Чужой среди пепла

Геннадий Тихонов

Чужой среди пепла

Глава 1

Глава 1 Пробуждение

Первое, что пронзило сознание молодого человека – ледяная сырость камня под щекой. Он дернулся, пытаясь поднять голову и ударился лбом обо что-то твердое и шершавое. Боль, острая и ясная, пронзила череп.

"Черт…" – мысль была вязкой, тяжелой. Он зажмурился. Тепло мягкого геймерского кресла… мерцающий голубоватый свет монитора… расплывчатая карта Азерота с отметкой рейда… Нестерпимая усталость, веки будто свинцовые… "Просто заснул за столом. Опять…"

Он осторожно приоткрыл глаза -увидев мутный свет не то от монитора, не то от лампы. Серый, рассеянный. Под ним была грубая, влажная брусчатка, уходящая в темный переулок.

Воздух… воздух был густым и вязким, пропитанным тошнотворным коктейлем запахов: гнилой рыбы, пота, древесного дыма, чего-то кислого и едкого – серы или дешевого пороха. От этого запаха скрутило желудок.

"Сон… Должен быть сном… Слишком… реалистичный бред." Он попытался сесть. Тело не слушалось, одежда – грубая, влажная и смердящая рванина, натирала кожу. ”Что за рваные на мне? Воняет рыбой и тухлой водой” Еще один толчок воспоминания: кресло… клавиатура… карта…

Мысли прервал настойчивый, растущий гул, доносящийся откуда-то справа. Не городской шум. Низкий, угрожающий рокот, сотканный из тысяч голосов. Лязг металла. Пронзительные крики. Голова раскалывалась. Боль пульсировала за глазами. "Проснуться. Надо проснуться." Он ущипнул себя за руку – больно. Слишком больно для сна. Ледяная сырость под ладонью, смрад, пульсирующая боль в висках – все кричало о жуткой реальности.

Инстинкт самосохранения пересилил оцепенение. Он поднялся, опираясь о скользкую стену кривого дома, и, шатаясь, поплелся на звук, уворачиваясь от людей в грубых холщовых и кожаных одеждах, которые бросали на него брезгливые взгляды.

Площадь открылась перед ним внезапно. Огромная, вымощенная темным, неровным камнем. И море людей. Сотни голов. Толпа заполняла площадь до предела – от первых рядов у самого эшафота  до задворок, где люди стояли на цыпочках, забирались на подножья статуй, крыши ближайших домов и повозки. Мысль споткнулась о боль. "Бред. Галлюцинации. Переутомление…"

В центре площади возвышался деревянный настил. И на нем, прикованная цепями к столбу… Фигура казалась неземно стройной, хрупкой. Слишком длинные конечности, острые черты лица… "Эльфийка?.." – пронеслось в воспаленном мозгу. "Азерот… сон… боль…" Он сжал виски пальцами. Боль ответила ударом.

Запахи ударили с новой силой: немытые тела, прогорклое масло, спирт, пот, экскременты. Давило со всех сторон. Толпа гудела. Подняв голову вверх он увидел тяжелое, давящее небо.

Случайный поворот головы. И он встретился глазами с той, что была на эшафоте. Девушка. Эльфийка? Неважно. Даже сквозь боль и расстояние он увидел бездонные глаза, полные животного ужаса и беспомощности. И в них же – ослепительную, хрупкую красоту, не сломленную грязью и цепями. Жалость кольнула его. "Боже…  За что?"

Громоподобный крик разрезал гул. На эшафот вышел человек. Похожий на какого-то офицера-священника. Статный, в черной, отливающей сталью униформе с кроваво-красными нашивками в виде пылающего глаза. Его лицо было грубым, а глаза… Глаза. Холодные, без капли сомнения. Они пробежались по толпе, и даже на расстоянии молодой человек почувствовал их ледяное прикосновение.

"Ну вот и главный злодей…" – мелькнула ироничная, болезненная мысль.

Офицер поднял руку. Толпа замерла. Он начал говорить низким голосом, металлическим, легко достигавшим краев. Слов не разобрать, но интонация была страшной – обвинительной, полной ненависти.

Толпа взорвалась. Рев. Кулаки вверх. Лица, искаженные яростью и экстазом. Звуковая волна ударила, усиливая головную боль до нестерпимости. Он застонал, прижимая ладони к ушам. "Это ад…"

Вроде не толпа. Не толчок. Что-то большое, твердое и невероятно быстрое врезалось в него сбоку, как таран. Он полетел, ударившись плечом о брусчатку, и скатился в зловонную лужу у стены. Боль пронзила плечо и бок. Воздух вышибло из легких. Он лежал, оглушенный, задыхаясь от вони и боли, глядя в свинцовое небо.

Над ним на мгновение замерла массивная фигура. Грубая кожа зеленовато-серого оттенка. Короткие, желтоватые клыки, торчащие из выдвинутой вперед массивной челюсти. Маленькие, свиноподобные глаза мельком скользнули по нему – не злобы, а скорее досадливого раздражения. Фигура была одета в темную, прочную кожу, на поясе болтались увесистые мешочки. "Орк?! Да ты охренел…Голова… болит… Реально?!"

Незнакомец что-то хрипло буркнул – звук, похожий на перемалывание камней – даже не извинившись. Его взгляд на миг метнулся не в сторону эшафота, а куда-то вглубь толпы, к самому его краю, где темнел узкий проход между домами. Затем он резко рванул с места, пробивая себе путь сквозь толпу с нечеловеческой силой и целеустремленностью, расталкивая людей, как кегли. Через секунду его мощная спина скрылась в людской массе, будто его и не было.

Парень  остался лежать. Боль в голове, плече, боку сливалась в оглушающий гул, смешиваясь с ревом толпы и тошнотворным запахом лужи, в которой он лежал. Он попытался пошевелить рукой – тело отзывалось тупой болью. "Проснуться… надо просто проснуться…" Но ледяная сырость камня под спиной и въевшийся в ноздри смрад кричали о реальности громче любой боли.

Вдруг, он заметил перемену. Рев толпы, еще секунду назад безумный и оглушительный, начал стихать. Не сразу, а как прибой, откатывающийся от берега. Гул сменился напряженной, зловещей тишиной, прерываемой лишь сдержанным кашлем да шарканьем ног. Даже боль в его теле на мгновение отступила перед этим внезапным затишьем. Что-то должно было случиться. Что-то важное.

"Черт… надо посмотреть…" – пронеслось в воспаленном сознании. Стиснув зубы, он уперся локтем в липкий камень и попытался подняться. Каждый мускул стонал, плечо горело огнем от удара. Он поднялся на колени, потом, шатаясь, встал на ноги. Грязь с его лохмотьев стекала ручьями, оставляя темные разводы на и без того промокшей ткани. "Да… Тут хоть выжмись – все одно смердящий комок грязи. Хотя бы вид открылся…"

Он прислонился к холодной стене дома, едва удерживая равновесие и впился глазами в эшафот. Толпа перед ним замерла, вытянув шеи, затаив дыхание в ожидании. На деревянном настиле, рядом с прикованной девушкой, стоял тот самый офицер в черно-стальной униформе с Пылающим Оком.

Он поднял руку выше. Жест был отточенным, привычным, как удар топора. Тишина стала абсолютной. Его голос, низкий и безжалостно четкий, как удар колокола, разнесся по площади:

«Аэлин из рода Черных Ветвей!» – имя прозвучало как приговор само по себе… Обвиняемая в распространении Скверны! Носительница проклятой крови! Твоя зараза иссушила нивы Болотного Края! Твоё дыхание умертвило скот, коим кормились семьи честных горожан! Твоё существование – язва на теле Серпентиума!»

Каждое слово било по молодому человеку. Он видел, как девушка на эшафоте содрогнулась, как будто слова были плетьми. Ее глаза, полные ужаса секунду назад, вспыхнули новой эмоцией – яростью. Она попыталась что-то крикнуть, но инквизитор был неумолим.

«Вина твоя явлена миру!» – он резко кивнул одному из стражей в жутких шлемах-личинах.

Страж шагнул к девушке. В его руке был не меч, а короткая, толстая дубинка с металлическим набалдашником. Без предупреждения, с тупым, профессиональным равнодушием, он нанес удар по ее сведенным цепями рукам.

Звук кости, ломающейся под грубой силой, был ужасающе громким в тишине. Она вскрикнула – пронзительный, животный звук боли, от которого сжалось сердце. Из разбитых костяшек пальцев, из рваных ран на запястьях брызнула алая кровь. Капли упали на темные, отполированные миллионами ног камни эшафота.

Там, где кровь коснулась камня, раздалось громкое шипение, будто раскаленное железо опустили в воду. Из капель повалил едкий, желтоватый дымок. А под ними камень… почернел. Не просто запачкался. Он стал мертвенно-черным, крошащимся, как гнилое дерево. За считанные секунды на прочном базальте образовались глубокие, зияющие язвы, из которых сочилась черная, липкая жижа, издававшая сладковато-тошнотворный запах тления.

«Видите?!» – голос инквизитора взметнулся вверх, торжествующий и фанатичный. – «Видите Очищающую Силой Пламени истину?! Кровь ее – сама Скверна! Сама Смерть! Только огонь может очистить эту заразу!»

Толпа замерла на мгновение, втягивая воздух, пораженная зрелищем. Потом рёв, в тысячу раз более яростный, чем прежде, взорвал тишину. «Сжечь!», «Чистый огонь!», «Смерть Скверне! Лица, искаженные уже не экстазом, а первобытным страхом и ненавистью, тянулись к эшафоту. Люди рвались вперед, как будто хотели сами броситься на девушку и растерзать ее.

Инквизитор с холодной улыбкой принял факел из рук другого стража. Оранжевое пламя запылало, отражаясь в его безжалостных глазах. Он поднес его к груде хвороста у подножия столба.

И в этот момент, сквозь рев обезумевшей толпы, сквозь шипение своей собственной крови на камне, сквозь нарастающий треск первых языков пламени, лизнувших сухие ветки, прорвался голос Аэлин. Не крик боли. Не мольба.

«ВЫ СОВЕРШАЕТЕ ОШИБКУ!»

Ее голос был высоким, чистым, пронзительным, как звон разбитого стекла. В нем не было страха. Была непоколебимая уверенность, смешанная с ледяной яростью и… странной, нечеловеческой скорбью. Она не смотрела на инквизитора. Ее взгляд был устремлен поверх голов толпы, в свинцовое небо Серпентиума, как будто она обращалась к кому-то незримому, к самой судьбе.

«ОНИ НЕ ЗНАЮТ, ЧТО ВЫСВОБОЖДАЮТ! ОГОНЬ НЕ СПАСЕТ ВАС ОТ ТЕМНОТЫ, КОТОРУЮ ВЫ ПРИЗЫВАЕТЕ!»

Ее слова повисли в воздухе на долю секунды, странные и пророческие, заглушенные новым, еще более яростным ревом толпы. Инквизитор лишь презрительно скривил губы и толкнул факел глубже в хворост. Сухие ветки с треском вспыхнули ярким, жадным пламенем, которое сразу же потянулось вверх по пропитанной смолой древесине эшафота.

Молодой человек в лохмотьях, смотрел, как первые клубы едкого дыма поднимаются к ногам Аэлин. Запах гари смешивался с вонищей от его одежды и городской площади. Жалость к девушке, ужас перед магией, которая была более чем реальна и отвращение к этой жестокости – все смешалось в комок ледяного ужаса у него под сердцем. Крик девушки – «Вы совершаете ошибку!» – эхом отдавался в его воспаленном сознании, звуча как безумие… и как страшная, непостижимая правда.

Ледяная волна прокатилась от макушки до пят, парализуя мышцы, сжимая горло. Сердце колотилось так бешено, что, казалось, вырвется из груди. Зрение сузилось до тоннеля, в центре которого плясали ненавистные языки пламени. Шум толпы, крик девушки – все слилось в оглушительный, бессмысленный гул. "Горит… Она горит заживо… Прямо сейчас…" Мысли спотыкались, путались. Он почувствовал, как ноги подкашиваются, перестают держать. Спина медленно поползла вниз по холодной стене дома, пока он не осел на мокрую брусчатку, словно тряпичная кукла. Он сжался в комок, уткнув лицо в колени, стараясь не видеть, не слышать, не чувствовать этот кошмар. "Прекрати… Пусть все это прекратится… Я не хочу этого… Не хочу…"

В его воспаленном мозгу вспыхнули обрывки ярких картинок. Фэнтезийные миры из аниме, где герои лихо размахивали мечами, побеждая зло с улыбкой. Игры, где он сам, могучий маг или воин, спасал королевства от драконов. Мечты подростка о приключениях, о магии, о подвигах. О том, как круто было бы оказаться в таком мире. "Попаданец… Я всегда… мечтал…" Горькая, удушающая ирония сдавила горло. Вот он, его "магический мир". Вонь, грязь, кровь, страх, сожжение живого человека на площади. И он – не герой. Он – вонючая тряпка, сбитая с ног и парализованная ужасом. "Идиот… Романтик… Дурак… Зачем я этого хотел?!" Желание было одно: проснуться. Сейчас же. Любой ценой.

Но любопытство – страшная сила.  Даже сквозь панический туман, сквозь желание спрятаться, пробился назойливый, острый уголек. "Она… Эльфийка… Как она сейчас? Что в ее глазах?" Он боялся взглянуть. Боялся увидеть агонию. Но не увидеть – было страшнее. Что-то внутри заставило его разжать пальцы, оторвать лицо от коленей. Стиснув зубы, преодолевая дрожь в руках и ногах, он медленно, как старик, поднялся по стене обратно на ноги. Глаза, затуманенные слезами ужаса и отчаяния, устремились к эшафоту, ища в клубах дыма хрупкую фигуру…

В этот самый момент раздался оглушительный БА-БАХ!

Не на эшафоте. Где-то в гуще толпы, в метрах двадцати от него. Столб едкого, желто-серого дыма взметнулся вверх, как ядовитый гриб. Оглушительный хлопок, похожий на разрыв огромной петарды, заглушил на миг все звуки. Хаос, мгновенный и абсолютный! Крики "Диверсия!", "Еретики!", "Спасают ведьму!", "Лови их!" смешались с кашлем и воплями испуга. Дым валил густо, заполняя пространство между ним и эшафотом, заволакивая все пеленой.

Через пелену дыма он едва разглядел, как две темные фигуры рванули на платформу. Одна – ловкая, сгорбленная – что-то блеснуло в руке, цепи у ног эльфийки звякнули. Вторая фигура схватила ослабевшую девушку за руку. Стражи, ослепленные дымом, метались.

И тут – толчок в спину. Он споткнулся, полетел вперед… и приземлился прямо на пути одного из стражников, который с ревом несся к месту спасения! Инстинкт сработал быстрее мысли. Он, все еще падая, отчаянно выставил ногу. Стражник, не ожидая помехи на уровне земли, грохнулся на камни с оглушительным лязгом доспехов.

Молодой человек поднял голову. Его взгляд встретился с взглядом сгорбленного спасителя – острым, оценивающим, мелькнувшим из-под капюшона. Хриплый голос бросил сквозь кашель: "Беги, если жизнь дорога, чужак!"– и спаситель с эльфийкой нырнули в узкий проход между двумя домами, скрытый клубами дыма.

Сердце колотилось как бешеное. "Ввязался… Идиот! Самоубийца!" Но стоять означало смерть. Он видел, как другие стражники, заметив его, разворачивались в его сторону. Дрожь сменилась адреналином. Он рванул за убегающими тенями, в темный зев переулка, прочь от костра, прочь от площади, в неизвестность. Погоня началась.

Адреналин гнал кровь, притупляя боль в плече и голове, но не смрад от его лохмотьев и не всепоглощающий ужас. Переулок был узким, извилистым, заваленным гниющими ящиками и объедками. Впереди метались две фигуры:

массивная – та самая, что сбила его с ног, орк? – нес на руках бледную, безвольную эльфийку, как тряпичную куклу. Рядом, ловко петляя между препятствиями, бежал сгорбленный в капюшоне "человек", в каждой руке по короткому, зловеще поблескивающему клинку.

"Кай! Левее! Там тупик!" – прошипел Капюшон, его голос был резким, как скрежет стали по камню, но удивительно тихим, едва слышным над их тяжелым дыханием и топотом.

"Знаю, Финн – рявкнул в ответ массивный бегун. Его голос – низкий, хриплый, как грохот булыжников в бочке. – "Чертова ноша! Легче перышка, а ноги заплетаются!" Он действительно слегка пошатывался под весом девушки, но бежал с удивительной скоростью для своих габаритов.

"Меньше болтай, больше ногами работай!" – капюшон метнул быстрый взгляд через плечо. Не на преследователей, а на парня, который едва поспевал, спотыкаясь о мусор.

"А смердящий хвост? Бросить?"

"Тебя бросим!"– огрызнулся орк, резко сворачивая за угол и чуть не снося гнилую бочку. – "Помешал стражнику – значит, не совсем дармоед. Следи за ним, Финн! Если отстанет – его выбор!"

Капюшон что-то буркнул невнятное, но замедлил шаг на долю секунды, махнув ему рукой: "Давай, шевелись!" Тот, задыхаясь, припустил изо всех сил. Мысли путались: "Орк Кай… Финн с кинжалами… Они спорят… как старые знакомые… Меня… тянут?

"Имя!" – неожиданно рявкнул Кай, перепрыгивая через груду разбитой керамики. "Кричать 'эй, смердящий' – слишком долго! Назовись!"

Парень споткнулся. Имя? Его имя? Владислав Аксенов? Звучало как пощечина этой грязи, этим клинкам, этому безумию. Что-то короткое. Что-то… "не его". В голове мелькнул образ с монитора – ник в игре…

"С-Слав!" – выпалил он, едва переводя дух, пока они ныряли под низко нависающий балкон. "Хоть  не 'Фродо'…" – мелькнула ироничная мысль.

"Слав? – Кай фыркнул, даже не оглядываясь. – "Славно! Теперь беги как славный парень, Слав, а не как мешок с потрохами!"

"Там?" – резко спросил Финн, указывая кинжалом в конец переулка, где темнел провал в землю – люк или вход в подземелье. "Старые рыбные склады? Или глубже?"

"Глубже! – Кай без колебаний рванул к люку. – "Их псы с фонарями уже шарят верхние уровни. Через сточные каналы – к Пристанищу. Там разберемся"

"Мы тащим не только ее, Кай," – мрачно заметил Финн, ловко поддевая клинком тяжелую крышку люка. – "Две обузы" Оттуда хлынула волна такой непередаваемой вони, что у Слава свело желудок.

"Молчи, Финн!" – Кай уже спускался в зловонный провал, бережно прижимая Аэлин. – "Ты бы лучше…"

"Копья!" – внезапно прошипел Финн, резко обернувшись. Его кинжалы мгновенно заняли боевое положение.

И Слав услышал. Позади. Еще далеко, но уже грозно и неумолимо:

ритмичный лязг доспехов, грубые окрики, собачий лай. Преследователи. Они нашли след. И они приближались.

"Вниз! Сейчас же!" – зарычал Кай из темноты люка, и его голос впервые потерял долю уверенности, наполнившись тревогой. Финн резко толкнул Слава к провалу. "Двигай, Слав! Или твое имя станет 'Мертвец'!"

Слав, не раздумывая, прыгнул в зловонную, вязкую тьму, на звук тяжелого дыхания Кая и тихого стона Аэлин. Финн прыгнул следом, дернув крышку люка на место, погрузив их в почти полную темноту. Сверху, приглушенно, донесся яростный лай и злобный крик: "Здесь! В сточную яму! За ними!" Погоня не закончилась. Она только спустилась на новый, еще более мрачный уровень.

Густая, липкая тьма поглотила их, нарушаемая лишь призрачным зеленоватым свечением грибных колоний на сводах туннеля. Воздух вибрировал от непередаваемой вони – смеси человеческих нечистот, гниющей органики и химической горечи. Слав зажал рот рукавом, чувствуя, как желудок сжимается спазмом. "Даже моя рыба… просто букет полевых цветов…"

Кай, двигаясь с удивительной для его габаритов осторожностью, отнесся к Аэлин не как к грузу, а как к хрупкому артефакту. Он нашел относительно сухой каменный выступ у стены, подальше от булькающего коричневым потоком центрального жёлоба, и бережно уложил ее. В слабом свете грибов лицо эльфийки казалось восковым, почти неживым. Лишь тихий, прерывистый стон и неестественный изгиб сломанной руки напоминали о жизни. Ее одежда была пропитана не только грязью, но и темной, подсохшей кровью.

Финн не терял времени. Он прижался к сырой стене у основания лестницы, ведущей к люку, его кинжалы – продолжения рук – были направлены вверх. Все его существо напряглось в немой концентрации, уши ловили каждый звук сверху: приглушенный лай псов, гул голосов.

"Как она?" – спросил Финн, не отрывая взгляда от темноты над головой. Его голос был едва слышным шепотом, сливающимся с капаньем воды.

Кай, опустившись на корточки рядом с Аэлин, огромным, но удивительно нежным пальцем осторожно приподнял ей веко. Зрачок, огромный и черный в полумраке, не среагировал на мерцание грибов. "Плохо, Финн. Глубокая тень. Потеря крови… и что-то еще." Его низкий голос звучал непривычно приглушенно. "Эти палачи Ордена Пламени знают, как ломать не только кости. Они вытягивают саму жизнь." Он порылся в одном из мешочков на поясе, достал небольшой пузырек из темного стекла с мутной, маслянистой жидкостью. "Остатки зелья стойкости. Хватит, чтобы душа не ускользнула до Пристанища. А идти по этой благоухающей аллее еще полчаса." С горькой усмешкой он осторожно разжал ей челюсти и влил несколько капель. Аэлин сглотнула рефлекторно, но сознание не вернулось, лишь стон стал чуть тише.

Слав стоял чуть поодаль, прислонившись к холодной, склизкой стене. Он чувствовал себя совершенно чужим, ненужным придатком в этой смертельной игре. Его собственная вонь казалась теперь лишь жалким элементом местного колорита. Жалость к девушке боролась с леденящим страхом за себя. "Пристанище… Звучит как последний приют. Или ловушка?"

"Пристанище?" – робко спросил он, заставляя себя говорить тихо, как Финн. Голос предательски дрогнул. "Это… там безопасно? Они… не найдут нас там?"

Кай медленно повернул к нему свою массивную голову. В зелено-болотном свете грибов его клыки отбрасывали длинные, зловещие тени, а маленькие глазки сверкнули холодным, оценивающим блеском, как у хищника, разглядывающего диковинную букашку. Он убрал пузырек и поднялся во весь рост, его тень накрыла Слава целиком.

"Безопасно?" – он издал короткий, хриплый звук, похожий на перемалывание гравия. – "Ничто не безопасно, смердящий. Ни в Серпентиуме, ни под ним. Пристанище – это дыра. Но дыра с крепкими стенами, своими законами… и острыми клыками, охраняющими вход." Он сделал шаг вперед, и Слав невольно вжался в слизь стены. "Там есть… кое-кто. Кто, может быть, сможет помочь ей… если сочтет, что ее жизнь стоит усилий. Или если увидит в ней ценность." Его взгляд, тяжелый и неумолимый, буравил Слава. "А пока Финн сторожит вход, а наша эльфийка видит сны не из приятных… Расскажи-ка, Слав. Откуда ты такой… ароматный взялся? И почему твоя единственная заметная черта – это умопомрачительное амбре, которое могло бы свалить тролля?" Вопрос повис в зловонном воздухе, откровенный и опасный. Дружелюбием здесь и не пахло.

Финн у основания лестницы не пошевелился, но Слав почувствовал, как его спина, обращенная к ним, напряглась еще сильнее. Лай и крики сверху внезапно стихли, сменившись напряженной тишиной. "Они близко… Надо говорить! Быстро!" – панически пронеслось в голове Слава. Ложь должна была быть простой, правдоподобной и объяснять ВСЕ: его незнание, одежду, запах, растерянность.

"Т-торговец!" – выпалил Слав, заставляя голос звучать как можно увереннее, но не вызывающе. Он встретился взглядом с холодными глазками Кая. "Из… далеких земель. За морем Седых Волн." Море Седых Волн… Боже, звучит как дешевое фэнтези! Но что еще придумать?! "Вез товар… пряности, ткани… Нас захватили пираты у Чертова Рифа. Ограбили. Корабль сожгли… Оставшихся в живых… продали здесь, в Серпентиуме, как рабов." Он инстинктивно потрогал грубую веревку на поясе – единственное, что хоть как-то напоминало оковы. "Мой хозяин… рыботорговец. Заставлял чистить сети, потрошить улов… Вонял так, что даже псы его обходили стороной. Сегодня… сегодня я сбежал. Прятался в переулках… пока этот… кошмар не начался." Он кивнул в сторону, где был эшафот, стараясь вложить в голос дрожь настоящего ужаса и отчаяния.

В голове у Слава была другая правда.

"Ложь! Вся ложь! Но звучит… правдоподобно? Море Седых Волн, пираты, Черттов Риф – полный бред, как из плохого романа! Но они же не знают моих морей! Торговец… Да, Владислав Аксенов, инженер-химик, торговал бы полимерами в этом средневековом дерьме? Ха! Раб у рыботорговца… Объясняет лохмотья, вонь, незнание местных порядков и то, что я не рвусь в бой. Главное – объясняет, почему я не знаю элементарных вещей и почему меня швыряет от одного вида крови. Пусть думают, что я просто жалкий, вонючий раб, сбежавший со дна. Лучше так, чем пытаться объяснить правду про сон, компьютеры и попаданчество. Сочтут сумасшедшим и прикончат на месте. Или сдадут обратно "хозяину".

Кай молчал несколько секунд, его тяжелый взгляд буравил Слава, будто ища трещину в истории. Потом его взгляд скользнул по рваной, пропитанной рыбьей слизью и грязью одежде, по веревке вместо пояса, по лицу, на котором смешались страх и надежда на спасение. Уголок его массивной челюсти дернулся – что-то вроде усмешки или гримасы отвращения.

"Раб…" – произнес он наконец, растягивая слово. Его голос потерял часть агрессии, но не стал теплее. "Сбежавший раб. Как знакомо. Объясняет твою прыть – бежать от погони как угорелый." Он фыркнул. "Торговец из-за моря… Хм. Значит, ничего не знаешь о Серпентиуме? О Пламени? О Скверне?"

"Слишком чисто! Он покупается?!" – ликовал внутри Слав, но внешне лишь робко покачал головой: "Ничего, господин. Только страх… и запах рыбы."

"Господин?" – Кай фыркнул громче, и в этом звуке было что-то почти… человеческое. "Зови меня  Кай. А 'господин' тут один, и сидит он в Башне Пламени, они нас с Финном с удовольствием бы поджарили на завтрак." Он бросил взгляд на Финна, все еще замершего у лестницы. "Что скажешь, Финн? Берем довесок?"

Именно в этот момент глухой, металлический лязг оглушительно раздался сверху! Крышку люка сорвали с петель. Яркий, режущий глаза свет факела ударил вниз, выхватывая из мрака их фигуры, слизь на стенах, бледное лицо Аэлин. Голос сверху рявкнул, полный злобной победы: "Внизу! Вижу их! За мной!" Заскрипели ступени – первый страж начал спускаться по крутой, скользкой лестнице.

Все вопросы отпали сами собой. Пришло время не разговоров, а бегства.