Фанатка. До взлета

– Ленька там, в микшерной. Можешь с ним поздороваться.

Сидящая рядом с клавишником Инна никак не прокомментировала мой приезд, но с молчаливым интересом разглядывала меня, чуть сощурившись и словно оценивая. Не знаю, что она во мне нашла, но неожиданно улыбнулась. Это значит одобрение?

– Да, – мне показалось, что я ответила твердым голосом, но мой решительный настрой напрочь выдали трясущиеся ноги. Конечно, я откровенно боялась этой встречи, потому что прошлый опыт общения с этим человеком успехом не увенчался. Да и сейчас ничего не изменилось.

Филатов сидел на высоком стуле и пытался наиграть на электрогитаре незнакомую мне мелодию. Новая песня? Он выглядел слегка озабоченным, нахмуренным, широкие брови низко соединены на переносице. Леонид явно раздумывал над чем-то важным, касающимся только его, был обособленным от действительности и от того выглядел еще красивее.

В «Сумерках» главная героиня так завороженно рассказывает о своих чувствах, с восхищением описывает очевидную красоту своего возлюбленного, что я ненадолго вновь почувствовала себя на ее месте – при одном взгляде на музыканта мое сердце было готово взорваться от переполнявших эмоций. Разве можно быть таким восхитительно идеальным? Но, как и Эдвард, герой моего романа был холодным и отстраненным.

– Привет, – вроде бы мой голос не дрожал, но взгляд все же со смущением отвела. Как тургеневская барышня, ей-Богу! Еще немного – и кисель из карманов польется…

Филатов даже не посмотрел в мою сторону.

– Я занят, – был его пространственный ответ, сказанный на гитару, будто бы он к ней обращается.

Сразу стало понятно, что разговор не заладится, так что я без предлога оставила Леонида с его творческим процессом за дверью и вернулась к остальным музыкантам. Те как раз отрабатывали новые аккорды. Ранее я никогда не наблюдала вживую творческий процесс – талантливых людей среди моих знакомых нет. Так, бывшая одноклассница раньше баловалась сочинением стихотворений с глупыми рифмами про кровь и любовь, ну и приятель из соседнего подъезда мнит себя крутым блогером, снимая короткие и никому неинтересные ролики.

– У нас не творческий процесс, – одним махом опроверг мои слова Шустов. – У нас творческий кризис! Через месяц по контракту должен быть готов альбом, а записей по нулям. Материала нет, – развел он руками для эпичности. – Однажды мы больше года не могли ничего нового выдать!

– Зато потом выпустили свой третий альбом, – напомнила я, хорошо зная ту историю многолетней давности, когда от группы долгое время не выходило ни одной новой ноты, и Валентин усмехнулся.

– И все-то ты знаешь… – не удивился он.

– Не забывай, я ваша фанатка.

– Не будь фанаткой, – опроверг барабанщик мои слова: – будь поклонницей!

Я недоуменно посмотрела на Шустова. Ему на помощь пришел Михаил и объяснил на первый взгляд неочевидную разницу:

– Поклонницам нравится наша музыка, тексты, но в рамках приличия, – и постучал пальцами по грифу гитары, доказывая свою точку зрения. – А фанатки – это психически неуравновешенные маньячки, которые готовы ботинки наши целовать.

Я разумно решила умолчать тот факт, что считаю Филатова чуть ли не спустившимся с небес полубогом и готова не только ботинки его целовать, но и вылизывать их языком до блеска. На концерте я даже свой отпечаток на его обуви оставила и как полоумная дура радовалась этой неожиданной возможности прикоснуться к прекрасному.