Дерево

Вторая, с подтверждением первой: в империи паника. Тщательно и уже не первый год раздуваемые угли страха разгорелись. В стане свиртов назревает раскол. Часть знати готова перейти под знамена цистерианцев – в переводе с языка свиртов Цистерией именовалась страна демонов, откуда, по их мнению, и прибыл Разрушитель. Император собирает войска.

Арек усмехнулся – еще два-три десятка дней, и эти же войска провозгласят своим господином его, или он ничего не понимает в людях.

Начинать собирать армию, когда разъезды противника уже затевают стычки на границе, когда собственный народ в смятении бежит с юга на север и с севера на юг, не зная, откуда ждать удара – ведь если демоны появляются из-под земли и туда же уходят, где найти безопасное место… Арек неодобрительно покачал головой, будто бы ласково журя императора. Глаза его при этом жестко блеснули.

Пятнадцатитысячный отряд уже готов к выходу в Лорике, в одном дневном переходе от границы. Они начнут вторжение со стороны моря. Основная же армия пройдет через леса в обход укреплений – просека готовится и вот-вот будет завершена. К моменту подхода главных сил передовому отряду следует прорваться к Бондейским лесам с юга, чтобы дать возможность армии беспрепятственно выйти из леса и перестроиться в боевой порядок. Желательно, чтобы к этому времени какой-нибудь самонадеянный имперский командир привел своих солдат туда же, полагая, что встретится лишь с передовой группой. Об этом должны позаботиться шпионы, приближенные ко двору. Разгром крупной армии в самом начале войны может положить конец сопротивлению: военачальники передерутся, часть их перебежит на сторону победителя – и империи конец.

– Передай Мейру, – не утруждая себя письмом, приказал Разрушитель гонцу, – завтра к вечеру он должен быть в Лорике. Возьмет на себя передовой отряд. Бумаги с планом действий и письмо, подтверждающее назначение, будут ждать его там. Послезавтра утром его люди выступают.

Отправив посланца, Арек некоторое время ехал молча. Голова его была тяжелой, как булыжник, и он позволил телу немного вздремнуть.

Вскоре привычный полусон окутал сознание. Где-то по бокам маячили тени гвардейцев, моросящий дождь усилился, чавкала грязь под копытами коней… И в то же время что-то странное, смутно знакомое подступало к глазам, заслоняя мираж действительности. Вдруг все пропало – солдаты, дождь, раскисшая равнина – все сгинуло в никуда одним хлопком, и перед Ареком открылась иная картина.

Под ногами – клубящийся коричневый туман, что стелется, насколько хватает глаз, от горизонта до горизонта. Над головой – сияние волокнистого дыма, мерцающее голубыми и зелеными перекатами. Арек летел – его несло, будто ветром, в полной неподвижности пустоты меж двумя плоскостями – небесной и земной. Вскоре ветер стал ощутимым, плотным, бешеным. Он швырял человеческое тело, вращал его, крутил и подбрасывал, как осенние смерчи играют сухой листвой. Пространство наполнилось беззвучными молниями, пронзающими пустоту во всех направлениях, и, между ними, далеко впереди Арек увидел Дерево.

Оно казалось похожим на гигантский смерч: тугую могучую спираль, оплетенную узлами подвижных, покрытых корою жил. В коричневом тумане земли терялись корни его, в мерцании неба скрывались ветви. Один лишь ствол был доступен взгляду, но и ствола достаточно, чтобы понять… Понять что?!

Понимание ускользало, терялось в обрывках мыслей, пряталось в складках одежды, выдуваемое из них ветром и вымываемое дождем.

Дерево было черным. По матовой поверхности коры скользили оранжевые струйки огня, но оно не горело – этот огонь также являлся частью дерева.

Арек очнулся. Мокрой рукой протер глаза, и видение пропало. Дождик превратился в ливень, пока он спал. Всадники погоняли коней – до лагеря, обустроенного посреди степи, было уже недалеко.

Вскоре они миновали земляной вал и оказались в стане: среди пылающих, несмотря на дождь, костров, запаха еды, дыма, лошадей. Чувствуя себя совершенно разбитым, Арек прошел в палатку и, не раздеваясь, рухнул в подготовленную ему постель.

Привычное беспамятство позволило восстановить силы к утру, когда, под завывания рожков и грохот барабанов, лагерь проснулся, готовясь к выступлению.

***

Дым, скрывающий небо.

Черный дым, рваными облаками уносимый высоким ветром; хлопающий крыльями, просвечивающий белым и голубым в рассеченном потоками воздуха фантоме. Столбы дыма повсюду – они поддерживают тело великана, раскрываются пастью чудовищ, клацают зубами на солнце, теряют форму, вливаясь в завесу тьмы, вставшую над городом.

Еще позавчера непрерывным потоком накатывались на утесы стен муравьи пеших, носились вокруг стремительные верховые, жужжали и гудели камни больших и малых размеров, стрелы свистели и выли, чертили огненные линии, искривляя воздух, поджигали и пронзали, сбивали защитников со стен и башен. Но город стоял. Стоял третий день, и сто тысячников плевались кровью своих солдат – и заливались водою пожары, и на смену павшим вставали новые тела, сбрасывая со стен мешки с известью и камни, опрокидывая котлы с кипятком и смолой, пиками упираясь и отводя лестницы вместе с облепившими их воинами – прочь от города, в ров, в ров!

Проклятье наступления – осада. Нет времени. С запада подходит имперская армия. И пусть она идет к гибели, потому что хоть и велика, но бестолкова… однако это тоже – время.

Нужно двигаться к столице, вслед за конницей Мейра. Столица откроет ворота. Столица в страхе, она хочет жить. А этот трижды проклятый город – чтоб демоны пожрали населяющих его тварей – как кость в горле! Нельзя отступить теперь. Невозможно оставить за спиной свидетеля пусть не поражения, но не всесилия Разрушителя. Страх должен идти впереди армии. Безнадежность сопротивления должны чувствовать враги. Дрожать должно оружие в их руках – и падать наземь, под копыта атакующей конницы.

Три дня шли на приступ воины – и отползали обратно по сигналу труб, так ничего и не добившись. Три дня цветами алыми распускались на земле бутоны свежей крови и чернели, увядая.

Четвертое утро началось непривычной тишиной. День прошел беззвучно. Жители встревоженными глазами смотрели со стен. Что-то готовится? Или уходят? Неужели уходят? – и надеждой наполнялись сердца защитников светлого города Ледера.

А под стенами было пусто и тихо, если не считать карканья воронья и тявканья диких собак, вгрызающихся в трупы. Лишь ночью четвертого дня осады что-то зашевелилось, поползло по полю, заполнило ров и начало тереться о чугун ворот, о каменную кладку башен. Тонкими струйками оно просачивалось в город, размывало очертания мостовых, поднималось все выше.

Утреннее солнце не рассеяло мглы на улицах. Лишь с самых высоких крыш можно было разглядеть его желтое лицо сквозь дымовую завесу: всю ночь к городу подтаскивали хворост, подливали в огонь масло и нефть, забрасывали торфом и смолой, сырыми ветками, фосфором, лимонно-желтыми кусками ядовитого камня, которым травят крыс, багровой киноварью, молотой серой и старыми шкурами. Туда же складывали трупы – нет разницы между своими и чужими мертвецами, когда нужен дым.

Крепкие стены защищали Ледер. Высокие башни и хитроумные, недоступные тарану, ворота. Его жители были храбрецами, пусть и не слишком умелыми в бою, но многочисленными и отчаянными. Родники питали городские резервуары. Обильные запасы зерна и сушеных фруктов, неизбежные в торговом городе, давно готовящемся к осаде, позволили бы продержаться долго, очень долго, может быть, даже год или два.

Но один недостаток все же имелся. Ледер построили в закрытой от ветра, уютной и теплой долине, окруженной цепочной невысоких холмов. На них сейчас стояли катапульты осаждающих. Обстрел с этих высот не наносил серьезного урона из-за слишком большого расстояния. Однако отсутствие ветра в низине и тяготение всех вещей к земле – всех, даже дыма – вот что стало причиной гибели Ледера. Пусть не всякий дым, пусть только небольшая часть его не взовьется к небесам, а поползет по поверхности, заберется в подвалы, просочится в щели и начнет душить, проникая в легкие – неумолимо и неизбежно, лучше любой армии, подобно чуме выморит город, но в отличие от болезни, сделает свое дело быстро.

Напрасно жители закрывали рты и носы мокрыми тряпками, прятались в подвалы и залезали на крыши высоких домов – дышать было нечем. Раскрытые рты и выпученные глаза, руки, вцепившиеся в собственное горло – так умирали защитники Ледера. Они бросались со стен в черное море дыма. Они открыли ворота и пытались покинуть город, но стена дыма сменилась стеной огня, и все, кто выбежали из ворот, уже не смогли вернуться. Тем же, кто остался, не суждено было выйти.

Утро пятого дня выдалось тихим. В лагере осаждающих завтракали.

Затем армия занялась уборкой территории: гасили костры, сгребали в кучи и вывозили, выбрасывая в море, огарки и угли. К вечеру вокруг города осталось только опаленное кольцо земли.

На следующий день войско Разрушителя снялось и отправилось на юго-восток, прочь от Ледера, оставив город таким, каким он принял смерть.

Еще через два дня к Ледеру подошла имперская армия, посланная на его защиту. Разведчики вошли в город. Некоторые из них вернулись поседевшими. Ни следов разграбления, ни свидетельства битвы – страх рос в сердцах солдат, разносил рассказы побывавших в Ледере, порождая невероятные подробности. Невозможно биться с демонами, колдовством уничтожившими несколько десятков тысяч человек. С демонами, проходящими сквозь стены и убивающими одним лишь взглядом – так говорили теперь о цистерианцах.

Тем временем стотысячное войско, ведомое Ареком, двигалось по равнине. Развевались флажки тысячников, изредка перекрикивались вестники. До столицы оставалось полтора дневных перехода.

***

Запахами цветущих деревьев пресыщен воздух.

В дворцовых садах на границе весны и лета земля пенится, как губы загнанной лошади – розовая с белым. Осыпаются лепестки, облетают, и ветер несет их теплой пургой над присыпанными песком дорожками, забивает в щели каменной ограды, наметает сугробами под стены строений.

С высоты третьего этажа новый император глядит вниз, на цветущую землю, теребя рукоять кинжала. Другая рука лежит на голове резного мраморного божка, украшающего балконные перила.

Отдаленные раскаты в небе – голос подходящей грозы – привлекают его внимание куда больше, чем игра ветра с опавшими лепестками или тишина дворцовых покоев и душный поток благовоний из раскрытой двери за спиной. Арек поворачивает лицо в сторону растущей на глазах черно-синей тучи и ждет первого удара.

Вспышка, за ней другая, третья… Гром, чуть задержавшись, наполняет город гулом, и тот отвечает дребезгом оконного стекла. Снова удар, еще один – туча затмевает небо, и потоки воды обрушиваются на крыши домов, на шлемы спешащих укрыться стражников и мостовые. Тяжелые капли прибивают к земле все, что совсем недавно кружилось и порхало. Они собирают в ручьи и выносят мусор в реку, и далее – прочь.

Ливень водяной стеной отделил "там", на улице, от "здесь", под крышей, наполнив слух грохотом капель. Не слышно шагов за спиной, крадущиеся тени не видны, не доносится запах разгоряченных недавней стычкой тел, цель которых – на балконе, слушает грозную песнь дождевых облаков.

Привычка стоять вполоборота, видеть краем глаза, привычка не погружаться целиком ни во что, кроме боя, привычка действовать прежде, чем разум успеет оценить происходящее – а, может быть, и иное умение, доступное лишь демонам – что подсказало Разрушителю начать движение?

Отступив, Арек убрал корпус из-под удара, которого не мог ни видеть, ни слышать. Меч, слившись с руками хозяина, соскользнул с его спины, описал полукруг и снес нападавшему голову. Оставив рукоять меча в левой руке, Арек достал кинжал правой и шагнул в полутемную комнату через упавшее тело.

Двое набросились на него, третий стоял на выходе из комнаты.

Прикрывшись мечом от рубящего удара одного из атакующих, Арек кинжалом отвел выпад второго и, мягко подшагнув к нему спиной вперед вдоль линии атаки, перехватил кинжал острием вниз и всадил лезвие в живот с такой силой, что кончик вышел наружу.

Оставив кинжал в оседающем теле, Арек взялся за меч обеими руками, с силой отбил вниз колющий удар первого из нападавших и, не дожидаясь, пока тот подготовится к защите, выстрелил правым кулаком ему в лицо. Удар получился недостаточно сильным, однако на мгновение ослепил и покачнул противника, чем и воспользовался Арек: выбросив вперед левую руку, он пронзил мечом потерявшего равновесие воина точно так же, как новобранцы пробивают тыквенные сосуды во время учебы.

Весь бой занял несколько мгновений. Последний из покушавшихся на жизнь императора – тот, что прикрывал тыл, не участвуя в схватке – пятясь, отступил в дверной проем и пустился бежать по коридору. Разрушитель, не слишком торопясь, высвободил кинжал из живота корчащегося на полу тела, вышел за дверь и метнул его в удаляющуюся спину.

Короткий всхлип возвестил о попадании. Беглец со всего размаха упал, покатившись с лестницы – спасительной для него лестницы, если бы он успел достигнуть ее вовремя.

Арек пошел за кинжалом, спустился с лестницы, вытер испачканное лезвие об одежду убитого. Осмотрев коридор, Разрушитель обнаружил трупы трех гвардейцев, очевидно, застигнутых врасплох.

"Действительно, – припомнил Арек, – те, кто напали на меня, были одеты в форму дворцовой стражи. Понятно, почему солдаты даже не обнажили мечи при их появлении".

Он вернулся в комнату и с легким сожалением отметил, что допрашивать кого бы то ни было уже поздно и, что самое неприятное, гроза почти закончилась. Яркое солнце блистало в лужах под балконом, слепило глаза. Защебетали прятавшиеся от ненастья птицы, славя свою ничтожную жизнь. Впереди – скука, интриги, подобострастные придворные, слухи, сплетни… К тому ли он стремился? Сюда ли шел, снежной лавиной сметая все на пути? И что же теперь, растаять под теплым солнцем, наполнить собою ванны и бассейны дворцов и вилл? Или лучше залить их кровью и завалить потрохами жирных свиртов? Печень сановника в розовом масле… Арек улыбнулся. Чувство прекрасного не было ему чуждо.

В коридоре послышались взволнованные голоса и топот ног. Вскоре в комнату ввалился десяток гвардейцев во главе с начальником дворцовой стражи. Разрушитель в этот момент уже вновь стоял на балконе, вдыхая освеженный грозою воздух.

– 

Повелитель, ты жив! – Падая на колени, воскликнул начальник охраны, – Мы услышали звуки боя и поспешили к тебе …

– 

Заткнись. – Оборвал его Арек и спросил почти ласково: – Как эти люди проникли во дворец?

Начальник охраны развел руками:

– 

Пока ясно только, что они переоделись в форму дворцовой стражи, но они должны были знать пароли прохода на каждый из этажей. Несомненно, это предательство. Расследование начнется незамедлительно, мой повелитель.

В глазах его клубился дикий ужас, но непросто было разобрать, чего больше боится этот человек – казни или самого демона-императора.

Пожав плечами, Разрушитель оставил служаку рассуждать о дальнейших действиях, а сам спустился вниз и вышел наружу – вон из этого, пропахшего духами и ядом, дворца. Вон из ненавистного города!

Осколки старой имперской армии, еще верные прежнему господину, собрались на западе страны, в гористой и укрепленном местности. Следовало выбить их оттуда, пока это осиное гнездо не разрослось – выжечь его. А с остальным можно разобраться позже.

Поход обещал быть долгим и тяжелым – таким и получился. Лишь к концу лета удалось прижать войска старого императора к горам и, в решающем бою у Контонийского озера, истребить их до последнего солдата.

Ранней осенью, через чуть тронутые желтизной леса, по подернутым холодными утренними туманами полям и пастбищам, возвращалась армия в центральные области империи.

Война закончена. Свирты покорены. Можно планировать новые походы – за море, туда, откуда появляются купеческие караваны. Нужно строить флот, пополнять армию… Однако, эти мысли уже не занимали Разрушителя как прежде. Завоевание не имеет смысла так же, как и мирная жизнь – огня, крови, трупов, растерзанных стервятниками – всего этого было уже достаточно, но жажда не утолена. Да и не жажда вовсе вела Арека по дорогам войны, а холод, сосущая чернота и снежная пустыня, освещенная звездами да ночным сиянием полярных сполохов. В силах ли человеческих превратить этот мир в лед?!