Мы успеем влюбиться

Лариса Патеева

Мы успеем влюбиться

1.

Все началось с пропажи Клюквы.

Перед каждым выходом на лед Кире нужно было дернуть Клюкву за хвост, потеребить подол старенького платьица и провести пальцами по торчащим в стороны редким усикам. Затем Клюква отправлялась в рюкзак, а Кира с чистой совестью – на тренировку.

Плюшевую крыску с забавной мордочкой Кире подарила мама перед первым серьезным соревнованием ― турниром среди малышей до пяти лет. Сама Кира родилась в год крысы, так что выбор животного более чем логичный. Крыска была одета в розовое платье с мелкими алыми ягодками, на шее у нее красовались красные бусы, потому ее и назвали Клюквой. С момента своего появления Клюква всегда путешествовала с Кирой в спортивных сумках, кофрах и рюкзаках. С годами она слегка облезла, платье и бусы потускнели, хвост разболтался, и его то и дело приходилось подшивать. Но выходить на каток, не совершив привычные ритуалы Кира не могла, иначе жди неприятностей: элемент сорвется, споткнешься на ровном месте, не попадешь в такт музыке.

И вот именно сегодня Клюквы в рюкзаке не оказалось. Кира основательно перетряхнула его, поискала в сумке с коньками, проверила карманы спортивной куртки ― ничего. Кажется, она сунула Клюкву в боковой карман-сетку рюкзака, и как раз эта сетка оказалась порвана. А поскольку сегодня Кира проспала, в спешке собиралась и добиралась до спортивной школы на метро в самый час пик, можно было не сомневаться, что крыска потерялась где-то по пути ― выпала, наверное, из дыры в кармане, когда Кира выходила из вагона метро…

– Мартынова, ну ты чего там копаешься? ― раздался за спиной Киры звонкий голос Ирины Николаевны, ее второго тренера и хореографа.

Вообще, Ирина Николаевна предпочитала, чтобы ее звали просто Ирой ― при этом субординация никак не нарушалась. Просто Ире не нравились эти расшаркивания с именем-отчеством, она любила скорость и четкость во всем, особенно на тренировках, задавая невероятный темп. Ей было хоть и хорошо за тридцать, но выглядела очень молодо и казалась ненамного старше своих учениц.

– Давай, давай, Кир, не теряй время!

С горечью осознавая, что Клюква потеряна безвозвратно, Кира застегнула рюкзак, поправила повязку на волосах, взяла коньки и побрела к двери раздевалки. В коридоре одни девчонки разминались, другие, уже потренировавшись с утра, о чем-то увлеченно болтали, сидя на широких подоконниках.

– Миланка почти откатала, ты следующая. Прогоним программу два раза от начала до конца, потом еще отдельные элементы отработаешь, а то мне не нравится, как ты на аксель заходишь и с оборотами, сама знаешь, проблема, ты частенько их не дотягиваешь. Нам завтра нужно по-максимуму выложиться, год будет насыщенный.

Уверенным шагом Ира шла рядом с Кирой, не замолкая ни на секунду, параллельно не забывая здороваться по пути со всеми преподавателями и покрикивая на малышек, высыпавших в коридор после тренировки и радостно скачущих между взрослыми. Кира с грустью посмотрела на хрупких пятилеток в крошечных спортивных костюмчиках. Они только начали свой путь и пока даже не представляли, что их ждет. Хоть им уже приходится много времени проводить на катке, для них это пока все равно что игра. А потом начнутся серьезные испытания ― соревнования, разряды, турниры с ожесточенной борьбой за место на пьедестале, где твою судьбу решают десятые доли баллов. Бесконечные сборы и отборы в сборную…

Милана Антонова завершила тренировку и уже за бортиком надевала на лезвия защиту. Судя по ее разговору с тренершей, во время проката удалось все и даже больше ― два четверных получились без заминок да еще тройной аксель в середине программы ― красота, да и только. Валентина Ивановна, тренер Миланы, одобрительно похлопала подопечную по спине и заботливо накинула ей на плечи олимпийку. Не переставая обсуждать программу, они направились в сторону раздевалок.

– Давай, Кир, у нас есть полчаса, чтобы все отработать. Сейчас весь лед твой, сосредоточься. Начинаем как обычно, с разминки, ― тараторила Ира.

Закончив шнуровать коньки, Кира глубоко вздохнула, вышла за бортик и принялась разогреваться перед началом программы. Нужно было потихоньку раскататься: почувствовать лед, размять руки и ноги, потренировать растяжку. В этом году она выступала под «Вечернюю серенаду» Шуберта ― нежную, магическую и сложную одновременно. Специально для этой музыки ей сшили костюм цвета лаванды, где лиф украшали белая цветочная вышивка и вплетенные нити жемчуга и страз. Края юбки были отделаны пайетками, поблескивая в свете прожекторов и отбрасывая на лед россыпь блестящей росы.

Свой новый костюм она впервые наденет завтра, потому что именно завтра стартуют контрольные прокаты.

Сделав без помарок тренировочный двойной аксель, Кира повернула голову в сторону выхода и заметила, что у бортика появился Алексей Петрович Авдеев, ее главный тренер. Как всегда – напряженный, сосредоточенный, немногословный. Перед каждым сезоном он выглядел особенно серьезным и задумчивым. В прошлом он был довольно успешным одиночником, но уже лет двадцать как занимался исключительно тренерской работой. Годы оставили на его висках белые штрихи седины, хотя ему было только сорок пять.

Встретившись с Кирой взглядом, Алексей Петрович слабо кивнул, как бы одобряя начало проката.

Ну, что же, ни пуха…!

Музыка заиграла, и с первых нот Кира попыталась выбросить из головы все мысли, слиться с музыкой и позволить телу следовать за ней. Все, как учил Алексей Петрович: свои проблемы, переживания и эмоции оставляем за бортом. На льду – только твое тело и музыка, разум холоден и чист, как белый холст. Тогда движения, доведенные до автоматизма многочасовыми ежедневными тренировками, будут четкими и не вымученными, а это именно то, что ценят судьи на любых прокатах.

Началась программа бодро, элементы получались сами собой: двойной аксель, каскад, комбинированное вращение со сменой ноги, спираль…самым ценным нынче четверным прыжком Кира тоже владела, но получался он с переменным успехом, поэтому в программу его включали с опаской. Но музыка лилась, темп ускорялся, и после долгого захода на прыжок Кира все-таки сделала четверной лутц. Вот бы и завтра повторить!

Жаль только, что мама сегодня не приехала, ведь на работе с утра совещание. Она всегда присутствует на важных тренировках и порой дает не меньше указаний, чем Авдеев или Ира. Не потому, что профессиональный тренер или даже фигуристка в прошлом. Нет, в юности она немного занималась фигурным катанием, но разве что как любитель, а после пятнадцати и вовсе забросила коньки на антресоли. При этом она почему-то свято была уверена, что разбирается в «фигурке» не хуже всех членов тренерского штаба. Хотя, она ведь Киру в четыре года на лед отвела ― за столько лет прекрасно научилась разбираться во всех тонкостях и терминах.

Мама говорит, что завтрашние контрольные прокаты ― это так же важно, как и дальнейшие соревнования за медали. Да, тут оценки не ставят, но судьи внимательно смотрят программы и выделяют лидеров. Если ставку на тебя не сделают, то и высоких мест в дальнейших состязаниях не видать. В сборную тоже не возьмут, разве что в качестве запасной.

Тем более эти же судьи могли входить в комиссию на чемпионате России, а это, как ни крути, теперь самое главное событие, учитывая то, что Олимпиада, Чемпионаты мира и Европы ввиду известных обстоятельств оказались для спортсменов недоступными. Оставались кубок Гран-при и всероссийское первенство, и попасть в претенденты на медали для каждого фигуриста было главной задачей в самом начале сезона.

Следующий элемент Кира сорвала, просто прокатившись «ласточкой» по льду вместо двойного акселя. Боковым зрением заметила, что Авдеев отвернулся и стал что-то шептать Ире на ухо. Девочки, ожидающие своего выхода следующими на лед, тоже о чем-то ожесточенно переговаривались ― наверняка обсуждали Кирин нелепый срыв. Ну ничего, это ерунда. Пожалуй, надо будет попросить тренеров разрешить добавить еще один четверной прыжок и больше вращений, чтобы усложнить программу, причем ее вторую часть. Вот там и посмотрим, как вы пошушукаетесь, увидев Кирины итоговые баллы.

Навязчивые мысли об усложнении программ, будто крупные капли дождя, ударяли в голову. Легкость в скольжении куда-то исчезла, каждое движение стало неловким и неверным. Кира поняла, что наделала помарок, и, предчувствуя разочарование в глазах тренеров, просто обреченно решила докатать программу. Времени на тренировке еще хватит, чтобы отработать элементы.

Выполняя вращения, она поняла, что не подсчитала, сколько оборотов совершила. Это и так было ее слабым местом, а тут еще расслабилась и забыла об элементарных подсчетах!

«Позорница», ― в ее мысли ворвался мамин голос.

«Опять не докрутила», теперь в голове возник недовольный тон Иры.

«Ошиблась и сразу посыпалась, так нельзя, это непрофессионально», рефреном ей вторил Авдеев. «Как бы ты ни косячила во время выступления, будь добра ― заверши его достойно».

Кира так и решила поступить, потому ускорила темп: раз уж обороты считать не получается, так пусть их будет больше, чем очередной недокрут.

Резкая боль заставила ее согнуться в очередном вращении. Кира до крови закусила губу, выпрямилась и почувствовала, как в колене что-то хрустнуло. Неимоверным усилием воли она все же проехала вперед, но набранная до этого скорость сыграла против нее. Зубцом конька она резко затормозила, но вместо остановки просто упала на лед, затем снова услышала хруст ― как будто первого было недостаточно. По инерции откатившись к стенке бортика, она больно ударилась головой об стеклянную перекладину. Хуже не придумаешь: она как персонаж из немой комедии, который смешит зрителей тем что без конца падает, а в попытке встать валит на себя все предметы и вновь оказывается на полу.

Только Кире было совсем не смешно. Она не раз падала на тренировках, но чутье подсказывало: то, что случилось сейчас, очень серьезно. Эта боль и хруст в колене не предвещали ничего хорошего.

С другого конца катка к ней уже спешили на помощь. Она попробовала разогнуть колено, но от этого боль лишь усилилась. Затылок тоже нещадно болел, перед глазами все плыло, а лиричная музыка Шуберта в один миг превратилась в невыносимую для ушей какофонию шума, лезвий коньков и встревоженных голосов.

2.

Следующие несколько часов пролетели как в тумане. Такси, больница, томительное ожидание в очереди ― дни стояли теплые, поэтому в травмпункте толпились любители покататься на скейтах, электросамокатах, гироскутерах, а также посетители веревочного парка, расположенного неподалеку.

Врач-травматолог осмотрел Киру и, не говоря ни слова, направил на рентген, а потом на МРТ. Колено нещадно болело, голова кружилась, поэтому в травмпункте Кира в основном лежала, периодически морщась от неприятных ощущений и мрачно взирая на то, как решается ее судьба. Ее долго водили из кабинета в кабинет, а потом оставили в палате ― до тех пор, пока не будут готовы результаты МРТ.

Слова врача били по голове, словно паровой молот. Разрыв коленного мениска, разрыв передней крестообразной связки, до кучи ― легкое сотрясение мозга благодаря точному отлету к бортику. Кире казалось, что все это дурной сон: сейчас она проснется, и все события после утренней тренировки растворятся в воздухе и навсегда улетучатся из памяти.

Сегодня нужно потренироваться как следует, завтра начнутся контрольные прокаты, а она тут лежит, видите ли, с подвешенной ногой и с головокружением, как будто в центрифугу перед полетом в космос усадили.

Немолодой, морщинистый и худощавый врач по фамилии Артемьев, внимательно вглядывался в снимки, скользил взглядом по строчкам в заключении томографии. Напротив сидела бледная и растерянная мама, без конца теребя свою желтую кожаную сумочку от «Майкл Корс».

– Ну, что могу сказать. По-хорошему, у нас есть два варианта. Первый ― сшивать мениск и терпеливо ждать, когда он срастется. Полную гарантию на успех дать не могу, к тому же, предстоит долгое восстановление, колено нагружать вообще будет нельзя. Да и риск рецидива высокий ― стоит снова неудачно упасть, и ваша дочь снова окажется в наших стенах с той же проблемой.

Второй вариант ― сделать резекцию, то есть удалить часть мениска. Эта операция чуть травматичнее, зато шансы на восстановление гораздо выше. На колено сможем давать нагрузку, быстро начнем вставать. Наши пациенты после резекции на следующий день вполне активны, бордо наступают на еще вчера травмированную ногу.

– А вернуться к тренировкам? ― спросила мама. ― В смысле, когда она сможет встать на лед при таком раскладе?

Доктор хмыкнул и задумчиво потер переносицу.

– Ну, об этом пока рано говорить. Для начала, нужно определиться с дальнейшим лечением, провести операцию, а уж затем приступить к реабилитации. После резекции главная задача вашей дочери ― как можно скорее начать двигаться и разрабатывать колено. Но те нагрузки, которые предполагают тренировки ― до них пока далеко.

Встретив вспыхнувший огнем взгляд мамы, Артемьев добавил:

– Однако, по моему опыту, спортсмены с подобными травмами при должной реабилитации уже через пару месяцев возобновляют тренировки. Разрыв мениска ― штука коварная и проблематичная, но все же не приговор. Понимаю, что слово «операция» звучит пугающе, но на самом деле это вполне стандартная процедура: мы просто удалим поврежденный хрящ, который больше не может выполнять свою функцию. При этом даже общий наркоз не понадобится, мы обычно используем спинальную анестезию…

Пока мама беседовала с доктором, Кира чувствовала себя наблюдателем, а не главным действующим лицом всей истории, словно ни травма, ни сотрясение ее вообще не касались. Даже когда решение приняли и назначили операцию на завтрашнее утро, Кира не сразу поняла, что это все предстоит пережить ей и ее собственному колену.

Когда врач, дав тонну указаний и выписав направление на анализы, наконец, ушел, мама встала со стула и принялась мерять шагами комнату.

– Уму непостижимо… Как такое могло произойти, да еще на заключительной тренировке, накануне важных прокатов? Это ведь еще постараться надо, чтобы получить такую травму!

Кира виновато подняла глаза.

– Сама не знаю, как так вышло.

– Ирина сказала, что ты с самого утра была потерянная, витала в облаках. И вот, пожалуйста, получили результат! Ты понимаешь, насколько серьезная ситуация возникла? И что предстоит дальше? Восстановление, всякие процедуры, массажи, я не знаю, что еще… А сколько времени будет упущено!

Последнюю фразу мама произнесла с драматическим надрывом и прислонилась к стене.

– Ты ведь половину сезона пропустишь, понимаешь это?

– Ты так говоришь, будто я нарочно упала и травмировалась. Разве в этом есть моя вина?

– А надо быть собраннее, ― выпалила мама. ― Не по сторонам смотреть и отвлекаться, а думать о прокате, каждое движение контролировать, тогда, глядишь, всего этого бы не случилось.

К горлу Киры подступили слезы, губы задрожали. Ей стало жалко, только не себя, а маму: сколько сил и средств она вкладывала в подготовку к каждому сезону, и сегодня все ее старания разбились вдребезги. Операция тоже стоит немалых денег, а значит, эти траты лягут на родителей, особенно на маму, которая и так работает с утра до ночи, чтобы покрывать все расходы.

– Мне Авдеев уже позвонил, передал, что желает тебе выздоровления и скорейшего возвращения в строй. А завтра контрольные прокаты выйдет Катя Дергачева, представляешь? Дергачева! Фигуристка категории Б! Да она никогда в жизни до такого уровня бы не поднялась. А теперь, того глядишь, удачно откатает и займет твое место в сборной.

– Мам, может хватит? ― выдавила Кира. ― Мне действительно очень жаль, что так получилось.

– Я просто переживаю за твое будущее. Ты столько лет тренировалась не для того, чтобы в один момент все перечеркнуть, верно? Так что настраивайся на восстановление, другого выхода у тебя нет. К тому же поговаривают, что, возможно, скоро наших спортсменов снова начнут допускать до международных соревнований. Представь, что будет, если к этому времени ты не вернешься к полноценным тренировкам?

Кира прекрасно представляла. И пускай сейчас чемпионат России оставался самым крупным турниром, на который было почетно попасть и занять призовое место. Но международные соревнования были еще вожделеннее. Соревноваться с представителями других стран, других школ фигурного катания…

Мама не останавливалась: все говорила и говорила, расписывала перспективы Кириных выступлений до конца года и проблемы, которые ее ждут в случае, если колено так и не восстановится. Впрочем, такого варианта она даже не допускала: дочери нужно было вернуться к тренировкам, чего бы это не стоило.

Операция назначена на завтра, но мысленно Кира уже переместилась в тот мучительный период, который последует за ней.

– Я поговорю с врачом, чтобы он подобрал для тебя самый действенный план реабилитации. Если каких-то процедур здесь нет, не беда ― будешь ездить в частную клинику. Еще у меня есть на примете отличная знакомая массажистка, которая со спортсменами работает. Помню, мы с ней на прошлогоднем первенстве области случайно познакомились, она и оставила мне визитку, так что можно к ней обратиться…

– Мама, а ты не хочешь спросить, как Я себя чувствую? ― перебила маму Кира.

Женщина осеклась и уставилась на дочь немигающим стеклянным взглядом. Повисла тяжелая пауза, после которой она отвела взгляд, сфокусировала его на сумочке, одиноко болтающейся на спинке стула.

– Завтра утром приедет папа и останется здесь на время операции. Я буду вечером. Если что, я в любое время на связи. Ты, это…список напиши в «Ватсап», что тебе привезти, может, чего-нибудь вкусненького захочешь…

Мысль о еде вызвала у Киры тошноту. Она и так привыкла есть по чуть-чуть, а последние события начисто отбили аппетит.

Операция длилась чуть больше часа, но для Киры она пролетела как одно мгновение. Анестезия погрузила ее в легкое забытье: даже осознание того, что сейчас из ее колена извлекают сломавшуюся частичку, скорее веселила, чем удручала. Обратно с процедуры в палату ее везла в коляске молоденькая энергичная медсестра, которая не переставая записывала голосовые сообщения некоему Вадику.

Возле операционной все это время дежурил папа, слившийся цветом лица со светло-зеленой выкрашенной стеной в коридоре. Увидев знакомый и родной взгляд, Кира слабо помахала и постаралась улыбнуться, но вместо этого вышла лишь кривая ухмылка. Кратковременный задор от анестезии потихоньку угасал.

Папа принес много шоколадок, соков и, конечно, апельсинов ― куда уж без них в любой больнице. Постоянно спрашивал о том, как она себя чувствует, не болит ли нога, больно ли было во время операции. Кира механически отвечала, что все хорошо и ничего не беспокоит, да и вообще, операция эта ― сущая ерунда, словно зуб полечить. Сама не сводила взгляд с часов на папиной руке: сейчас ровно полдень, а значит, у ее возрастной группы как раз начались контрольные прокаты.

Наверное, в какой-то параллельной реальности более удачливая Кира Мартынова сейчас в костюме и с красивым макияжем разминается перед выходом на ледовую арену.

Папа, как мог, отвлекал ее: рассказал последние новости с работы, включил какую-то недавно вышедшую французскую комедию, похлопотал, чтобы в палату скорее принесли обед. Кира натужно улыбалась и старалась поддерживать легкую болтовню ни о чем. Отголоски боли в забинтованном колене пробивались наружу, поскольку эффект анестезии почти прошел.

А еще мама так ни разу не позвонила с самого утра. Видимо, много дел. Как никак, начальник производственного отдела в издательстве, выпускающем разную бизнес-литературу. Мама отвечала за все, что было связано с печатью и плотно сотрудничала с типографиями. Сегодня, кажется, очередное совещание намечалось…

– Ну, как ты, отходишь от анестезии? ― заглянул в ее палату доктор Артемьев.

– Скажите, как прошла операция? ― вскочил папа. ― Ей теперь долго так лежать?

– Да вы не переживайте так: операция несложная, артроскопическая. Грубо говоря, нет никаких разрезов, страшных травмирующих инструментов и гипса на несколько месяцев. А вот лежать как раз долго не советую. Главный способ быстрее восстановиться ― как можно больше двигаться. Уже завтра начинай активно ходить, Кира. О, а вот и твои первые помощники в этом.

В палату зашла уже знакомая Кире медсестра и занесла костыли.

– С ними походишь один, максимум два дня, а затем давай, двигайся на своих двоих. Ходи как можно больше, но если станет больно, сразу отдыхай. Чувствуешь острую боль ― сообщи об этом медсестре или мне напрямую. Я провожу обход утром и вечером, но обращаться можно в любое время, если что-то будет беспокоить.

– Кира долго здесь пробудет? ― встрял папа.

– Дней пять, не больше.

Вместе с Кирой в палате лежали еще трое «товарищей по несчастью». Две девочки лет двенадцати, который вдвоем катались на одном электросамокате и влетели в велосипедиста на мощном электробайке. Они не отлипали от телефонов за просмотром «ТикТока», периодически хихикая и переговаривались полушепотом чем-то своем.

Еще в палате лежала малышка лет восьми с переломом позвоночника ― с разбегу прыгнула в домашний бассейн. Ее мама приходила рано утром и весь день проводила с дочкой. Она монотонно читала книжку про муми-троллей, периодически проваливаясь в сон. Выглядела она невыспавшейся: под глазами красовались огромные синяки, в волосах, наспех заколотых «крабиком», остались крошки от булки на полдник.

Среди более младших детей Кира в свои семнадцать чувствовала себя очень странно, как будто попала сюда по чистому недоразумению. Да и неловко как-то признавать, что ты, такая взрослая и грациозная, просто рухнула как мешок c картошкой, да и то так неудачно. Впрочем, ее тренер Алексей Петрович за падения никогда особо не ругал. Он относился к ним философски и считал, что настоящие победы можно ковать только отбитыми боками, вывихнутыми лодыжками и растянутыми, как струна старой гитары, связками.

– Хочешь, я скажу тебе всего лишь единственную причину падений? ― однажды спросил он.

– Неправильная техника выполнения? ― уточнила Кира.

– Неа. Просто лед скользкий. Вот и все.

Жаль, что мама так не считала.

К вечеру Кира устала лежать в одном положении, все тело затекло и ныло. Тогда она попыталась встать. Врач сказал, что ходить можно и нужно ― так почему бы не попробовать? Колено все еще болело, боль стала глухой и ноющей, но терпимой. Кира дотянулась до костылей, оперлась на них, почувствовала небольшое облегчение. Ей пришла на ум идея для показательного выступления: вот она появляется на льду на костылях, едва-едва двигается, а затем лихо отбрасывает их в сторону и принимается плясать под какую-нибудь зажигательную музыку в стиле латина.

А чтобы номер получился эффектным, в конце она изобразит, что сжигает эти ненавистные костыли, еще немного покружится на льду и примет победную финальную позу для заключительного аккорда.

В реальности каждый шаг давался с трудом. Хоть хирург и обещал, что через несколько часов после операции можно будет уверенно двигаться, на самом деле все оказалось гораздо сложнее. Кира прошлась по коридору, вернулась в палату, но по ощущениям будто пробежала марафон на десятки километров: ноги налились тяжестью, удары сердца напоминали отбивание мячиков из пинг-понга, на лбу проступили капельки пота.

На следующий день она решила увеличить расстояние: с усилием двигая костылями, исследовала все коридоры и закоулки первого этажа. Во время утреннего обхода врач полностью одобрил и похвалил ее стремление двигаться, только предупредил, что на лестнице нужно быть осторожнее и по возможности пользоваться лифтом. Мысленно Кира согласилась, что преодолевать ступени на стареньких костылях ― мероприятие сомнительное и рискованное.

В послеобеденное время больничные коридоры затихли ― был слышен только скрип тележек, на которых развозили еду в палаты, тихие разговоры медсестер да редкие звуки открывающихся дверей лифтов. Больше всего народу оказалось в приемном отделении: одни родители оформляли детей на госпитализацию, в другом конце коридора ожидали очереди к врачу те, кто пришел с экстренным случаем.

Кира, пыхтя и сдувая прядь волос, то и дело лезущую на лицо, добралась до кресла в зоне отдыха и опустилась на уютный кожаный диван цвета ванили. Боль была терпимой, но отчаянно хотелось расслабиться и отдохнуть. Отдышавшись, она приподнялась и подошла к стене, увешанной детскими рисунками в рамках. Наивные, немного корявые изображения животных, сказочных персонажей, мам, пап, а еще докторов. Во многих работах главными героями были человечки в белых халатах, в шапочках с красным крестом, с непропорционально большими шприцами или бутылочками со вкусными микстурами.