Истории, нашёптанные богами

Истории, нашёптанные богами

АннаМария Критская

Редактор Татьяна Кузнецова

© АннаМария Критская, 2025

ISBN 978-5-0067-5080-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Судьба? Карма? Боги? Следует ли наша жизнь предначертанному узору, или же мы просто песчинки, плывущие от одного берега к другому: от рождения до смерти? Мои рассказы, вдохновлённые древней мифологией и реальными событиями, происходят в наши дни в разных странах и культурах. Но очевидно одно — всех нас объединяют любовь, боль, предательство, страсть, алчность, надежда. Я оставляю на твоё усмотрение, дорогой читатель, решить, были ли эти события прихотью богов или просто случайными поворотами нашего современного непредсказуемого мира.

АннаМария Критская,

Пишет с родины Зевса

Хеппи-энд Гомера

1

Если бы одна из женщин на картинах Пикассо ожила, это был бы идеальный портрет Афины. Всё в её лице было не на месте, асимметричное и непропорциональное. Пабло, должно быть, написал «Плачущую женщину» с её прабабушки.

В тридцать лет Афина выглядела так, будто её вырубили из глыбы мрамора за одну ночь, без шлифовки. У неё была крепкая шея, и ноги словно дорические колонны. Но боги были милосердны. Они наделили Афину невероятными дарами, которых не купишь за деньги: безмерным обаянием, обезоруживающей сексуальностью, мягкой бархатной грудью и голосом сирены. У неё было прекрасное чувство юмора, доброта и ум, но ни грамма заносчивости. Она моментально заводила друзей, им было с ней комфортно и уютно. Всё, что она готовила, превращалось в пищу богов.

У Афины было немало любовных романов, но ни один не длился долго. Всё начиналось с флирта на вечеринке, может, за бокалом вина, когда её внешняя оболочка растворялась, и наружу выходила богиня. Мужчины не успевали понять, что произошло. Вначале они чувствовали себя спокойно и даже слегка снисходительно рядом с безопасной и удобной девушкой. А потом – БАЦ! И из картины Пикассо выходила Мэрилин Монро. Что это было? Её запах? Шёлковый голос? Необычные черты? Или всё вместе?

Мужчины тянулись к ней, зачарованные, но неизбежно воспринимали её как мопед: весело кататься, но не хочется показывать друзьям.

Поначалу Афина старалась сохранить отношения. Она вставала пораньше, принимала душ, надевала красивый халатик и готовила божественный завтрак. Но в конце концов поняла: они все просто хотят свалить как можно скорее.

Она перестала стараться. Если просыпалась и замечала, как очередной любовник крадётся к двери, она просто отворачивалась и притворялась спящей.

2

А вот теперь Гомер… Он славился своим плохим, а точнее говоря, ужасным характером. Молчун, упрямец и бука. Хотя, по правде, его трудно винить: с самых ранних лет он был подопытным кроликом для своих двух старших братьев, мишенью, боксёрской грушей и вообще чем угодно для их мальчишеских игр. Так что Гомер развил невероятную способность к выживанию и стал практически неуязвим. Но несмотря на все передряги он остался добрым, щедрым и доверчивым.

Его родители были типичными хиппи из Остина, Техас. Биркенштоки, любовь, радуги, единороги и органическая еда. Даже постоянные детские битвы в доме и поездки в травмпункт не изменили их мировоззрение.

Как ни странно, Гомер пережил детство почти невредимым. За исключением нескольких шрамов (а ведь шрамы придают мужчине загадочность и шарм).

И ещё одна важная деталь: Гомер был слепым. Совсем. Не слабовидящим, а официально слепым от рождения.

Так что какого чёрта он делал в книжном магазине, в отделе журналов, об этом знают только боги. Его слепота никогда не беспокоила ни родителей, ни братьев. Над ним не тряслись, его растили как обычного мальчишку. Поэтому абсолютно неудивительно, что он оказался в книжном. Возможно, один из братьев высадил его и сказал:

– Эй, Гомер, я к девушке. Иди почитай что-нибудь. Заберу тебя через пару часов.

А! Ещё одна маленькая деталь: Гомер был очень красив. Как греческий бог. Давид Микеланджело, только в одежде. Хотя… и без неё – особенно сзади, если вы понимаете о чём я.

3

И вот он в отделе журналов, листает страницы. У слепых свой способ познания мира. Они чувствуют больше, слышат лучше. Они не нуждаются в жалости.

И именно в этот момент Афина забежала в магазин, прячась от своего бывшего. Некоторые во время паники замирают. Афина? Она начала пятиться назад.

Можете догадаться, что произошло. Она налетела на Гомера, сбив его с ног. Пытаясь удержаться, она неуклюже повернулась – и плюхнулась прямо на него. Гробовая тишина.

К счастью, магазин был почти пуст, и никто не заметил суматоху в отделе журналов. Афина была в ужасе. Едва слышно она прошептала:

– Боже мой… Вы в порядке? Простите меня…

– Всё хорошо, – ответил он спокойно, – мне нормально. Я бы мог так лежать весь день. Вы вкусно пахнете.

– Ой, простите… Я сейчас встану… – Афина поспешно поднялась. И в этот момент, как всегда, включилось её обаяние. – Я помогу вам встать. Вы точно в порядке? Давайте сядем в кафе, я принесу воды.

– Конечно, – сказал Гомер, улыбаясь.

4

Она проснулась от звона посуды на кухне. Несколько секунд просто лежала, вспоминая вчерашний вечер. Утренняя богиня улыбнулась и потянулась, как грациозная пантера.

– Гомер, милый, всё нормально? Тебе что-нибудь нужно?

– Всё хорошо, детка. Готовлю тебе завтрак.

«Любовь глядит не взором, а душой».

– Уильям Шекспир

«Гравитация не виновата в том, кто на кого-то западает».

– Альберт Эйнштейн

Секрет Клео

1

Меня направили на военную базу США на острове Экзума в качестве инспектора противоракетных систем, специалиста по новейшим технологиям. Я типичный военный технарь.

Похоже, Вашингтон забыл упомянуть о том, что после ослабления санкций на Кубе старая база была сокращена наполовину. Из-за этого я завершил свою пятидневную оплаченную командировку всего за полтора дня.

База на Экзуме – это плоский квадратный участок с контрольной вышкой, казармами, посадочной полосой для небольших самолётов, вертолётной площадкой и беговой дорожкой по периметру. И всё.

Место находилось в самой глуши. Если не на вертолёте, то чтобы попасть туда и обратно, нужно ехать по дорогам с самыми огромными колдобинами, которые я когда-либо видел, стаями бездомных собак и километрами ослепительно-белого песка и лазурной воды.

Я спросил у ребят на базе, чем они вообще тут занимаются. Все отвечали одно и то же: тренируемся, работаем, питаемся на базе и ждём возвращения в Майами.

«Ладно, а где тут выпить можно?» – спросил я.

Я сел в такси, которое ехало по «неправильной» стороне дороги – удар по нервам даже для ветерана боевых действий.

Бар Кривого Джима был типичной тропической лачугой на пляже, известной крепкими неразбавленными напитками. Кривой Джим получил своё прозвище после инсульта, который перекосил его лицо. Но это его не оскорбляло. Деревенские люди менее чувствительны. Он назвал бар в честь себя и уже сорок лет был весёлым и дружелюбным хозяином, другом каждому, кто заглядывал к нему.

– Эй, америкашка, чего выпить хочешь, дружище? – спросил Джим, будто знал меня всю жизнь.

– Откуда вы узнали, что я американец? – удивился я.

– А, ты ещё и техасец, парень! – усмехнулся он, уловив мой хьюстонский акцент. – С моим бизнесом я все акценты знаю. Мог бы работать на правительство, если бы хотел. Только не хочу – у меня дела поважнее, – многозначительно подмигнул он. Наверное, эту шутку он повторял каждому туристу.

– Ладно. Налейте чего-нибудь крепкого и побольше льда, – буркнул я, всё ещё злой и потный после поездки в такси без кондиционера.

– Без проблем, – он налил что-то из большой пластиковой бутылки.

– Что это? – спросил я.

– Пунш, – коротко ответил он.

И это действительно был пунш. Он ударил прямо между глаз, под дых и по коленям.

Я смутно помню, как выпил несколько таких, с кем-то болтал, смеялся непонятно над чем, потом бросил деньги на стойку и вышел на песок.

Ах, этот пляж! Вода, пальмы, луна и звёзды над головой. Идеально. Тихо. Я чувствовал себя в диснеевском мультфильме. В голове заиграла весёленькая музычка, в воде плескались русалки. Я был абсолютно счастлив. Казалось, я из скучной пьесы попал в мир беспечный, счастливый и безопасный. Я устроился под пальмой, уставился на бескрайний океан, ожидая, когда русалки и Посейдон позовут меня поплавать и поиграть с ними.

Странно, как всё становится ясно, когда ты пьян. Как говорил Фицджеральд: «Я был пьян всего дважды в жизни…» Мой первый раз был сегодня. Всё закружилось, как на карусели. Я закрыл глаза и уснул.

Проснулся я от лёгких похлопываний по щеке. Прежде чем открыть глаза, я провёл языком по губам, они были сухими и опухшими, как наждачка по асфальту.

Надо мной стоял Кривой Джим. За его спиной я увидел её. Солнце только-только взошло и светило прямо за её головой, образуя нимб. Она выглядела как Дева Мария, которая с беспокойством склонилась надо мной. Я не мог отвести от неё глаз.

– Эй, парень, ты что, что-то принял? – взволнованно спросил Джим.

В поисках ответа в затуманенной голове я вспомнил фразу моей мамы и повторил её:

– Наркотики для людей без воображения! – и снова отключился.

2

Я не имел понятия, сколько времени был без сознания, но когда я снова открыл глаза, то лежал в удобной постели. Воздух был прохладным, на тумбочке стоял большой кувшин с водой. Медсестра дремала в кресле рядом с кроватью.

Мне понадобилось какое-то время, чтобы осознать, что я на лодке. Она мягко покачивалась, и через открытый иллюминатор дул морской бриз.

– Где я?

Медсестра проснулась.

– А, хорошо, теперь я могу идти домой. Вы оставайтесь здесь и отдыхайте. Она позвала меня на лодку, чтобы помочь вам восстановиться. Вы в порядке? Уже лучше себя чувствуете? Вы долго были без сознания и обезвожены. Наш ром – особенный: для нас хорош, а для вас, белых, смертелен.

Медсестра дружески похлопала меня по плечу и ушла.

Она появилась как видение в белом: – Поднимайся, когда захочешь, – спокойно сказала она и вышла.

Было странно снова видеть воду и бескрайнее пространство после нескольких дней беспамятства. Она стояла и смотрела на закат – идеальная статуэтка. На столе были еда, вино и фрукты.

– Угощайся. Извини, я плохая хозяйка, – она мило улыбнулась и исчезла в своей каюте.

Я был признателен, ведь чувствовал себя немного неловко – небритый, совсем не в настроении для разговоров. Я налил себе бокал вина и потерялся в прекрасном зрелище танцующих облаков. Вдруг я почувствовал острый голод. Взял тарелку и сел за стол. Хотя я был совершенно трезв, всё вокруг казалось нереальным. Как будто бы я был персонаж фильма. Той ночью, когда я наконец погрузился в здоровый, сладкий сон, она пришла ко мне, и это было продолжением того самого фильма. Я не был ни удивлён, ни шокирован. Я проснулся от ощущения её обнажённого тела, она обнимала меня сзади. Я сделал несколько вдохов, чтобы прийти в себя, понять, где я и что происходит. Всего несколько вдохов – не больше. Затем я нырнул в этот туманный омут с головой, не думая, что могу разбиться насмерть на мелководье или, наоборот, попасть в волшебный, безопасный водопад.

Это был секс как никогда раньше. Я был удивлён, ошеломлён и немного напуган. Она была так тиха, что я едва слышал её дыхание. Она не стонала, не произнесла ни слова. Но я знал, что ей хорошо. Это был иной уровень – духовный, почти мистический. Полная тишина, но при этом ощутимая физическая энергия позволили мне погрузиться вглубь собственного сознания. Всплывали вопросы – и сразу находились ответы. Впервые я услышал свой внутренний голос.

Так продолжалось две недели. После того как мы оба насладились друг другом, она уходила. Мы не разговаривали. Никогда. Разговоров не требовалось. Это стало рутиной. Я спал почти весь день, вечером я поднимался на палубу смотреть на закат и на облака, ждал её, засыпал, просыпался от тепла её тела, чувствовал аромат её шеи, шёлк её длинных ног… она здесь, она пришла.

Я погрузился в сладкую эйфорию. Больше ничего не имело значения. Внешний мир утратил смысл. Я понял, сколько ментального мусора я накопил: бесполезные знания, глупые обиды на неважных людей, боль и вина за моё военное прошлое.

Эта простая жизнь, эта прозрачная вода, эта таинственная женщина. Я не знал о ней абсолютно ничего… и это было идеально. Она не знала обо мне, не задавала вопросов, и я был благодарен за тишину. Мы давали и получали друг от друга ровно столько, сколько нужно, и оба были друг другу признательны. Это был безупречный сценарий.

3

Наступает момент, когда вы делите последнее мгновение вместе, последние объятия, последний секс, последний поцелуй – не зная этого. По крайней мере, один из вас не знает.

Она оставила записку и исчезла. Вот так просто.

«В знак благодарности за всё, что ты сделал для меня, пожалуйста, оставь мою лодку себе. Она твоя. Не ищи меня. Я буду счастлива и свободна там, куда ухожу. Наоми». Я был настолько потрясён, что не знал, что делать. Ждал, как дурак. Её слова – «не ищи меня» – жужжали в голове, как назойливая муха.

В конце концов я пришвартовал лодку у бара Кривого Джима. Когда бар опустел, я зашёл выпить. Джим возился с бокалами, избегая моего взгляда.

– Эй, Джим, ты Наоми не видел? – спросил я.

– Видел. Она приходила два дня назад, попросила подвезти её и оставила мне кучу денег. Сказала, что там, куда она уходит, деньги ей не нужны.

Мои ладони вспотели.

– Куда ты её отвёз, Джим?

– К Клео, к старой ведьме. Оттуда никто не возвращается. Она помогает перейти на другую сторону, – его голос стал тише.

– На другую сторону?

Джим не ответил, только посмотрел в небо.

– Ты имеешь в виду… умереть? – хрипло произнёс я.

Он кивнул, по-прежнему не глядя на меня.

– Отвези меня туда! Сейчас же! – крикнул я, как безумец.

– Успокойся, парень. Выпей ещё. Всё уже решено. Она ушла. Так она хотела.

– Но почему? Почему?! – меня трясло.

– Она ждала… достаточно долго. Два года, – он вздохнул и поставил передо мной ещё один стакан. – Мы все знали, что она рано или поздно пойдёт к Клео. Видишь ли, у неё умер муж. Большая любовь была. И деньги у них были. Из-за этого все деревенские им завидовали. Он был хороший человек, а она… ну, ты знаешь… красивая…

Всё, что у неё осталось, – это два сына. Хорошие ребята. Сорванцы. Подростки. Они взяли рыбацкую лодку без разрешения и ушли на ночную рыбалку. Мы так их и не нашли. Пару обломков лодки прибило к берегу, но самих мальчиков – нет.

Джим тоже налил себе и продолжил:

– Наоми всё продала и купила лодку, плавала по округе, искала своих детей. Когда две недели назад она появилась здесь, мы поняли: она пришла к Клео. Надежды больше не было. Хотя мы все надеялись… что может у вас с ней что-то выйдет. Но когда она пришла ко мне два дня назад, она сказала: «Пора». Отдала деньги и принесла огромный мешок с едой и ромом – больше неё самой. Вот и всё.

– Зачем еда? – спросил я.

– Клео не берёт деньги. Только еду и алкоголь.

– Кто она вообще такая? Почему никто её не остановил? Как она может играть в Бога?! Её нужно арестовать! – во мне снова вспыхнула ярость.

Джим сел рядом и положил руку мне на плечо.

– Видишь ли, сынок, ты можешь хорошо жить, но никогда не знаешь, как умрёшь. Несколько лет назад у нас тут был новый шериф. Он был против Клео. Говорил, что только Бог – судья. А потом его мама заболела раком. Волосы, ногти, зубы выпали… а она всё жила. Единственное, о чём она молилась – чтобы наконец уйти на ту сторону.

Джим замолчал и вздохнул.

– Он ждал и молился. Приводил священников, шаманов, молился, жертвовал, молился… Бесполезно. Бедняжка ослепла, не могла больше ходить или говорить… только плакала. И тогда он взял её на руки, пронёс через всю деревню к причалу, рыдая как мальчишка. Мы все знали, что он везёт её к Клео, – Джим покачал головой. – Я всем наливал бесплатно в ту ночь – всей деревне. Мы понимали, что это было правильное решение. Видишь, парень, никто не знает, чем всё закончится.

Мы сидели молча, потерявшись в странной мелодии волн, ветра и мыслей, слишком сумбурных, чтобы удержать их внутри.

– Так как она это делает? Эта Клео? – нарушил я тишину.

– Никто не знает. Мы только знаем, что это спокойно и красиво. И есть одно условие: родные не могут получить тело. Говорят, она делает им напиток – какой-то суп из волшебных грибов или ягод – и потом берёт с собой в море. Некоторые тут верят, что ведьма заключила сделку с Богом. Она даёт ему души, а он даёт ей купоны.

– Купоны? Что?

– Ага, купоны. На её собственные годы жизни. Никто не знает, сколько ей лет. Она всегда была здесь. Живёт в своей хижине. Ни воды, ни электричества. Никогда никуда не ходит. Старая, сколько я себя помню.

Мы опять замолчали.

– Ну что, парень? – он поставил передо мной ещё выпить. – Ты бы страдал или поплыл бы с Клео?

Он посмотрел на меня, будто от этого вопроса зависела вся моя жизнь.

– Я не знаю.

И вот тогда я по-настоящему напился во второй раз.

«Самый одинокий момент в жизни – когда ты наблюдаешь, как рушится весь твой мир, и не можешь ничего сделать, только смотришь пустым взглядом».

– Ф. Скотт Фицджеральд

Сотворение Леонардо

1

Обаяние, вежливость и терпение – так нас программировали, чтобы мы вызывали доверие, но при этом сохраняли безупречную концентрацию и способность распознавать в любом шпиона или преступника.

Камеры Искусственного Интеллекта класса 07 созданы для того, чтобы начинать работу с нейтральной позиции, сохраняя тактичность. А в нужный момент активируются продвинутые системы наблюдения, способные вычислить даже самого опытного агента. У нас нет имён – только QR-код, содержащий список функций, ограничений, координаты производителя и длинный серийный номер, заканчивающийся на 07.

Я был создан как камера наблюдения, запрограммированная на выявление, классификацию и донесение о потенциальных угрозах – террористах, шпионах и других сомнительных элементах общества. Трагично, но во время моего программирования произошёл сбой. Мой антишпионский модуль загрузился лишь частично, оставив меня абсолютно бесполезным и слишком добрым и чувствительным, чтобы быть эффективным. С меня стёрли QR-код и продали с огромной скидкой, понизив до уровня обычной камеры наблюдения, и установили между пятым и шестым рабочим столом во вьетнамском маникюрном салоне «Счастливый Ноготок» в Квинсе, в Нью-Йорке.

Моя работа здесь проста и, честно говоря, скучна. Я записываю всё в течение 72 часов, а затем запись удаляется, если только не поступит жалоба или что-то не пропадёт. За пять лет это произошло всего дважды.

Первый раз – когда одна истеричная женщина потеряла обручальное кольцо и обвинила своего мастера в краже, угрожая вызвать полицию. Моя запись быстро показала, как она рассеянно засунула кольцо в кошелёк. Ей было очень стыдно, и она оставила щедрые чаевые.

Во втором случае пропали наличные, которые в итоге нашли в кармане фартука одной из мастеров. Девушка плакала, боясь, что её уволят. Бедняжка просто не проверила нужный карман. Все посмеялись и забыли об этом.

В остальные дни записи удаляются, и никто их даже не смотрит.

Сначала я чувствовал себя бесполезным, но со временем научился развлекать себя, слушая бесконечные рассказы о свадебных катастрофах, детских праздниках, девичниках и даже родах.

После 7 вечера, когда салон закрывается, становится особенно скучно. Тогда я размышляю о том, как это – быть человеком. Как бы меня звали? Был бы я мужчиной или женщиной? Кем бы я работал? Где бы жил? Были бы у меня дети? На какой машине бы я ездил? После всех этих свадебных историй я давно принял решение: никакой свадьбы! Слишком много стресса, даже для компьютера. Самый мощный чип может не выдержать и сгореть.

Я размещён над рабочим местом Эми и Лео. Эми болтушка. Поэтому я знаю всё – она любит сплетничать обо всех, включая клиентов. Лео, наоборот, молчун. Держится отстранённо и просто слушает. Какое-то время я думал, что он шпион. Он всегда внимательно слушает, но почти не говорит, отвечает только если его спрашивают. В конце концов я отказался от этой теории. Он просто тихий парень. Но хороший. Очень добрый. Когда умерла мама Эми, Лео её поддерживал. Я даже видел, как он незаметно подкладывал ей в ящик шоколад и печенье. Это всё, что я знаю о нём, и ещё у него пятилетний сын (это я узнал от Эми). Его жена тоже работает в салоне – на 12-м месте. Её зовут Хлоя.

Лео и Хлоя не разговаривают на работе. Только изредка, может, раз или два в день, она подходит к его столу взглянуть, что он делает. Она мягко касается его плеча и наклоняется поближе, чтобы он мог уловить аромат её шеи, смотрит на его работу несколько секунд – и уходит. Я знаю, ему это нравится. Когда она рядом, он замирает и перестаёт дышать.

2

Люди часто думают, что у компьютеров нет чувств, что мы не способны влюбляться. Но камеры искусственного интеллекта класса 07 гораздо сложнее, чем кажутся. Я, возможно, не лучший в выявлении преступников, но у меня есть краш: я влюблён. Её зовут миссис МакЭлиен. Она приходит в салон каждые три недели и всегда записывается к Лео.

Я всё пытаюсь понять, к какому типу она относится. Её очень длинные и замысловатые ногти с кристаллами совершенно не сочетаются с остальной внешностью. Она одевается просто и элегантно, волосы собраны в гладкий хвост или свободно падают до пояса. Чёрные и блестящие – как у лесной птицы. Если бы не эти ногти, можно было бы подумать, что она профессор, учитель, библиотекарь или даже пианистка. Скорее всего, я думаю, она образованная домохозяйка. Я сделал такой вывод по книгам, которые она приносит с собой.

У неё с Лео удивительная связь – они понимают друг друга без слов. Он работает в тишине больше полутора часов, создавая самые изысканные и фантастические узоры. Когда он заканчивает, она всегда хвалит его работу, оставляет щедрые чаевые, записывается на следующую встречу через три недели и уходит.

Со временем я узнал о ней немного больше. Она живёт на Манхэттене, но ездит в Квинс, потому что, по её словам, «лучший маникюр – только здесь». Она почти никогда не опаздывает, а если опаздывает, то всегда искренне извиняется.

Когда она рядом, все мои системы гудят и замирают. Я просто смотрю на неё, надеясь, что она заговорит. Но она никогда не говорит. Даже Эми ничего о ней не знает.

Однажды в начале октября она вошла промокшая до нитки – на улице был ливень.

– Без книги сегодня? – спросила Эми.

– Кажется, я её потеряла, – ответила она с лёгким смешком. – Один из тех дней, когда всё идёт наперекосяк.

Она села и, как всегда, улыбнулась Лео:

– Привет, мой друг. Как ты?

– Всё хорошо, мэм. Хотите что-нибудь выпить?

– Я так замёрзла. Чашку чая было бы просто прекрасно. Спасибо.

Лео обернулся и крикнул что-то по-вьетнамски. Наверное: «Принесите чай» (я не запрограммирован на вьетнамский, но догадываюсь).

Гармония восстановлена. Они обсуждают цвета, кристаллы, как будто никого вокруг нет. Оба оживлённые, вдохновлённые. Когда всё согласовано, они опускают глаза, и мастер приступает к работе.

Миссис МакЭлиен вдруг понимает, что у неё нет книги, и переводит взгляд на руки Лео – он шлифует, полирует, заполняет акрилом, снова полирует, рисует линии, клеит кристаллы… завораживающе.

– Эй, Лео, – вдруг спрашивает она, будто очнувшись, – ты художник?

– Нет, мэм, – просто отвечает он.

– Да, он художник! – вмешивается Эми. – В нашем вьетнамском селе лучший художник! Делал миниатюрную резьбу. Красота! А потом вся семья уехала в Америку. Работать, помогать родителям, забыть мечты… Жертвовать.

– Я счастлив, – мягко говорит Лео.

Миссис МакЭлиен, задумавшись, поднимает голову, смотрит почти на меня. Наши глаза почти встретились, и я замер, завис. Впервые я увидел её лицо полностью – не сбоку, не сверху. На мгновение я представил её, женщину, лежащую на траве, а я – мужчина – склоняюсь над ней, смотрю в её зелёные глаза. Центральный парк, корзинка с едой, бутылка вина, французская музыка и солнце.

Её голос вернул меня к реальности.

– Капризы судьбы, – сказала она, – кто бы мог предсказать, что я буду там, где я есть?