Отраженные: Шёпот предвестия

– Все прибыли?

– Твои – да, – не отрывая взгляда от бумаг, отозвалась женщина.

– А кто не прибыл?

– Двое. За ними уже отправились Милагра и Велина, – она сложила бумаги в аккуратную стопку и поднялась на ноги.

Даже ветер будто замер в ожидании.

– Приветствую вас, ведьмы! – прогремел голос Звенигоры.

Он не требовал внимания – он поглощал его. Мощный, низкий, с хрипотцой, будто перекатывался по камням.

На площади воцарилась абсолютная тишина. Даже девочки, ещё вчера игравшие в прятки между деревьями, сейчас стояли, будто вкопанные. Трава под ногами, казалось, затаила дыхание.

– Вы перешли первый порог, – сказала Звенигора. – Но впереди – путь. Завтра, к полуночи, вы перейдёте за Грань. Обряд начнётся тогда, когда ночь станет гуще. Сегодня – подготовка. Огонь и вода – ваши спутники. Сейчас – подойдите по очереди. Оставьте печать – своей кровью. Потом – к реке. Обмыться. Услышать стихии.

Звенигора снова села. Всё было сказано.

Толпа ожила. Будто кто-то сдвинул камень с застоявшегося водоёма – девочки задвигались, зашептались, посыпались вопросы, кто-то всхлипывал, кто-то смеялся. Все искали своих наставниц – якоря, лицо, к которому можно прижаться взглядом.

Зорину тоже тут же окружили. Девочки были разные: одна – крепкая, с веснушками и вечно хмурым взглядом, другая – тонкая, бледная, будто неуверенный мазок на холсте. Все они сейчас – её.

– Мы пройдём это вместе, – спокойно сказала Зорина, глядя в глаза каждой. – Не бойтесь. Но и не расслабляйтесь. Это не прогулка.

Она вела их к реке. Тропа была узкой, солнце жарило беспощадно. Над головой гудели шершни. Воздух будто звенел – от жары, от магии, от напряжения.

У реки уже догорал костёр. Языки пламени были ленивыми, но упрямыми – словно знали, что гореть им недолго.

– Снимите одежду, – сказала Зорина. – Полностью.

Некоторые замялись. Кто-то сжал руки на груди. Кто-то бросил взгляд на подругу.

– Ваше тело – это ваш инструмент. Ваш храм. Ваш щит и ваш зов. Стыд – не ваш спутник. Оставьте его здесь.

Они подчинились. Неловко. Медленно. Но подчинились.

Кожа на солнце была пёстрая – веснушки, родинки, шрамы, ссадины. В них – целые истории. Каждой ведьмы. Каждого тела.

– По одной. Прыгайте через огонь. Потом – в реку. Не оглядывайтесь.

Это был не просто ритуал. Это была черта.

Прыгали все по-разному: кто – с разбега, кто – с натужным вдохом. Кто – с лёгким смехом. Но все – прошли. Через пламя. Через жар. В воду.

Река приняла их – громко, всплесками. Вода была ледяной. Шокирующе холодной. Девочки всхлипывали, кто-то нырял с головой, кто-то барахтался, кто-то просто стоял, трясясь, но – никто не вышел.

Старшие ведьмы тоже разделись. Тела у них были другими. Старше. Сильнее. Кто-то – с растяжками, кто-то – с порезами, кто-то – с выжженными метками.

Зорина вошла в воду последней.

Её кожа вздрогнула от холода. Вода будто кусала, тянула. Но потом – отпускала. Принимала. Обволакивала. Она шла всё глубже. По колено. По пояс. До шеи.

Нырнула.

И поплыла.

Там, в тени деревьев, вода становилась почти чёрной. Молчаливой. Там почти не было звука – только собственное дыхание в ушах.

И вдруг – вспышка. Где-то сбоку, у коряги. Свет. Серебро.

Водяной.

Он не шевелился. Только смотрел. И этого было достаточно. Они не нуждались в словах.

Зорина не приближалась. Не нарушала. Она кивнула – коротко, с уважением. Водяной кивнул в ответ.

Они знали друг друга. Знали цену молчанию. И знали – времена становятся опасными даже здесь, даже сейчас.

Она развернулась и поплыла обратно.

А за её спиной лес дышал. Смотрел. Слушал.

И ждал.

Глава 7 Сестры

Милагра и Велина дружили с самого детства. Они называли друг друга сёстрами – не по крови, а по выбору. Велина рано лишилась матери, а отец, служивший в гвардии, редко бывал дома. Разве что успел научить дочь держать меч. У Милагры родители были торговцами: вечно в делах, переговорах, на ярмарках. Их любовь выражалась в деньгах и практичных советах, но не в объятиях.

Велина защищала Милагру грубой силой – прямолинейной, как удар плашмя. А Милагра в ответ умела смягчать острые углы: льстить, уговаривать, уводить разговор в нужную сторону. Если Велина была щитом, то Милагра – кинжалом, спрятанным в кружевном рукаве.

Мальчишки недолюбливали Велину. В свою компанию не брали – не ровня, мол, девка с мечом. Девчонки тоже стороной обходили: кукол и сплетни Велина считала глупостью. Она с упорством дралась с деревянными манекенами во дворе, пока руки не наливались тяжестью и не звенели от напряжения.

И вот однажды, как обычно: мальчишки догнали её в узком переулке, зажали у забора, стали кидаться гнилыми яблоками. Смеялись, выкрикивали обидные прозвища.

Мимо проходила Милагра.

Мальчишки при ней замолкли. Не из страха – из растерянности. В ней с детства было что-то царственное: прямая спина, холодный взгляд, движения, будто по нити. Казалось, она – не дочь торговцев, а сбежавшая царица.

Она подошла, оглядела озорников с ног до головы и, чуть приподняв подбородок, проговорила – негромко, но так, будто разговаривает с дворовыми псами:

– Пф-ф… Девчонку в угол загнали? Герои. Да с таких парней, как с дырявого кошеля, ни чести, ни медяка не возьмёшь.

Парни молча переглянулись, но яблоки бросать перестали.

– А спорим, ни кто из вас один на один, даже на деревянных мечах, не выстоит против неё? – бросила Милагра, словно между прочим, но с вызовом в голосе.

– Нече с девкой драться, – выкрикнул один из задир, тот самый, что всегда был первым на подначки.

– А закидывать её гнильём – это, значит, по чести? – в упор посмотрела на него Милагра, прищурив глаза.

– Чего ты прикопалась… по чести, не по чести, – замялся парень, пятясь назад.

– Так что, струхнул один на один выйти? – усмехнулась она. – Я так и знала.

– Не струхнул я! – выпалил он, покраснев. – Просто… с девки чего взять. Пойдём, парни. Там на ферме поросят завезли – лучше им яблок накидаем.

Они развернулись и быстро ушли, притихшие, как нашкодившие щенки. Милагра даже не смотрела им вслед – она уже стояла рядом с Велиной, оглядывая её с лёгкой ухмылкой.

– Всё в порядке?

– Не впервой, – буркнула Велина, отряхивая плечо. Но голос дрогнул.

Милагра заметила это, но ничего не сказала. Просто подошла ближе, не вторгаясь, а как будто создавая вокруг нее щит – тихий, невидимый, но крепкий.

И вдруг Велина заплакала.

Не всхлипывая и не вскрикивая, а молча – слёзы текли по грязным щекам, падали на грудь, на землю. Она не вытирала их. Просто стояла, сжимая кулаки, не в силах остановить то, что копилось годами.

Она никогда не плакала при других. Не позволяла себе. Никто не должен был видеть её слабость. Ни отец. Ни учителя. Ни мальчишки, что задирали её, ни девчонки, что шептались за спиной. Никто.

Но Милагра… Милагра была другой.

Она была первым человеком, кто её по-настоящему защитил.

И это сломало последнюю стену.

Милагра молча сняла с плеч накидку и накинула на плечи Велины. И просто стояла рядом, не говоря ни слова. Потому что знала: сейчас слова были не нужны.

С этого дня они стали не просто подругами. Они стали сёстрами.

Велина и Милагра решили отправиться в первую очередь к девочке из небольшого поселка, что жил своей тихой, размеренной жизнью. Она была подопечной Велины. Молодая, ещё хрупкая, но с явным магическим зерном. По плану, она должна была прибыть в деревню через два дня после обряда инициации, но так и не появилась.

Велина подозревала, что та решила остаться с семьёй. Помогать родителям, заботиться о младшей сестре – она говорила о ней на посвящении, с тревогой и нежностью. Её следовало либо убедить всё бросить и уйти, либо… стереть ей память и заблокировать силу. Слишком опасно было оставлять ведьму без присмотра – особенно теперь.

Когда они приблизились к поселку, в воздухе почувствовался стойкий запах гари. Лето стояло сухое, жаркое, и такие запахи в деревне могли значить что угодно: палят листву, выжигают траву, варят смолу. Это не вызвало у них тревоги – скорее, раздражение. Но чем ближе они подходили, тем гуще становился воздух. Что-то было не так.

– Тебе не кажется… – начала Милагра, нахмурившись.

– Да, – коротко ответила Велина. – Пахнет не ветками. Пахнет мясом.

Они ускорили шаг.

Дом девочки находился ближе к краю деревни. И уже с поворота было видно: что-то случилось. Люди столпились у разрушенного забора, раздавались причитания и всхлипы. Кто-то рыдал так, будто голос вырывали вместе с душой.

– Ну как же так?..

– Господи, детки-то… девочка-то, такая хорошая была…

– Да сгорели ж заживо…

Толпа суетилась, но никто не осмеливался подойти ближе. Уцелевшая часть забора стояла, как граница между жизнью и смертью. За ней – только угли. Чёрный остов дома, от которого веяло тишиной и пеплом.

Велина не стала ждать. Молча переступила через остатки изгороди и пошла к тому, что осталось от крыльца.

– Эй, вы кто такие? – вмешался старичок с тростью. Люди расступились – видно было, что он местный староста. – Родня, что ли?

– Родственники, – мягко сказала Милагра, не моргнув. Она встретилась с ним взглядом – спокойно и уверенно.

Старик замер, кивнул, будто что-то вспомнил. Милагра не тратила на него ни капли чар – ей это было и не нужно. Её глаза, голос, осанка – всё говорило за неё. Такой был у нее дар.

Велина подошла ближе к развалинам. Ступала осторожно, будто боялась потревожить покой мёртвых. Но даже без слов было ясно – она чувствовала их. Магию, ставшую пеплом. Крики, застрявшие в обугленных стенах.

– Здесь… – глухо начала она, – они не успели даже выйти. Дверь была забаррикадирована снаружи.

Милагра молчала, напрягшись всем телом. Она смотрела на почерневшие доски, где когда-то было окно. И тогда Велина сделала шаг вперёд – в самое сердце пепелища.

Огонь утих, но зола хранила тепло, и под слоем угля виднелось что-то. Велина присела на корточки, откинула обгоревшие балки. И увидела.

Маленькая рука. Словно тень на белой простыне. Сухая, обугленная, и всё же – детская.

– Нет, – прошептала она, – нет, нет, нет…

Она вытащила из-под обломков тела – девочку и младшую сестру, прижавшуюся к ней, как будто даже в последние мгновения искала защиты.

Словно кто-то сжал горло Велины изнутри. Она не помнила, как упала на колени, не замечала, как зола прожигает ткань её брюк. Губы задрожали, в горле поднялся горячий ком.

– Они… были одни. Никто не пришёл. Никто не защитил. – Голос сорвался, стал хриплым. – Как и я… когда…

Она прикусила губу до крови, чтобы не завыть, как в детстве, когда пряталась под кроватью от обидчиков. Чтобы не закричать в небо, как тогда, когда мать умерла, а отец махнул рукой – «сама справишься».

– Велина… – тихо позвала Милагра, но та не слышала. – Велина, милая, посмотри на меня.

– Они были маленькие, – прошептала она. – И ни у кого не было меча, чтобы защитить их. И меня не было рядом. Я училась… чтобы быть сильной… А что это дало?

Милагра подошла, опустилась рядом, обняла подругу. И только тогда Велина позволила себе – впервые за многие годы – разрыдаться так, как рыдают дети. Не ведьмы. Не воины. Не взрослые женщины. А дети, которых снова оставили одних.

Глав