Разлом

Всё, что взгляд с трудом вырвал из стены тумана, разваливается на глазах и собирается заново. Всё меняется быстрее, чем роспись молнией на небе бури.

Это не окоп. Просто ямы, вырытые наспех. По ним особо не побегаешь. Да и солдат не так много. Отряд совсем маленький. Сержанту в голову лезет мысль, что это большое везение, но он тут же отмахивается. Дело не в везении. Капитан ведь всё понял сразу. Рискнул, но оказался прав.

– Не двигаться! Сложить оружие!

Вслед за офицером орать начинают все сразу. Каждому достаётся собственная цель, а некоторым всего одна на двоих или на троих.

– На землю! Бросай! Никому не двигаться!

Враг застигнут врасплох. Такой подлости бойцы и впрямь не ждали. Их удалось обмануть относительно легко. Туман, шум, страх, стрельба. Да ещё и без командующего. Солдаты изначально вели себя глупо. Просто растерялись.

– Сложить оружие, сукины дети!

Как гром прокатывается по земле голос командира. Противник сдаётся. Автоматы выскальзывают и падают, руки медленно ползут на затылок и соединяются замком. Аул и остальные быстро подтягиваются. Отряд полностью окружает противника.

В этот миг происходит внезапная перемена. Такая, какую не предугадать.

– Никому не двигаться! Стоять на месте! Сложить оружие!

В спину тычут по два-три ствола одновременно. Подчиняться бойцы не торопятся. Даже тем шестерым никого не удалось заметить. К ним тоже спокойно зашли за спину.

Один из окопных собирается встать.

– Ну шо, вояки?!..

Тянется к автомату, как вдруг ему прямо в лицо целится кто-то из-за спин неподвижных бойцов.

– Руки за голову! Не двигаться! Стоять на месте!

Возникает небольшая пауза. Все, и свои, и противники, теряются и замирают.

Бойцы глядят на капитана. Продолжают держать оружие, даже несмотря на нарастающее напряжение.

Офицер не успевает поднести пистолет к виску. Оружие выбивают у него из рук ударом приклада. Остальным целят в спины. От командира отстают, это даёт возможность предпринять другую попытку.

– Гранату, – шепчет он, медленно наклонившись к сержанту. – Гранату, живо.

Сержант рукой берётся за тяжелый плод в подсумке. Как будто все пятьдесят килограмм вместо шестисотграммовой дуры. Надо думать быстро. Приказ надо выполнять, но рука отказывается.

– Время, – торопит командир. – Гранату.

Он ловит взгляд и на миг застывает, перестаёт двигаться. Смотрит прямо в глаза. Мгновение, наступившее случайно, становится прощанием. Он добавляет последнее, что может успеть:

– Меня не должны взять.

Сержант крепко стискивает зубы. Дрожащей рукой тянет полутонный груз утяжеливших оружие чувств. Как бы ни хотелось, поспорить невозможно. Командир видит гораздо дальше, и если бы был выход из этой ситуации, то он бы его не пропустил мимо глаз.

– Только без глупостей! – раздаётся в стороне. – Свои, братва. Свои. Так что складывайте оружие. Всё вам объясним позже.

Что-то внутри в этот миг ломается и подводит. Сержант наклоняется и кладёт автомат. Он так и не протягивает гранату. Командир взглядывает со злостью, а затем гордо выпрямляет спину. По нему видно, что он и так ничего и никогда не расскажет, и всё, чего он хотел, это спокойной смерти вместо долгих пыток.

Остальные, кто стоит рядом, видят, как сержант зажмуривается. Знает, что призрак невыразимой боли будет преследовать его всю жизнь, если вдруг это решение окажется ошибкой. Знает, что не сможет жить с этим призраком.

Правда, выбора теперь уже нет. Всех отводят в сторону. Оружие собирают отдельно. Разоружают полностью, забирают гранаты, ножи, снимают бронежилеты с разгрузкой. Остаётся лишь ждать от судьбы милости. И надеяться, что предчувствие не подвело.

Глава 6

Капля

Всех грузят на Камаз. Пара бойцов с оружием остаётся сторожить пустоту возле окопов. Смотрят в туман так, будто могут в нём что-то разглядеть.

Руки вяжут пластиковыми хомутами. Один из солдат объясняет, что это всего лишь для безопасности, но дышать легче всё равно не становится.

Капитан не разговаривает. Сидит хмурый на лавке с остальными, спину держит прямо, не шевелится даже во время езды. Будто всех подбрасывает от езды по неровной дороге, а его намертво приколотило к сидению.

Бойцы уже поникли. Сержант оглядывает их исподлобья, стараясь не привлекать внимание. Сам пытается не расслабляться. Надо хотя бы понять, что происходит.

Всех грызут одни и те же вопросы, но только Аул не может их сдержать.

– Э, почему не едем?! – Он сердито и разочарованно фыркает.

Кто-то из солдат озвучивает мысли сержанта.

– Они, похоже, нашу машину ищут.

– Ц! Э-э!

Гадать не приходится. Солдаты без затей сами всё выдают.

– Нет машины, – докладывает один.

Второй тут же суёт голову в грузовик.

– Мужики, без машины шли?

Сержант отвечает мгновенно. Пока никто другой не успел.

– Пешком от места высадки.

Если не станут искать, и если вдруг придётся снова тут оказаться, то транспорт может очень пригодиться. А без подсказки они его не найдут. Слишком далеко.

Незнакомец верит на слово. Мешкает пару секунд, но потом вылезает. Через некоторое время грузовик трогается.

Кем бы они ни были, ведут себя очень странно. Едут, как попало, не боятся обстрела. Хотя, туман лишь усилился, сквозь него никто ничего и не заметит. И всё же. Они нарушают практически все инструкции и гоняют хуже, чем на гражданке.

Глаза закрывать не стали. Да и есть ли смысл? Как сами видят что-то на дороге – уже вопрос. Тем не менее, в какой-то момент грузовик останавливается.

Сержант тут же выглядывает в маленькое окошко, соединяющее кузов и кабину водителя. Его тоже прикрывать никто и не думает. Слишком много нелепых ошибок, чтобы подумать, что все они случайны.

Жаль, что руки связаны крепко. В этом солдаты не ошиблись. Хомуты затянули сильно, не вырваться.

Через окошко в кабину ничего особенного рассмотреть не удаётся. И всё же кое-что занимает ум сержанта. Остальные не обращают внимания на такую мелкую деталь, но туман становится намного ярче. Почти белеет. Затем темнеет, как море, в котором потонула вспышка. И так несколько раз.

Машина какое-то время не двигается с места. Всё это время грузовик стоит с заведённым мотором. Затем грузовик продолжает езду медленно и плавно, можно было бы не заметить, если не характерный для армейской техники жёсткий старт.

Не проходит и пяти минут, как в дымке взгляд с трудом улавливает черты ворот и высокого забора.

Сержант тут же наклоняет голову на бок, ближе к капитану. До сих пор едкое чувство не позволяло сказать даже слово, отравляя и сковывая мысли. Сейчас оно растворилось.

– У них тоже нет связи, – раздаётся рядом с командиром тихое бормотание.

Тот взглядывает строго. Давит хмурым взором.

Военный не прячет глаза от командирского взгляда. Сдержанно кивает, чтобы автоматчики не заметили.

Офицер не произносит ни слова. Его действия говорят сами за себя. Капитан сам наклоняется, понимает, насколько это может быть важно.

Надо объяснить всё быстро. Не время для подробностей. Первым делом главное.

– Вы были правы, дело не в технике. Всё ещё хуже. Техника работает, фары и двигатель никак не отреагировали. Значит, сигнал глушат.

Командир быстро, коротко и осторожно осматривается. Никто даже не обращает внимания на то, что пленные переговариваются.

– Мотор не глушили. Остановились заранее и своим дали сигнал фарами. Там ответили, потом машина тронулась. Связи нет, иначе зачем? Скоро остановимся. Прибыли.

Капитан задумывается. Прокручивает в голове всё, что сказал сержант. Выглядывает наружу и замечает силуэты.

Следом он бросает взор на окошко, ведущее в кабину. Туман не сильно, но заметно светится от фар автомобиля. Если ещё раз оглянуться и посмотреть в другую сторону, то разница становится очевидна.

Он поворачивается к Старшине и кивает.

Грузовик встаёт. Снаружи уже встречают.

– На выход!

Голос знакомый. Тот же, что и в поле.

Всех выстраивают на небольшом полевом плацу, оформленном по всем правилам военного порядка. Ничего особенного, просто ровная, вытоптанная площадка.

– Слушайте внимательно! Сейчас вы узнаете, куда на самом деле попали. Этого вам командование не рассказывало.

Его едва видно сквозь туман. Бойцы смотрят растеряно. Кто-то сердито таращится. И всё-таки слушают. Только несколько человек остаются настолько внимательны, чтобы заметить, что у говорящего никаких опознавательных знаков. Ни погон, ни нашивок, ни хотя бы какой-нибудь бирки.

Вдруг незнакомец ошарашивает всех одной фразой:

– Нет никакой войны России с Украиной!

Повисает молчание. В голове неразбериха. То ли это шутка, то ли проверка. А может, это какие-то психи.

Никто не знает, что сказать.

Он это будто понимает. Смотрит, ждёт, прохаживается немного. Лишь затем продолжает.

– Всё это полная чушь. Нет никакого русского фашизма. Никаких сало-националистов. В каком-то смысле нет и никакой войны.

Из строя кто-то выкрикивает.

– А, ну тада по домам, хлопцы. А то даже огород вскопать не успел.

Капитан не оглядывается, в отличие от солдат. Сержант чуть поворачивает голову, а он сам лишь подвигает зрачки.

Это всё ещё сильнее запутывает. Кто кого взял в плен? Почему в строю и русские и украинцы?

Военный, вышагивающий перед строем, на шутку реагирует спокойно.

– До этого мы дойдём. Сначала о главном.

Не похоже, чтобы этот человек шутил. Остаётся стоять и угадывать, псих он или издевается.

В тумане видно плохо, но вооружённые автоматами бойцы стоят со всех сторон, это можно разглядеть. Руки у всех до сих пор связаны, так что даже вместе напасть и вырваться шансов мало.

Военный достаёт какой-то пузырёк. Показывает. Держит его на уровне глаз или даже чуть выше, вытянув перед собой.

– Закапайте это в глаза. Потом продолжим.

Туман стал жёлтым. Когда это случилось? Пейзаж обрёл ядовитый окрас радиоактивной картины. Как последствия ядерной эволюции. И только сейчас это стало заметно.

Мужчина ждёт некоторое время. Почти минуту. Затем подходит к капитану и протягивает пузырёк. Ни движения. Командир встречает этот молчаливый жест полным безразличием.

Ответ находится быстро. Военный коротко вздыхает, после чего открывает тюбик и закапывает несколько капель себе в глаза.

– Это не яд. Ничего опасного в нём нет.

Он снова протягивает тюбик капитану. На этот раз, хотя и с недоверчивой медлительностью, офицер всё-таки принимает пузырёк. Пока только для того, чтобы рассмотреть.

На бирке название известных глазных капель. Жидкость внутри фиолетового цвета. Явно не то, что продают в аптеке.

– У нас один боец из РХБЗ хорошим химиком оказался. Если бы не он… – Объясняет уверенный незнакомец, затем снова жестом предлагает воспользоваться средством. – Быстрее будет самому увидеть, чем слушать объяснения.

Они так и стоят. Бодаются взглядами. Наконец, капитан поддаётся. Он закапывает по несколько капель в каждый глаз, после чего пытается проморгаться.

Солдаты с интересом наблюдают. Выражение на лице офицера быстро изменяется. Средство каким-то образом подействовало. Это даже у хмурого военного, скупого на эмоции, вызвало сильное удивление.

– Теперь ясно? Передайте остальным, товарищ капитан, – обращается к нему мужчина.

Несколько солдат из местных, оттянув оружие, подходят ближе и передают ещё нескольким бойцам тюбики.

Всем достаются разные марки. Видимо, используются они повторно. Кто-то и вовсе получает просто шприц без иглы, наполненный мутной фиолетовой жижей.

Командир поворачивается к сержанту, отдаёт флакон. Кивает. Боец незамедлительно вливает средство на поверхность глазного яблока.

Вскоре эффект ощущают все. Видят воочию. Туман стремительно отступает. Он будто убегает вдаль, освобождая простор для зрения.

В тишине немедленно рождается голос.

– Братья и сестры! Я прозрел!

Военный бросает в сторону строгий взгляд.

– Отставить шутки! – командует он.

Впервые он поднимает голос. И впервые удаётся осмотреться. Прежде всего, сам военный всем видом напоминает каждого офицера. Спокойно и уверенно ходит перед строем, но не по-сержантски, по-своему.

Вокруг стоят солдаты. Их даже больше, чем казалось. Все вооружены, но на пленных они не смотрят, как на врага.

Вокруг плаца самодельная часть. Необтёсанные брёвна, куски палаток, какие-то металлические листы. Что-то покрашено, что-то нет. Маскировочные сети не натянуты.

Чем больше осматриваться, тем меньше становится понятно, что именно здесь происходит.

Теперь можно продолжать беседу.

– Нет никакой войны, – повторяет мужчина, снова встав перед строем. – Все мы с вами попали на проклятые земли. Этот туман, – бойцы его назвали скверной, – окутывает всё кругом. И хотя войны нет, у меня для вас парочка очень неприятных новостей.

Пока он говорит, все осматриваются. Можно понять, лагерь очень большой и очень занимает внимание. Здесь отстроено не просто скромное военное пристанище, а самый настоящий городок. Крытая полевая кухня, армейская баня, палатки, столовая – всё, как полагается.

Очень много дерева. Практически целые здания из сруба, утеплённые и облагороженные.

Земля вытоптана. Ни травинки. Люди живут здесь явно не первую неделю. И даже не первый месяц. Есть забор, ворота, вышки, позиции для стрелков. Получается настоящая крепость.

Хотя, не всех это волнует больше, чем беседа.

– А кроме химика из РХБЗ другие врачи есть? Психиатр, например.

Ползёт неуверенный хохот. Сержант оглядывается. Бойцы даже со связанными руками не теряют дух. Держатся. Только Блокнот странно выглядит, но даже он не похож на испуганного.

Эту шутку военный воспринимает спокойно.

– Я вам скажу главное, потом вы сами всё увидите, – отвечает он уклончиво. – В этой области есть… нечто. Мы не знаем точно, что это такое. Разлом. Магия, сраный робот или адская тварь. И этот разлом источает скверну.

Никто так и не решает окончательно, как на это реагировать. То ли он смеётся, то ли серьёзен. Да и этот странный туман.

Смешки прекращаются. Строй умолкает.

– Мы знаем не так много. Первая плохая новость заключается в том, что выбраться из скверны не получится. Уже пробовали.

Он проходит несколько шагов с задумчивым видом. Говорит серьёзно. На шутника не похож. Да и место для таких шуток неподходящее. Невольно задумываешься. Ещё не веришь, но уже сомневаешься.

– Война – тоже дело рук этой фиговины. Она искажает пространство, как мы поняли. Или что-то в этом роде. Эта штука выросла прямо на границе между нашими странами. И каждый из нас видит только то, что она показывает.

Военный останавливается. Осматривает бойцов.

– Что одни, что другие, видят полчища настоящих тварей, готовых убивать только ради удовольствия. Насильников, маньяков. Ублюдков. И когда мы приходим сюда, чтобы защитить свой дом…

Его интонация изменяется. Становится тяжёлой, грубой, громоздкой. Режет по сердцу, вынуждая вспоминать всё, что ещё утром казалось нерушимой истиной.

– …Мы становимся жертвами скверны.

В этот раз шутить никто не решается.

Капитан неожиданно делает шаг вперёд. Пара солдат напрягается, но глава местных сразу даёт отмашку.

– И у вас, конечно, есть способ это доказать.

Не похоже, чтобы капитан загнал офицера в тупик таким вопросом. Мир – вереница сумасшествий. Только что все смеялись, теперь каждый с ужасом воображает, как таинственное доказательство разрушит иллюзию прежнего мира в пыль. Иллюзию, от которой и так ничего не осталось.

– Это ещё одна неприятная новость.

Военный отвечает с тяжестью в голосе. Он поворачивается, делает несколько шагов. Снова обращает взор к капитану и жестом приглашает идти следом. Остальным приходится ждать.

Вдвоём они следуют к охраняемой палатке в стороне от остальных. Она не кажется большой, но охраняется сразу двумя вооружёнными солдатами. Да и по лагерю никто не передвигается без автомата. Значит, не так уж всё и радужно. Кака-никакая, но война всё-таки есть. Местные таскают с собой даже какие-то здоровые лезвия.

Это место хранит много тайн, за которыми прячется тревожное чувство опасности.

Возле палатки происходит короткая беседа. В строю ничего не получается расслышать. Офицеры на миг останавливаются возле дежурных, потом заходят внутрь.

Там они проводят от силы минут пять. Лицо, с которым капитан выходит обратно, заставляет всех перестать шептаться и молча уставиться на офицера.

Местный командир достаёт нож. Он поднимает капитану руки и перерезает хомуты. И даже со свободными руками командир смотрит так, будто его контузило и он всё ещё не понимает, что происходит.

В его руки возвращается офицерский пистолет, и вот теперь все понимают, насколько ситуация необычная. Даже получив оружие, капитан не решается ничего сделать. Он просто идёт молча с хмурым взглядом, отступает в сторону и там останавливается.

Никто не останавливает. Местный офицер молча идёт следом, останавливается рядом.

Хоть что-то проясняется. «Свои» – не просто так ляпнул кто-то из местных. И всё же выражение на лице командира не даёт успокоиться.

Вскоре военный оставляет капитана наедине с мыслями и снова встаёт перед строем.

– Теперь вы все подчиняетесь капитану, – говорит он, попутно отступая на полшага назад. – Здесь нет больше ни россиян, ни украинцев, есть только солдаты. И мы должны сражаться вместе, чтобы выжить. Остальное узнаете позже.

Он уступает место командиру. Отходит в сторону. Все молча ждут, когда капитан вернётся. И тот быстро приходит в себя.