Шестнадцатая весна

Наталья Кожевникова

Шестнадцатая весна

Ах, какое сегодня солнце!

Весело барабанила капель, тающий снег похрустывал и хлюпал под ногами. Я шла домой из школы.

От весеннего воздуха можно сойти с ума! Какое счастье, дожили!

Отличный сегодня день: было всего четыре урока (математичка отменила два последних), домашнее задание на понедельник приготовлено, завтра – воскресенье. Можно до ночи делать то, что мне захочется. Погода соответствует настроению: ярко, солнечно и опьяняюще свежо!

Я шла одна. Обычно я возвращаюсь из школы с Ликой Семеновой, нам с ней по пути. Но нынче Анжелка влюблена и позволяет провожать себя только своему ненаглядному из параллельного десятого «Б». Так что пришлось восторгаться расцветающим апрелем в одиночестве.

Идти мне было недалеко. Даже жалко: такая прекрасная погода! Родителей, что ли, на прогулку вытащить? Не все же им работать с утра до ночи. Вечно жалуются: «Санька, столько дел, столько всего…»

Простите, забыла представиться. Зовут меня Саша Данишевская. А родители и бабушка как только не склоняют: Санечка, Санек, Александрина. Один раз Шуренком окрестили, ох и ругалась же я под их хохот!

Родители у меня замечательные: добрые, умные, с чувством юмора. И понимающие – это очень важно. Обидно только, что они почти все время проводят на работе и бывает некогда поговорить. Мой папа врач. Очень хороший врач. Он из тех людей, кто трудится, не помня о границах рабочего времени и размере зарплаты. И хоть из-за этого я вижу папу не так часто, как мне хочется, я горжусь им.

А мама моя, как это сейчас говорится, бизнесвумен (на русский никак не переведешь). По профессии она визажист, долго работала под начальством, а потом ей это надоело, и она открыла салон красоты «Светлана» (скромно названный а честь себя). Дела у мамы идут, контора пишет, а я незаметно подрастаю. До десятого класса дожила.

Да, я еще должна рассказать вам про бабушку. У нее редкое имя – Олимпиада и столь же редкая профессия: преподает в университете латинский язык (я все шучу, что с таким именем следует преподавать древнегреческий, а не латынь). Бабушка моя, хоть она и бабушка, выглядит молодо и полна творческих планов. Кроме своих студентов, она еще мучает меня английским, потому что хочет, чтобы я стала переводчиком. Я этого тоже хочу и беспрекословно принимаю любые мучения.

Папа, мама, баба, я – вместе дружная семья. Так я любила напевать в детстве.

 *      *      *

В подъезде вкусно пахло чем-то свежеиспеченным. Я улыбнулась и быстро побежала на свой этаж.

«Бабушка», – подумала я. И не ошиблась.

Неугомонная бабуля царствовала на кухне и, насвистывая что-то бодрое, пекла пироги.

– Какие люди! – провозгласила она и хитро прищурилась. – А что в такую рань? Никак прогуливать начала?

– Алгебру сняли, – коротко ответила я и в свою очередь спросила: – А ты не прогуливаешь? У тебя же сегодня четыре пары.

– Тоже сняли, – подмигнула бабушка и рассмеялась, честное слово, как какая-нибудь из моих одноклассниц.

– И по этому поводу ты решила порадовать меня выпечкой собственного изготовления?

– Совершенно верно. А родители у нас где?

– На работе, конечно, – вздохнула я и побежала переодеваться.

Комнатка моя небольшая, но я ее очень люблю. Здесь уютно: книги в стеллажах, цветы на окне, кремовые занавески, пианино и полукруглый диван. Дизайн придумывала сама, домашним понравилось. Единственное, на чем они настояли: чтобы в комнату провели второй телефон, потому что мне часто звонят одноклассники.

Ну и естественно, что – не успела я порог переступить – этот самый телефон затрезвонил. Я подняла трубку.

– Да?

– Данька, ты?

Это была Лика. Тут надо сделать небольшое отступление и объяснить, что в школе меня с первого класса называют Данькой, из-за фамилии.

– Конечно, я. Кто же еще? – отозвалась я, догадываясь, что сейчас Анжелка засыплет меня градом последних новостей с личного фронта.

Так и произошло.

Добрых полчаса Лика пела дифирамбы «солнышку Антоше» из параллельного. Я прилежно слушала и давала короткие комментарии в ответ. Для меня это дело привычное. Одноклассникам необходимо выговориться, поделиться переживаниями, короче говоря, нужна психотерапия, и обращаются они почему-то именно ко мне. Раньше вообще чуть ли не весь мой бывший девятый «А» и звонил и приходил, а теперь, увы, со многими пришлось расстаться, потому что в десятый пошли не все.

Этот мне десятый! Слепили из трех классов один, да еще из других школ ребят подбавили. Получился невообразимый коктейль, никак не желающий становиться нормальным дружным коллективом. Я вздохнула.

– Дань, ты меня слушаешь? – ворвался в мои грустные мысли голос Анжелки.

– Да, да, – поспешно откликнулась я. Простите, отвлеклась.

– Ну, так вот… – и по второму кругу.

Время от времени в дверях возникало лицо бабушки. Она трагически закатывала глаза, понимающе улыбалась и шепотом звала меня обедать. Я только отмахивалась в ответ. Бабушка удалялась. Не удивляйтесь: она тоже привыкла.

– Дань, ну а ты-то что? – неожиданно спросила Анжелка.

– Что я – что? – не поняла я.

– Что в личной жизни? Ты ведь не маленькая, скоро шестнадцать. Пора кавалерами обзаводиться.

Как она резко сменила тему!

– Мне и одного хватит, с иронией заметила я.

– У тебя кто-то есть? – тут же вскинулась Лика. – И ты молчала?! Кто он?

Анжелка, Анжелка! Классная девчонка, но говорить предпочитает только о парнях.

– Нет у меня никого, успокойся. Я шучу.

– Ой, смотри, дошутишься. Ладно, Данечка, я прощаюсь, мне нужно Антошке позвонить.

– Пока, – я положила трубку и рассмеялась. Анжелка, Анжелка!

Не хватало еще ей рассказывать, а то вся школа узнает. Меня и так уже родители задразнили.

Пообедаю, пойду гулять и поведаю вам одну интересную историю из моей обыкновенно-удивительной жизни.

 *      *      *

Как я люблю весну! Жду не дождусь, когда снег совсем растает и можно будет кататься на велике. Вообще я не очень-то спортивный ребенок, но зимой хожу на каток и с весны до первого снега гоняю по городу на велосипеде. Мне нравится скорость и прохлада ветра на лице.

Опять отвлекаюсь! Я же совсем другое хотела рассказать.

С чего все началось? С того, что наша классная вычитала в каком-то умном методическом журнале сценарий классного часа, посвященный дню святого Валентина.

Что это за день такой – думаю, вы без меня и моей классной хорошо знаете. Не русский, конечно, праздник, но что поделаешь…

В нынешнем году Валентин выпал на понедельник, день веселый. И наша классная Раиса Максимовна (чудесно ведет физику, но я, к стыду своему, мало что понимаю) еще с пятницы начала бурную деятельность по подготовке к сему важному событию в жизни каждого влюбленного подростка. Подробно описывать ее командирским голосом отдаваемые приказы и муки одноклассников я не стану. Скажу лишь, что в понедельник наш кабинет сверкал, как надраенная палуба, был увешан дюжиной воздушных шаров (преимущественно розового цвета), украшен парочкой ярких открыток и – самое главное – большим почтовым ящиком, сделанным из картона и обклеенным блестящей бумагой все того же замечательного розового оттенка. В ящик этот, по гениальной мысли Раисы Максимовны (или какого-то не менее гениального методиста), мы и ребята из других классов течение всего понедельника должны были бросать валентинки с поздравлениями в адрес представителей нашего славного десятого «А». Валентинки предполагалось вручить после уроков на классном часе под горячие аплодисменты присутствующих.

Я помню, тогда спросили:

– А себе писать можно?

– Нет, – отрезала Раиса Максимовна.

«А жаль», – подумала я.

Ну а теперь попробуйте представить, что у нас творилось в Валентинов день. О том, что все шесть уроков только и слышно было, как под партами осторожненько резалась бумага, и что учителя вследствие этого тихо зверели, я упоминаю вскользь. Худшим же было следующее обстоятельство. С утра и до конца занятий толпе ребят требовалось прорваться к ставшему знаменитым ящику, а физический кабинет – это не то место, где лаборанты позволяют, как они выражаются, «шляться кому попало». Не переносящая шума Раиса Максимовна приходила в ярость. К классному часу она стала красная от гнева, всклокоченная и злая. Наверное, двадцать раз пожалела, что заварила всю эту кашу.

Но классный час прошел спокойно. Внешне спокойно.

Валентинок больше всех получила, как и ожидалось, наша псевдокрасавица Рената Алиева. Почему псевдокрасавица? Потому что я не считаю, что толстая маска из пудры, помады, теней для век и прочего украшает девичье лицо.

Мы с Ренатой даже как-то повздорили из-за моего убеждения, и теперь у нас очень прохладные отношения. Но об этом я расскажу как-нибудь потом.

Меня тоже многие поздравили. Я сгребла бумажные сердечки в кучу и ссыпала в сумку. Прочитаю дома. Мне вдруг стало грустно: Я подумала о том, каково сейчас ребятам, которые не получили ничего. Были ведь и такие.

Передо мной сидела Машуня Шанина. Умница, милая, скромная девушка, замечательная подруга. Очень застенчивая. Вот что она чувствовала в эти минуты?

Надо было мне Машке написать… Просто я сразу решила не участвовать в этой затее. А теперь жалела…

«Все-таки зря Раиса Максимовна затеяла эту петрушку с ящиком», – мысленно подытожила я по дороге домой.

Дома выяснилось еще одно обстоятельство. Оно совершенно выбило меня из колеи.

Села читать валентинки. Их было одиннадцать. Восемь от одноклассников (тех, кто перешел из нашего девятого «А»), две – от ребят из параллельного. Содержание было схожим: «Поздравляю!»; «Ты отличная девчонка, оставайся такой же!»; «Удачи по жизни и любви!» Неисправимая Анжелка нежно пожелала мне «пламенных чувств и много явных и тайных поклонников».

Кассандра!

В одиннадцатом сердечке красивым почерком было старательно выведено: «Ты мне очень нравишься». Без подписи.

Сказать, что я очень удивилась, – это не сказать ничего. Вот вам и «пламенные чувства тайного поклонника»!

Я показала валентинку родителям и бабушке. Мамуля расчувствовалась, разахалась и заявила, что поздравление написал «очень хороший мальчик, видно по почерку», а папа гордо сказал, что я молодец.

Я хотела выяснить у папы, почему это я молодец, но мне помешала бабушка, выступившая с громогласной тирадой.

Суть тирады состояла в следующем: поскольку этот каллиграф не пожелал открыть своего имени, следовательно, он трус и высоконравственной девушке (под коей, видимо, подразумевалась я) нечего с ним связываться.                                                 – Он не трус! – немедленно заспорила мама. – Он признался Сашеньке в своей симпатии. Я не думаю, что это было для него так просто.

– Раз сказал «а», говори и «б»! – не сдалась бабуля. – Мужчина – поступай по-мужски.

И далее в таком же духе.

Спорили они долго. Я стояла в совершенно обалдевшем состоянии, а папа тихо смеялся и подмигивал мне из-за газеты.

Наконец мне это надоело, и я отправилась спать. Впрочем, заснуть в ту ночь я не могла очень долго. Утром пришла в класс невыспавшаяся, растерянная, и первая мысль была: «Кто??»

Не обязательно, конечно, одноклассник. Но вероятнее всего.

С тех пор уже почти два месяца меня не покидает ощущение, что во время уроков кто-то смотрит на меня. Я оглядываюсь, пытаюсь поймать чей-то взгляд, но мне это не удается. Вокруг умные, серьезные лица: родные – друзей из бывшего девятого, не очень пока родные – всех остальных.

 *      *      *

Все лужи – мои!

Под ослепительным воскресным солнцем я летала по дорогам на велосипеде. Таял снег, прозрачные ручейки с веселым журчанием текли куда-то по своим делам. Асфальт был мокрым и блестящим. Опьянев от восторга и весеннего воздуха, я ездила прямо по лужам; из-под колес взлетали брызги и падали, отражая солнечный свет.

Вчера мне удалось совершить почти невозможное: я уговорила папу достать из кладовки велик и приготовить его к первому в этом сезоне прокату.

– Так ведь рано еще, – сопротивлялся папа, – вторая неделя апреля.

– Ну и что? На дорогах снег почти везде уже растаял, катайся – не хочу. Ну папочка! – ныла я.

– Ладно, гонщик, – сдался он.

И вот теперь я ношусь по улицам, как бабка-ежка на помеле. Все лужи – мои!

Где-то после часа «гонок» я решила наведаться к школе: вдруг кто-нибудь из наших сейчас на спортплощадке? Там снег уже давно растаял и снег высох, так что самое время гулять.

Спортплощадка – любимое место почти всех школьников. Зимой там каток, с весны играют в футбол, волейбол и баскет. И на велике там тоже есть где покататься.

– Эй, Данька!

Я оглянулась: это кричал Женька Белов. Он играл в футбол с ребятами из нашего класса и параллельного «Б». Видимо, это был товарищеский матч между неполными составами десятых. А рядом стояла Лика и азартно болела… стоп, за кого же она болела? Сама учится в «А», но Антон-то в «Б»!

– Данька, давай сюда! – орал Женька. Ему бы поезда на станции объявлять, честное слово.

– Ой, Данечка! – Анжелка наконец оторвала глаза от Антоши и сфокусировала взгляд на мне.

Я подъехала к играющим и остановила велосипед.

– Привет! Вы что, уже в футбол гоняете?

– А ты что, уже на велике гоняешь?

– Да-а!

– Ну и мы – да-а! – передразнили меня мальчишки.

Среди играющих было двое новеньких (они пришли в наш десятый из других школ). Знаю я их не так хорошо, как даже ребят из «Б». Хотя, наверное, неправильно называть их новенькими, потому что уже апрель на дворе.

Одного из них зовут Леша Парфенов. Он любит физику и отлично играет баскетбол. Говорит, что перешел в нашу школу исключительно из-за Раисы Максимовны: классная дружит с Лешиной мамой и обещает «вытесать из Лешеньки будущего Эйнштейна». Правда, самому Лешеньке усиленное внимание физички в радость далеко не всегда.

Про второго мальчика я до сих пор почти ничего не знаю. Он молчаливый и, наверное, застенчивый (Лика, покуда не влюбилась в Антошу, все страдала по этому поводу: синеглазый новичок оказался на редкость симпатичным). Зовут его Руслан Гончаров. Учится хорошо, на переменах достает наушники и слушает музыку. Больше ничего рассказать о нем не могу.

А всего в наш класс из других школ пришло четверо. Еще очень милая Настя Четверикова (я иногда бываю у нее в гостях) и не очень милый Мишка Жуков (достойная пара нашей Ренате).

Ладно, об этом не сейчас.

– Данечка, как хорошо, что ты приехала! Мне столько тебе нужно рассказать! – запела Анжелка.

– Потом! – воскликнула я и спросила: – Ребята, можно с вами?

– Конечно! Для чего звали? – засмеялся Женька.

– Ты играешь в футбол? – удивился Руслан.

– Да, а что?

– Ничего. Я не знал.

Загадочный парень. Непонятно: то ли я его обрадовала, то ли огорчила.

– Теперь знаешь. Чур, я форвард! – закричала я, чтобы все услышали.

– Ты даже знаешь, кто такой форвард? – засмеялся Леша Парфенов.

– Конечно. Форвард – от английского forward, что значит «вперед». Нападающий, игрок линии атаки. Так? Ничего хитрого а этой вашей футбольной науке нет.

– Молодец! – похвалил Леша.

Игра началась!

Интерес к футболу мне привил папа. Мы с ним смотрим матчи и болеем за нашу сборную. А сама я играю редко и далеко не филигранно, но люблю.

Поиграли мы славно! Даже Анжелку удалось втянуть. Она визжала во весь голос и, вместо того чтобы пинать мяч, пыталась от него увернуться. Я забила два гола и на радостях скакала, как козочка. Мальчишки, глядя на нас с Ликуськой, хохотали до упаду. Было классно!

Сколько прошло времени, не знаю. Потом заверещал мобильник.

– Да! – крикнула я в трубку, еле переводя дыхание.

– Саня, ты обедать сегодня думаешь? – ироничный бабушкин голос.

– Да, бабуль, спасибо, я совсем забыла!

– Интересно, чем ты таким занята, что даже забыла про обед? Жду!

– Скоро буду!

Я подняла велосипед с асфальта.

– Ребята, мне пора. Здорово поиграли, спасибо.

– Пацаны, мы теряем лучшего форварда! – трагическим голосом объявил Женька и закатил глаза. Артист.

– Далеко живешь? – спросил Руслан.

– Не-а, на Покровской.

– Я тоже на Покровской.

– Ну так приходи в гости! – шутливо предложила я, садясь на велик. – Счастливо, ребята!

– Ой, – словно очнулась Лика, – мне же нужно взять у тебя тетрадку по химии.

– Какую тетрадку? – не поняла я.

– Ну, тетрадку. По химии, – многозначительно ответила Лика и подмигнула.

– А-а, – сообразила я. – Тогда поехали.

Анжелка взгромоздилась на багажник, и под одобрительный смех мальчишек мы торжественно отправились в путь.

 *      *      *

Всю дорогу Лика трещала без перерыва и, хоть ехать было недалеко, умудрилась порядком мне надоесть. Доконали же меня ее расспросы о Леше и Руслане.

– Дань, ну как тебе новенькие, а?

– Лика, они уже давно не новенькие.

– Ой, не придирайся к словам! – возмутилась подруга и принялась рассуждать: – Леша, конечно, ничего. Но тебе он понравиться не может. Слишком у вас разные взгляды на один и тот же предмет.

– На какой еще предмет? – устало вздохнула я.

– На физику, естественно! – захохотала вредная Анжелка и, довольная своей шуткой, спросила: – Или, может быть, я не права?

– Нет, ты не ошибаешься.

–Ладно, не дуйся. Лешка тебе не подходит, уж поверь мне, я в таких вещах разбираюсь. А вот Руслан…

– Лика! – рявкнула я, теряя терпение. – Ты успокоишься сегодня или нет?

– Разумеется, нет, тебе это прекрасно известно, – не смутилась Анжелка. – Ну согласись, дорогая моя, что с Русланом нам очень повезло.

– Ну… он симпатичный, да.

– Симпатичный?! – Лика чуть не слетела с багажника. – Это ты называешь симпатичный? Да он красавец!

– А я думала, красавец – это Антошенька, – усмехнулась я.

– Антоша – красавец! – пылко подтвердила моя неугомонная пассажирка. – Лучше Антоши… Стоп, погоди, ты хочешь перевести разговор на другую тему, – догадалась Лика и засмеялась. – У, какая хитрая! Не получится.

– Получится. Мы приехали.

– Но ведь я поднимусь к тебе, и мы продолжим нашу увлекательную беседу в твоей уютной комнатке, да?

– Нет, бабушка позвала меня обедать, и я, увы, никак не смогу с тобой поговорить. Прости, подруга, но сегодня ты превзошла саму себя.

– В каком смысле?

– В прямом. Поперлась за Антоном аж на футбол. Болела. Да, кстати, за кого ты болела, за наших или за «бэшек»?

– Я болела за Тошика, – гордо объявила Ликуся.

– Понятно. Потом играла в футбол, – продолжала я, – сочинила гениальный предлог, чтобы поговорить со мной без свидетелей. Ну и, наконец, довела меня до белого каления своими расспросами. Браво!

– Данчик, я просто хочу, чтобы ты тоже влюбилась и была счастлива. И тогда мы с тобой…

– Будем трепаться без конца, – со смехом докончила я. – Спасибо, Ликочка, но всему свое время.

Мы попрощались, и я с верным другом великом направилась к подъезду.

 *      *      *

Очень люблю воскресные вечера. Это те редкие и дорогие минуты, когда наконец-то все дома. Папа, мама, бабушка и я.

Как бы мы ни были заняты, воскресенье – это день, когда нужно быть вместе.

Бабушка обязательно готовит к вечеру что-нибудь особенное. Родители забывают про свои бесконечные дела. Мы собираемся на кухне, ужинаем, пьем чай, рассказываем, что случилось интересного за прошедшую неделю, делимся впечатлениями, смеемся. Иногда у нас бывают воскресенья «на выезде»: мы идем в театр, в кино или еще куда-нибудь. Летом выбираемся за город, на природу. Но больше всего я люблю проводить эти вечера дома. В такие минуты я понимаю, как важны для человека дом и семья.

Сегодня у нас было оживленно. Папа рассказывал о пациенте, перепутавшем марганцовку с зеленкой, и о том, что из всего этого вышло. У моего папы талант рассказывать смешно; когда он говорит, все слушают с блеском в глазах и хохочут до упаду.

– Неужели можно перепутать зеленку и марганцовку? – спросила я сквозь смех.

– Ох, Санька, – вздохнул папа, – я и сам иногда поражаюсь: ну как можно? Вроде взрослые люди, в школе все учились… А такие фортели выкидывают, диву даешься. Просвещают нас, просвещают, а все равно – темнота, – закончил он и как-то погрустнел. И мы все тоже погрустнели.

– Учись хорошо, Саша, – сказала мама.

– Стараюсь, – ответила я.

Учиться я и правда стараюсь хорошо. Но – увы! – получается не по всем предметам. В физике, например, я дуб дубом, хоть разбейся.

– Да, смешное и грустное рядом, – подытожила бабушка и, желая сменить тему, обратилась ко мне: – Санечка, твоя очередь рассказывать. Что у вас там в школе новенького?

– Ой, да что в школе может быть новенького? Там все старенькое.

– Ну, на прошлой неделе там было много интересного, – напомнила мама. Мы заулыбались.

В прошлое воскресенье я рассказывала, как к нам в школу приехали работники телевидения, как они брали интервью у нашей классной и как Женька Белов чуть не разбил камеру, пытаясь «попасть в телик».

– Да, в прошлый раз было о чем поведать, – согласилась я. – Но сегодня я скромно посижу в уголке.

– А ты бы сочинила что-нибудь, – шутливо предложил папа.

– Нет, сочинять – это дар. К тому же жизнь иногда такое сочиняет, что и добавлять не надо.

Чего только не бывает.

– Санька, а ты расскажи про своего поклонника, – попросила бабуля и хитро подмигнула родителям.

Начинается!

– Что я могу про него рассказать, если я даже не знаю, как его зовут, – недовольно ответила я. Упоминанием о тайном воздыхателе домашние дразнят меня регулярно.

– Саш, ну неужели тебе не интересно, что это за мальчик? – спросила мама.

– Ммм… Интересно, – призналась я, подумав.

– Вот и узнай! – хором воскликнули мама и бабушка.

– Каким образом?

– Все просто, Санька, – усмехнулся папа (сейчас предложит что-нибудь убийственное). – Твои милые родительницы хотят, чтобы ты помогала учителям проверять тетрадки. Пару раз проверишь – и определить обладателя красивого почерка для тебя не проблема.

– Точно! – со смехом подтвердили мои дамы.

– Ну вас! – поморщилась я. – Сличать почерки – гадость.

– Да шучу я Саня, – сказал папа. – Просто, пока ты не установишь личность своего обожателя, кое-кто в нашей семье не успокоится.

– Нет уж, – гордо заявила я, – пусть раскалывается сам!

– Правильно, Сашуля, – одобрила бабушка и торжественно подняла чашку с чаем. – За тебя!

Мы дружно чокнулись чашками. Не удивляйтесь: в нашей семье еще не такое бывает.

 *      *      *

Понедельник – день веселый. Иногда даже слишком веселый. На следующих домашних посиделках мне будет что вспомнить.

Поначалу школьный день проходил хорошо. Вернее, не то чтобы хорошо… В общем, обычно все шло, вот как. Два последних урока – алгебра.

Алгебру и геометрию у нас в классе мало кто любит по причине учительницы. Алевтина Павловна – очень ответственный человек, но, к сожалению, большим разнообразием ее уроки не отличаются. Основной метод – метод крика. Нет, может, на кого-то и действует. Но лично у меня после пары-тройки первобытных воплей в голове становится пусто, как мамином кошельке после распродажи. Образно говоря, все знания разлетаются пеплом по ветру. Поэтому я не люблю решать задачи у доски: вроде и не совсем уж дурочка, а превращаюсь в тупое каменное изваяние, совершенно не способное соображать.

Странности начались еще на перемене. Некоторые ребята почему-то начали чихать. Машуня Шанина вошла в класс с красными глазами.

– Что с тобой? – встревожилась я.

– Не знаю, Дань, что-то глаза заслезились, – ответила Маша и полезла в сумку за платком.

Тут и я почувствовала, как в носу защекотало. И Анжелка с Женькой прекратили спорить и начали тереть глаза.

Одной Алевтине Павловне хоть бы что!

Прозвенел звонок на урок. Математичка вызвала Ренату, и та старательно пыхтела у доски, изображая (весьма фальшиво), что она, конечно, решила домашнюю задачу.

Алевтина Павловна медленно зверела. И тут – бац! – началось.

Приоткрылась дверь, в проеме обнаружилось лицо завучихи, и она (завуч) любезным, но несколько обеспокоенным голосом позвала математичку.

– Что еще? – сердито спросила Алевтина Павловна, подходя к двери. – Вы уж извините, Ольга Иванна, но я очень занята.

Завучиха утянула Алевтину Павловну за дверь (вздох облегчения), закрыла ее (проблеск надежды на лице Ренаты), и они стали о чем-то громко спорить. Класс заволновался.

– Что-то случилось, – убежденно сказала я.

– С чего ты взяла? – насмешливо спросил Мишка Жуков.