Искушения любви. Париж. Книга 3

– Наташа, не надо. Поверь, я не хотел тебя обидеть, я просто хочу тебе в тысячный раз сказать, что Сергей не достоин твоих чувств. Даже, если он вернется завтра, тебе это не принесет ничего хорошего. Поверь мне, я говорю это, как друг.

– Давай, я сама буду решать: что для меня хорошо, а что плохо. И хватит тут строить из себя доброго Деда Мороза, – зло прервала я его.

Он сделал успокаивающий жест ладонью руки.

– Хорошо, хорошо, ладно, сдаюсь. А что ты скажешь на то, если я тебе открою одну тайну: у Сергея в марте свадьба и жениться он, как понимаешь, не на тебе?!

За этими словами мне слышалось, едва скрываемое, злорадство. Я не поверила ни единому его слову, чтобы он сейчас ни говорил, о чем тут же сообщила ему.

Алексей аж захлебнулся от несправедливости моих обвинений:

– Что?!! Я?!! Вру?!! Тебе нужны доказательства? Пожалуйста, – при этих словах он нажал клавишу коммутаторной связи с секретарем. Послышался, слегка искаженный динамиком, мелодичный голос уже знакомой мне девушки:

– Да, я слушаю, Алексей Петрович.

Алексей стрельнул на меня глазами:

– Верочка, ты не помнишь, когда свадьба у Сергея Владимировича? Я тут хотел московских коллег пригласить, да что-то дату не точно помню.

На том конце провода повисла вопросительная пауза, потом девушка неуверенно проговорила:

– Но, Сергей Владимирович еще не называл точной даты свадьбы, он только сказал, что она состоится в марте, и велел готовить приблизительный список гостей…

Алексей удовлетворенно прервал ее:

– Хорошо, Верочка, спасибо. Я все понял.

И он нажал клавишу отключения связи. В комнате повисла гнетущая тишина. Я сидела точно оглушенная, не зная, что говорить и что делать, но ни один мускул не дрогнул на моем лице.

Он первым прервал молчание:

– Ну, что скажешь? Я был не прав? – ехидно поинтересовался он.

Я нашла в себе силы взглянуть прямо ему в глаза и улыбнуться.

– Ну, что ж, значит, не судьба. Миссия оказалась не выполнима. – Я взяла в руки свою довольно увесистую сумку с подарками. – Тогда позвольте передать вам наши сувениры, и я вынуждена покинуть вас, к всеобщему удовлетворению обеих сторон, навсегда.

При этих словах я достала несколько экземпляров изданной нами книги мадам Невё, которая когда-то явилась причиной нашего с Сергеем знакомства, и коробку со столовым серебром. Все это я аккуратно выложила на стол перед Алексеем.

– Передай это все, пожалуйста, господину Парфенову, с выражением самой глубокой признательности, – мои сухие слова только подчеркивали торжественность данного момента. Потом, немного подумав, я достала из сумки Хотейчика, предварительно упакованного в блестящую подарочную коробку с огромным разноцветным бантом наверху. Подержав его немного в руках, я бережно поставила коробку на стол рядом со всем остальным. Затем печально усмехнулась:

– А это, получается, – свадебный подарок от меня Сергею.

Я грустно коснулась пальцами гладкой поверхности коробки.

– Ну, вот и все.

Алексей встрепенулся:

– Как все? Как покидаешь? Ничего подобного. Сегодня ты наша гостья, и у нас разработана обширная развлекательная программа.

Он говорил скороговоркой, не давая мне вставить ни слова.

– Сначала мы поедем на обед, плавно перетекающий в ужин. Это здесь недалеко. Очень приличный ресторанчик. Тебе понравится. Там мы поговорим о работе, вкусно поедим, попьем вина, ты немного отвлечешься. По вечерам там прекрасная вечерняя программа, может, я тебя хоть этим немного утешу…

Тут я резко прервала его тираду:

– Спасибо, Леш. Ты меня уже однажды утешил. Поэтому давай лучше попрощаемся прямо сейчас. Я не хочу больше обременять тебя своим присутствием.

Сказав это, я решительно направилась к двери. Алексей так и остался стоять, застыв посреди кабинета.

Я, молча, прошла мимо ничего не понимающей секретарши, и быстро направилась к лифту.

Только добравшись до своей гостиницы и сидя в небольшом уютном кафе на первом этаже, я позволила дать волю своим чувствам и эмоциям. Странно, но слез и рыданий не было. Просто какая-то опустошенность души. Словно заклинание, я твердила себе одну и ту же, где-то услышанную фразу: – «Все будет так, как должно быть, даже, если будет иначе…».

Мне тогда казалось, что судьба разыгрывает какой-то непонятный для меня сценарий, где я – просто немой статист. И я решила прекратить сопротивление и отдаться на волю случая.

– «Пусть будет все так, как будет. Может быть, где-то в неведомом мне пространстве уже написана книга моей судьбы, а мне остается только играть, созданную для меня роль».

Так успокаивала я себя, удобно расположившись за столиком возле окна. Девушка-официантка принесла мне бокал красного сухого вина и маленькую чашечку ароматного кофе с пирожным – эклером. Я с наслаждением пила прохладное вино и бесцельно смотрела на улицу. Мимо сновали люди: может счастливые, может не очень. Все куда-то спешили, но никому из них не было до меня никакого дела. Вот прошла стайка цыган. В длинных пестрых юбках, они выплыли, словно из прошлого, будто именно для них навсегда остановилось время…

Они навеяли на меня воспоминание, как много лет назад, еще в самом начале нашего с папиком романа, в небольшом подмосковном городке, где мы были с ним в очередной командировке, ко мне подошла молоденькая девушка-цыганка, почти совсем девочка. На руках она держала, завернутого в пестрые лоскутки, младенца. Маленькая ростиком, она была красива: черные, жгучие глаза, брови, словно подведенные сурьмой, смуглая кожа, тонкая осиная талия, обернутая множеством разноцветных юбок. Она шла ко мне, умоляюще глядя мне в глаза. В ней не было той наглости, присущей остальным представительницам табора. Мне стало жаль ее, такую молоденькую, и я остановилась, чтобы дать ей денег. У меня не было мелочи, и я протянула ей довольно крупную купюру. Она взяла молча. Потом внимательно посмотрела на меня, схватила за руку:

– Постой, красавица, дай погадаю за доброту твою.

Я с ужасом выдернула руку. Мне с детства внушали страх к цыганам, и я боялась их, боялась непонятного их мира, боялась цыганского гипноза, нахальства, с которым они обирали людей, да и много чего еще. Поэтому, выдернув свою руку, я хотела уже бежать прочь, но тут она заговорила, глядя мне прямо в глаза своими непроницаемо черными зрачками:

– Погоди, не спеши. Всю правду скажу. Все у тебя есть: и молодость и красота, но нет у тебя в жизни счастья. Все у тебя будет: и деньги, и мужчины, но много, ох, как много, страданий они тебе принесут…

Я стояла, как загипнотизированная. Не могла даже пошевелиться, глядя в эти темные бездонные глаза.

Она снова взяла мою безвольную руку. Ее гортанный голос с легким акцентом будто вводил меня в транс:

– Ох, вижу, красавица, твою судьбу: вокруг много мужчин, но ни с одним из них ты не будешь счастлива. Сейчас рядом с тобой не твой мужчина. Он чужой был и будет всегда… Но, не бойся, дева, – сказала она, чувствуя мое полуобморочное состояние, – не скоро, но встретишь ты в своей жизни настоящую любовь, – она внимательней всмотрелась в линии на моей ладони, – далеко отсюда, на чужой земле встретишь,… но будет эта любовь сквозь слезы и страдания. Много разочарований она тебе принесет. Но будет она такой большой и сильной, что сметет все преграды на своем пути. Тебе надо только ждать… Не пройди мимо своего счастья!…

Она подняла на меня свои глаза. Мне показалось, что они горели каким-то мистическим огнем.

Мне стало страшно, и то ли от страха, то ли от жалости к себе, у меня потекли слезы:

– Девушка, посмотри, а дети у меня будут? – с надеждой обратилась я к ней. Она снова склонилась над моей рукой. Но в этот момент к нам подошел, только что вышедший из магазина, папик. Он не стал разбираться, что тут происходит, как тут же набросился на цыганку:

– А ну, пошла вон! Быстро, быстро, чтобы через секунду здесь ноги твоей не было!

Он говорил достаточно тихо, спокойным тоном, но столько в его голосе было силы и власти, что цыганку тут же, как ветром сдуло. Потом досталось и мне:

– А ты чего здесь стоишь? Уши развесила. Она тебе наговорит, только успевай слушать, главное – деньги плати. Небось, уже заплатила? – спросил он, с подозрением глядя на меня.

Я не могла говорить, а только помотала головой. В глазах стояли слезы. Я была еще под впечатлением от слов цыганки: – « Рядом с тобой не твой мужчина… Он будет чужим всегда…».

Папик, видя, что я нахожусь не в лучшем расположении духа, оставил меня в покое. Помню, я долго потом приставала к нему с вопросами, когда же он, наконец, разведется и станет моим мужем. Мне подсознательно хотелось опровергнуть все сказанное тогда цыганкой.

И вот, теперь, неизвестно откуда взявшееся воспоминание заставило меня иначе посмотреть на свою жизнь. Похоже, та цыганка была права, и папик, действительно, не мой мужчина. Тогда кто тот мужчина, которого я должна встретить на чужой земле, и который принесет мне счастье? Омар?.. Ведь я его встретила на чужой земле. А может, Сергей?.. Нет, этот отпадает. Он, похоже, уже не принесет мне счастья… Может, Чанг?.. От этой мысли я даже улыбнулась, вспомнив маленького Чанга. А, может, Мигель?.. И только я подумала о Мигеле, как тут же зазвонил сотовый. Это был он.

Я немного помедлила, прежде, чем снять трубку. Мне было сейчас не до него. Но, все же, решила ответить на звонок. По крайней мере, попрощаюсь.

– Наташа, добрый день, это Мигель, – его голос звучал совсем близко, – не помешал?

– Нет, Мигель, не помешали. Рада вас слышать. А я сейчас рассчитаюсь с гостиницей и вечером собираюсь возвратиться в Москву.

– Как, в Москву? Вы же планировали остаться до понедельника? – в его голосе послышалось огорчение.

– Ну, как говорят у нас: человек предполагает, а бог располагает. У меня изменились обстоятельства.

– Да? Странно.

– Что же в этом странного? – немного раздражаясь, спросила я.

– Да нет, я не в том смысле. Просто, у меня тоже изменились обстоятельства. Тот человек, к которому я приехал, не смог вылететь из Гонконга и будет только в понедельник утром. И вот я совершенно один. Мне даже словом перекинуться не с кем, если учесть, что я совершенно не знаю русского. Наташа, а вы где сейчас находитесь?

– Я сижу в кафе гостиницы и пью кофе и вино.

Я даже была рада, что он позвонил и отвлек меня от моих мрачных мыслей.

– Можно я к вам подъеду прямо сейчас? Немного поболтаем до отъезда? – в его голосе сквозила вежливая мольба.

– О, кэй. Приезжайте, я жду.

Меня порадовала сама идея общения с этим интересным человеком.

Мигель появился передо мной минут через пятнадцать. Красивый, прекрасно одетый, он был, как и в прошлый раз, вежлив и предупредителен. Мы по-дружески обнялись, и он пристроился за столик рядом со мной. Внимательно окинул меня взглядом:

– Наташа, что-то не так? У вас что-то случилось?

– Нет-нет, Мигель, все нормально. С чего вы взяли?

Я улыбалась и старалась держаться как обычно.

Он очень тепло улыбнулся и слегка прикоснулся к моей руке.

– Глаза, Наташа. В них сквозит печаль. Такое выражение глаз обычно рисуют на ликах святых… Но, если вы не хотите, мы не будем об этом, – тут же прервал он себя, чувствуя, что мне неприятна эта тема.

Нам принесли еще вина. Мигель слегка пригубил бокал.

– Наташа, я не буду спрашивать, что у вас произошло. Я только спрошу: почему вы решили уехать именно сегодня? У вас там срочные дела? Вас там кто-нибудь ждет? – он не сводил с меня внимательного взгляда.

Я даже растерялась от его вопроса.

– Конечно, меня там завтра никто не ждет. Да и работу я всю сделал вперед на несколько дней, – и вдруг мне самой стало страшно от той правды, которую я только-что произнесла вслух: «Меня там никто не ждет».

Мигель почему-то сразу повеселел.

– Ну, и что же заставляет вас уезжать? Наташа, я вас умоляю! Останьтесь со мной, пожалуйста, до понедельника. Спасите меня! Я совершенно не понимаю русский язык. Меня встретили молодые люди, довезли до гостиницы, но ведь они не говорят по-английски. Мы объяснялись на пальцах. Наташа, пожалуйста, останьтесь. Вы – моя соломинка. Я что угодно для вас сделаю, – он умоляюще смотрел мне в глаза.

Мне даже стало неловко. Мне и самой не хотелось уезжать. В подсознании сидела надежда: – а вдруг вернется Сергей, узнает, что я приезжала и бросится меня разыскивать, а я – здесь, еще не успела уехать. Поэтому я, не раздумывая, согласилась задержаться еще на три дня.

Казалось, счастью Мигеля не было предела. Он тут же взял инициативу в свои руки:

– Наташа, берите свои вещи и поехали ко мне. Я не позволю, чтобы вы продолжали платить за гостиницу. У меня огромный номер люкс: с двумя спальнями, холлом, гостиной, мы там прекрасно разместимся вдвоем. Давайте развлекаться. Вечером пойдем в ресторан, если захотите, конечно, – добавил, не найдя в моих глазах ответной радости, – погуляем по городу. Вы покажите мне Петербург, Наташа?

Я даже растерялась от такого напора. Но потом подумала и согласилась, что нам стоит жить вместе, и мне лучше провести эти дни с Мигелем в Питере, чем сидеть в одиночестве в своей квартире в Москве и оплакивать свою горькую судьбу. Поэтому я быстро собрала свои вещи, мы взяли такси и уехали.

Остаток дня и вечер мы провели, бесцельно гуляя по городу, болтая на разные темы. С Мигелем было очень интересно. Он много знал. Никогда прежде не бывая в этом городе, он очень интересно рассказывал об его архитектуре, показывал мне самые интересные здания, построенные еще в эпоху Петра. Оказывается, он закончил художественно-архитектурный университет у себя на родине, а потом еще долго учился в Европе. Погода стояла промозглая: дул ледяной ветер, мокрый снег неприятно колол лицо. Мигель, одетый модно, но не по погоде, стал замерзать, и мы нырнули в гостеприимно распахнутые двери небольшого ресторанчика на Невском.

В отель мы вернулись довольно поздно. Я едва осмотрела шикарный номер Мигеля, как тут же, попрощавшись, отправилась в свою, специально отведенную мне, спальню. Посреди огромной комнаты стояла широкая, покрытая атласным розовым покрывалом, кровать. Окно, задрапировано шторами под цвет покрывала. На полу мягкий пушистый ковер. Возле кровати, как и полагается, тумбочки, возле стены – шкаф для одежды и белья. Справа – дверь в ванную комнату. Мягкое освещение всевозможных люстр и бра создавало уют и комфорт.

За закрытой дверью спальни я ощутила всю силу и мощь, обрушившегося на меня одиночества. Только теперь, погасив все освещение, я могла дать волю своим, сжавшимся в комок чувствам. Слезы робко и непрошено потекли по щекам. Я встала под душ, надеясь смыть их теплыми струями воды. Затем, завернувшись в пушистое полотенце, я вернулась в полумрак своей комнаты. И тут меня словно прорвало. Слезы с новой, неслыханной силой хлынули из моих глаз. Уткнувшись в подушки, я пыталась заглушить рыдания, которые сотрясали все мое тело. Я пыталась успокоить себя, но все мои здравые доводы разрушались всего лишь одной мыслью: я потеряла свою любовь, теперь уже навсегда! Я понимала, что здесь, в отеле, с Мигелем в другой спальне, не время и не место предаваться воплям и стенаниям, поэтому медленно поднялась из постели, умылась, накинула белоснежный махровый халат и решила тихонько прокрасться в гостиную, чтобы взять бутылку воды из холодильника.

В гостиной было довольно темно, но, хорошо помня расположение комнаты, я медленно, бесшумно ступая по пушистому ковру, почти на ощупь, уверенно направилась в сторону холодильника. Но, немного не рассчитав, в темноте я наткнулась на одиноко стоящий посреди комнаты, тяжелый, с витыми ножками, стул. Пытаясь сохранить равновесие, я вцепилась руками в его спинку, в результате чего с грохотом и, чертыхаясь, полетела вместе с ним на пол. Пушистый ковер, конечно, смягчил мое падение, но на шум, произведенный моим полетом в обнимку со стулом, выскочил из своей спальни Мигель. В темноте он попытался нащупать выключатель, но я, испугавшись, что он увидит мое зареванное лицо, истошно закричала, чтобы он не включал свет. Ничего не понимая, Мигель застыл в проеме своей двери. Потом его глаза постепенно привыкли к темноте, и он увидел меня, сидящую на полу, и валяющийся рядом стул.

– Наташа, что произошло? – его удивлению не было предела. Он шагнул ко мне и протянул мне руку.

– Вставай. Что случилось? – Почувствовав в его голосе тревогу и заботу, я совсем расчувствовалась. Всхлипывая, я рассказала ему, что хотела просто взять воды из холодильника и наткнулась на стул. Ситуация была бы комичной, если бы не мои слезы, которые буквально лились рекой и мешали мне говорить. Почувствовав в этом что-то неладное, Мигель усадил меня на диван.

– Ну, рассказывай. Все, по-порядку, – потребовал он. И я, словно маленький ребенок, подчинилась его приказу и начала сбивчиво, прерываясь на слезы и всхлипывания, пересказывать ему всю нашу историю с Сергеем с самого начала. Когда же мой рассказ подошел к сегодняшним событиям в Петербурге, завершила я его следующими словами:

– Понимаешь, когда мы были еще студентами, нам очень нравилось философствовать. Мы специально задавали друг другу разные каверзные вопросы типа: что такое «малое из многого – есть многое из малого?». Особенно мы, девушки, любили задаваться вопросом: – если выбирать из двух зол, то, что будет меньшим: «найти и потерять» или «ждать и не дождаться?». Так вот, я всегда считала, что лучше найти и потерять. А теперь я понимаю, насколько по глупости ошибалась. Только теперь я поняла, как это больно. Сейчас бы я выбрала «ждать и не дождаться». – Я грустно улыбнулась сквозь слезы.

– О чем ты говоришь, Наташа.– Мигель очень внимательно слушал меня. И только сейчас решился прервать, – Любые события в жизни для чего-то нужны нам. Все люди, которые встречаются на нашем пути, чему-то учат нас.

– Да, – перебила я его, – как любит говорить моя подруга Лилька: «Все люди, которые встречаются нам в жизни, делятся на две категории: одни делают нас счастливыми, а другие заставляют нас стать сильнее», – повторила я, так понравившееся мне выражение.

Мигель заразительно захохотал:

– Совершенно верно. Вот, возьми меня, например. Если бы я не встретил Динару, я бы лишился очень большой доли счастья в своей жизни. Я бы «ждал и не дождался» своих любимых дочерей. А ты? Разве ты не познала великое счастье любви в объятиях Сергея? Разве можно было этого «не дождаться?».

От этих слов снова прорвало плотину моих переживаний. Я закрыла лицо руками и, невольно, чтобы скрыть свои слезы, уткнулась лицом в плечо Мигеля. Он успокаивающе обнял мое содрогающееся от рыданий тело, нежно касаясь пальцами моих волос.

– Ну-ну, Наташа, не плачь. Успокойся.

От этой, почти материнской заботы, я заревела еще сильнее.

Мигель терпеливо ждал. Нежно гладя мои волосы, он потихоньку целовал меня в голову. Немного успокоившись, но, все еще не отрывая лица от его плеча, я почувствовала напряжение в теле Мигеля. Крупная дрожь волнами пробегала по его торсу. Но он продолжал, не шевелясь, заботливо держать меня в своих объятиях. Его пальцы, держащие мою голову, подрагивали. Я подсознательно остро почувствовала всю недвусмысленность данной ситуации. И вдруг такая отчаянная тоска захлестнула меня. Мне было нечего и некого терять. Я в своем одиночестве принадлежала только себе. Мигель, как я поняла, тоже был одинок. И такая щемящая жалость к нам обоим охватила меня, что я уже не сдерживала своего порыва пожалеть и приласкать этого неустроенного мужчину. Я слегка повернула голову, требовательным движением нашла его губы и впилась в них со всей нерастраченной силой страсти. Стон Мигеля разрешил все мои сомнения в правильности и уместности моего поступка.

Не размыкая губ, я легким движением скинула, сковывающий мои движения махровый халат и плотнее прижалась обнаженным телом к Мигелю. Легкими, дрожащими от страсти пальцами, Мигель нежно обследовал мою грудь, бедра, спину. Я даже не заметила, как быстро он обнажился, и уже его, заросшая темными кудряшками грудь плотно прижималась к моим, набухшим твердым соскам. Нащупав в полумраке комнаты его лицо, я осторожным движением сняла с него очки и аккуратно положила их на стоящий рядом низкий журнальный столик. Мелкими поцелуями покрыла его лицо и опять страстно впилась в его красивые губы. Мигель был терпелив, он не торопил события и только тяжелое дыхание и судорога, проходящая то и дело по его телу, выдавала всю степень его возбуждения. Длительное сексуальное воздержание не давало и мне возможности затягивать игру. Удобно устроившись на диване, я зазывно развела ноги, приглашая Мигеля последовать за мной в поисках незабываемых наслаждений. Плотно закрыв глаза, прислушиваясь к равномерному звуку скрипящего дивана, я со стоном предавалась отчаянной страсти. Молодое, накаченное тело Мигеля нависло надо мной, раскачиваясь и содрогаясь. Потом вдруг замерло и обмякло. И только его рот продолжал жадно пить с моих губ влагу любви. Мой вопль, словно крик раненой птицы, пронзил тишину спящего отеля. Мигель только крепче вжался в меня, пытаясь удержать мое содрогающееся тело.

Потом, лежа в его крепких объятиях, и проваливаясь в сон, я пыталась ухватить слова, знакомой мне почти с детства, песни: «Вот и встретились два одиночества,

Развели на дороге костер,

А костру разгораться не хочется.

Вот и весь, вот и весь разговор…

«Вот и весь, вот и весь разговор…», – мысленно твердила я, уже засыпая.

На следующий день, гуляя по городу, мы болтали с Мигелем о жизни, о любви, совершенно не упоминая того, что произошло с нами ночью в отеле. Но мы оба понимали, что это сидит внутри нас, и его уже нельзя, ни забыть, ни выбросить из нашей жизни. И это что-то сделало нас ближе, а жизнь нашу богаче. Мигель вдруг остановился, внимательно посмотрел мне в глаза:

– Наташа, я давно хочу попросить у тебя прощения за то, что соблазнил тебя вчера. Я очень сожалею.

На меня будто выплеснули ушат ледяной воды:

– Что!? Ты сожалеешь?

– Да, нет, ты не так поняла. Проклятый английский! Просто так принято говорить, когда извиняешься.– Казалось, он был совершенно сбит с толку.

Я весело расхохоталась.

– И ты не сожалеешь? – спросила я, лукаво глядя на него.

Мигель смутился.

– Ну, о чем ты спрашиваешь? Конечно, нет.

Он подошел ближе, притянул меня к себе и легко поцеловал в губы.

– Просто я понимаю, что не сдержал своих эмоций. У меня так давно не было женщины. А тут ты. Такая красивая и, – он немного помедлил, подбирая слово, – такая несчастная. Мое сердце разрывалось от жалости к тебе. Меня охватила такая страсть, что мне было трудно себя сдержать. И я тебя соблазнил.

– И ты себя коришь, что так получилось? – спросила я, с замиранием сердца ожидая ответа.

– Нет. Когда-нибудь это должно было произойти. Наташа, так вышло, что я умер вместе со своей женой два года назад. Ты просто возродила меня к жизни. Мне очень больно видеть тебя плачущей. Если бы ты была со мной, я бы этого никогда не допустил.

Он снова прижал меня к себе и страстно поцеловал в губы. Мимо проходили люди. Они обходили нас и понимающе улыбались. У меня на глазах застыли слезы. Но теперь уже слезы радости и благодарности.

– Давай подумаем, может, мы сможем быть вместе? – неожиданно для меня спросил он.

Я даже растерялась. Немного отстранилась. Заглянула в его темные выразительные глаза, спрятанные за стеклами тонких очков.

– Это что, предложение?

Он засмеялся:

– Проект предложения. Предложение будет немного позже и по всем правилам.

Я счастливо улыбнулась:

– Ну, ладно, подождем торжественного момента, а пока поехали в Петергоф, нас уже ждет машина.

Я была рада прервать этот разговор, потому что в моей душе еще не затянулась рана от измены Сергея. Мигеля я даже не рассматривала как серьезный вариант по поводу дальнейшего устройства моей судьбы. Хотя в голове уже начала зарождаться здравая мысль: а почему бы и нет?

За ночь насыпало много снега. Мы гуляли по заснеженному парку дворца. Замерзшие обнаженные статуи, молча, провожали нас холодным взглядом. Смуглое лицо Мигеля, закутанное, по моему настоянию, в теплый шарф и меховую шапку, смотрелось очень экзотично на фоне голых, покрытых белом снегом, деревьев. Ему самому было смешно в этом наряде, но он смиренно согласился, что только так можно гулять в России зимой. Наверно, именно поэтому, он с упоением вспоминал про теплую Бразилию и, не переставая, рассказывал мне о ней. Мне было очень интересно слушать, так как я никогда не была в этой далекой стране. Все мои представления о ней сводились к огромной статуе Иисуса Христа, распростертой над Рио-де-Жанейро и веселым многодневным карнавалам. А он, улыбаясь, говорил:

– Ты думаешь, почему мы такие разные? Потому, что в нашей стране все наоборот: у вас – поздняя осень, а у нас с декабря уже будет лето. А тогда, когда у вас весна, у нас наступает осень. Но у нас есть и общее: Бразилия почти такая же большая страна, как и Россия. – Он задумался, наверно, немного загрустил, вспоминая родину.