Во сне…

В моей руке оказывается ручка и простой карандаш, начинаю рисовать какие-то штрихи на листочке в клеточку, разграничив его на пять неравных зон. В голове моей картинка девочки, одетой в ведьмочку, но почему-то на ней чулки не красные, а синие в полоску, как у английских ведьм. Возраст этого создания не понятен: большая голова, испуганные глаза, что смотрят строго вперед и маленькое тельце, вдвое меньше, чем сама голова, что машет руками, не понимая, что или кто она и зачем она здесь изображена. Следующий кадр рисую реалистично ту самую руку в белой перчатке, такую изящную, при этом сильную, внизу подписываю очень размашисто реплику с множеством непонятных букв. Продолжаю рисовать, заполняя отдельные картинки, составляя из них что-то единое, при этом на каждой из трех оставшихся картинок есть свое выражение глаза. Рисую один из глаз точно таким же, как и сейчас: сияющим и довольным – даже улыбку хотелось добавить туда же но улыбку крупным планом переношу на новую страницу. Треть страницы заполняю мелкими картинками человека, что ведет ребенка куда-то.

–

Прорвались, это нужно отметить томатным соком! – Говорит один другому, – Снимок на месте? – В ответ собеседник кивает слегка головой. Останавливаются около небольшого обеденного

столика, рассматривая мое довольное, время от времени краснеющее лицо и блестящие глаза, что следят так внимательно за карандашом на тетрадном листе. Обращается ко мне очень мягко, не пугая: – Извините, но можно вас отвлечь? – Я отвожу глаза от тетради, заверив спустя пару секунд рисунок со всем множеством мелких штрихов, сделанных, правда не очень аккуратно и правильно, но я увлеклась этим, хотя я не любила в детстве рисовать совсем, – Вот ваш снимок! Я знаю, что у вас не так давно закончилась сессия. У вас есть возможность обучаться онлайн, иначе вы просто очень много пропустите! – Показывает снимок, – Смотрите, один порез может заживать месяц, но у вас, – показывает другой снимок, на котором уже есть искусственные вставки в стопу, – Сращение может занять гораздо больше времени! – Ищу телефон на тумбочке,, что не так давно мне звонил, – Поговорите, пусть передадут вам что надо.

Отвечаю на звонок, начинаю говорить с улыбкой: "Привет, папочка! У меня тут небольшие проблемки с ногой, – После этой фразы слышу с той стороны, как будто что-то упало, при этом дыхание папы в трубку телефона, – Сессию я почти сдала! – Рассматриваю в свою зачетку, что лежит на тумбочке рядом. Внизу не хватает одной подписи внизу и еще одной точно такой же по профильному предмету, – Можешь поговорить с ним, пожалуйста! – Впервые за все время обращаюсь к нему за просьбой. Знаю, что он помог сестре в прошлый раз, – Выполню любое твое желание!". Трупа артистов, идет обратно по коридору, слышу цоканье каблуков по коридору, одни из которых вроде бы звучат элегантно и не быстро, при этом как будто тяжелые, как будто мужские. Вспоминаю странный разговор про каблуки, "Горыныча". Папа внимательно продолжает слушать мои эмоции, пережитые за эти пару дней на "островке", на моем лице эмоции меняются от страха, до эйфории на грани безумия, смеяться пытаюсь, но не могу. Знакомый запах в коридоре постоянно отвлекает от разговора.

Разговор завершился на том моменте, как я только озвучила просьбу, остальное я все говорила просто в пустоту. Немного неприятно ощущение на душе наполняет меня изнутри. Сижу и жду ответа. Слышу лишь звуки звенящей тишины в динамике. Кладу телефон и зачетку на тумбочку, смотрю в потолок, беру ручку и тетрадь, начинаю что-то рисовать. Новый персонаж, у которого нет лица, но есть кисти в черных перчатках и бесформенный плащ. Я пыталась изобразить лицо, то самое, из сна, но оно выходит постоянно размытым на всех эскизах. По краям оставляю почти половину листа, начинаю добавлять мелкие детали, похожие больше на размытые мои эмоции, что понятны только мне. Штрихи изображают пересечение глаз, губ и носа, что если приложить трафарет, перекрывающий основной рисунок, целую картинку, в которой видно мое выражение лица в динамике, не важен порядок картинок и скорость воспроизведения. Сижу, продолжая творить странные картинки до самого обеда. Даже приглашение на представление и вывести меня вместе с кроватью, я не услышала.

–

Я решил твои проблемы с сессией! – Голос папы, который вновь просит показать мне зачетку. После длинной паузы просит показать мне ногу, зафиксированную по колено в гипсе, – Как я понял, что с жильем у тебя вновь проблемы! – Начинает говорить немного став мягче и теплее, – Может быть хочешь в ближайшие пару недель погостить у меня? По поводу ухода я договорюсь, – Сам начинает приближать камеру и сканировать стопу, затем отводит камеру в прежнее положение, – Поговорю с лечащим врачом, чтоб отпустил тебя! – В этот момент слышу тяжелые шаги человека на каблуках, что приближается к моей палате, затем наступает тишина. В дверях показывается красивая фигура парня в белых перчатках, что смотрит на меня очень с горящим взглядом: "Вот я и нашел свою принцессу! – Не обращает внимание на то, что я разговариваю с папой, обращается ко мне, – А ты так подросла с тех пор! – Я немного покраснев от неожиданности, то ли от того, что услышала тот самый голос, задает вопрос моему папе: – Разрешите украсть вашу ведьмочку, очень спасет наше представление! Обещаю верну в целости и сохранности! – Завершает фразу, – Слово "Горыныча""… – Ваша задача, – Начинает мне говорить человек с голосом "деда

Мороза" объяснять мою задачу, – Лежать и придумывать сценарий на ходу, а мы должны будем играть все на ходу, договорились? – Соглашаюсь кивком головы. В сценарии злодей должен был украсть принцессу. "Горыныч" на каблуках в образе "серого" героя, спрашивает глазами какую украсть, но я указываю на ведьмочку. Легкий смех среди зрителей, которым такой поворот стал настолько неожиданным. Но на этот раз ведьмочку спасли, не то, что я осталась в замке. Человек с голосом "деда Мороза", по завершении представления, что завершилось как раз к ужину, – Из вас выйдет хороший режиссер! – Во время всего действа рисую постоянно то, что происходило на импровизированной сцене, – Разрешите посмотреть? – Тянет осторожно руку к тетради, начинает листать. Останавливается на тех страницах с эмоциями, от которых его лицо из весёлого и довольно меняется, приняв всю боль и страдание, что изображено на размытых картинках. На одной из картинок изображен большой глаз и слеза.

3 IV

Пытаюсь шевелить всеми пальцами шести пальцев ноге. Процесс сращения идет со слышимым скрипом в стопе, как будто что-то буквально склеивается внутри нее. Пытаюсь встать пока никого нет по ночам, но мои попытки постоянно пресекает то одна медсестра, то другая. Меня немного раздражает сначала, но потом начинаю постоянно смотрю в зеркало, пытаясь не попасться и получить еще один грузик на гипс, что было на прошлой неделе, при чем трижды подряд. Странные здесь меры наказания про которые я слышала много раз. Но даже эти десять грамм в гипсе, мне даже не мешают совсем. За моими попытками внимательно следит весь персонал больницы. Я стараюсь рисовать хоть немного, но, играя в шпиона по ночам, все меньше мыслей приходит в мою голову. При любой попытке просто отвязать ногу от кровати, обязательно кто-то появляется около двери. Краем глаза замечаю папиных телохранителей, особенно пару знакомых смазливых парней, что флиртуют с каждой особой женского пола, не важен ее возраст. Слышу смех девушек в коридоре.

–

Привет, ведьмочка! – Слышу я во время полуденного сна, – В палату заглядывает довольное лицо "Горыныча". Я только собиралась совершить очередной побег, – Юная леди, разрешите вас пригласить на прогулку по роскошному коридору сего здания, – При этом разглядывает мои комиксы, нарисованные в смешанном стиле, на каждой из страничек есть тот самый глаз со слезинкой. В отражении которого есть открытая дверь в палату, в котором силуэты людей в халатах, что плавно перетекают в рваный плащ, колючую проволоку, – Да, пойдем прогуляемся! – Ловко вытаскивает меня на кресло из кабинета, – Не переживай, верну тебя к полднику! – Полусонная сижу в кресле, к которому примотана швабра, чтоб моя нога оставалась в одном положении. Тихонько начинаю улыбаться самопроизвольно. Мой телефон отвечает на триста шестьдесят градусов видеозвонок. Папа видит эту картину, даже не начав говорить с "Горынычем": "О, привет, товарищ! – Рассматривает больше мою улыбку, при этом сам начинает улыбаться, – Ты впервые заставил ее так улыбаться".

Папа не отключает беседу со мной ни на минуту моего катания. Не знаю, помнит ли меня "Горыныч" в том возрасте и сюжет моей импровизации, но он ровно так же деликатно старается не касаться меня. Небольшой ремешок, которым кресло-каталка начинает вилять довольно, как хвост довольной собаки, немного щекоча, немного мешая толкать "извозчику" меня. Ремешок поднимаю медленно вдоль спинки и кладу его рядом, с левым плечом, где лежат, собранные в непонятное что-то волосы. Ремешок движется сам по себе, двигаясь и вплетаясь в мои волосы. Достигнув половины своей длины, делится на шесть прядей, продолжая соединяться, если можно было сказать так, со мной. Начинаю немного засыпать от монотонных стуков спущенных колес между кафельной плитке. Ремешок движется так же медленно, но верно, достигая моей головы. "Горыныч", дергает меня сильно за плечо, пытаясь вырвать из плена сна. Открываю глаза, чувствую, как моя шея немного затекла от неудобной позы. Пытаюсь поднять ее, но, волосы и тонкая полоса из медицинской клеенки не дает мне это сделать…

"Горыныч" разглядывает это странное сплетение, при чем одна из моих прядей застряла между сиденьем металлическим заусенцем, затащенная туда этой тесемкой, что без труда проходит туда по сравнению с пучком моих волос. Пытаюсь распутать самостоятельно, но затекшая шея не дает пошевелить мне левой рукой. "А ну-ка перестать и расплетайся! – Говорю мысленно представляя ту ленту единой полосой, но голову мою тянет немного вниз, втягивая еще одну прядь недалеко от первой между спинкой и металлической трубкой, немного обернув его и сплетая кончики. Слышу в голове: "Нет! Я так хочу!"". Молодой человек смотрит на это все с беспокойством, готовый помочь, но не зная чем! Касается плети, после которой та резко слабеет, освобождая меня из плена. Чувствую легкий кислый запах за спиной и такое блаженство от пришедшей в себя шеи. Но это длится не долго. Мои волосы вновь начинает втягивать и стягивать сильнее, начиная делать мне очень больно. Тесемка расслоилась на тонкие ниточки, достигнув затылка сплетается плотнее еще.

–

Не дамся так просто! – Говорю сквозь слезы, вырвав полоску ткани из спинки, оставив в кресле сантиметров десять своих волос. Тесемка резко, ослабев начинает превращаться в прах, что меняет цвет моих волос там, где она была, обращаюсь к молодому человеку: – Не подскажешь, где тут можно быстро голову помыть, а то вся чешется! – Стараясь стрясти с себя всю эту пыль, трясу головой немного неловко, одновременно разрабатывая шею, – Так сможешь помочь в этой просьбе? Я исполню три твоих желания! – Говорю я, представляя, как будет неудобно мыть голову, не намочив гипс и получить после этого сразу три грузика за три дня до снятия гипса. Наш круг увеличивается, мы сворачиваем к металлической двери, вкатываемся в пространство неонового цвета. Кресло задним ходом въезжает в одну из комнат, в которой есть все приспособления для окрашивания и помывки волос. Запрокинув мягко мою голову, молодой человек, кладет волосы в ванночку, – Еще скажи, что ты умеешь и такие вещи… – Мягкий массаж головы водой и пальцами заставляет меня замолчать.

–

Я умею все! – Начинает говорить молодой человек, продолжая омывать мои волосы жидкостью с приятным запахом лимона, – Три младшие сестры, одна из них такая же, как ты сейчас, другая такая же, как была при нашей первой встрече. – Думаю: "Неужели он не забыл? – При этом стараюсь не улыбаться, – Не выдавать себя!". Омовение головы, что длилось минут пять или десять, совершенное им, кажется мне гораздо приятным, чем в салоне красоты, в котором я была всего лишь однажды после неудачного домашнего окрашивания в пятом классе, – А теперь обернем вашу умную хитрую, полную непонятных способностей, голову в полотенце и едем на полдник, – Подняв голову мне, обернул полотенцем, закрепил заколкой в виде диадемы спереди, – Итак, наш лучший сценарист, что вы желаете на полдник! До конца дня выполняю ваши желания, а ваши три желания заберу после вашего полного выздоровления! – Я в другом кресле выезжаю из этого закутка строения прямо в палату. По дороге заказал два пирожных и стакан апельсинового сока, решив, что его предложение это просто шутка.

Мой заказ, как будто кто-то предсказал ему, стоит на тумбочке. Устроившись удобно около тумбочки, поставив ногу на единственный пятак, на котором то ли нет датчиков, то ли то место, которым я касаюсь пола именно в этой точке не оснащено никакими датчиками. С аппетитом съела два пирожных, но хотелось хотя бы еще одно, приоткрыв тумбочку обнаруживаю желаемое. Наевшись плотно, с сияющими глазами, перебираюсь до кровати, несколько раз заставляя то одной, то другой ногой светиться лампочку над дверью палаты. Легла очень удобно в кровати, довольно улыбаюсь от ощущения мягких, недавно вымытых волос и смеси цитрусового запаха и кофе, что разносится из моей палаты по всему коридору. Ожидаю прихода лечащего врача, что грозился мне снять гипс, если хотя бы один раз сработает датчик на полу. Одновременная пустота и приподнятое настроение после прогулки, заставляет меня рисовать еще боле странные картинки в тетради, что стала в последние дни моим дневником, что описывает все мои препады настроения, иногда даже указываю даже время и дату в уголке каждого из рисунков. – Слушай, и как же звать твоего воздыхателя? – Спрашивает во время посещения папа, зайдя сразу же ко мне после обхода врача. Я раньше сказала бы: "Ну, какой там воздыхатель, я еще маленькая!" – А сейчас не знаю даже что ответить, просто пожимаю плечами, нахожу фотографию с детского утренника, на котором рядом со мной стоит тот самый "Горыныч", – Так это было так давно, – С удивлением папа рассматривает лицо, что не изменилось с тех пор. Принюхивается к моим волосам, – Какое странное сочетание запахов! – Касается моих волос, рассматривая и ощупывая их, особенно то место, где был тот кусок медицинской клеенки, что стали немного жестче, став немного похожими по структуре на леску. Их цвет от корня имеет огненнокрасный цвет, переходящий к плечам к фиолетовому, чуть ниже приближаясь все ближе к синему, – Интересно, и куда же ты попала в этот раз? Надеюсь, что это стоило не очень дорого! – Затем продолжает говорить про того парня, – Или это все оплатил будущий человек, что будет искать и оплачивать твое новое жилье.

В мой рассказ папа не верит, "Горыныч" проходит мимо палаты, не мешая нашему с папой разговору, при этом улыбаясь мне, показывая жест, пожав одно своей рукой другую. Спустя минут десять заглядывает по просьбе лечащего врача: "Вам передали подойти в процедурный, будут снимать гипс! – Кладет на тумбочку бумажку, – Так вот в кого она такая красивая!" – Улыбается и выходит, вместе с ним улыбаюсь с ним, радуюсь что можно будет выходить из палаты. Папа отвечает молодому человеку: – Нет она в маму такая красотка, но в меня такая боевая и находит приключения на самую красивую часть тела! – Показывает фотографию ему, – Это вы здесь? – Начинает вспоминать, сколько мне было тогда лет, сколько прошло, складывая в голове, сколько же может быть лет его собеседнику, – Та история с креслом каталкой правда? – Задает прямой вопрос, сохраняя холодное спокойствие. Собеседник показывает ту самую коляску с клоками моих волос: "Такое придумать невозможно! Я ее просто покатал, смыл ту пакость с волос, привез на место, выполнил ее желание!"…

Папа, берет одну прядь, прикладывает к моим волосам, сравнивая визуально. Мои темные от природы волосы, на свету немного красным оттенком. Положив их на свет, замечает тот самый оттенок красного, прижженные чем-то волосинки, взятые из коляски, превращаются в пластмасс, с виду вроде крепкий, но при первом же касании рассыпается в пепел. Папа гладит меня по голове, ощущая часть волос, что стали грубыми, немного порезавшись об них. Шипит от неприятного ощущения. Другую прядь волос кладет в пакетик и убирает во внутренний карман пиджака. Отводит в сторону "Горыныча", долго с ним о чем-то беседует, расспрашивая обо всем, что есть в его натуре, пользуясь полученной информацией, в том числе так же делает и с родными для себя людьми. Немного нервничает, то ли не получает нужных ответов, то ли приходится отвечать на неудобные для себя вопросы. Скидывает несколько звонков, не смотря на номера телефонов. Возвращается ко мне, оставив немного денег на тумбочке. Уходит спешно, странно посматривая на "Горыныча", что продолжает улыбаться вслед одному из самых страшных людей в этом городе.

–

Минимальная физическая нагрузка на ногу в течении трех недель, потом сделаем вам снимок, возможно потом разрешим вам разрабатывать стопу! – Говорит мне лечащий врач, – Вам есть кому забрать? – Пожимаю плечами, – А квартира за это время? – Пожимаю плечами, – Позвоните друзьям! – В моем телефоне сохранены только папин номер телефоне и сестры, набираю их по очереди в палате, но ни один не отвечает. Собираю все свои вещи в один небольшой пакет, в том числе и новый комплект белья. Аптечка, которая меня спасла тоже входит в пакет, опираясь. Сижу и жду ужина, постоянно поглядывая на двери, когда сообщат день выписки или отдадут все мои документы. Лежу, уже не переодеваясь на ночь, знаю, что нарушаю правила, но наказания я не получу уже. Ногу тычет, она непослушно гнется вперед, как я ложусь, или заваливается на меня, издавая громкий хруст и сильную боль. Я читала в "мировой паутине", что такое происходит в первой стадии сращивания. Упершись стопой в изголовье кровати лежу. Все жду звонка с номером, оканчивающимся на четыре нуля.

–

Мы тебя завтра вечером заберем к себе! – Сообщает папа по телефону. В тот самый момент приносят документы, по которым я уже утром должна покинуть палату. Показываю папе, – Пересиди у подруги! – Папин холодный голос, который в этот раз стал еще холоднее, – Раньше нет возможности тебя забрать! Заодно увидишь наш новый дом! – Думаю: "Неужели, уже купил третий дом за эти три года, и ни в одном из них я не была гостьей! – Пытаюсь держать себя в руках, – Будет настроение, приеду!". Улыбаюсь неискренне, что не нравится папе, что умеет читать лица, как открытую книгу, – Постараюсь пораньше приехать! – В этот момент, как будто специально входит "Горыныч", несет фиксатор для стопы, в котором я не смогу не то, что стопой, что непослушна, даже колено нормально сдвигать не смогу. Поднимает длинную мою юбку беспардонно, цепляет на ремешки это приспособление. Папа обращается к гостю, – Приветствую тебя, женишок! – При этом довольно улыбается, замечая, как мое лицо краснеет прямо на глазах, – Ты не мог бы приютить эту врединку завтра до вечера?

"Горыныч" делает непонятный мне жест, от чего обзор камеры резко уменьшается, показывая только мое лицо и стену. Недовольный папа, на том конце пытается что-то сделать с настройками телефона, привыкший видеть абсолютно все, что творится вокруг детей и жены, запрещая им менять заводские настройки. Молодой человек, приподнимает мою ногу и подкладывает под ремни что-то мягкое, тянет каждый по очереди, смотря на мое лицо, определяя натянул нормально или перетянул каждый из ремней. Поднимает мою юбку слишком высоко, открывая мою неприкрытую ничем промежность, говорит: "Вы прекрасны, но лучше б прикрыться, на улице уже зима! – Достает из моего пакета тот самый комплект белья. Рассматривает под мое безмолвное возмущение, – Приподнимитесь немного, – Расстегивает боковую застежку на трусиках с левой стороны. Мой папа в это время не может ничего видеть, кроме моего лица и стены. После того, как маленькая тряпочка оказывается на моей попе. застегивает застежку, – Так-то лучше!". Зафиксировав крепко мою ногу, шепчет мне на ухо, – Вечером вас заберу отсюда!".

–

Я все! – Говорит "Горыныч". Камера начинает нормально работать, как только гость выходит из палаты. Папа за минуту осматривает палату, затем завершает звонок. Несколько сообщений на мой номер телефона, начинающиеся со слова "отмена", в одном из которых отменяется билет на объект номер пятьдесят шесть, дробь восемь. Я знаю, что это частный остров, что он стоит не малых денег. Два других содержат отмену пропуска на закрытую территорию на мое имя. Поев плотно ужин, лежу, представляю, как лечу к папе в один из его домов, где за мной ухаживает несколько человек, разминая ногу так, как написано в рекомендациях. Как по моим волосам дует приятный морской ветерок, высушивая их без фена, делая настолько объемными и пушистыми, как ни сможет сделать ни один из современных фенов. Как же приятно лежать на новом, чистом постельном белье, отглаженном пару часов назад. Кто-то гладит меня по голове, касается аккуратно ушка, которое подает странные импульсы мозгу и ножкам, что начинают немного сжиматься и разжиматься. Губы говорят безмолвно "нет", но тело говорит другое. Ущипнув за мочку уха, кто-то внимательно рассматривает меня. Обомлев от приятной ласки уха, что перешла немного границу дозволенного, открываю глаза, вижу рыжего котика, что лежит рядом со мной, смотрит в окно за птичкой, что не может поймать, утыкаясь в стекло мордашкой. Рукой вероломно касаюсь его уха, начинаю чесать, при этом получая большее удовольствие, чем котик. Мягкое мурлыканье и четырем мягких лапки, что лежат у меня на груди. На шее животного висит кулон в виде сердечка. "Подкатывает? – Думаю, касаясь кулона. Открыв его, читаю записку вслух: "Ведьмочке, чтоб не скучала, дарю "Морфиныча"!", продолжаю размышлять, – Интересное имя котику!

– Делаю недовольное лицо, смотря на себя в зеркало, – Никто, кроме него не смеет меня так называть!". Котик мурчит еще громче, успокаивая меня и согревая душу. Все обиды как будто стирает. Котик растягивается на всю половину метра длины своего тела. Такой мягкий и пушистый, как раз мечтала о котике с детства, завидуя сестре, что бегает по комнате с ниточкой, а за ней котенок с белыми носочками на рыжих лапках.

Лежу, не замечаю совсем, как пролетело три часа. Осторожные шаги в сторону моей палаты, знакомый парфюм приближаются. Открываю неохотно глаза, прикрытые лапой котика, что желает лежать со мной до самого утра. "Прикинь, придавило меня здесь! – Говорю "Горынычу", что наблюдает за этой картиной, – Это ты написал? – Подаю записку, замечаю внизу папину любимую закорючку в виде листа винограда, что ставит вместо подписи. Молодой человек, внимательно рассматривает записку, просто разводит руками. Касается спинки котика. Животное начинает шипеть, – "Морфиныч", тихо, свои!"– Прикусываю слегка его лапку, что была на моих глазах. Котик притих, переставая петь, слазит с моей груди, прыгает в разноску около моей кровати. Медленно встаю с кровати, ищу глазами пакет, но замечаю его разодранным в клочья котом, вещи раскиданы по всему полу, ровно так же, как и выписка, без которой я не смогу вновь пойти на учебу. Выхожу, осмотрев весь беспорядок, оставленный животным, слегка расстроенной. Переступив порог палаты, искренне улыбаюсь.

–

А он очень похож на того кота, что потерялся много лет назад, – Говорю тихо, опираясь то на стену, то на молодого человека, – Не помню, почему он тогда ушел! – После длинной паузы, что длится до самого спуска, на котором мне нужно как можно меньше наступать на ногу, – Я в шутку укусила его за то, что он меня покусал! – Вспоминаю ту лапу, которая была на моих глазах, с шестью когтями. Опускаю глаза, говорю, – Второй раз обидела его! – Слышу за спиной топот маленьких лапок, что пытаются меня догнать. Затем болезненный укус в правую ногу. Обернувшись, вижу "Морфиныча", что разворачивается, прихватив в зубы ту самую записку. Кладет записку на лист одного из растений в коридоре, ложится под него. Бумажка скатывается и попадает в кулон. Один поворот на бок и кулон вновь закрыт. Мы к тому времени спустились к двери. Я устала за эти три лестничных пролета, так давно так много не ходила с тех пор, как спасала себя в той самой квартире. "Горыныч", прижав меня крепко, говорит: "Вот сядем в машину и отдохнем!".

–

А где?… – Говорю сама себе, глазами ищу телефон, – Да ладно… – Мой спутник помогает мне усесться в салоне, своей выпрямленной ногой занимая много места в салоне. Я сижу на третьем ряду сидений, а вот моя нога уже на втором ряду. Устроившись удобно, думаю: "А если… – В голове промелькивают картины, в которых я в качестве жертвы насилия или рабы, что будет шить в подолье одежду или же работать на полях, ведь у меня нет никаких документов, – Нет, не может быть такого!". Машина медленно трогается с пробуксовкой о снегу, что не так давно чистили. Снег идет медленно и красиво. Как же я люблю снег, лечь в него и сделать "снежного ангела". Лечь не там, где по колено или щиколотку, а там, где по пояс и выше, чтоб меня втроем с трудом вытаскивали всей семьей. Это было всего лишь однажды, но это так отпечаталось в моей памяти: мама, папа и сестра, тянут меня из снега. Один вызов на работу папы, после которого его веселость исчезает, принеся вместо себя много неприятных для нас всех новых его качеств, как подозрительность… исчезла мама.