Лука и Марина

Лука и Марина

Матвей Сергеевич Бирюков

© Матвей Сергеевич Бирюков, 2025

ISBN 978-5-0067-4776-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

Говорят, у каждого места на земле есть свое сердце. У большого города – это шумная площадь, у маленькой деревни – старый колодец, у дремучего леса – сокровенная поляна, куда не заходят даже звери. А у того края, о котором пойдет наш рассказ, сердцем была великая река.

Она не просто текла с севера на юг, она жила. Дышала утренними туманами, что поднимались над водой, словно тихий вздох. Смеялась в полдень, когда тысячи солнечных искорок прыгали по ее волнам. А по ночам засыпала, и в ее темной, глубокой воде отражались звезды, и казалось, будто сама вечность смотрит на тебя из ее глубин. Река эта была началом и концом всего, она поила землю, кормила людей рыбой и хранила в себе память о всех временах, что пронеслись над ее берегами.

И она делила мир надвое.

На правом берегу, на земле плодородной и теплой, приютилась деревня. Здесь пахло свежеиспеченным хлебом, сухими травами и дымком из печных труб. Здесь стояли крепкие, ладные дома, а в мастерских с утра до вечера стучали молотки и пели пилы, потому что жили тут люди мастеровые. Они умели строить лодки, что не боялись волны, и лепить горшки, в которых не кисло молоко. Здесь все было основательным, понятным и земным. И на этом берегу, в доме старого плотника, жил маленький мальчик по имени Лука, который умел слушать тишину земли.

А на левом берегу не было ни деревни, ни полей. Там была земля иная – каменистая, поросшая вереском и низким кустарником. Берег был крутым, скалистым, и о него с глухим рокотом бились волны. Здесь пахло не хлебом, а ветром, солью и свободой. И среди этого сурового простора, как белый, одинокий страж, стоял высокий маяк. Каменная свеча, устремленная в небо. Днем он впитывал в себя солнечный свет, а ночью – сам становился маленьким солнцем, посылая свой луч во тьму. И у подножия этого маяка, в маленьком круглом домике, жила девочка по имени Марина, которая умела говорить с ветром.

Два берега. Два мира. Они жили так близко, что в ясный день Лука мог видеть, как сияет на солнце белая башня маяка, а Марина в папин бинокль могла разглядеть, как у домика Луки на веревке сохнет белье. Они смотрели друг на друга через широкую, сверкающую воду, словно в окно другого, незнакомого, но такого притягательного дома. Река была для них и великой дорогой, и великой разлукой.

И никто тогда не знал – ни мудрый плотник Захар, ни отважный смотритель Стефан, – что именно этим двум детям, мальчику с правого берега и девочке с левого, предстоит построить первый мост через эту реку. Мост не из дерева и не из камня. Мост из веры, терпения и двух маленьких лодочек-почтальонов.

Это сказ о них. О том, как их тихая дружба оказалась сильнее великого тумана, что однажды укутал мир, и о том, как любовь и верность могут сотворить чудо, которое видно даже издалека. Это история о свете, который не гаснет в самой густой тьме, и о том, что самая крепкая дорога – та, что проложена от сердца к сердцу.

Часть первая: Мир Божий у великой реки

Глава 1. Утро Луки. Разговор с улиткой на мокром листе

Солнышко только-только проснулось и коснулось своим самым первым, самым робким лучиком деревянных ступенек крыльца. На этих ступеньках, обхватив колени руками, сидел маленький мальчик Лука. Он не бежал играть, не кричал и не торопился завтракать, хотя из открытого окна уже тянуло ласковым запахом теплого молока и свежего хлеба. Лука просто сидел и смотрел на мир, который тоже только-только просыпался вместе с солнцем.

Мир был умыт ночной росой, и каждая травинка, каждый листочек держали на себе крошечные капельки-алмазы. В них отражалось всё небо. Воздух пах свежестью, мокрой землей и пряной мятой, что росла у самого крыльца и которую очень любила мама. Было так тихо, что казалось, можно услышать, как растет трава и как распускаются бутоны полевых цветов.

И тут, в этой утренней, звенящей тишине, Лука увидел настоящее чудо. У его босой ноги лежал огромный лист лопуха, большой и зеленый, как ладонь великана. А по этому листу, как по широкой зеленой дороге, ползла крошечная улитка. Она несла на своей спине домик-ракушку, расписанный дивными коричневыми узорами, и оставляла за собой тоненькую серебряную дорожку, которая переливалась на солнце так, словно была сделана из лунного света.

Лука затаил дыхание. Он медленно, чтобы не спугнуть, придвинулся поближе, почти коснувшись носом мокрого листа. Он смотрел на маленькую путешественницу и думал.

– Куда ты ползешь, улитка? – прошептал он так тихо, что только ветерок мог его услышать.

Улитка, конечно, не ответила ему словами. Она лишь на мгновение остановилась, словно прислушиваясь к этому доброму голосу, и пошевелила своими смешными рожками-антеннками. Эти рожки были похожи на маленькие фонарики, которыми она освещала себе путь в огромном мире.

– Ты, наверное, ищешь свою маму? – снова спросил Лука. – Или, может, несешь в своем домике какое-нибудь важное письмо?

Он смотрел, как медленно, но очень-очень упорно улитка продолжает свой путь. Лист был для нее целой горой, с оврагами-прожилками и холмами-изгибами. Но она не боялась. Она не сворачивала. Она просто ползла, доверяя листочку и своей маленькой, но настойчивой силе.

– Ты не боишься упасть? – прошептал Лука. – Лист такой большой, а ты такая маленькая. Мир такой огромный…

И пока он смотрел на нее, на ее крохотный домик, на ее серебряный след, в его сердце пришел ответ. Он был тихий и ясный, как это утро. Лука вдруг всё понял.

Он улыбнулся и тихо-тихо сказал, будто открывая улитке самую большую тайну на свете, которую рассказал ему дедушка:

– Я знаю, почему тебе не страшно. Наверное, тебя хранит твой Ангел. Он летит рядом, совсем невидимый, и убирает с твоего пути острые камушки. И Господь смотрит на тебя с неба и улыбается. Поэтому ты и не боишься. Поэтому ты просто ползешь.

Улитка, будто услышав и согласившись, доползла до края листа и плавно съехала на травинку, скрывшись в густой, влажной траве. Ее серебряная дорожка на листе лопуха еще несколько мгновений сияла под лучами солнца, а потом высохла, словно ее и не было.

А Лука остался сидеть на крыльце, и на сердце у него было так спокойно и радостно. Он только что поговорил с настоящим чудом. Он понял, что Господь с любовью заботится обо всех-всех на свете: о больших людях и о крошечных улитках.

– Спасибо, Господи, за это утро, – прошептал он в небо.

А ведь утро только началось. Впереди был целый большой день, полный дел, игр и новых открытий.

Глава 2. Утро Марины. Приветствие солнцу с самой верхней площадки маяка

На другом берегу, где земля встречалась с рекой совсем иначе, утро начиналось не с запаха земли, а с голоса ветра. Здесь, у подножия высокого маяка, стоял маленький крепкий домик, и в нем жила девочка Марина. Ее утро всегда начиналось с подъема.

Не успевал первый луч солнца окрасить восток в нежно-розовый цвет, как папа, смотритель маяка Стефан, тихонько будил ее. Он ничего не говорил, лишь клал свою большую теплую руку ей на плечо, и Марина тут же открывала глаза. Она знала: пришло время. Время гасить ночной огонь и встречать дневной.

Вместе они выходили из домика и входили в маяк. Маяк был для Марины не просто башней, а добрым белым великаном, который хранил их покой. Внутри него было прохладно и таинственно, а вверх, к самому небу, уводила винтовая лесенка. Она закручивалась, как большая морская ракушка, и каждый шаг по ее каменным ступенькам отдавался гулким эхом. Марина очень любила этот звук. Она представляла, будто великан-маяк отвечает на ее шаги: «Я здесь. Я с тобой. Иду-иду-иду».

Наконец, они поднимались на самый верх, в стеклянный фонарь. Это была любимая комната Марины во всем мире. Здесь пахло морем, ветром и немного ламповым маслом. В центре комнаты стояла огромная лампа, похожая на хрустальное сердце великана. Всю ночь она горела, посылая свой луч далеко-далеко, чтобы ни одна лодка не сбилась с пути. А теперь ее свет казался уставшим и бледным по сравнению с разгорающейся зарей.

Папа Стефан, сильный и молчаливый, подходил к лампе. Прежде чем погасить ее, он всегда клал на нее руку и говорил тихо:

– Спасибо за службу. Отдыхай.

И щелкал выключателем. И в фонаре наступала тишина.

Теперь была очередь Марины. У нее было свое, очень важное дело. Папа давал ей кусочек мягкой замши, и она протирала маленький медный колокольчик, висевший у входа. Он должен был сиять. Это была ее часть их общей, важной работы. Она терла его изо всех сил, и колокольчик начинал блестеть так, что в нем, как в кривом зеркальце, отражалось ее сосредоточенное лицо с растрепанными от ветра волосами.

А потом начиналось главное. Они выходили на узкий балкончик, который опоясывал фонарь. Ветер здесь был сильным и ласковым, он путался в волосах и пел свою вечную песню. И они смотрели на восток.

Мир внизу был огромным. Река казалась бескрайним серебряным полотном. А на горизонте это полотно сливалось с небом, и именно там, в этой точке, рождался новый день. Сначала появлялась тонкая огненная полоска, потом она становилась все шире, и вот, наконец, из-за края земли показывался ослепительный краешек солнца.

Марина всегда зажмуривалась, а потом снова открывала глаза. Мир преображался. Тысячи солнечных зайчиков прыгали по воде, река просыпалась и улыбалась. На том берегу, в деревне, зажигались огоньки в окнах, и дымки из труб тянулись к небу.

– Папа, а зачем мы каждую ночь зажигаем маяк, если днем все равно приходит солнце? – спросила однажды Марина.

Папа Стефан обнял ее за плечи и посмотрел вдаль.

– Ночью, дочка, темно и страшно. И наш свет – это обещание. Обещание всем лодочкам и кораблям, что утро обязательно наступит. Наш свет – это молитва за всех, кто в пути. Он светит для других, поэтому он такой сильный.

Они стояли молча, чувствуя, как первые теплые лучи касаются их лиц.

– Слава Тебе, Господи, за этот день! – тихо сказал папа.

– Слава Тебе, Господи! – как эхо, повторила Марина.

Она прищурилась и стала смотреть на тот берег. Она знала там каждый домик. Вот кузница, вот домик старосты с резным крыльцом, а вот… вот домик плотника Захара. Она знала, что там живет мальчик Лука. Наверное, он тоже уже проснулся. Может быть, он сейчас сидит на своем крыльце и смотрит в ее сторону?

Она не могла его видеть, он был слишком далеко. Но она подняла руку и помахала ему. Просто так. В сторону деревни. В сторону его дома.

И на сердце у нее стало так же тепло и радостно, как было у Луки после разговора с улиткой. Она тоже была частью этого огромного, прекрасного мира, у нее было свое служение, и она знала, что там, за широкой рекой, у нее есть друг.

Глава 3. Великая река, которая разделяет и соединяет

Великая река была сердцем этого края. Она жила своей собственной, долгой и мудрой жизнью. Весной, когда таяли снега, она просыпалась, сердито ломала лед, выходила из берегов, чтобы напоить луга, и несла на своих волнах сосновые шишки и прошлогодние листья. Летом она становилась спокойной, ленивой и теплой, как парное молоко. Осенью она грустила вместе с небом, отражая в себе серые тучи и прощальные клинья журавлей. А зимой засыпала под толстым белым одеялом, но даже во сне продолжала тихонько жить и дышать где-то в самой своей глубине.

И эта река была стеной.

Лука часто сидел на берегу, на старой перевернутой лодке, и смотрел на другой берег. Отсюда маяк казался ему игрушечным. Белая башенка, устремленная в небо. Днем она была просто белой, а ночью на ее макушке зажигалась маленькая, но очень упрямая звездочка. Лука думал о девочке Марине. Какая она? Слышит ли она, как поют петухи в их деревне? Чувствует ли она, как пахнет хлебом из пекарни? Наверное, нет. Река была слишком широкой. Ее тихий голос не мог долететь до маяка, а запахи деревни растворялись над водой. Река была молчаливой и огромной стеной между их мирами.

И эта река была дорогой.

Марина часто стояла на балкончике своего маяка и смотрела на деревню Луки. Она видела ее, как на картинке: маленькие домики, тонкие струйки дыма, крошечные фигурки людей и коров на лугу. Она не могла различить лица Луки, но знала, в каком домике он живет. И она видела, как по реке, словно важные жуки, плывут лодки. Вот лодка рыбака Тихона, который раз в неделю привозил им свежую рыбу и деревенские новости. Вот большая баржа, что везла муку и дрова в деревню. Река не была пустой. Она была живой дорогой, по которой путешествовали люди, товары и истории.

Однажды Лука сидел рядом с дедушкой Захаром, который чинил старую сеть.

– Дедушка, – спросил Лука, глядя на воду, – река добрая или злая? Она не пускает меня к Марине.

Дедушка перестал работать, посмотрел на внука, потом на реку, и его глаза в морщинках улыбнулись.

– Река, Лученька, она как сама жизнь. Она и стена, и дорога. Одновременно.

Лука не совсем понял.

– Как это?

– Она разделяет берега, это правда, – сказал дедушка. – Чтобы мы ценили тех, кто на другом берегу. Чтобы мы учились смотреть вдаль и ждать. Чтобы сердце наше училось тянуться через расстояние. А дорогой она становится для тех, у кого хватает веры и любви, чтобы построить лодку. Понимаешь? Она сама по себе – ни то, ни другое. Она – возможность. Возможность для нас показать, что у нас на сердце.

С тех пор Лука стал смотреть на реку иначе. Он видел, как она разделяет его с Мариной. Но в то же время он чувствовал, что именно она их и соединяет. Ведь они оба смотрели на одну и ту же воду. Оба видели, как в ней отражаются одни и те же облака. Оба слушали ее тихий плеск по ночам.

Река была их общим, большим секретом. Их общей тайной. Она была огромным зеркалом, лежащим между ними, в котором отражалось не только небо, но и их тихая дружба, которая только-только зарождалась и которой еще предстояло научиться строить свои лодки.

Глава 4. О святых покровителях: Лука, который умел рисовать мир, и Марина, которая не боялась тьмы

Однажды вечером Лука сидел на полу в мастерской дедушки Захара. В воздухе пахло сосновой стружкой, смолой и чем-то еще, очень древним и мудрым, – так пахнет дерево, которое долго жило и много видело. Лука взял в руки уголек из остывшей печки и на гладкой сосновой дощечке стал рисовать. Он не очень умел, но очень старался. Он нарисовал большую волнистую линию – это была река. На одном краю он нарисовал маленький квадратик с треугольной крышей – свой домик. А на другом – длинную палочку с огоньком наверху. Это был маяк Марины.

Дедушка Захар сидел на низкой скамеечке и точил свой инструмент. Он не мешал внуку, лишь изредка поглядывал на него с тихой улыбкой. Наконец, он отложил работу.

– Хорошо у тебя получается, Лученька, – сказал он. – Душевно. А знаешь ли ты, что имя у тебя особенное, как раз для того, кто любит замечать красоту?

Лука поднял на дедушку свои ясные глаза.

– Почему?

– Потому что твой небесный покровитель, святой, в честь которого тебя назвали, тоже был художником. Его звали Апостол Лука. Он ходил по земле вместе с Самим Господом Иисусом Христом, а потом написал о Его жизни целую книгу – Евангелие. Но еще он был первым, кто решился нарисовать лик Пресвятой Богородицы.

Дедушка присел на корточки рядом с Лукой.

– Ты только представь, – говорил он почти шепотом, и его голос был похож на шелест старых книг. – Никто до него этого не делал. А он взял доску, краски и нарисовал Ее глаза, полные любви. Нарисовал Ее доброту, Ее тихую улыбку, то, как нежно Она держит на руках Божественного Младенца. Он смог увидеть сердцем и показать всем остальным святость и красоту. И поэтому, когда ты рисуешь, даже просто угольком на дощечке, твой небесный друг, святой Лука, радуется на небесах и помогает тебе. Он учит тебя видеть не просто домик и реку, а Божий мир, полный чудес.

Лука посмотрел на свой рисунок, потом на темное окно, за которым уже зажигались первые звезды. Ему стало так тепло и спокойно от мысли, что у него есть такой могучий и добрый друг на небе. Друг-художник.

А на другом берегу, в ту же самую минуту, Марина помогала папе Стефану готовиться к ночи. Ветер сегодня был сильным, он гудел в проводах и бился о стекла фонаря, как большая беспокойная птица. Темнота сгущалась над рекой очень быстро.

– Папа, а тебе никогда не бывает страшно? – спросила Марина, глядя, как тьма поглощает далекий берег. – Когда такой сильный ветер и так темно.

Папа Стефан зажег большую лампу маяка. Теплый, ровный свет залил их маленькую стеклянную комнату и мощным лучом устремился во тьму.

– Имя твое, Маринушка, очень сильное, – сказал папа, обнимая ее. – Оно не дает бояться темноты.

– Мое имя? – удивилась девочка.

– Да. Твоя небесная покровительница – святая великомученица Марина. Она жила давным-давно, и в ее жизни тоже была великая тьма и великий страх. Ей пришлось встретиться со страшным змеем, который хотел ее напугать и проглотить.

Марина широко раскрыла глаза.

– И что же она?

– А она совсем не испугалась, – улыбнулся папа. – Потому что в ее сердце горел свет веры, посильнее нашего маяка. Она знала, что Господь рядом, что Он ее не оставит. Она сотворила крестное знамение, и всякая тьма отступила от нее, а страшный змей исчез, будто его и не было. Ее вера была ярче любой темноты и сильнее любого страха.

Папа прижал дочку к себе.

– Вот поэтому и ты у меня такая смелая, моя звездочка. У тебя храбрая небесная подруга. И ты сама служишь свету, помогаешь мне зажигать этот огонь. Вы с ней обе разгоняете тьму.

Марина посмотрела на луч света, который уходил далеко-далеко, в самую черноту ночи. И она больше не боялась ни ветра, ни темноты. Она знала, что свет всегда сильнее. И что там, на небе, у нее есть бесстрашная заступница, святая Марина, которая никогда не даст ее в обиду.

В ту ночь и Лука, и Марина уснули очень спокойно. Мальчик – с мыслью о том, что однажды он нарисует свет маяка на другом берегу. А девочка – с чувством, что ее собственный свет и свет ее веры могут разогнать любую тьму.

И Господь смотрел на них с любовью с ночного неба, и два Ангела-хранителя, и два святых небесных друга – художник и бесстрашная дева – берегли их сон по обе стороны великой реки.

Глава 5. Как дедушка Луки, старый плотник Захар, вырезал из дерева первую лодочку-почтальона

Прошло несколько дней. Дни были ясные, осенние, пахли яблоками и дымом. Лука все так же выходил на берег и смотрел на далекий белый маяк. Он махал ему рукой, как старому другу. Но ему этого было уже мало. Ему казалось, что его приветствие тонет в широкой реке, не долетая до того берега. Ему хотелось послать Марине что-то настоящее. Что-то, что она могла бы взять в руки.

Он нашел на берегу удивительный камушек – плоский, гладкий, с белой полоской, похожей на улыбку. «Вот бы его отправить Марине!» – подумал Лука. Он размахнулся изо всех сил и бросил. Камушек весело проскакал по воде несколько раз – плюх, плюх, плюх – и утонул. До другого берега было еще очень-очень далеко.

Лука вздохнул. Река была такая большая и сильная. А он такой маленький.

С этой тихой грустью он пришел в мастерскую дедушки Захара. Дедушка сидел на своей низкой скамеечке и вырезал из дерева ложку. Его руки, большие, в морщинах и мозолях, двигались плавно и уверенно. Вжик, вжик, – пел острый нож, и из-под него выбегали тугие, пахучие завитки стружки. В мастерской всегда пахло лесом и покоем. Лука сел на порог и молча смотрел на работу деда.

– Что сердце печалит, внучек? – спросил дедушка, не отрывая глаз от работы. Он всегда чувствовал настроение Луки без слов.

– Река, – тихо ответил Лука. – Она такая большая. Ничего не докинуть до маяка.

– Это правда, – кивнул дедушка. – Рукой не докинешь. Рукой мы можем только крестным знамением осенить тот берег да помолиться. А для дел, что одной руке не под силу, Господь дал человеку голову, чтобы думать, и дерево, чтобы мастерить.

Он отложил в сторону почти готовую ложку и посмотрел на Луку своими светлыми, как осеннее небо, глазами.

– А лодочка доплывет? – с надеждой спросил Лука.

– Та, что с душой сделана да с молитвой пущена, доплывет, – ответил дедушка.

Он встал, подошел к поленнице, где у него хранились самые лучшие, самые сухие деревянные чурбачки, и долго выбирал. Наконец он взял небольшой брусок светлого дерева.

– Вот, липа, – сказал он, протягивая его Луке. – Понюхай.

Лука взял брусок. Он был легкий, теплый и пах медом.

– Липа воду любит, – продолжил дедушка. – Она легкая и послушная, не тонет. Из нее мы и сделаем твоего почтальона.

И работа началась. Это было похоже на таинство. Дедушка Захар не просто резал дерево. Казалось, он разговаривал с ним, просил его принять нужную форму. Сначала он несколькими точными ударами топора обтесал все лишнее. Потом взял в руки нож и стал выводить плавные очертания лодки. Лука сидел рядом и, затаив дыхание, смотрел, как из бесформенного куска дерева рождается маленькое суденышко. Оно было изящным, с чуть приподнятым носом, чтобы не бояться волны.

– Ну-ка, мастер, принимай работу, – сказал дедушка, протягивая Луке лодочку и маленький кусочек сухой шкурки, похожей на пергамент. – Теперь твоя очередь. Ты ей душу согрей, погладь ее, чтобы ни одной занозы не осталось, чтобы гладкой была и воду любила.

Лука очень осторожно взял лодочку. Она уже была живой, но еще немного шершавой. И он стал ее гладить шкуркой. Он гладил ее бока, ее донышко, ее носик, вкладывая в это простое дело всю свою надежду, всю свою дружбу к далекой девочке с маяка. Дерево под его пальцами становилось теплым, гладким и шелковистым.

Когда он закончил, дедушка улыбнулся и маленьким острым стамеской сделал в середине лодочки небольшое углубление – трюм для будущего письма. Потом просверлил крошечную дырочку для мачты.

– А парус мы ей найдем на улице, – сказал он.

Они вышли из мастерской. Под старым кленом лежали листья – красные, желтые, оранжевые. Лука выбрал самый красивый, маленький, идеально-желтый листок. Он был похож на золотую ладошку. Дедушка прикрепил его к тонкой веточке-мачте, и у лодочки появился настоящий парус.

Она стояла на широкой ладони деда, маленькая, но очень гордая. Легкая, гладкая, с золотым парусом. Она была готова.

– Вот тебе и почтальон, – сказал дедушка Захар. – Теперь в нее можно положить весточку. Только весточка должна быть легкой, чтобы лодочку не утопить, и очень важной, чтобы она захотела плыть так далеко.

Лука взял лодочку в свои руки. Она была почти невесомой, но он чувствовал в ней всю тяжесть своей огромной надежды. Мост через реку еще не был построен. Но первое бревно для него, легкое и пахнущее медом, уже лежало у него на ладонях.

Глава 6. Как папа Марины, смотритель маяка Стефан, научил ее языку света

Вечер спускался на реку тихо, как большая синяя птица садится на свое гнездо. Вода из серебряной стала стальной, а потом и вовсе потемнела, впитывая в себя сумерки. Воздух стал прохладным и прозрачным, как родниковая вода. Запахло йодом, мокрой галькой и вечностью.

Марина стояла рядом с папой на верхней площадке маяка. Большая лампа уже была зажжена. Ее ровный, теплый свет лежал на их лицах, на белой стене, на медном колокольчике, а потом вырывался наружу и уходил мощным лучом во тьму, к далекому, почти невидимому берегу.

Марина смотрела, как этот луч света лежит на темной воде. Он был похож на длинную золотую тропинку.

– Папа, – спросила она тихо, чтобы не спугнуть вечернюю тишину, – а Лука видит наш свет?

Папа Стефан не ответил сразу. Он смотрел туда же, куда и дочка. Его лицо было серьезным и добрым.

– Обязательно видит, – наконец сказал он. – Он видит его, как маленькую путеводную звездочку. Но он не знает, что эта звездочка может с ним говорить.

Марина удивленно посмотрела на папу.

– Говорить? Как?

– А вот так, – улыбнулся папа. Он подвел ее к большому рычагу с деревянной ручкой. Рядом с рычагом была специальная шторка, которая могла на мгновение перекрывать свет. – У смотрителей маяков есть свой тайный язык. Язык света. Он очень простой, но очень важный. Смотри.

Папа плавно опустил рычаг. Шторка на секунду закрыла лампу, и луч погас. Потом он поднял рычаг, и луч снова устремился в ночь.

– Одна короткая вспышка, – сказал он, – означает «Да». Или «Я тебя вижу». Это слово-приветствие.

Он снова опустил и поднял рычаг, и тут же повторил это еще раз. Два коротких огонька пронзили тьму.

– Две короткие вспышки означают «Я жду». Или «Я помню». Это слово-верность.