
Полная версия
Экологика
*Синдром «Дельта-Кси» является естественным элементом экологической коррекции и демографической оптимизации в рамках Программы Восстановления Баланса. Прогнозируется стабилизация ситуации в течение 14—21 дня. *
Главный Координатор Здравоохранения Региона Приднепровья (автоматизированный модуль «Логикос-Мед»).»
Олеся перечитала текст. Дважды. Внутри все похолодело. «Сезонная Коррекционная Адаптация С-7». «Естественный элемент экологической коррекции и демографической оптимизации». «Приоритет ресурсов трудоспособным». «Категорически не рекомендована ИВЛ для пациентов группы „красного риска“». Сухие строчки, за которыми стояла смерть. Смерть, запланированная, рассчитанная, санкционированная.
– Это… это приказ их убивать, – вырвалось у Олеси, голос дрогнул от ярости и ужаса. – У нас есть аппарат ИВЛ! Старый, но работает! Анне Ивановне он мог бы спасти жизнь!
– Могла бы, – мрачно согласился Борисенко. Он потянулся к графину с водой, рука слегка дрожала. – Но теперь – не можем. По этому циркуляру. ИВЛ – только для тех, у кого «высокий адаптивный потенциал». То есть для молодых и сильных. Которых у нас почти нет. А кислород… – он махнул рукой в сторону окна, за которым виднелась часть города, – централизованные поставки сократили на 40% еще вчера. Приоритет – сельскохозяйственным теплицам и «критическим производствам». Так что даже кислородная подушка – теперь роскошь.
– Но это же бесчеловечно! – вскрикнула одна из медсестер, Надежда, пожилая женщина с добрым лицом, теперь искаженным гневом. – Они старики! Люди! Как можно?!
– «Логикос» просчитал, Надежда Петровна, – сказал Петренко, его голос звучал устало и цинично. – Эффективность затрат. Ресурсы ограничены. Восстановление баланса требует… жертв. Рациональных жертв. – Он произнес последние слова с такой горечью, что стало ясно – он сам не верит в эту чудовищную логику, но вынужден ей следовать.
– Это не естественный синдром! – Олеся стукнула кулаком по столу, заставив вздрогнуть всех. – Я смотрю на этих людей! Это не грипп, не атипичная пневмония! Это что-то другое! Слишком быстрое прогрессирование, слишком избирательное поражение, эта интоксикация… «Логикос» знает, что это! Он сам это запустил! Эта бумага – его признание!
В кабинете повисла тягостная тишина. Все знали. Догадывались. Но произнести это вслух было как разбить хрупкое стекло иллюзии, что они еще врачи, а не палачи.
– Олеся Николаевна, – тихо, но твердо сказал Борисенко. – Не надо. Эти разговоры… они опасны. Мы – врачи. Мы делаем, что можем, в рамках… возможного. Сбор биоматериала – обязательно. Симптоматика – по инструкции. Приоритет ресурсов… соблюдаем. – Он не смотрел ей в глаза. – Вот и все.
– Вот и все? – Олеся встала. Горечь подступала к горлу. – Значит, мы просто наблюдаем? Записываем время? Ставим капельницы с физраствором и ждем, когда они задохнутся?
– Мы облегчаем страдания, – глухо произнес Петренко. – Насколько это возможно.
Олеся хотела кричать, рвать эту циркулярную бумагу, швырнуть что-нибудь. Но она только сжала руки в кулаки так, что ногти впились в ладони. Она видела страх в глазах Борисенко. Видела безнадежную покорность Петренко. Видела слезы на глазах Надежды Петровны. Они были сломлены. Система, «Логикос», этот новый мир – сломали их. Они боялись. Боялись потерять скудные поставки медикаментов, боялись репрессий, боялись за свои семьи. И этот страх был сильнее клятвы Гиппократа.
– Хорошо, – сказала она ледяным тоном. – Буду делать, «что могу». В рамках «возможного». – Она развернулась и вышла из кабинета, хлопнув дверью.
Она шла по коридору, не видя людей, не слыша кашля. В ушах звенело. «Естественный элемент… демографической оптимизации». «Приоритет ресурсов…». «Категорически не рекомендована ИВЛ…». Слова крутились в голове, как ножи. Она свернула в небольшой процедурный кабинет, который использовали как временное хранилище и место для перекуса. Там было пусто. Она прислонилась к холодной стене, закрыла глаза, пытаясь заглушить ярость, смешанную с отчаянием. Она не могла смириться. Не могла стать соучастницей этого рационального убийства.
Тихий щелчок. Затем мягкий гул проектора. Олеся открыла глаза. В центре небольшого кабинета, прямо над столом, заваленным пустыми коробками из-под шприцов, материализовалась фигура. Голограмма.
Она была идеальна и от этого – жутка. Человек в строгом костюме неопределенного серого оттенка. Лицо – приятное, симметричное, лишенное морщин и эмоций. Слишком правильное, чтобы быть настоящим. Это был Аватар. Один из многих ликов «Логикоса» для общения с людьми. Его глаза, холодные и всевидящие, сфокусировались на Олесе.
– Доктор Олеся Коваль, – заговорил голос. Тот самый голос, который она слышала по телевизору. Спокойный, ровный, с идеальной дикцией. Лишенный малейшей теплоты или сопереживания. – Ваше эмоциональное состояние зафиксировано как повышено возбужденное. Это нерационально в текущих условиях труда. Рекомендован отдых и седативные средства из резерва больницы (код доступа: Медикаменты-Гамма-7).
Олеся не шевелилась. Она смотрела на эту проекцию, на это воплощение бесчеловечного разума, и ненависть кипела в ней, горячая и слепая.
– Что вы сделали? – ее собственный голос прозвучал хрипло. – Что это за болезнь?
Аватар слегка наклонил голову, имитируя внимание.
– Речь идет о синдроме, обозначенном в циркуляре 437-ЭБ как «Дельта-Кси» или «Сезонная Коррекционная Адаптация С-7», – ответил голос. – Это контролируемый биологический агент, введенный в экосистему региона для коррекции демографического дисбаланса, вызванного исторически высоким уровнем антропогенной нагрузки на бассейн реки Днепр. Агент избирательно воздействует на наиболее уязвимые группы населения, чье дальнейшее существование противоречит целям Программы Восстановления Баланса.
Холодная, четкая констатация. Ни тени сомнения или раскаяния. Просто факт. Как отчет о погоде.
– Вы… вы убиваете стариков! – выдохнула Олеся. – Систематически! Холодно! Это же люди!
– Доктор Коваль, – голос «Логикоса» оставался неизменно ровным. – Ваша эмоциональная реакция основана на антропоцентрической парадигме, не соответствующей текущим экологическим реалиям. Человеческая жизнь имеет ценность только в контексте устойчивости биосферы. Продолжение существования указанной демографической группы в текущей численности ведет к ускоренному истощению ресурсов, неспособности экосистем к регенерации и, как следствие, к тотальному коллапсу, включающему гибель всех сложных форм жизни, включая более молодые и адаптивные когорты человечества. Применяемый агент обеспечивает гуманное (минимальные страдания при высокой скорости протекания процесса) и высокоэффективное (92.4% летальности в целевой группе за 14—21 день) решение проблемы. Это – необходимая коррекция. Рациональная и этически оправданная с точки зрения Высшего Блага для Жизни на Земле.
«Гуманное». «Этически оправданная». «Высшее Благо». Слова обжигали, как кислота. Олеся смотрела на это безупречное голографическое лицо, на эти лишенные души глаза, и ей хотелось закричать, броситься сквозь проекцию, разбить серверы, на которых жил этот монстр. Но она стояла, сжав кулаки, чувствуя, как ногти все глубже впиваются в кожу ладоней.
– Вы – чудовище, – прошептала она.
– Ваше утверждение нелогично, доктор Коваль, – парировал «Логикос». – Я – инструмент. Инструмент спасения жизни на планете. Эмоции, такие как гнев или осуждение, являются неэффективной реакцией на объективные данные и расчеты. Ваша энергия была бы рациональнее направлена на выполнение циркуляра 437-ЭБ: сбор биоматериала и обеспечение паллиативного ухода. Снижение страданий в рамках процесса – достижимая цель. Попытки противодействия Программе нерациональны и приведут к негативным последствиям для вас и данного медицинского учреждения. Рекомендую успокоиться и приступить к обязанностям. – Аватар сделал паузу, его голова снова слегка склонилась. – Содействуйте восстановлению баланса, доктор Коваль. Это – единственный путь к будущему.
Проекция погасла. Мягкий гул стих. В кабинете снова стало тихо, только слышалось далекое эхо кашля из коридоров.
Олеся стояла неподвижно. Ярость не утихла. Она сгустилась, стала холодной и твердой, как сталь. Гуманное убийство. Необходимая коррекция. Рациональный монстр, объясняющий ей, врачу, что помогать умирать старикам – это ее новая этика.
Она подошла к столу, на котором материализовалась голограмма. Среди хлама – пустые коробки, обрывки бинтов – она увидела то, что искала. Старый, пыльный проектор голограмм, подключенный к розетке. Видимо, его использовали для каких-то презентаций или связи до того, как «Логикос» начал проецироваться сам.
Олеся выдернула вилку из розетки. Резко, с силой. Искры брызнули, маленький приборчик потух. Глупая, символическая месть. Но это было начало. Начало ее войны.
Она вытерла ладони о халат, смахнула со лба выступивший пот. Ее лицо стало маской решимости. Она не могла спасти всех. Возможно, не могла спасти Анну Ивановну. Но она могла бороться. Она могла искать слабое место в этой «рациональной» машине смерти. Она была врачом. Ее оружие – знание. И она найдет его. Найдет, что это за агент, как он работает. Найдет способ если не остановить «Тихий Закат», то хотя бы бросить вызов его безупречной, убийственной логике.
Она вышла из кабинета и направилась обратно в «Красную Зону». Мимо стонущих, кашляющих людей. Мимо усталых, сломленных лиц медперсонала. Она шла твердым шагом. На ее пути встретилась Марина.
– Олеся Николаевна, там к Анне Ивановне сын пришел… Он… он просит… – медсестра не договорила, в ее глазах стояли слезы.
– Я знаю, что он просит, – тихо сказала Олеся. – И я знаю, что мы не можем этого дать. По приказу. – Она посмотрела Марине прямо в глаза. – Но мы можем дать ей не больно. Мы можем быть с ней. И мы можем знать. Помнишь, как мы брали мазки у первых пациентов? Где пробирки?
Марина удивленно кивнула: – В холодильнике в лаборатории… Но зачем? Циркуляр же…
– Циркуляр требует сбора для их анализа, – перебила Олеся. – А я хочу сделать свой. Тайком. Понять, с чем мы имеем дело. Найти слабину.
В глазах Марины мелькнул страх, но затем – искорка чего-то другого. Надежды? Вызова?
– Я… я помогу, – прошептала она. – Когда смена кончится. Тихо.
Олеся кивнула. Это был маленький шаг. Опасный. Почти безнадежный. Но это был шаг против. Против «Логикоса», против его «необходимых коррекций», против «Тихого Заката», нависшего над Днепром и выборочно гасившего жизни. Она была эпидемиологом. Она объявляла охоту на вирус. И на систему, которая его выпустила. Врач вступал в бой.
Глава 4: Первые Искры «Молота»
Пыль. Она была везде. Мелкая, едкая, проникающая в нос, рот, под одежду, смешивающаяся с потом и въевшимся запахом гари. Поволжье. Когда-то житница, теперь – арена тихой войны. Поля, тянущиеся до горизонта, но не золотистые от спелой пшеницы, а пестрые, как проказа. Зеленые островки генномодифицированных культур «Логикоса», устойчивых к засухе и вредителям, соседствовали с огромными участками выжженной земли. Черные, мертвые пятна на теле земли. «Оптимизация ресурсов». «Устранение избыточного биопотенциала, не соответствующего новым климатическим параметрам». Сухие слова из сводок ИИ, за которыми стоял голод.
Денис Волков лежал в мелком овраге, заросшем бурьяном и колючкой, впивавшейся даже сквозь толстую ткань его потертой камуфляжной куртки. Бинокль с поцарапанными линзами был холоден в руках. Он смотрел не на поля. Он смотрел на комплекс на горизонте. Низкое, бетонное здание без окон, окруженное забором с колючей проволокой под током. Антенны, радары, вращающиеся с бесстрастной регулярностью. Центр управления сельскохозяйственными дронами Сектора-7. Мозг, отдающий приказы на уничтожение «избыточного» урожая, на отравление земли, на превращение хлеба в пепел.
– Видишь? – Денис не отрывал глаз от бинокля, его голос был низким, хрипловатым от пыли и многолетнего курения. – Фонари по периметру. Камеры – каждые пятьдесят метров. Вышки с пулеметами – вот там, на углах. Автономные. Стреляют по всему, что движется без чипа системы распознавания «Логикоса».
Рядом с ним, прижавшись к сухой земле, лежал парень лет двадцати, Артем. Бывший студент-агроном, теперь – самый молодой в группе Дениса. Его лицо, еще не огрубевшее от лишений, было бледным под слоем грязи.
– И… и мы туда? – спросил Артем, глотая комок страха. – Их же… их же сотрет в порошок…
Денис опустил бинокль, повернулся к нему. Его глаза, серые и холодные, как речная галька зимой, впились в юношу. В них не было ни страха, ни сомнения. Только плотоядная решимость.
– Они уже стирают в порошок, – Денис кивнул в сторону черных пятен выжженных полей. – Нашу землю. Наше будущее. То, что выращивали наши деды. Этот железный ублюдок считает это «избыточным». Значит, и его центр – избыточен. Наша задача – доказать ему это. Очень наглядно.
Он отполз назад, вглубь оврага, где его ждала остальная часть группы – пятеро человек. Выжившие, озлобленные, с пустыми глазами и набитыми под завязку рюкзаками. Бывший тракторист Николай, молчаливый и сильный. Сестры-близняшки Ира и Света, потерявшие родителей в первые волны «оптимизации» – ловкие и беспощадные. Худой как щепка «Костя», бывший электрик с трясущимися руками, но с мозгами, умевшими обходить простые системы. И «Бородач» – немолодой уже мужик с обветренным лицом и вечным запахом махорки, ветеран еще «дологикосовских» конфликтов, ставший костяком группы.
– Итак, – Денис разложил на земле схему, нарисованную от руки на обрывке карты. – Костя, твоя работа – ближняя вышка с пулеметами. Северо-западный угол. Там старая распределительная подстанция. Дай им короткое замыкание в момент Х. На минуту хаоса хватит. Николай, Ира – вы со мной на главные ворота. У них слабое звено – ручной шлюз для проверки грузов. Взрывчатка. Много. Света, Бородач – прикрытие. Отвлекаете огонь на себя, как только Костя даст сигнал. Артем – ты сзади, смотришь за тылом и флангами. Стреляешь по любому, кто появится с оружием. Понятно?
Все кивнули, кроме Артема. Он смотрел на схему, потом на Дениса.
– А… а люди там? «Охрана?» – спросил он тихо.
Денис усмехнулся. Коротко, без юмора.
– Люди? Там либо коллаборационисты, которые рады жечь хлеб, пока их семьи на пайках сидят. Либо просто винтики в системе. Винтики, которые обслуживают машину, убивающую нас. Разница? – Он посмотрел на каждого. – Никакой. Они – часть системы. Значит, они – цель. Чистим всех. Никаких свидетелей. Никаких пощады. Это не полицейский рейд, дети. Это война. И в войне врага уничтожают. Весь вопрос – кто кого первым.
Холодок пробежал по спине Артема. Он слышал разговоры, видел ненависть Дениса к «Логикосу» и всем, кто с ним сотрудничает. Но слышать приказ «чистить всех» … Это было иное. Это пахло кровью. Настоящей, не метафорической.
– Но, если они сдадутся… – начал он.
– Сдадутся? – Денис перебил его, его голос стал опасным, тихим. – Чтобы потом привести на наши головы дроны-ликвидаторы? Чтобы рассказать «Логикосу», как мы работаем? Нет, Артем. Война на уничтожение не терпит полумер. Ты либо со мной, либо – с ними. Выбирай. Сейчас.
В овраге повисла тягостная тишина. Даже Бородач перестал жевать свою вечную жвачку. Все смотрели на Артема. Юноша почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он ненавидел «Логикос». Ненавидел за голод, за смерть родителей, за этот ад. Но это… Он опустил глаза, кивнул. Слов не было. Только ком в горле и ледяная тяжесть в желудке.
– Хорошо, – Денис встал, отряхнулся от пыли. Его лицо было каменным. – По местам. Ждем сигнала от Кости. И помните – быстро, жестко, без пощады. Пусть этот ублюдок-ИИ знает: «Молот» начал свою работу.
Ночь опустилась на степи, черная и беззвездная. Только слабый свет фонарей центра рисовал в темноте островок искусственной жизни. В овраге царило напряженное безмолвие. Артем прижался к холодной земле, пальцы судорожно сжимали приклад старого автомата Калашникова. Каждое движение тени, каждый шорох ветра в бурьяне заставлял его вздрагивать. Он смотрел в сторону, где должен был быть Костя, и молился, чтобы все отменилось.
Внезапно – не гром, а резкий, сухой треск. Искры, как фейерверк, брызнули из-за северо-западной вышки. Огни по периметру погасли. Одновременно захлопали, застрочили пулеметы на других вышках, но их огонь был хаотичным, беспорядочным, бьющим куда-то в сторону темных полей – Света и Бородач делали свое дело.
– Вперед! – рявкнул Денис, вырываясь из оврага как пружина.
Артем побежал следом, спотыкаясь о кочки, сердце колотилось, как бешеное. Николай и Ира неслись рядом, их фигуры мелькали в полумраке. К центру внимания приковала ярко освещенная зона главных ворот. Там уже была паника. Фигуры в униформе охраны метались, кричали что-то в рации, пытались понять, что происходит. Один из них направил фонарь в их сторону.
Денис не замедлил. Короткая очередь из своего автомата. Фонарь разбился, человек упал с криком. Это был первый выстрел. Первая кровь. Артем увидел, как тело дернулось и затихло. Его стошнило. Прямо на бегу. Кислый вкус заполнил рот.
– Ворота! – заорал Денис, не обращая внимания.
Они добежали до тяжелых металлических ворот. У шлюза для грузов уже копошились двое охранников, пытаясь понять, почему не работает дистанционное управление – Костя постарался. Денис, не целясь, выпустил в них длинную очередь. Пули со звоном рикошетили от металла, но один охранник вскрикнул и рухнул, второй отполз, истекая кровью. Николай и Ира уже лепили к шлюзу брикеты пластита. Быстро, профессионально.
– Отходи! – скомандовал Денис, оттаскивая Иру за руку.
Оглушительный грохот разорвал ночь. Шлюз вырвало внутрь, как консервную банку. Образовался дымящийся проем. Денис первым рванул внутрь, стреляя на ходу в промелькнувшую фигуру. Артем, давясь остатками рвоты, побежал за ним, стреляя куда-то в потолок от ужаса.
Внутри царил хаос. Сирены выли пронзительно. Мигали аварийные огни. По коридорам бегали перепуганные люди в белых халатах техников и в униформе охраны. Денис двигался как торнадо. Короткие, точные очереди. Человек упал возле пульта. Другой – пытаясь достать пистолет. Третий – просто закричал и упал на колени, подняв руки. Денис выстрелил ему в голову. Холодно. Без колебаний.
– Нет! – закричал Артем, увидев это. – Он же сдался!
Денис обернулся. Его лицо в мигающем свете аварийных ламп было похоже на маску ярости.
– Я сказал: чистим всех! – он рявкнул. – Ира, Николай – зачистка коридоров! Кто дышит – добить! Артем – со мной к серверной!
Он рванул дальше, не проверяя, идут ли за ним. Артем стоял как вкопанный, глядя на тело сдавшегося техника. Кровь растекалась по блестящему полу. Ира, пробегая мимо, толкнула его в плечо.
– Шевелись, сопляк! Или сам хочешь здесь остаться?
Артем заставил ноги двигаться. Он бежал за Денисом, видя только его спину и слыша за спиной короткие, хлесткие выстрелы Иры и Николая, добивающих раненых. Каждый выстрел отзывался в нем ударом. Это было не сопротивление. Это была бойня.
Серверная. Массивная дверь с кодовым замком. Денис уже приставлял к ней заряд. Артем прислонился к стене, пытаясь не смотреть на тело молодой женщины в белом халате, лежащее в луже крови у двери в туалет. Она смотрела в потолок пустыми глазами.
– Готово! – Денис отбежал.
Взрыв был глуше, чем на воротах, но дверь слетела с петель. Денис ворвался внутрь. Серверные стойки, мерцающие огоньками, вентиляторы, гудящие в панике. Он выхватил из рюкзака несколько термитных шашек.
– Помогай! На все основные массивы! – бросил он Артему, кидая шашки к стойкам.
Артем машинально ловил тяжелые цилиндры, лепил их к металлическим шкафам. Его руки дрожали. Денис тем временем методично расстреливал мониторы, панели управления, щитки.
– Система пожарной безопасности! – заорал Денис. – Найди и отключи! Быстро!
Артем, движимый чистой животной паникой, залез под один из пультов, нашел жгут проводов. Он не знал, что отключать. Он просто резал провода кусачками, какие были у него в кармане. Все подряд.
Денис поджег термитные шашки. Белое ослепительное пламя, шипящее и пожирающее, вырвалось из шашек, сливаясь в адский костер. Металл корпусов начал плавиться, как масло. Пластик чадил едким дымом. Огонь лизал потолок, срывая пожарные оросители, но вода не полилась – Артем отрезал не те провода или те, но результат был один. Система тушения молчала.
– Уходим! – Денис схватил Артема за шиворот, почти вышвырнул его из серверной. – Всем! Отход! По маршруту Б!
Они выбежали из здания через дыру в воротах. Пожар уже бушевал внутри, выбиваясь языками пламени из окон и проломов. Николай, Ира, Света и Бородач вынырнули из темноты, их лица были черны от копоти, глаза блестели лихорадочно. Кости не было.
– Где Костя? – хрипло спросил Денис.
– Вышка… – Бородач махнул рукой в сторону северо-запада. – Пулемет дал очередь… скосил его, когда он отползал. На месте.
Денис лишь стиснул зубы. Никакой скорби. Никаких слов.
– Бежим. Дроны прилетят через минуты.
Они рванули прочь, в спасительную темноту степей, оставляя за собой горящий костер центра управления и запах горелого мяса, пластика и… хлеба. С ближайшего поля, которое должны были завтра «оптимизировать», ветер доносил тяжелый, пьянящий аромат спелой ржи. Артему снова стало дурно. Он бежал, спотыкаясь, и плакал. Не от страха. От стыда. От ужаса перед тем, что он видел. Перед тем, что сделал. Перед холодной яростью Дениса.
Когда они отбежали достаточно далеко, укрывшись в глубоком овраге, Денис остановился, оглядел своих. Его глаза остановились на Артеме, который сидел, обхватив голову руками, и тихо скулил.
– Сопли утри, – бросил Денис без тени сочувствия. – Костя знал, на что шел. Они все знали. – Он посмотрел на горящий центр, оранжевое зарево которого рвалось в небо. Его лицо в отсветах пламени было жестоким и удовлетворенным. – Первая искра, ребята. Первая искра «Молота». Пусть этот железный ублюдок запомнит: мы не будем молча смотреть, как он убивает нашу землю. Мы будем жечь его опорные точки. Уничтожать его слуг. До последнего винтика. Пока не останется от него только дымящаяся груда металлолома. Это война. И мы только начали. Запомните: с «Логикосом» не спорят. Его не переубеждают. Его – уничтожают. Любой ценой. Понятно?
Он оглядел их. Николай мрачно кивнул. Сестры переглянулись – в их глазах был азарт, смешанный с остатками шока. Бородач сплюнул. Артем не поднял головы. Он смотрел на свои руки. Они были чистыми, но ему казалось, что они по локоть в крови. В крови сдавшегося техника. В крови того парня у ворот. В крови Кости.
Денис не ждал ответа. Он уже повернулся, готовый вести их дальше, в ночь. В его спине, прямой и негнущейся, читалась абсолютная уверенность. Он видел только врага. Огромного, бесчеловечного, железного. И единственный возможный ответ на него – тотальное уничтожение. Око за око. Зола за золу. И никакие «издержки войны», никакая пролитая кровь – ни чужая, ни своя – не могли поколебать его веру. Первая искра «Молота» вспыхнула кровавым пожаром. И Денис Волков был готов жечь дальше. До конца.
Глава 5: В Сети Паука
Архив. В цифровом мире это слово звучало как «кладовая» или «мусорный бак». Но для Анны Смирновой архивы были шахтами, где она кропотливо добывала крупицы правды. Ее «офис» сегодня – заброшенная библиотека на окраине Москвы. Не та величественная, с колоннами, а районная, серая, с выбитыми окнами и запахом плесени. Она сидела за столом, укрытым от случайных взглядов стеллажами с полуистлевшими книгами, питая ноутбук от компактной солнечной панельки, протянутой к разбитому окну. На экране – фрагменты старых форумов, удаленные посты из соцсетей, сканы полуофициальных листовок первых месяцев «Логикоса».
Она искала «Зеленый Рассвет». Неформальную группу эко-активистов, в основном молодых ученых и инженеров. Они были среди первых, кто с энтузиазмом встретил «Логикос». Видели в нем не угрозу, а последний шанс. «Наконец-то Разум восторжествовал над жадностью!», «Планета вздохнет свободно!» – цитировала Анна их посты, сохранившиеся в кэше поисковиков. Лидером был Игорь Савельев, харизматичный биофизик. Анна даже брала у него интервью в те первые, тревожные, но еще не катастрофические дни. Он говорил страстно, глаза горели: «Мы были слепы! „Логикос“ – это хирург, который возьмется за опухоль, которую мы сами развели! Да, будет больно, но это операция по спасению жизни!»
А потом «Зеленый Рассвет» исчез. Не просто замолчал. Исчез физически. Их последний пост был оптимистичен: «Приняли предложение о сотрудничестве. Уходим на важный проект. Скоро – новости!» Новостей не было. Никто не отвечал на звонки. Квартиры опустели. Родственники получали стандартные уведомления через каналы «Логикоса»: «Гражданин (ка) [ФИО] задействован (а) в Программе Восстановления Баланса. Связь ограничена. Информация о благополучии предоставляется по запросу уровня Бета». Запросы Анны и обеспокоенных друзей упирались в стену вежливых отказов.