
Полная версия
Интербабушки. Часть 1

Людмила Ворожцова
Интербабушки. Часть 1
О чем эта книга
Этот цикл историй не о бабушках в привычном смысле слова. Здесь нет вязаных шапочек, пышных пирожков и неторопливых прогулок с внуками. Эти женщины – бывшие инженеры, преподаватели, библиотекари, заведующие магазинами. и те, чьи профессии не умещались в стандартные формулировки, но точно требовали выдержки, ума и чувства юмора. В прошлом – уважаемые специалисты, надежные жёны, матери, профессионалы с именем. Но однажды они оказались в иммиграции. И всё начали с нуля.
Кто-то уехал ради будущего детей. Кто-то – в надежде на новую любовь. Кто-то – просто потому, что в родной стране больше нечего было терять. Никто не ждал легкой жизни, но реальность оказалась ещё жёстче. Статус и образование остались в прошлом. Теперь – уборка гостиниц, уход за лежачими больными, ночные смены, усталость, одиночество и постоянное ощущение чужой земли под ногами.
Здесь собраны подлинные истории женщин, которым пришлось начать жизнь заново в зрелом возрасте, далеко от родины. Это не вымышленные героини. Это те, кто находится рядом: в соседнем доме, на соседней улице, да мало ли где еще, даже на другом конце линии. Те, кто не опустил руки и продолжает заботиться о близких, помогает материально детям и внукам. Кто всё ещё надеется – пусть втайне – на лучшее.
У каждой из этих женщин – своя правда, своя боль, своя Европа и свой путь.
Предисловие
Эмиграция – это когда берёшь с собой только душу, а всё остальное оставляешь позади.
Распад СССР стал не просто политическим событием – он обрушил устои, перечеркнул старую карту мира и разорвал судьбы миллионов людей. Всё, что казалось незыблемым – стабильная работа, бесплатное образование, уверенность в завтрашнем дне – рухнуло в одночасье. Обычные граждане, воспитанные в духе единства и мощи великой державы, внезапно очутились на обломках прежнего порядка,на руинах прежней уверенности, не зная, в каком направлении двигаться дальше.
Мир, который они знали, исчез. На смену ушедшему порядку пришли хаос, нестабильность, тревога и вспыхивающие то тут, то там конфликты. Экономика трещала по швам, цены взлетали, правительства менялись, не успев утвердиться. Неопределенность стала новой реальностью. Но именно в такие времена, когда рушатся стены, появляются те, кто умеет строить на обломках. Для кого чужая беда – лишь удобный момент для собственного подъема.
Ловкие и предприимчивые, они создали целую индустрию надежды. Их оружием были не пистолеты и ножи, а слова.
Они не обещали рай, они просто описывали его – красочно, ярко, убедительно. Объявления, якобы реальные рассказы "очевидцев", чужие фотографии, приукрашенные детали – всё это рисовало заманчивую картину будущего и работало на одно: заставить поверить. Под видом доброжелателей они убеждали растерянных людей, что на Западе их ждет лучшая жизнь. “Здесь у вас нет перспектив, – уверяли они. – А там будут работа, высокие зарплаты, бесплатное образование для детей”.
В ход шли и заранее подготовленные «истории успеха». «Вот мои знакомые уехали в Германию – теперь живут, как в раю. Муж получает пять тысяч евро в месяц, жена не работает, а дети ходят в школу. Машину уже купили – “BMW”! А вот другая знакомая уехала в Швецию – там сразу квартиру дают! В школах всё бесплатно: не то что тетрадки – даже ластик покупать не надо!»
Люди верили. Они брали кредиты, продавали единственное жильё, закладывали последнее в надежде обрести новую, достойную жизнь. "Помощники" за хорошую сумму готовили документы и подбирали легенды.
Хотите визу? – Нет проблем. Надо только сказать, что вас преследуют на родине. Всё подготовим. Главное – заплатить.
Добравшись до Европы, иммигранты сталкивались с суровой действительностью. Никто не встречал приехавших с распростертыми объятиями. Никто не предлагал хлеб-соль. Работу приходилось искать в самых низкооплачиваемых сферах. Многие оказывались в ловушке: ни жилья, ни денег, ни возможности вернуться.
Те, кто ещё вчера верили в сказку, теперь спали в подвалах, убирали улицы за гроши, скрывались от полиции. А их "благодетели" продолжали свой бизнес – находили новых мечтателей и продавали им ту же иллюзию, на которой вчера обжегся кто-то другой из уехавших.
Особенно стремились за границу женщины. Агитаторы убеждали, что для них там все блага: одинокие найдут жениха, многодетные получат щедрое пособие и бесплатное жильё. Для одних переезд действительно стал новой жизнью, для других – чередой непрекращающихся испытаний.
Среди современных улиц, шумных площадей и древних переулков европейских городов живут женщины, чьи истории редко становятся частью официальной хроники. Они приехали за мечтой, но столкнулись с реальностью. Каждая из них хранила надежду – на счастье, перемены, шанс переписать свою судьбу. Кто-то нашёл любовь, кто-то испытал горькое разочарование. Кто-то сумел адаптироваться к чужой культуре, стал частью этой страны, а кто-то так и остался чужаком, мечтая когда-нибудь вернуться домой.
Эта книга – о них. О тех, кто решился покинуть родную землю, боролся, оступался, поднимался и шёл дальше. О матерях, жертвовавших собой ради детей. О женщинах, учившихся жить заново, искать себя и своё место в новой реальности.
Сколько историй, столько разных судеб, разных голосов и разных дорог, ведущих через боль, выбор и веру. И одна мечта – дать детям то, чего не хватило им самим.
Добро пожаловать в мир женщин, чьи сердца разрываются между двумя странами, между прошлым и будущим, между надеждой и действительностью
Цена мечты
Иногда женщина уезжает за границу не за лучшей жизнью – а за последней надеждой на неё
Швеция – страна стабильности, высокого уровня жизни и равных возможностей для всех. Она привлекает людей со всего мира своими социальными гарантиями, развитой экономикой и уважением к правам человека. Одним из главных факторов, привлекающих иностранцев, является сильная социальная защита. Государство заботится о каждом жителе: здесь высокие пенсии, доступное образование, бесплатная медицина и система пособий, поддерживающая людей в сложных ситуациях. Даже те, кто не сразу может найти работу, получают финансовую помощь и возможность освоиться в стране. Однако для того, чтобы стать частью шведского общества, потребуется терпение, знание языка и понимание местных традиций.
Хариса приехала в Швецию из Киргизии с маленькой дочкой. Она была на пятом месяце беременности и верила, что рождение ребенка в этой стране поможет ей закрепиться. Те, кто ее отправлял, убедили, что ребенок, родившийся в Швеции, автоматически получит гражданство, а значит, и она, как мать, сможет получить разрешение на жительство. Ее муж планировал перебраться в Швецию для воссоединения с семьей, когда Хариса получит документы. К сожалению, реальность оказалась жестокой. Законы страны не считались с ее мечтой. Рождение сына не давало ни гражданства, ни права на проживание. Это означало отказ в легализации и депортацию. Но по приезду в Швецию Хариса этого не знала.
Она эмигрировала как беженка-уйгурка. Этот шаг казался единственно возможным. В Киргизии уйгуры, хотя и жили веками, всегда оставались чужаками. Они не ощущали себя в безопасности, не могли рассчитывать на государственную поддержку, их возможности были ограничены. Однако по-настоящему тяжёлое положение, согласно западным средствам массовой информации, было не в Киргизии, а в Китае, где преследования уйгуров достигли ужасающих масштабов. Западные страны выражали обеспокоенность, и именно поэтому легенда Харисы строилась на проблеме уйгуров.
Швеция оказалась неприступной крепостью. Здесь не спешили признавать уйгуров из стран СНГ беженцами, ссылаясь на то, что Киргизия, Казахстан и Узбекистан – независимые государства, где официально уйгуры не подвергаются гонениям. Судьбы людей рассматривали через призму статистики, цифр и политической целесообразности.
Настал день, когда ребенок изъявил желание появиться на свет. Харису доставили в родильное отделение. Услышав крик новорожденного, женщина расплакалась от счастья. А когда малыша принесли в палату и на осмотр пришла врач, Хариса, волнуясь, спросила:
– Мой сын – швед? Он же родился здесь, значит, мне тоже дадут документы?
Врач покачала головой.
– Нет, голубушка. Твой сын такой же беженец, как и ты, – ответила она и вышла из палаты.
Эти слова оглушили ее как гром среди ясного неба. Хариса была потрясена и растеряна. Она потратила огромные деньги, чтобы добраться сюда. Как теперь быть? С пособия, которое выдавали ей как беженке, нужно было как-то вернуть деньги, взятые в долг для поездки. Перспектива закрепиться в этой уютной, степенно-спокойной стране развеялась, как дым.
К предстоящим интервью Хариса готовилась тщательно. Она несколько раз в день повторяла выученную наизусть историю. Женщина надеялась, что её боль услышат, что её страхи примут всерьёз, но чиновники оставались холодны:
– Вы не подвергались преследованиям. Угроза Вашей жизни не доказана, – с недоверием объяснили ей.
Чиновники не верили, не понимали – или не хотели понимать – что угрозу не всегда возможно подтвердить документами. Они не видели слезы матери, когда та провожала дочь в неизвестность. Они не верили истории о родственниках, которые уехали в Китай и больше не выходили на связь.
Теперь, находясь в лагере для соискателей убежища, Хариса с нежностью прижимала малыша к груди, грустно улыбалась, глядя на его милое личико. Рядом жалась её дочка, ища ласки и тепла. Правой держа младенца, мама левой рукой обнимала девочку, гладила ее по голове, украшенной мелкими косичками. По щекам Харисы бежали крупные, как капли дождя, слезы. Она не видела выхода. «Что делать? Куда идти? Возвращаться домой? Но как, и какой в этом смысл? Что здесь ждет?» – ответа ни на один вопрос не было.
В памяти всплыли слова мужа: «Всё будет хорошо. Мы начнём новую жизнь». Какая новая жизнь? Он не знал, что жизни уже не было – ни новой, ни старой. Была только неизвестность и непрекращающийся поиск решения, как выжить.
Лагерь находился в Ёстербюмо – небольшом населённом пункте среди густых шведских лесов и прозрачных озер. Здесь не было уютных кафе, ярких витрин или магазинов. Только частные и многоквартирные дома, невысокие и ухоженные. В одном из таких домов Харисе выделили небольшую квартиру. Её можно было бы назвать уютной, если бы не постоянное ощущение временности. В таких квартирах не развешивали семейные фотографии, не покупали дорогие вещи. Здесь жили с мыслью, что завтра всё может измениться.
Соседями Харисы были такие же иммигранты, бежавшие от своего прошлого. Здесь были семья из Азербайджана и чеченец с женой из Иордании. В соседнем доме, поменьше – многодетная семья из Ирака, две девушки из Бурунди, африканцы, говорившие на французском, и загадочный Вано – мужчина, который представлялся беженцем из Грузии. Но стоило ему заговорить, как акцент выдавал его с головой. Об этом знали все, даже в миграционной службе, но никто не касался этой темы. Вано не работал. Он жил на пособие для беженцев, и, похоже, его это вполне устраивало.
Иногда мужчина организовывал посиделки, а порой возвращался из гостей подшофе и вдруг начинал рассказывать, кто он есть и почему оказался в Швеции. По одной версии он был вынужден бежать из-за политического преследования, по другой – попал в какую-то темную историю, о которой предпочитал не говорить.
Но даже когда он делился подробностями, слушатели не могли отделаться от ощущения, что и тут он что-то приукрашивает. Его осанка и движения говорили совершенно о другом. Скорее всего это был человек, явно не чуждый тяжёлой физической работе, который провел немало часов за рулём – и не легкового авто, а чего-то тяжеловесного, возможно, большегруза или трактора. Его крупные, жилистые руки и выработанные годами манеры убеждали яснее любых слов.
Но больше всего сомнений вызывало его заявление, что в прошлом он был начальником снабжения. Люди, хоть немного разбирающиеся в этой области, догадывались: человек с такими умственными способностями едва ли мог возглавлять серьёзную организацию.
Не только Вано – никто из обитателей лагеря не открывал правду о себе. Каждый создавал собственную легенду для миграционной службы, стараясь, чтобы она звучала как можно драматичнее: так больше было шансов добиться разрешения на проживание в стране. Истинные истории чужих жизней оставались в тени. Здесь каждый был сам по себе, наедине со своей судьбой, не вторгался в чужое прошлое и не пускал никого в своё.
Поселок жил своей жизнью, в которой не было места планам. Это был мир ожидания – день сменял ночь, снег покрывал землю, потом таял, а люди продолжали надеяться, что однажды их пригласят в офис и сообщат новость, которая изменит всё.
Вано появился в жизни Харисы неожиданно. Высокий, сутуловатый мужчина в очках, с мягким прибалтийским акцентом, он выделился среди других и был единственным, кто не ждал новостей и не боялся депортации. Он был уверен, что останется. «Я-то европеец!»– говорил он с гордостью в узком кругу.
Вано и Хариса сблизились быстро. Он помогал ей с детьми, учил, как говорить с чиновниками. Вечерами он укачивал младенца и укладывал девчушку спать. Вано полюбил детей и принял их как родных. Даже строгий тон, с которым он порой обращался к малышке, больше напоминал заботу отца, чем холодное наставничество. Он был для них защитой, опорой, тем, кто всегда рядом.
Как-то вечером, когда дети уже спали, Хариса прибиралась на кухне и готовила чай. Вано задумчиво сидел за столом, наблюдая за её хлопотами. Хариса потянулась за чашкой с чаем, но пальцы дрогнули, и она едва не уронила её. Вано быстро подхватил чашку, их руки соприкоснулись, и она вдруг почувствовала, насколько он близок.
– Осторожнее, – поставив чашку на стол, тихо сказал он, не отпустил ее руки.
Женщина замерла, глядя в его большие серые глаза. Вано медленно наклонился ближе, его дыхание коснулось ее губ. Хариса не отстранилась. Он обхватил её лицо ладонями, скользнул пальцами по щеке, затем ниже, к изгибу шеи. Она закрыла глаза, когда его губы мягко коснулись её. В этот вечер они не спешили.
Поцелуй был сначала робким, будто они проверяли, насколько далеко готовы зайти. Но стоило Харисе ответить, как напряжение между ними исчезло. Он притянул её ближе, крепко прижимая к себе. Она запрокинула голову и закрыла глаза, когда его руки скользнули по её спине, ощупывая изгибы ее тела, опустились к бедрам, затем пальцы коснулись живота, опускаясь ниже.
Хариса тихо застонала, когда он коснулся губами её ключицы. Всё внутри ее сжалось от желания. Они давно этого хотели, но, признаться, считали, что пока не время. Теперь больше не было сомнений и не было границ. Впервые за долгое время Хариса позволила себе забыться, окунуться в ощущения. В эту ночь они принадлежали только друг другу. Они растворились друг в друге, не думая ни о завтрашнем дне, ни о проблемах, ни о жестокой действительности.
Реальность настигла их, как всегда, неожиданно. Вано был рядом с ней, когда пришло официальное письмо: отказ в убежище. Хариса видела только два предложения: «Вам отказано в предоставлении убежища» и «Покинуть территорию Швеции в течение двух недель».
Не зная, что делать, она вцепилась в листок так крепко, что побелели костяшки пальцев.
– Единственный способ остаться здесь – это стать невменяемой, – тихо сказал Вано, прикуривая сигарету.
– Ты это серьёзно? А как же дети?
–Я знаю случай, когда женщину с таким диагнозом оставили. Её дети оставались в приемной семье, пока она лечилась. Лечение может длиться долго, а потом – кто знает.
Хариса была загнана в угол. Она переживала о сыне, который был еще совсем малютка, о дочке дошкольного возраста, которую могла потерять. Но уже на следующий день приняла решение и начала играть эту роль.
Паника в самых неожиданных местах, разговоры с пустотой, судорожные жесты. Когда у неё случился очередной «приступ», её отправили на обследование. Хариса кричала, билась в истерике, содрав ногти до крови. Девочка тоже плакала навзрыд, тянула ручки к матери, не понимая, что происходит, но обоих детей передали в приемную семью.
Потом была клиника. Белые стены, запах лекарств и антисептика. Постоянное наблюдение. Никого из знакомых к Харисе не пускали, кроме Вано. Он приходил, улыбался, приносил конфеты. Тайно оставил ей телефон и прошептал на ухо:
–Держись, дорогая. Все будет хорошо.
Лечащий врач, глядя на новую пациентку, сомневался, что она больна, а может, и вовсе не верил. Чтобы исключить вероятность симуляции, ей назначили электрошок.
Хариса не знала, как это все происходит, но уже была наслышана о такой процедуре. В лагере поговаривали, что некоторые иммигранты не выдерживали такого лечения и теряли рассудок. Никто не мог подтвердить или опровергнуть эти слухи. И вот теперь Хариса, худенькая, уставшая молодая женщина находилась на пороге нового испытания.
Из палаты ее забрали утром. В кабинете стояло кресло и аппаратура. Харису усадили поудобнее, закрепили электроды и подали разряд. Женщину выгнуло. По телу прошла судорога, разряд как будто проник через череп в мозг, а потом – пустота. Хариса плакала, но слез не было. Голова гудела, а слух куда-то пропал, будто ее оглушили.
После терапии женщину вернули в палату и уложили на койку, чтобы она могла отдохнуть. Ночью, когда персонал ушел по домам, а дежурные после проведенных процедур заняли свой пост, Хариса тайно достала телефон. Прикрывая его ладонью, чтобы ее никто не слышал, позвонила одной своей приятельнице, которой доверяла, и коротко рассказала о свое пережитом опыте.
Вано вернулся через три или четыре дня. Хариса посмотрела на него пустыми, потухшими глазами. Пути назад больше не было – она сама приняла это решение. И теперь она была вынуждена продолжать игру, втягивая в нее любимого мужчину. Она не могла позволить себе рисковать, ведь Вано, сам того не желая, мог случайно проболтаться.
Он молчал, лишь сжал её тонкие пальцы, бережно, будто боялся сломать, и целовал холодные, бледные руки. В его взгляде было столько тревоги, столько боли за нее, что у Харисы дрогнуло сердце. На мгновение ей захотелось забыть обо всём, прижаться к нему, позволить себе слабость. Но она сдержалась.
– Ты словно не здесь, – прошептал он.
Она слабо улыбнулась:
– Может, меня и вправду уже нет.
Вано сжал её ладони крепче.
– Не говори так, милая. Я с тобой. Я буду помогать тебе.
Но она лишь отвела взгляд.
Когда в палату с каталкой приехали во второй раз, Хариса поняла, что её проверяют. Чиновники хотели окончательно удостовериться, что она не симулирует.
Второй электрошок был сильнее. Внутри неё что-то оборвалось, перегорело. Боль, с которой она жила столько лет, вдруг отступила. Но вместе с ней ушло и что-то важное – может быть, надежда.
Поздней ночью, когда Харисе снова удалось дозвониться до подруги, она удивилась себе, с какой спокойной, почти будничной интонацией произнесла:
– Представляешь, раньше болела голова, а теперь – не болит.
Голос в трубке дрогнул – в нем смешались испуг и облегчение:
– Ох, Хариса… Слава Богу, ты жива! Будь осторожна с телефоном, прошу тебя!
Разговор не мог длиться долго. Пользоваться телефоном в спецклинике было категорически запрещено. Если бы кто-то из медперсонала заметил нарушение правила, всё могло бы обернуться катастрофой. Под угрозой была не только собственная жизнь Харисы, но и будущее ее детей.
В больнице она пробыла долго. Женщину обследовали, кололи лекарства, бесконечно расспрашивали. Врачи были внимательны, но сдержанны – они профессионально выполняли свою работу, не позволяя себе проявлять ни малейшего сочувствия.
Хариса ловила на себе их отстраненные взгляды и понимала: она для них всего лишь один из случаев – «статистическая единица».
Вано приехал за ней в день выписки. Она спустилась к выходу, закутавшись в легкое темно–зеленое пальто. Он подошёл, взял её сумку и молча кивнул вместо приветствия— слов не нужно было.
Дорога показалась бесконечной. В автобусе было тепло. Хариса склонила голову на плечо Вано и задремала. По приезду в город нужно было пересесть на другой маршрут Они вышли на платформу автовокзала. Ветер хлестал в лицо, пробирался под одежду, заставляя зябко ёжиться. Деревья вокруг казались неестественно высокими, давили сверху, словно огромные, равнодушные стражи.
Когда добрались до лагеря, их встретило всё то же: серое небо, моросящий дождь, запах влажной травы и дома, в которых скрывались чужие судьбы. Всё казалось неизменным, но теперь изменилась она.
Вано пригласил её к себе. В маленькой уютной комнате пахло кофе, на плите тихо кипела вода. Хариса села на диван. Она чувствовала себя уставшей и опустошенной. Он поставил перед ней на столик чашку с кофе. Хариса взяла её и сделала глоток. Кофе обжег язык, но боли она не почувствовала.
– Замучили там тебя уколами да процедурами, – глухо произнёс Вано, глядя в сторону, будто боялся встретиться с ней взглядом.
– Может быть, – отрешенно ответила Хариса, крутя чашку в руках.
Он кивнул, словно этот ответ его устраивал, затем включил телевизор и убавил звук. Хариса почувствовала, как её наконец-то согревает тепло комнаты, уютное гудение старого телевизора и тихое присутствие Вано. Она закрыла глаза, позволив себе расслабиться, и незаметно задремала.
Вано смотрел на неё долго. Потом осторожно накрыл пледом, провёл пальцами по её холодной руке. И вдруг тихо заплакал, шепча одними губами:
–Бедная, бедная моя Хариса…
Детей оставили в приемной семье. Власти решили, что так для них будет лучше. Так спокойнее, безопаснее и правильнее – для всех, кроме самой Харисы. Ей позволяли навещать их, проводить с ними время, но не больше. Ни укладывать спать, ни укачивать на руках, ни целовать в макушку перед сном. Она стала для них гостьей.
После долгой разлуки, когда Харисе позволили увидеть детей, она долго стояла на пороге, не в силах сделать шаг. Её сердце билось так громко, что, казалось, его слышно всем.
Увидев мать, дочка первая сорвалась с места, бросилась к ней, вцепилась маленькими пальчиками в её одежду, как будто боялась, что мама снова уйдёт надолго. Хариса крепко обняла девочку, вдыхая родной запах детства, пряча лицо в ее мягких, пушистых волосах. В этот момент слёзы, горькие и неудержимые, захлестнули её мощной волной. Они лились ручьями, растекаясь по детским волосам, а сердце разрывалось от боли и нежности одновременно.
А сын… Он стоял в стороне, неуверенно переминаясь с ножки на ножку. Его настороженный взгляд резал душу. Он был еще совсем маленьким и почти не помнил её.
Ребенок быстро привык к новой жизни, к другим рукам, что поправляли одеяло, к другому голосу, что рассказывал сказки на ночь.
Хариса присела перед ним, протянула руку:
– Иди ко мне, мой хороший. Ну, иди, не бойся.
Мальчик не шелохнулся. Только черные глазки, как две пуговки, удивленно и не моргая смотрели на Харису. Она старалась улыбаться сквозь катившиеся слезы, пытаясь скрыть боль, которая разрывала ее изнутри.
– Это же твоя мама, иди, не бойся, – нежно сказала приёмная мать, слегка подталкивая малыша ладонью.
Маленькие бровки нахмурились, он задумался, но всё же сделал шаг – один, потом второй. Наконец, позволил Харисе взять его на руки, оглядываясь на приемную маму и при этом напряженно выпрямился, будто готов был вырваться в любую секунду.
Хариса гладила сына по спине, шептала ласковые слова, а в груди клубилась страшная тоска по своим кровинушкам. Внутри все ныло, горло будто пережало, не давая сглотнуть. Каждое произнесенное слово давалось женщине с большим усилием…
Приемная мама понимала состояние Харисы. Она тоже переживала встречу матери с детьми и не скрывала своих чувств. Улля, так звали ту женщину, разделяла горе такой же матери, как она, и не сдерживала слез.
Выйдя из дома, где остались с приемными родителями ее дети— дочка и сыночек, Хариса не стала сдерживать свои чувства. Она рыдала в голос, как ребёнок, слова вырывались сквозь слезы:
– О, Аллах! Что я наделала? Как мне дальше быть? О, мои дорогие детки, простите свою мать! – ее слова эхом отдавались в безответной и бездонной пустоте, сердце ныло от боли и страха, что она не сможет вернуть своих детей никогда.
Какое-то время спустя дело Харисы пересмотрели. Суд учёл её болезнь, поставленный диагноз, её страдания и, наконец, ей выдали документ – вид на жительство. Выстраданные, долгожданные, выпрошенные в слезах бумаги говорили: Хариса имеет право жить и работать в стране.
Только теперь с ней не было тех, ради кого она сюда так стремилась.
Из мечты в реальность
Путь к цели начинается с первого шага и почти всегда это шаг в неизведанное.