Разоблачение строптивой

– Дура ты, Петрова, ой дура, – сочувственно проговорила она, глядя перед собой. – Сколько живу, таких непутёвых не встречала.

Спорить с ней не имело смысла. Я действительно за последние пару дней такого жару дала, что на всю жизнь хватит.

– Все вы, молодёжь, такие, – заключила она, окидывая меня жалостливым взглядом. – Сидите в телефонах своих, забыли, как с людьми разговаривать. Нет бы, подойти, сказать: так, мол, и так, Марья Никитична, жить негде, подсоби, посоветуй. Да наши бы тебя сразу направили куда нужно, и не пришлось бы тебе мотыляться тут в пылищи.

Я даже растерялась от такой перемены отношения ко мне. Обернувшись на женщину, пару раз хлопнула ресницами, не зная, что сказать.

Та покачала головой.

– Бери пожитки свои и идём со мной. Заселим тебя со всеми удобствами.

Через полчаса мы стояли на пороге комнаты, которая отличалась от моей прошлой ночлежки лишь отсутствием инвентаря и слоя многолетней пыли. Здесь имелись койка и тумбочка. Остальное по меркам устроителей этих хором местным жильцам не требовалось.

– Это общежитие для родственников наших пациентов, – пояснила мне женщина, которая оказалась местным завхозом. – Комнаты здесь предоставляют им на случай, если больному требуется длительный уход. Медсестёр-то на всех не хватает – сама понимаешь. Располагайся. Дальше по коридору туалет, раковина, а напротив – кухня. Всё общее, зато бесплатно. Живи, сколько потребуется.

– Спасибо, Марья Никитична, – тем не менее поблагодарила я. – Вы меня очень выручили.

Какими бы ни были условия, здесь уж всё лучше, чем пыльный сарай. И я на самом деле была безумно благодарна женщине.

– Ой, да брось ты. Было б, за что благодарить, – отозвалась она. Сильно тут не засиживайся. Диспансер с восьми открывается. Опоздаешь, могут и прогул влепить.

Продолжая раздавать наставления, женщина вынула из висевшей на плече сумки свёрток и протянула его мне. Когда же она, тяжело ступая, вышла в коридор, я ещё с минуту посылала ей в спину благодарные взгляды, а когда раскрыла свёрток, обнаружила внутри два жареных пирожка.

Рот мгновенно наполнился слюной, а глаза – слезами. Вчерашний ужин из диспансерной столовой давно испарился, вызывая теперь болезненное урчание в животе. Есть хотелось безумно, и продолжая стоять в проёме своего нового жилища, я с жадностью впилась зубами в пирожок. Мой любимый! С картошкой! Неземное наслаждение.

Мне даже удалось подзарядить смартфон, который днём ранее сел окончательно. И первым делом, как только он ожил, посыпались уведомления о пропущенных вызовах. Пятнадцать от мамы и ещё парочка от приятельницы с работы.

Со второй довольно быстро удалось свернуть разговор, не вдаваясь в детали моего позора, а вот с мамой всё оказалось сложнее.

Я знала, что беседа с ней не ограничится парой фраз, а потому смиренно выслушивала её возмущения всю дорогу до диспансера. Нехорошо, конечно, обманывать родного человека, но если она узнала бы правду, её и без того расшатанная нервная система точно дала бы сбой.

Она очень хотела, чтобы я попала на этот марафон и обрела, наконец, хотя бы общие представления о женственности. С ранних лет её почему-то напрягала моя угловатая фигура, высокий лоб и не по-девичьи опущенные уголки глаз – её слова, не мои. Своими бесконечными причитаниями и постоянными сравнениями меня с сестрой она за годы совместной жизни внушила-таки мне, что я пацан в юбке. Собственно, юбок я с подросткового возраста больше не надевала. Зато нацепила бейсболку, под козырьком которой усиленно скрывалась от мира и очень тосковала по ней в осенне-зимний период.

Вопреки убеждениям мне хотелось нравиться мужчинам, и у меня даже были отношения – мои первые и последние серьёзные отношения с одногруппником. Они продлились три года, разбившись в один прекрасный день о его измену. Я застукала Колю со своей фигуристой подружкой, когда эти двое предавались страсти в душевой нашего с ней блока студенческого общежития.

С тех пор я надолго закрылась от мужчин, да те и не особо спешили меня открывать. Но когда пришла устраиваться на работу и познакомилась с начальником, меня как будто разом ошпарило холодным и горячим кипятком. Он был настолько в моём вкусе, что я даже начала в какой-то момент носить на работе юбки и подводить глаза. Но все усилия были тщетны, даже несмотря на то, что мы частенько засиживались с ним допоздна, особенно когда следовало вовремя подготовить отчёт для налоговой или фонда социального страхования. И да, все те бесконечные часы мы именно работали, и ни разу за это время кое-кто даже не намекнул мне на какие-либо отношения, кроме служебных.

Мы находились будто на разных концах вселенной, несмотря на совместную работу, и я вполне догадывалась, какие женщины ему нравятся, вот только не хотела верить до последнего, надеясь на что-то и ожидая невозможного.

Воспоминания о мужчине, из-за которого я, собственно, и попёрлась на этот марафон, отчаянно доверившись заманчивой рекламе, снова подпортили настроение. Но я всё же попыталась сохранить бодрость духа, чтобы маму не расстраивать.

– Да, мам, да, всё хорошо, – говорила я, приближаясь к крыльцу диспансера, – прости, что вчера не ответила, никак не могла найти зарядное устройство. Только утром сегодня отыскала. Нет, ничего не нужно, у меня всё с собой, – кто-то придержал дверь, и я проскользнула в здание. – Сегодня у нас лекции по психологии и медитация, вечером практики по самопринятию и основы макияжа. Да, тут насыщенная программа, некогда бывает присесть. Ну ладно, мам, нас зовут. Я пойду. Пока. Люблю тебя.

Отключив вызов, тяжело вздохнула, мысленно ругая себя за ложь. Но спокойствие близких всего дороже, а потому ничего не поделаешь, придётся и дальше поддерживать эту идиотскую легенду. Вот только мама попросила прислать ей фотографии, что очень озадачило меня. Диспансер менее всего походил на фешенебельный отель, о котором мне все уши прожужжал так называемый куратор мероприятия.

Я уже собиралась нырнуть в ординаторскую, чтобы получить задание и отправиться дальше исполнять роль Петровой В. И., как вдруг позади меня раздался глубокий бархатистый баритон, от которого кровь на автомате прильнула к вискам.

– Не знал, что здесь проводят медитации, практики по принятию себя и уроки макияжа.

Насмешка так и сочилась в речи незнакомца, и обернувшись к нему, я застыла, с трудом удержав нижнюю челюсть, чтобы не отвалилась.

Передо мной стоял мужчина, которому, как мне показалось в тот момент, место не здесь, а на страницах глянцевого журнала про успех или на обложке фэнтезийного романа о любви с красавчиком-эльфом в роли главного героя. Деловой костюм насыщенного оттенка чёрного шоколада не скрывал его спортивное телосложение, а высокий рост, заставлял меня задрать голову. Длинные, светлые волосы были собраны в низкий хвост, который не нарочно или специально мужчина перекинул через плечо, но одна прядь выбивалась из него, нависая изогнутой линией над чуть более тёмной, чем волосы, изящной бровью. И эта лёгкая небрежность будто специально призвана была добавить всему образу человека загадочной изюминки. Чтобы окончательно меня добить, мужчина подмигнул мне, отчего в его зелёных глазах скользнула озорная искорка.

Я не сразу опомнилась. Придя в себя, проговорила:

– Неприлично подслушивать чужие разговоры, – попыталась сурово свести брови, но получился жалостливый домик.

Мужчина усмехнулся, отчего на тонких губах мгновенно возникла обворожительная улыбка. До что ж он делает?!