто, – вновь послышался голос мадам Ниве, – теперь не время для частых заказов.

Что ж, забирайте своё платье и уходите. Думаю, деньги вашей портнихе уже не понадобятся, так что можете не платить. Где её платье?

Мадам Ниве протянула офицеру свёрток, который он уже готов был передать Изабель, но вдруг остановился и, обратившись к одному из солдат, резко бросил:

Проверьте!

Солдат развернул свёрток и принялся со знанием дела ощупывать лёгкую материю, просматривая каждый шов. Пока длилась эта процедура, немец пристально смотрел на Изабель, стараясь уловить малейшие изменения в её взгляде и жестах, способных рассказать о ней больше того, что поведала ему мадам Ниве. У последней сильно дрожали ноги, казалось, ещё немного – и зубы застучат. Несчастная опустилась на табурет и попыталась хоть немного успокоиться, стараясь не глядеть на немца.

Ничего нет, г-н лейтенант, – отрапортовал солдат, возвращая офицеру платье. Тот слегка ухмыльнулся и велел отдать его Изабель, всё измятое и уже без свёртка.

Вы свободны, можете идти.

Изабель поднялась и, улучив момент, когда на неё никто не смотрел, подняла глаза на мадам Ниве. Женщина улыбнулась ей в ответ, едва заметно указав взглядом на платье. Изабель всё поняла. Она тихо покинула комнату и, не помня себя, поспешила домой.

Мари-Анж застала Изабель сидящей за столом в гостиной. Подперев голову руками, она безнадёжно смотрела на лежавшее перед ней платье.

Какое красивое! – восхитилась Мари-Анж. – Она просто волшебница!

Да, волшебница, – отозвалась Изабель, не поднимая головы. – Бедная мадам Ниве… Но где же она могла их спрятать?

Может, зашила в швы?

Я всё проверила. Притом немецкий солдат сразу бы их обнаружил. Я и на свет смотрела – ничего. Ровным счётом! – Изабель горестно вздохнула.

А подкладка?

Постой…, – Изабель быстро поднялась. – Постой, кажется, я знаю. Спасибо, Мари-Анж!

Она кинулась в комнату и, вернувшись в гостиную с большими ножницами в руках, вспорола шёлковую подкладку.

Ну, конечно же, смотри!

На оборотной стороне материи острым концом обмылка аккуратно были выведены четыре адреса.

Бедная мадам Ниве… Стало быть, она что-то заподозрила, но кто же донёс на неё?

В тот же день Изабель сообщила об аресте Себастьяну и отправилась к мсье Мартену, которому отныне суждено было взять на себя двойную обязанность по поиску новых вариантов для размещения беженцев. Обычно добровольцы готовы были принимать у себя не более двух человек, редко трёх, но и это уже было неоценимой помощью в сокрытии нелегалов.

О, мадам Ниве, – сокрушался мсье Мартен, – теперь её ждёт известная нам всем участь.

Как вы думаете, она арестована из-за своей деятельности?

Не думаю, мадемуазель де Лоранс, иначе они и вас бы забрали. Так, на всякий случай, как возможную сообщницу. Скорее всего, кто-то узнал, что она еврейка, и сообщил куда следует. Кто-то узнал…

Тогда зачем в её комнате был обыск?

Этого я не знаю…

Мсье Мартен умолк. Изабель тихо сидела подле него, слушая тиканье настенных часов и рассматривая замысловатую тень, отбрасываемую на стену тусклой керосиновой лампой. Тишину прервал слабый стук в дверь, и, судя по ритму едва уловимых ударов, хозяин дома сразу понял, что пришёл кто-то из своих.

Подождите меня здесь, мадемуазель, – шепнул он Изабель, – и на всякий случай не выходите из комнаты.

Изабель услышала в прихожей приглушённый мужской голос, который показался ей знакомым, и через мгновенье на пороге комнаты возник человек, при виде которого Изабель едва не лишилась дара речи: перед ней во всей своей красе стоял скандально известный дирижёр оперного театра Оноре Шантен. Впрочем, для него присутствие Изабель не стало неожиданностью, и это обстоятельство окончательно её обескуражило.

Мсье… Шантен? – произнесла Изабель, не веря собственным словам.

Мадемуазель де Лоранс, – отозвался вошедший, галантно поклонившись.

Но…?

Я думаю, вам есть что обсудить, – поспешил вставить мсье Мартен, – а я пока приготовлю чай.

Шантен сел напротив Изабель, добродушно глядя на неё своими серыми глазами.

Полагаю, вы чрезмерно удивлены.

Вот уж кого я не ожидала здесь встретить, так это вас, – ответила Изабель, закрыв лицо рукой.

Бешам не говорил вам обо мне?

Нет, о вас он ничего не говорил.

Однако теперь вам известно, кто я, и просить вас о максимальной осмотрительности, мне кажется, совершенно излишне. Я неплохо осведомлён о вашей деятельности. Браво, мадемуазель де Лоранс!

Слава Богу, мсье Шантен, у меня много надёжных друзей.

Не столь уж и много, полагаю. Иметь много надёжных друзей в наше время – непозволительная роскошь. Я бы советовал вам больше никого не привлекать, это становится опасно. Знаете, почему арестовали мадам Ниве? Кто-то из её клиенток сообщил в гестапо о её намёках на тему помощи евреям.

Поэтому был обыск? Они ничего не нашли?

Ничего. Она успела всё уничтожить.

Собеседники умолкли, поглощённые каждый своими мыслями. В это время мсье Мартен принёс чай и, усевшись рядом с гостями, завёл разговор о неисправной печатной машинке, не позволяющей ему вовремя изготавливать необходимое количество документов.

Это верно, – сказал Шантен, старательно разделяя слова. – У нас большие проблемы с изготовлением документов. Нужны чистые бланки и, самое главное, нужна ещё одна печатная машинка. Через три, максимум четыре дня у меня на руках должны быть десять пропусков с печатью префектуры, а такой печати у нас, увы, нет. Это пропуск, а не паспорт или продуктовая карточка. Вы понимаете меня, мадемуазель де Лоранс?

Понимаю.

Вы вращаетесь в разных кругах. Скажите, у вас есть знакомые в префектуре?

Изабель задумалась на минутку. Она вспомнила, как на днях встретила свою старинную школьную приятельницу, с гордостью сообщившей ей о своей работе у нового префекта.

У меня там есть… одна знакомая, но уговорить её что-либо сделать для нас будет весьма и весьма непросто.

И всё же я прошу вас попытаться. Я полагаю, она француженка и дело спасения Франции ей небезразлично?

Да, но…, – Изабель осеклась. – Хорошо, я попытаюсь, но ничего не могу обещать. Она слишком нерешительна.

Ну вот и отлично. Благодарю вас. Мне пора. Спасибо за чай, мсье Мартен.

Шантен поднялся из-за стола и, слегка поклонившись Изабель, добавил хорошо известным ей шутливо-ироничным тоном:

Надеюсь, в опере никто не заметит, что вы переменили своё отношение ко мне?

Изабель лукаво улыбнулась:

О нет, мсье Шантен, что вы! Я постараюсь доказать всем, что стала думать о вас ещё хуже!

В таком случае я спокоен.

Мсье Шантен, позвольте задать вам один вопрос.

Буду рад.

Отъезд мсье Бравински – ваша заслуга?

Это всё, что я смог для него сделать.

А увольнение Русселя, Мерсье и других?

Мне надо было как-то прикрыть их уход в Сопротивление. Наилучшая легенда – мой дурной характер. Хотя, как знать, возможно, я таков на самом деле…

С трудом в это верю.

Вы очень любезны. Что же, доброй ночи и до встречи в Опере.

Изабель ещё долго улыбалась, вспоминая этот разговор. Ей так хотелось рассказать обо всём Мари, но Мари была слишком далеко…

На следующий день Изабель отправилась к своей школьной подруге, намереваясь выполнить возложенную на неё миссию. Она умолчала в разговоре с Шантеном о небольшой детали, которая с большой долей вероятности грозила стать непреодолимым препятствием на пути предстоящих переговоров: Сюзанна де Варен никогда не соглашалась на опасные предприятия, могущие плохо сказаться на благополучии её семьи. Предчувствие не обмануло Изабель. Уловив с первых же нот тревожную мелодию, Сюзанна замахала руками и громко запротестовала, озираясь по сторонам:

Что ты, Изабель! Ты сама не понимаешь, что ты мне предлагаешь! Не буду я этого делать и тебе не советую!

Что значит «не советую»?! – воскликнула Изабель, насилу сдержавшись, чтобы не сказать лишнего. – Да знаешь ли ты…, впрочем, я так и знала, когда наша страна в опасности…

А мои дети? Они не в опасности? Что будет с ними, если я попадусь?..

Не попадёшься. Просто поставь печать на нескольких бланках, и всё. Поставь так, чтобы никто не видел, это несложно сделать.

Да? Несложно? Ты, верно, не понимаешь…

Я понимаю, что без этих документов с печатью не сможет свершиться что-то важное. Это всё, что я понимаю, а ещё…

Ах, Изабель, если бы у тебя были дети…

Да при чём тут дети, Сюзанна! У меня есть моя семья, которая безумно за меня переживает и за которую я безумно переживаю. У всех есть родные, и тем не менее…, тем не менее люди, которым не безразличны чужие судьбы, не ограничиваются своей семьёй! Зря я к тебе пришла, я всё знала наперёд. Прощай.

Изабель собралась уходить, как вдруг Сюзанна окликнула её нерешительным голосом:

Постой.

Было очевидно, что в её сердце происходит тяжёлая борьба. Сюзанна стояла спиной к окну, и Изабель видела её сжатый маленький рот и сморщенный лоб. Такой она помнила Сюзанну ещё со школьной скамьи во время решения трудных задач по химии и математике, которые никак ей не удавались и которые она в конце концов решала, обливаясь слезами.