Аделаида: путь к Тьме

Тема с мизинцами изрядно напрягла. Попрощавшись с Аялой, я побрела к себе.

«Не то чтобы я мог придумать, зачем именно, но мизинцы нам очень нужны», – сказал Организм.

«Нам бы почитать ещё и наш брачный договор, вот только где взять копию?» – сокрушался Разум.

«Шаритон призывал его из воздуха, может, и у нас так получится?» – предложил Оптимизм.

«Та у нас уже столько всего получилось! И влюбились, и Николаше подсобили, и родителей порадовали, и в другой мир так удачно сходили! Да мы везучие шлима́злы, с какого бока ни кусай!» – сардонически рассмеялся Сарказм.

Разум призвал всех к порядку: «Уймитесь! Завтра уточним, точно ли мы в Шемальяне, и куда именно нас судьба забросила».

Следующие дни оказались бедны и на информацию, и на события. Никто, кроме Аялы, со мной не общался. Да и она это делала несколько украдкой, стесняясь. Я выяснила, что ей четырнадцать, жила она с бабушкой. Та не так давно скончалась, и Ае пришлось искать работу. Находились мы в Шемальяне. Многого об этой стране узнать не удалось, кроме того, что тут есть Правитель, которого выбирают из Высшей Десятки родов. Это элита элит, гранда́и. Есть ещё Сотня – анда́и – они пожиже, и Тысяча – да́и, мелкая аристократия. И есть все остальные. Я интересовалась магией, но в записях это слово пока не нашла, поэтому спросить Аялу не могла.

Я работала исключительно в библиотеке, и к этому все как-то привыкли. Единственный раз изменила правилу, когда Аялу наказали за какую-то провинность, и ей пришлось мыть уборные. Решила помочь, ну и потом, нечестно же, что их всё время моет кто-то другой. Пользуются-то все, логичнее и мыть по очереди, а не в качестве наказания.

Домомучительница моим подвигом не впечатлилась. Уже позже я подумала, что зря показала симпатию к Аяле, вдруг её бы начали из-за этого травить? Пришлось на следующий день помогать мыть окна другой девушке. Та от моего порыва пару раз из них чуть не выпала на улицу, но я держалась стойко и причиняла ей добро до самого вечера. Ещё спустя несколько дней в случайном порядке присоединилась к отмыванию плафонов. Ими занималась луковая бабка, считавшая меня проклинательницей. Я её разубеждать не стала, наоборот, хищно скалилась каждый раз, когда она случайно натыкалась на меня взглядом. Суеверная бабка вздрагивала, а я веселилась.

Вообще, были свои плюсы в том, чтобы считаться юродивой. При мне спокойно обсуждали что угодно, а Дий так вообще насмешил до колик. Как-то вечером после ужина он постучался в мою комнату и принёс камешек. Красивый такой, с серебринкой.

– Ты же меня понимаешь? – спросил он, я утвердительно кивнула в ответ, пропуская его внутрь. – Знаешь, я тебя как увидел, сразу подумал, что ты самая красивая. Кра-си-ва-я! Дай за задницу подержаться, а? А я тебе камушек подарю! Смотри, какой замечательный, прямо как ты. А если ты мне дашь ещё кое-что сделать, то я тебе морковку дам. А? Хочешь морковку? Давай, давай, соглашайся, больно не будет, тебе понравится!

«Таки отличное предложение, надо брать! Отдадим ему невинность за морковку! Почему нет, когда да? Шикарное предложение, все мухи в восторге», – откликнулся Сарказм.

«Пусть сначала гонит морковку! А дальше мы его выставим. Что, он пойдёт на юродивую девку жаловаться, потому что та у него морковку отжала? И камешек. Не знаю зачем, но камешек тоже нужен!» – завопила Жадность.

Камешек я у Дия взяла, на память. И мирно наблюдала за тем, как он принялся развязывать штаны.

Ох, как он радовался! Ох, как был доволен своей шикарной придумкой поа́хаться за камешек! Ох, как невероятно гордился собой! Ровно до тех пор, пока окончательно не спустил штаны, а я не заржала в голос над их содержимым. Во-первых, меня реально разобрало, во-вторых, хотелось от имени всех несчастных угнетаемых женщин, которым делают вот такие предложения, нанести этому недолюбовнику моральную травму. Я тыкала пальцем в его невесть какое достоинство и продолжала заливисто хохотать.

Дий побагровел шеей, растопырился ушами, выкатился глазами и попятился. Штаны, спущенные до щиколоток, не позволили ему разбежаться, но позволили споткнуться и едва не распластаться на полу у выхода. Теперь мой смех стал абсолютно искренним и неудержимым. Подобрав рейтузы, он вывалился из комнаты и был таков.

«А морковка?!» – возмутилась Жадность.

«Таки нам её показали и нас ею не впечатлили!» – довольно отозвался Сарказм.

«Знаете что? За такое издевательство нас могли убить или покалечить!» – возмутилась Осторожность.

«Мы сами кого хочешь убьём и покалечим! Пусть радуется, что живым ушёл», – грудным смехом отозвалась Тьма.

Такому методу борьбы с неприличными предложениями меня обучил дед по папиной линии. Он был мужчиной фактурным и колоритным, за словом в карман не лез. Сарказм во мне говорил его голосом, с мягким южным акцентом. Даже хорошо, что дед не дожил до времени, когда я оказалась в СИЗО.

Вообще, у меня к новому миру были определённые претензии:

Где принц-дракон, влюблённый в меня до беспамятства?

Где балы, красивые платья, украшения и пышное великолепие дворцов?

Где хотя бы приличный оборотень-альфа, который с ума сходит от одного моего запаха и готов спасти от смертельной опасности ценой своего хвоста?

Ладно, оставим драконов и оборотней, может, их тут нет. Но где магическая Академия с молодым мускулистым ректором, по совместительству ближайшим родственником императора и владельцем всех местных заводов и пароходов?

Какого чёрта я надраиваю полы и окна? Я порядочная попаданка, я право имею! Где моя магическая феерия? Что за дела? Кому-то приключения, ухажёры, интриги и водоворот событий, а мне унылое намывание шкафов? Нет, после случая с Николашей я понимала, что везёт мне как утопленнице… но всему же есть предел!

Что не так с местной едой? Где экзотические фрукты, утончённые завтраки, изысканные пирожные и крабовый мусс с икрой летучей рыбы? Заберите перловку и дайте мясо молодого крокодила!

Конечно, в новом мире я устроилась не так уж плохо. Не сказать, что хорошо, но явно лучше, чем в тюрьме. Тут хотя бы можно ходить на улицу без конвоя. Зимнюю одежду и обувь, кстати, тоже выдали. Эдакие унты и грубую дублёнку на пару размеров больше, чем нужно. Согласно договору, выходной выпадал раз в неделю. Вот только неделя тут длилась целую дюжину дней, а в месяце насчитывалось три недели и, соответственно, тридцать шесть дней. Так что слугам полагалось всего три выходных в месяц. Некоторые женщины брали их разом и куда-то уезжали, а я хотела пройтись вниз по дороге, ведущей от парадного крыльца поместья, и узнать, есть ли там посёлок, и как он называется.

За очередным обедом состоялся разговор.

– В последние дни зимы ярмарка будет в Като́ньхах, – с набитым ртом сказала одна из кухарок.

– Дык как обычно. А на первый день кто в капи́лью идёт?

– Я пойду, – с придыханием сказала луковая бабка. Звали её Фи́клой, – люблю на невест смотреть… А ты не ходи! Сглазишь ещё кого!

Все сердито посмотрели на меня, будто я только и делаю, что на младенцев и невест порчу навожу. Но почему-то в эту неизведанную капи́лью сходить захотелось. Интересно, это что-то типа храма? Какие такие невесты и почему во множественном числе? О культуре и традициях этого мира я пока знала до безобразия мало. Навык чтения тренировала ежедневно, но дело продвигалось натужно и со скрипом.

К концу месяца, в преддверии ярмарки, у меня скопилось три отпускных дня, но я их не расходовала – не знала, куда деть. Погода за окном изменилась, темнело всё позже, светало раньше, снег стал по-весеннему рыхлым, днём сугробы таяли и стекали ручейками, а ночью всё подмерзало. Пахло весной.

Когда за два дня до ярмарки в доме раздался шум и голоса, я выглянула из библиотеки и тоже спустилась вниз. Слуги толпились в холле. Там стоял молодцеватый хорошо одетый мужчина лет пятидесяти с шикарными, переходящими в бакенбарды усами. Управляющий.

Все гомонили, кто-то обращался с просьбами, кто-то что-то рассказывал, Фи́кла и вовсе тянула его за рукав и навязчиво гундела прямо в ухо. Домомучительница вышла из господской части и подошла к Управляющему, рассекая толпу бюстом, как ледокол «Арктика» замёрзшие северные воды. Все утихли.

– Дай Иссо́н! Солнечного дня! Уже целый месяц не могу понять, как тебе в голову пришло нанять бледноглазую юродивую дуру? – с негодованием спросила она.

Кружева на груди угрожающе заскрипели.

– Солнечного дня, Лади́га. С чего ты взяла, что я нанял юродивую? – возмутился управляющий в ответ.

Что, неужели её зовут не фрекен Бок? Даже удивительно.

«Это о нас речь идёт!» – подсказал Разум.

«Та ты шо? Никогда бы не подумал! Точно о нас? Ты таки прям уверен?» – фальшиво поразился Сарказм.

«Бежим!» – завопила Паника.

«Далеко нам не сбежать. Лучше останемся и послушаем, хоть знать будем, что нам уготовано», – возразила Осторожность.

«Они же нас не выгонят на мороз?» – спросила Наивность.

«Это вряд ли, у нас и договор есть, и работали мы честно. Вон, половина библиотеки уже сверкает! Даже стеллажи воском натёрли. Мы вообще-то молодцы, вот увидите, нас ещё и похвалят!» – браво ответил Оптимизм.

«Пусть расторгают договор с полной выплатой, мы тогда в Альмендрию отправимся и с императора спросим, почему нас никто даже искать не стал? И компенсацию с него вытрясем», – вклинилась Жадность.

«Ура, приключения! Скандал с императором!» – обрадовалась Пятая точка.

Тем временем разговор в холле продолжился.

– Так вот же она стоит, была в купальне со всеми остальными. Я ещё удивилась, что ты семерых привёл, планировалось-то шесть, но, думаю, сердобольный ты мужик, Иссо́н, пожалел дурынду. Она ни бельмеса не говорит, только мычит да блеет. Но речь понимает. Так откуда она? – воскликнула бабища.

Телеса под платьем заволновались и сделали попытку вырваться и посмотреть, о чём речь.

– Я нанял и привёл шесть девушек! – низким голосом ответил Управляющий.

– Так она к нам прямо в душе присоединилась. Мы думали, что так и надо, – влезла кухарка. – С да́ем Управляющим она не ехала.

Все взгляды обратились на меня.

– Кхм, тут такое дело… Я в вашем замке появилась по ошибке. Извините, – сочла нужным объяснить я.

Надеялась, что Управляющий меня поймёт. Магические способности у него были, хоть и совсем слабенькие.

Разумеется, меня никто не понял.

– И чего она? Ты с ней договор заключила? – нахмурил густые седые брови дай Иссон.

– Заключила!

– Не работает, что ли?

– Работает, но только в библиотеке. Или так, помогает кому-то, но исключительно по своему желанию. Меня не слушается! – нажаловалась Домомучительница.

– И чего, плохо работает? Посуду колотит, вред наносит? – посмотрел на неё Управляющий.

– Нет, в библиотеке нормально справляется, за книгами ухаживает, – процедила она.

– Ну так нехай работает тогда. Как контракт закончится – продлевать не станем.

Вот так и закрепили меня за библиотекой. Или библиотеку за мной? После этого случая относиться ко мне стали ещё настороженнее. Аяла оставалась единственным человеком, который не прекратил со мной общаться. Даже Дий больше свои камешки ко мне не подкатывал.

Глава пятая, в которой есть ярмарка, но нет понимания, что делать дальше

На ярмарку все нарядились. Аяла надела красное платье, и мы заплели ей косу особым образом. За неимением нарядов, сама я пошла, в чём была. Зарплату за первый месяц уже выдали, карман жгли два золотых. Хотелось купить другую пару обуви, одежду, элементарный маникюрный набор, заколку и сумку.

У меня даже ленты для волос не имелось, приходилось делать пучок и закреплять его гребнем или карандашом. Местным это казалось странным и добавляло очков к моей репутации блаженной. Про карандаш особенно много шутили, мол, юродивая дура не знала, как его правильно применить. Действительно, ведь, как вариант, можно было бы вогнать его шутнику в глаз поглубже, а я всего лишь носила в волосах. Ну не дура ли?

Своё умение писать и читать я не афишировала.

Скопившиеся три выходных пока решила потратить следующим образом: один день на ярмарку, второй на капи́лью, а третий про запас.

Утром первого ярмарочного дня мы шумной толпой человек в пятнадцать высыпали на крыльцо. Дорожки уже высохли, но земля так и сочилась влагой, пахло весной. Только в овражках и под деревьями ещё лежал снег. Светлоство́льные деревья покрылись почками. Чёрная почва напиталась талой водой и жирно блестела в лучах весеннего солнышка. Припекало совсем по-весеннему, и у меня впервые за месяц было по-настоящему хорошее настроение.

«Держи деньги в кулаке, а то ещё украдут!» – сказала Осторожность.

«Горло перегрызу за попытку! Мы за них целый месяц горбатились!» – взвилась Жадность.

«Если нас кто-то обидит, то мы всегда сможем защититься… Просто отпусти меня на волю, и я сама разберусь…» – томно прошептала Тьма.

Почему-то это предложение мне не понравилось. Тьма постоянно склоняла то к насилию, то к убийствам, то к хождению без панталон. А, нет, погодите, последнее – это происки Сексуальности.

Дорога до Като́нех оказалась наезженной и ухоженной. Посередине пути находились какие-то крупные мастерские, где вовсю шла работа. Понять, что именно там делают, не смогла и попробовала спросить у Аялы.

– Что? – выразительно тыкая пальцем в двухэтажную фабрику, спросила я.

– Это? Цеха по производству тканей и верёвок с канатами. Летом снимают урожаи, а зимой обрабатывают. Шемальяна славится тканями, их у нас весь мир покупает, – ответила она и ускорила шаг, чтобы догнать других девушек.

Нашей с ней дружбы Ая стеснялась, но никогда не грубила и в помощи не отказывала. Хотя на людях всегда была немногословна и скована. Видимо, от этого ей становилось неловко, и в личном общении она старалась скомпенсировать это повышенным вниманием.

До посёлка оказалось около двух часов хода. Единственная дорога стелилась светлой лентой, запутаться было бы невозможно.

Ярмарка кипела жизнью. На меня лавиной обрушилась какофония звуков: голоса зазывал перемежались со звонким смехом, птичьим гвалтом и басовитым мычанием животных. В воздухе витали ароматы жжёной карамели, квашеной капусты и вяленой рыбы. И всё это венчала, как венчает оливка торт из мокриц, жуткая навозная вонь. Запахи били в нос с такой силой, что начинали слезиться глаза.

Под ногами шуршали опилки и солома – попытка прикрыть грязную площадь, в некоторых местах которой ноги проваливались в неаппетитную жижу по щиколотку. Лавки и палатки с товарами были разбросаны в хаотично-систематичном порядке. Кто-то явно пытался создать некоторую закономерность в расположении торговых точек, но потом то ли смирился, то ли отвернулся – и в результате ряды то раздваивались, то закручивались стихийными спиралями, то образовывали не поддающиеся объяснению скопления.

Остальные девушки смело ринулись в толпу, врезались в людскую волну и тут же смешались с ней. Я же осталась стоять поодаль и изучала Катоньхи издалека. Не город, а крупное, одноэтажное село. Дома в основном деревянные, но встречались и каменные. По торговым рядам ходили нарядно и разномастно одетые люди. Вокруг сновали и прохаживались рослые брюнетки в брюках и высоких сапогах, вполне современные на вид. Я почему-то думала, что тут носят только платья. Возможно, таков был порядок именно в замке.

Вдалеке мелькнул всадник на талире. Ох, как же я ошибалась, думая, что этот зверь похож на леопарда! Талир оказался раз в пять крупнее, высотой с меня в холке, а на вид напоминал помесь кошки и лисицы. Зверь переступал могучими лапами и недовольно бил толстым, тяжёлым хвостом по луже на земле. Думать о когтях и клыках даже не хотелось. Его всадник, кстати, обладал магией.

Я отметила, где именно находились ряды с птицей и скотом, а также продуктовый рынок, чтобы туда не ходить. Меня интересовали только одежда и обувь.

Попав в нужные ряды, осмотрелась. Табличек с ценами не было, продавцы охотно торговались. Толпа шумела, ругалась, смеялась, суматошно двигалась от одного ряда к другому. Кто-то покупал, а кто-то – чинно прогуливался в компании отпрысков. Для начала я прошлась между палаток и отметила понравившиеся товары. Затем решилась и подошла спросить насчёт сумок.

– Сколько? – спросила я у миловидной девушки за прилавком.

– Двенадцать золотых за сумку-безразме́рку и три золотых за простую!

– Сколько-сколько? – нахмурилась я, до глубины души поражённая тем, что зарплаты не хватит даже на сумку.

– Одиннадцать и два с половиной, – поскучнела девица.

– Спасибо, – ответила я и развернулась, чтобы уйти.

– Десять и два, последняя цена! – воскликнула она.

Нет, сумка нужна, но не настолько сильно. Я потолкалась среди рядов ещё немного, а затем решила понаблюдать. В нашем мире торговцы иногда отдавали товар подешевле под закрытие ярмарки. Мне приглянулись небесно-синие штаны на одном из прилавков. Их люди почему-то откладывали в сторону и даже не рассматривали.

– За серебрушку возьми! – предложил их продавец очередной покупательнице.

– Такого цвета? Да и за двадцать медяшек не возьму! – ответила женщина.

– За полсеребрушки, всего тридцать медяшек, ты глянь, какое качество! – чуть ли не взвыл продавец.

– Ага, качество! А носить-то их как? Никак! Дак и смысл тогда какой в этом качестве?

Жадность алчно зашептала: «Надо брать, шикарные штаны. Посмотри, остальные он по три серебрушки продаёт, а некоторые и по пять! Это ж какая экономия! Надо брать сразу трое, может, он уступит трое штанов за серебрушку?»

Я подошла к прилавку, когда остальные покупатели расступились. Потрогала штаны. Они и впрямь оказались чудо как хороши по сравнению с платьем служанки из грубой ткани. Интересно, чем их тут красят? Будут у меня после них ноги синие?

– Сколько? – спросила я, показывая продавцу стопку из трёх штанов.

– Три серебрушки за всё! – ответил он.

Я демонстративно выгнула бровь и склонила голову набок.

– Ладно, бери за две! – смилостивился он.

Я пожала плечами и положила вещи обратно на прилавок.

– Полторы! – кинул мне в спину он, когда я уже готова была уходить.

Я развернулась, смерила его долгим взглядом и сказала:

– Одна за всё.

Продавец разозлился, распушил усы и возмущённо насупился. Я сделала вид, что отхожу от прилавка. Он сделал вид, что верит, и сдался:

– Забирай!

Я дала ему золотой. Он с сомнением посмотрел на монету и на меня, затем набрал сдачу и отдал мне. Я тщательно пересчитала. Пятьдесят семь серебрушек. Я понятия не имела, сколько серебрушек должно быть в золотом, но Интуиция подсказывала, что не пятьдесят восемь. Про медяшки он сказал, что тридцать – это половина серебряной монеты. Возможно, по аналогии в золотом шестьдесят серебряных? Сощурившись, я тяжёлым взглядом посмотрела на ушлого торгаша.

– Мало.

Сквозь зубы сыпля проклятиями, он отдал мне ещё две монеты. Я отошла от его прилавка подальше с ощущением триумфа в душе. С остальными покупками дела обстояли куда печальнее, много сэкономить не вышло. Пришлось купить подобие заплечного мешка, чтобы сложить в него новые вещи, на сумку мне явно не хватало. На обувь в итоге осталось только полтора золотых.

Сапожный прилавок выглядел не особо презентабельно: вся обувь была свалена в кучу, со стороны тяжело понять, какая пара к какой относилась. Сначала я наблюдала за тем, как товар выбирали другие. Покупатели доставали одну половинку пары, а вторую лавочник вынимал из-под полы. Платили по-разному. За сапоги два-три золотых, за ботинки – полтора. Я нуждалась в летней обуви, поэтому присматривалась к сандалиям и чему-то наподобие очень открытых мокасин. Сандалии тут делали довольно практичные – с защищённым носком, открытой пяткой и обмоткой из завязок по щиколотке. Никаких пряжек, замочков, крючочков, только кожа.