Каньон. Том 1. Столкновение

Сама крепость поистине впечатляла. Грубые здания-общежития были построены каждое в своем стиле, как пришло в голову строителям-самоучкам; несколько отдельных домиков, спрятавшихся кто за линиями молодых насаждений, кто за тихим озерком, тоже выделялись индивидуальным обликом. Сереже очень нравился этот уютный разнобой после стандартного, бездушного Города, и была какая-то особая прелесть в том, что этот мирок был закрыт от остального полуострова аж двумя рядами стен.

Новые, наполовину отстроенные заново после сражений внутренние стены уже успели порасти снизу плотной завесой плюща и дикого хмеля, из густой травы у подножия пробивались робкие кустики малины. Сережа даже присмотрел место, где ему хотелось прилечь и просто посмотреть вверх, на уносящиеся к небу грубые камни: здесь можно было одновременно увидеть и Внутреннее кольцо, и часть Внешнего.

Внешние стены были на порядок выше, с равномерно распределенными башнями, служившими стартовыми площадками для корпусов. Вынесенные за линию стен и наклоненные наружу, в сторону плато, снизу они казались то ли клювами птиц, то ли когтями неведомой твари, что лезет через стену с плато.

Сереже еще с первых дней пребывания в крепости хотелось оказаться на башнях и посмотреть на крепость с высоты, но без своего корпуса подняться на Внешнее кольцо было невозможно: в отличие от изначальных, довоенных стен, новые не были оборудованы лестницами, только большими подъемниками для самолетов, но их запускали только дежурные на стене.

Пробравшись на приглянувшееся местечко, Сережа растянулся на земле, мечтательно поглядывая на далекие стены. Перспектива старта с такой высоты на незнакомом летательном аппарате, весьма громоздком и, как ему казалось, перегруженном, как ни странно, не пугала совсем.

Подготовки или инструктажа как таковых перед полетом не предполагалось: особенности строения корпуса и его управления ему объяснили еще в процессе сборки, а дальше в ход должны были идти интуиция или какие-то врожденные навыки, хотя было категорически непонятно, откуда они могли у него взяться.

Другое дело, что на высоте голова у него кружилась точно так же, как и на земле, и нечто новое впереди скорее пьянило, и интерес был вполне живой – понаблюдать за собой, за своим телом будто со стороны, как оно справится. Сейчас даже уже не так раздражало, что родители привели его в крепость против воли.

Очень хотелось на башни. В плане стены Каньона представляли собой трапецию с более широким основанием на пониженной части плато и более коротким – на приподнятом обрыве. Почему-то Сережу привлекали больше всего Обрывные башни, выходящие не на плато, а на скалы над рекой в дальней, «хвостовой» части крепости, и одна из Угловых, венчающая крайнюю точку на понижении; она была наиболее приближена к лесному массиву, и была вероятность, что с нее видно не только заваленную валунами пустошь с редкими кустарниками.

Поддавшись порыву, Сережа вскочил и пошел к Внутреннему кольцу, пытаясь понять, не прозевал ли он лестницу. Как ни странно, ступени нашлись почти сразу, и даже ухоженные; ростки, пробивавшиеся из трещин между камнями, были срезаны, что удивляло: за несколько дней в Каньоне Сережа уже успел понять, что ходить пешком даже на минимальные расстояния здесь не очень любят.

По высоте стены были не больше городской пятиэтажки, так что поднялся он быстро. А вот со спуском вниз, в зону между стен… Доки располагались именно там, но при постройке корпуса его каждый раз кто-нибудь спускал вниз, а потом поднимал. На нем, конечно, уже давно был страховочный плащ… Сережа провел руками по креплениям странной формы, которую на него надели практически сразу же, как он попал в училище. Непривычный и не очень удобный плащ – аналог парашюта – мешал при ходьбе, заплетаясь вокруг ног, и выглядел не особо прочным, но со стороны Сереже уже не раз приходилось видеть, как пилоты просто шагали со стен или с крыла летящего корпуса, и неказистая ткань легко раскрывалась в изящный поддерживающий купол, и, что было важно сейчас, быстро; не требовалось определенной высоты, чтобы защита успела раскрыться.

В детстве ему приходилось прыгать с тарзанки, не более. Кто-то из старших приятелей занимался экстримом и поопаснее – прыгал со страховочным тросом с высоких перекрытий на брошенном заводе, и до момента, когда трос разматывался на полную длину, это давало ощущение неконтролируемого падения. Наверное, здесь будет так же?

Шаг вниз.

***

Вид с Обрывных так был непохож на остальной Каньон, что Сережа замер, вглядываясь в раскинувшуюся под ногами бездну. Крепость была построена не на самой кромке обрыва, но острые скалы, расщелины, скатившиеся вниз обломки делали кручу абсолютно недоступной снизу. Вряд ли вопрос безопасности поселения учитывался при закладке первых камней, но после набега Морских внешние стены уже намеренно построили с расчетом на то, чтобы хотя бы со спины крепость нельзя было обойти. Скалы постепенно рушились внизу и у основания обрыва лежали непроходимой грудой огромных острых камней, образуя небольшую пустошь почти без растительности: сильные ветры сдували отсюда малейшие частицы почвы, и выживали лишь немногие деревца, пустившие корни глубоко под камни. Искривленные, они придавали определенную атмосферу ландшафту и смотрелись вдвойне необычно в сочетании с несколькими ветряками: Каньон умело использовал силу ветра, обеспечивая свои скромные нужды в энергии с помощью маленькой ветроэлектрической установки.

Крутой берег реки, примыкавшей к Каньону, на противоположной стороне, наоборот, утопал в густой травянистой растительности. Река здесь вбирала в себя множество маленьких рукавов, ручейков, где-то образовывались озера, и даже со стен уже было видно знаменитое огромное «болото» – необъятное водное пространство, слишком заросшее, чтобы передвигаться на лодке, и слишком затопленное и обширное, чтобы искать тропы.

Где-то далеко за этими водными полями были земли Моря, принадлежавшие будто другому миру. Сережа опустился на шершавый камень, не смущаясь из-за сильного наклона площадки, и стал разглядывать причудливые силуэты каменных глыб внизу. Почему-то здесь эта красота виделась действительно грозной, хотя и плато перед крепостью было также усеяно обломками, правда, гораздо реже, что, собственно, и представляло наибольшую опасность: скрытые за молодой порослью, каменные ловушки не всегда были видны с неба, и приземление на них могло быть очень чревато.

Сережа пытался представить себе свой грядущий полет и одновременно вспоминал, как совсем ребенком пришел с родителями на соревнования Лётных еще в год их появления на полуострове. Стен тогда не было вовсе, лишь две стартовые башни в чистом поле и единственный каменный дом-общежитие. Новое зрелище казалось горожанам не вполне адекватным, но не более того: раз за разом юные пилоты демонстрировали безбашенную отвагу и яркую маневренность, удивляя владением корпусами, хотя было еще очень далеко и до корпус-контролей, и до страховки: все полагались только на силу рук и интуицию в борьбе с ветром.

Было так здорово показывать пальцем в небо и ахать, видя очередную атаку ветра, почти перевернувшую самолет. Обсуждать потом с ребятами, как пилот справился с угрозой, смог приземлиться под восторженные крики товарищей…

Никому в Городе тогда еще не было знакомо имя Буаро, и белоснежный корпус запомнился лишь своей красотой и безукоризненной устойчивостью при любой погоде. Он и в страшную грозу в начале осени смог опуститься на камни ровно, без единой царапины… А вот черно-алый корпус, летящий следом, бросило грозой прямо на камни, и впервые на глазах горожан пилот не просто пострадал – подростка пятнадцати лет нашли на земле без сознания, окровавленного, практически разорванного на части. Корпус ударом о глыбу разбило пополам, кругом валялись щепки. Буаро так кричал от ужаса, добежав наконец до упавшего друга…

Сережа смотрел с высоты вниз, овеваемый безопасным весенним ветром, и, впервые так глубоко вернувшись в тот день, чувствовал, как его заполняет буйное, неукротимое желание понять, как же там, в небе, если после того, что случилось в ту грозу, Призрак, собранный по кусочкам, рассеченный жуткими шрамами, до сих пор ходящий с тростью, – летал. На том же, спаянном по линии разлома корпусе, сразу же, как встал после травмы позвоночника, – летал.

Что это было такое, раз оно того стоило?

– Тебя вся крепость ищет! – Резкий голос Дика вывел его из размышлений.

– А? – Сережа неторопливо оглянулся.

Дик на ходу спрыгнул с корпуса и быстро пошел к нему; даже на расстоянии было видно, что он зол.

– Двадцать минут до начала!

Сережа удивленно моргнул. Он действительно не думал, что так задержится.

– Как ты поднялся?

Дик уже стоял вровень с ним, и Сережа нервно дернулся, попав под прицел черных глаз. Заметив это, Рихард только схватил его за грудки: за спиной был уклон стены, и соскользнуть вниз было легче легкого.

– Я не полечу тебя подхватывать, – отрезал Дик, заметив недоверчивый взгляд парнишки. – Сам будь добр за собой следить, твое спасение зависит только от тебя.

Он все же отступил на пару шагов выше, к ровной части башни, утягивая за собой Сережу.

– Как ты поднялся? – Дик упрямо повторил свой вопрос, но наглый новичок просто стряхнул его руки и пошел к синему корпусу.

– Мне казалось, мы спешим, разве нет? – С хитрым прищуром мальчишка замер около корпуса Дика в ожидании. – Тебе придется меня довезти, верно?

Рихард молча перепрыгнул на крыло и сорвался вниз без предупреждения. Уже через секунду рядом мелькнул грузовой подъемник, на котором сейчас никто не дежурил. Обернувшись на ходу, Дик заметил, что шестеренки еще крутятся после недавнего подъема.

– В курсе, что их запрещено запускать без разрешения?

– Кто бы говорил про правила. – Сережа перегнулся через крыло, по-детски стараясь достать рукой до зубцов: они были уже над Внутренним кольцом.

– Мы, кажется, договорились, что ты не тявкаешь в мою сторону. – Дик хорошо если не скрипнул зубами. На памяти Сережи он был единственным человеком, столь остро реагирующим даже на малейший кивок в его сторону.

– Гав-в, гав-в.

Дик обернулся, не веря, что эти звукоподражания издает человек почти одного с ним возраста.

– У меня грудная сестренка уже обогнала тебя в развитии, – с отвращением бросил он, рассматривая, как у Сережи странно расширены зрачки. – Чего ты успел налакаться?

– Не помню, – беззаботно бросил тот. – Знал бы, что ты за мной прилетишь, выпил бы больше.

Дик резко рванул крыло на себя, выводя корпус почти вертикально, и Сережа кубарем свалился на Внешнее кольцо буквально в нескольких метрах от стартовой площадки над плато, куда уже был поднят его корпус.

***

– Нервничаешь?

– Сразу же после пробных полетов соревнования, сможешь обогнать Дика!

– Имя придумал?

Вопросы градом сыпались на Сережу со всех сторон, когда он протискивался к своему, как бы это ни непривычно звучало, новенькому корпусу. С площадок было удобно стартовать одному-двум пилотам, но сейчас новичков было трое и развернуться было сложнее. Габриэль, миниатюрная девушка с длинным хвостом густых волос, была из самых первых Лётных, пришедших из-за Гор, и сейчас она распоряжалась на площадке, подсказывая ребятам, как установить корпуса для старта, как встать остальным, чтобы не мешать друг другу. Бегло осмотрев корпус Сережи, хихикнула и стала поправлять канаты: хоть все и было закреплено верно, даже до полетов Сережа умудрился создать на своем судне форменный беспорядок.

– Ты так можешь запутаться, – пояснила она, показывая слишком длинные концы тросов, валявшихся на маленькой площадке между крыльями, где должен был стоять пилот.

Сережа вспомнил, что ему уже говорили что-то похожее, но было очень лень обрубать веревки, обжигать края, заново все выравнивать… Кажется, в тот день он сбежал с постройки чуть раньше.

– Имя придумал?

Он чуть не взвыл от этого вопроса: ну сколько можно?! Правда, в исполнении Габриэль он звучал не так надоедливо… Странная традиция Лётных давать имена своим самолетам и потом называть так и друг друга, отказавшись тем самым от настоящего имени, шла как раз от пилотов-переселенцев, но их можно было понять: они бежали от прежней жизни и хотели начать с чистого листа абсолютно все. Что им и удалось – настоящих имен тех же Буаро и Призрака не знал никто из местных, да и выглядело их общение со стороны так, будто они сами их уже не помнят.

Для новичков же, пришедших из Города, дань традиции вроде и не была неудобной, но значила явно не так много: из перемен, пришедших в их жизнь, гораздо больше рушило привычный мир нашествие Моря, а не переезд в новую крепость.

– Я не думал, – честно ответил Сережа, чувствуя, что ему совсем не хочется дерзить. Всегда веселая Габи так искренне пыталась пойти навстречу, что он бы и полет с удовольствием пропустил, чтобы просто с ней поболтать. – Как выбирала ты? У тебя такое странное имя, человеческое… – Он запнулся, понимая, как это звучит со стороны, но что было делать, если многие ребята за милую душу годами откликались на имена типа Орел, Летучий голландец. И это еще были нормальные примеры. Иногда возникало ощущение, что пилоты просто надели на себя в юности маски любимых персонажей книг или легенд и так и остались жить обреченными на тень историй, из которых давно выросли.

– Ну… Я видела отрывки фильма в детстве по телевизору… – Габи подтвердила его предположение. – Там была девушка, очень красивая… И я запомнила, что она была очень сильной. Я тогда хотела стать такой же…

На форме Габи красовалось несколько самодельных подвесок – знаки победы в соревнованиях, и ее небольшой, аккуратный корпус был раскрашен после прошедших битв: так делали пилоты, оказавшиеся в последние дни боев в самой гуще сражений, – маскировали «шрамы» на своих самолетах.

Габи была очень сильной. Отважной, неунывающей, открытой девушкой, прошедшей уже очень много тяжелых дорог. Со стержнем в характере, достойным многих мужчин, и она хотела этого, целенаправленно работала над собой. Знала, чего хочет.

Каким был он? Сережа не задумывался о своем будущем, настоящем, о своих сильных сторонах – не факт, что они были. Он вообще что-то мог? Помимо того, чтобы облаять Дика.

– Привет, готов стартовать? – Рядом на уровне башни завис лоснящийся черным корпус, и девушка-пилот перегнулась через крыло, чтобы обнять Габи. Чуть вдалеке парил самый обычный, аскетично нераскрашенный корпус.

Черная Пантера – Панти – и Неп, ребята из четверки Буаро и лучшие друзья его и Приза. Сережа поозирался вокруг в надежде заметить белый или черно-алый корпуса, но сейчас около башни были только эти двое.

– Наверное. – Он равнодушно пожал плечами.

Его почему-то назначили первым из трех новичков. Ребята уже отошли к краю, чтобы не мешать, деревянный корпус был чуть оттянут назад ремнями, как заряд в огромной рогатке: ускорение вместе с наклоном должны были помочь при старте.

Первый полет не предполагал сложного управления или маневров – просто спуск, удачное приземление. Изредка, но у начинающего пилота могло не получиться сесть с первого раза, тогда полет повторялся. В зависимости от количества попыток присваивалась категория – первая, вторая и так далее. Правда, Сережа успел понять, что почти все пилоты, строившие большие корпуса, взлетали с первого раза; не укрылось от его внимания и то, что категории были практически бесполезны – по крайней мере, он не увидел пока, чтобы они влияли хоть на что-то, в отличие от размеров корпусов, которые делили Лётных на группы во время соревнований для равных условий.

Первые полеты проходили в пространстве между двумя кольцами стен, откуда еще во время строительства вывезли все камни. Сейчас внизу было ровное поле, заросшее травой: отсюда нещадно выпалывались даже молодые деревья.

Сережа занял положенное место – площадку на дне корпуса, ухватился руками за ремни, управляющие крыльями. Первые секунды ему ничего не надо было делать: корпус плавно оттянули назад, и Сережа даже успел еще раз глянуть вниз, но абстрактное понимание, насколько он высоко, не дало ничего. А потом…

На миг показалось, что нет ни мира вокруг, ни движения. Тяжелый деревянный остов просто рванулся вперед под своим весом, и на какое-то время ноги Сережи оторвались от площадки, подарив чувство парения в пустоте. Ремни, намотанные на руки, быстро напомнили ему, что если он и один против всего мира, то – в единении с корпусом. Прочные обмотки, скрепляющие пилота и крылья, утащили его за собой, как тряпичную куклу. Смотреть по сторонам пока что не было желания, вперед – возможности: сильно бил в лицо ветер, хотя до старта казалось, что его вовсе нет.

Казалось, здесь ничего не зависит от человека. Мир стихии, не замечающий, что ему подарили на время новую игрушку, равнодушно нес вперед по инерции корпус с пилотом, и Сережа, никогда не управляющий своей жизнью осознанно, даже на фоне своего опыта невероятно ярко ощутил, каково это – не иметь возможности повлиять на свою судьбу.

Все изменилось мгновенно. Пролетев по прямой столько, сколько ему позволил разгон, корпус на секунду завис на месте, снова повторив жутковатое ощущение уходящей из-под ног земли, и потом рухнул вниз, заваливаясь на нос и левый бок. Сережа дернулся вправо, компенсируя вес, инстинктивно – левое крыло начало подворачиваться, сокращая свободное место для ног в этой стороне корпуса, и он был просто вынужден сдвинуться правее.

Он мог все. Совсем незначительное движение тела так послушно и быстро отозвалось в корпусе, что падение тут же прекратилось, крыло выровнялось и полет снова пошел по прямой с мягким понижением, корпус будто скользил по плавно опускающимся на землю рельсам.

Стихию даже не надо было покорять. Оказывается, надо было лишь оказаться в ней, а кроме этого первого безумного шага, усилий и не требовалось: ветер был союзником, стоило лишь дать ему право быть таковым, не ставить клеймо противника.

Всевластие здесь, в воздухе, граничило с удивительной гармонией. Не брать вопреки, не отвоевывать силой, а вплетаться всем своим естеством в тонкое кружево из потоков ветра, лучей света, так неожиданно играющих с ним почти на закате.

Он еще долго летел почти над самой землей, прежде чем дно корпуса мягко заскользило по траве. Сверху она казалась одноцветным зеленым газоном, но на деле под корпусом бушевала выше колен растительность самых разнообразных оттенков зеленого с нотками желтых, белых соцветий-зонтиков, сухих пучков травы, красных вкраплений крупного клевера. Сережа обожал поля, но сейчас тянуло наверх. Будто бы не только полет, но и вид с Обрывных до сих пор не отпускал его.

Рядом мягко приземлился Буаро – оказывается, он все же был где-то наверху в числе зрителей. Восхищенный взгляд командира порядком удивил: это было не то отношение, к которому Сережа привык.

– Ты изумительно летаешь, и очень быстро, красота! – Горящие искренним восхищением глаза сбрасывали с командира сразу несколько лет. – Я не шучу, ты, скорее всего, после тренировок вообще быстрее Дика будешь летать!

Что там Рихард говорил, не тявкать на него? Сережа взлохматил и так растрепанный хвост пепельных волос и задорно посмотрел сперва на чистые доски крыла, потом на командира.

– Где на нем писать название?

Лимма

Большой корпус из светлого дерева задел огромные тяжелые подпорки, служащие в крепости для поддержки корпусов в основном в плохую погоду, когда на земле были лужи и слякоть. Обычно пилоты старались оставлять их поближе к себе, поэтому и основное жилое здание, и общежития училища окружали обширные незасаженные газоны – там пилотов ожидали корпуса с обеда или вообще всю ночь.

Около озерка пресловутые каменные глыбы, заботливо убранные из полосы между стенами, были оставлены намеренно, сохраняя привычный для плато дикий, нетронутый облик. Камни и густые заросли ивняка не оставляли места для корпуса непосредственно у воды – единственным выходом было установить его на стойки чуть дальше.

Растрепанный подросток, кутающийся под вечер в новенький плащ, несколько неуклюже попытался приподнять самолет корпус-контролем, чтобы аккуратнее поставить на подпорки: корябать дно о каменистую поверхность в первый же день очень не хотелось.

Такое простое со стороны движение запястья с закрепленным прибором на деле требовало ювелирной точности. Лишь спустя две попытки и ухнувшее в пятки сердце, когда нос корпуса неожиданно накренился слишком близко к замшелой глыбе, операция по водружению корпуса прошла успешно.

Облегченно выдохнув, парень спустился ближе к воде и сел прямо на землю, периодически оглядываясь и проверяя своего нового «спутника». Лишь убедившись несколько раз, что корпус падать не собирается, он расслабился и потянулся в тайничок под одним из камней: углубление в земле надежно прятало несколько самокруток.

Пальцы впервые за долгое время не дрожали, пока он поджигал бумагу, но зато теперь на них виднелись следы черной краски – той самой, которой Лётные выводили свои имена на корпусах.

– Умнее ничего не придумал?

Не было слышно ни шагов, ни стука крыльев на подлете – Дик возник неожиданно, заставив поперхнуться дымом.

Отдышавшись, Пес поднял голову и окинул взглядом окрестности озера. Синего корпуса даже не было видно.

– Что-то не нравится?

Удивительно, но сейчас он ощущал себя с Диком почти на равных. Будто бы его отделяли от прошлого с именем Сережа не пара часов, а пара лет, и вместе с привычными задором и легкостью внутри ощущался неожиданный стержень, уверенность взрослого человека. Еще утром он действительно больше был похож на бесцельно тявкающего щенка, сейчас же что-то внутри удерживало от поспешности, хотелось словно приберечь игривость, самому решать, когда позволить ей вырваться.

– Ты серьезно собираешься продолжать это, даже встав на крыло? Понимаешь, что тебе может стать плохо в воздухе?

Пес недоумевающе посмотрел на свою руку с сигаретой. Услышав голос Дика, он ожидал реакции на свое новое имя. Не мог же Рихард с его извечными колкостями просто закрыть глаза на такую выходку? Ладно другие, но он-то точно понял, ответом на что был его выбор.

– ПЕС! – Дик рявкнул на него так уверенно, будто много лет называл именно так. – Я не шучу, еще один раз, и…

– СЕРЕЖА!

Из-за зарослей выскочила тоненькая фигурка девочки и решительно бросилась к ним. Командирский голос резко не соответствовал ее хрупкому, изящному облику, и Дик в первые секунды просто ошалело смотрел на это явление: дисгармония очень бросалась в глаза.

Девочка застыла перед Псом, скрестив руки на груди и поджав губы, как заправская мать семейства, занятая воспитанием не первого ребенка. Ее можно было бы принять за близняшку Пса, так они были похожи: такие же черты лица, такие же длинные соломенно-пепельные волосы, только собраны они были не абы как в лохматый веник, а аккуратно подвязаны чистой лентой. Одежда – светлое платье и наброшенный поверх него плащ – тщательно выглаженная, только что не хрустящая, будто бы девочка и не продиралась только что через плотные ряды ив, а шла по главной улице.

– Ты же не собираешься всерьез летать с этой кличкой?! Сережа!

Тоном идеального завуча школы Лена пыталась докричаться до брата, совершенно не обращая внимания на застывшего рядом Дика. Пес, с обреченным видом отвернувшийся к озеру сразу же, как она позвала его в первый раз, не удержался и бросил на него взгляд – догадывался, что Рихарду не понравится столь открытое игнорирование.

– Ты мне ответишь что-нибудь или нет?! – Потеряв терпение, Лена обошла Пса кругом и встала перед ним, загородив вид на озеро. – Убери эту гадость!

Она попыталась выхватить сигарету, но Пес молниеносно отдернул руку. Дик распахнул глаза от изумления, не ожидая от него такой реакции.

– Когда позовешь по имени, может быть, и отвечу, – медленно протянул Пес, подныривая под ее руку. Встал и отошел в сторону, не забыв по пути выдохнуть дым на Дика.

– Собака, – яростно процедил тот и, схватив Пса за плащ, резко дернул назад, одновременно пнув его ногой под колени. Потеряв устойчивость, парнишка завалился на землю, и Дик бесцеремонно выхватил из его рта сигарету и отшвырнул в сторону. – Что не так, ты же хотел по имени, вот я назвал?

– Ты не имеешь права с ним так обращаться, Буаро тебе не это велел!

Гневное лицо девчонки возникло перед Диком чуть позже, чем воздух прорезал ее возмущенный крик.

– Ты его командир, и ты должен… – Вдохнув побольше воздуха для продолжения своей тирады, Лена подняла голову и наткнулась на равнодушно-пренебрежительный взгляд черных глаз.

– Что я тебе должен?

Пес хихикнул с земли, наблюдая за разворачивающейся сценой. Кажется, встретились достойные противники.

– Ты должен контролировать его и не давать вредить себе, а не бить сам! – Девочка на удивление стойко перенесла его взгляд, не отступив ни на шаг.