Зинка

Глава 14. Кухонная симфония

Разбудили Зинку кастрюли и сковородки, нарочито громко бряцающие на кухне в руках матери Веры, сгорающей от нетерпения и любопытства.

– Спит она! Нет бы о матери подумать! Мать всю ночь не спала, всё ждала, когда уже войдет да ляжет, свет потушит. Нагорело, поди, чертову кучу денег за ночь-то! – бурчала да причитала себе под нос Вера, радуясь в душе, что дочка всё же вышла в люди и едва поспевая вытирать руки о передник, ставить и снимать с плиты кастрюли да сковородки с шипящим в подсолнечном масле лучком для будущих щей на кусочке свинины. С продуктами в те годы было туго, да у Григория везде и всюду работали знакомые со времен его председательства в колхозе. То мяса с мясокомбината городского передадут, то овощей справных с базы предложат. А то и хлеба горячего привезут по знакомству с местного хлебозавода, проезжая мимо.

Зинка окончательно проснулась от кухонной симфонии и, вся недовольная, выкатилась в мятой ситцевой ночной рубахе на кухню. Её модная прическа бабетта, такая шикарная накануне и лихо подпорченная огромной перьевой подушкой за короткую ночь, торчала набок, словно корона принцессы. На ногах Зинаиды красовались старые стоптанные тапки времён царя Гороха.

– Можно потише? Мама! Восьми ведь нет, вот ведь не спится тебе! Гремишь на всю «ивановскую»! – проворчала в сердцах Зинка, шаркая тапками по направлению к ведру с водой.

– Женихи уже все ворота обоссали, вставать пора! Пораньше нельзя было прийти? С петухами явилась!

– Мама! Ты такая интересная! Тебе не угодишь! То причитает, что дочка затворницей живёт, то приходи – не ходи. Мама! Мне не пятнадцать лет, у нас в бригаде девчонки моего возраста замужем уже есть, а ты всё контролируешь меня. Хватит уже! – Зинка поняла, что переборщила с тоном и что мать действительно не привыкла ждать её до утра и нервничать. Заговорчески улыбнулась, сменив гнев на милость, и вкрадчиво спросила, подойдя к обиженной матушке:

– А кто у нас хочет узнать, как дочка сходила первый раз за три года на танцы? А кому я расскажу что-то интересное? А кто у нас не ругается – не сердится? – обняла Зиночка маму и звонко чмокнула в щёку.

Вера с радостью вытерла насухо руки о передник и, вытащив из-под стола старую потёртую табуретку весом с тонну, с готовностью уселась слушать Зинку, расправив на коленях старый передник с нарисованным огромным подсолнухом. Зинка вечерним соловьём заливисто рассказывала о вчерашнем вечере в лицах и во всех подробностях, активно жестикулируя, опустив лишь одну деталь – испорченную туфельку.

– Почему именно тебя пригласил?

– А кого ещё? Мама! Ну, ты ей Богу! Слушай дальше, не перебивай. Короче, зовут Валентин, сварщик он, работает уже. Лет 28 на вид ему. Красивый такой, прямо актёр Юрий Яковлев из Идиота. Надеюсь, не идиот. – Мать слушала и довольно кивала.

– Дом у них через улицу от нас, ближе к остановке автобусной. Брат есть младший, сестра.

Говорит, видел меня, знает. Тётка у него какая-то на нашей улице живёт.

– Погоди, – всплеснула руками мать. – Валька? Фросин сын? Это же Марусин племянник, наверное. По нашей стороне живет тётка его. Так я знаю его, Фросин сын. Виктор брат у него помладше, Зина младшенькая. Батюшки, Валентин! Это такой взрослый уже? Надо же. Как летит время… Красивый, говоришь? Давно его не видела. Они там все симпатичные. Фронька какая красавица, а дочка у неё – глаз не отвести. Стройная, волосы волной, глазки, реснички.

Смотри, тоже Зинка. В твоем училище сейчас учится, только поступила. Знаю я их семью, знаю! Надо же…

Поболтав ещё с полчасика, мать и Зинка довольные разошлись каждая по своим делам и заботам. Мать доваривать щи из кислой капусты, а Зинаида, получив одобрение от главного «прокурора», выдохнув, довольная удалилась в свою комнату, шаркая тапками. Рухнула в постель с мыслью, что допрос окончен и можно ещё парочку часов поспать. Завтра понедельник, всю следующую неделю работать ей в ночную смену.

Глава 15. Заговорщики

Выпорхнув из цеха в час ночи, обгоняя подруг и прыгая через ступеньку, как оголтелая, Зинка нырнула с заводского крыльца в прохладный майский воздух ночного города. Тут же взгляд её устремился в темноту в конец небольшой площадки в стороне от заводской Доски почета. Там привычно горел огонек папироски, то разгораясь, то вновь притухнув. Валентин с первого дня их знакомства попросил разрешения Богини встречать её с ночной смены и провожать до дома. Зинке, конечно, нравилось такое внимание молодого человека.

– Надо же! Ему на работу утром, и тащится ведь через весь город на ночь глядя. Когда он спит? – пару раз задумывалась Зинка, в сердцах жалея ухажера и одновременно ценив его заботу. Но справедливости ради надо отметить, что жалела Зинка Валентина всего пару раз за ту первую неделю ночных провожаний. Не до того было. Всю дорогу до дома шли, не торопясь, хохотали, Валя галантно придерживал Богиню за локоток в местах, где ночные фонари города плохо освещали неровную дорогу. К концу первой недели ночных прогулок Зинка поймала себя на мысли, что впервые не бросила взгляд на дырочки почтового ящика, который грустил и ждал весточки от солдата уже несколько месяцев.

На рабочем месте Зинаида снова ожила, повеселела к великой радости мастера участка и девчонок из бригады. Снова звонко и заливисто хохотала, поддерживала разговоры о том, о сём, а руки её в это время с огромной скоростью проверяли и укладывали в гнёзда лотков мелкие детали полупроводников. В перерывах между шутками и разговорами Зинка то и дело думала о своем новом друге.

– Такие же голубые глаза и ямочка на подбородке, как у Толика, – с грустью изредка вздыхала Зинка, все реже и реже вспоминая своего мальчика – солдата. От того из Германии так и не было новостей, и Зинка с матерью жили в полной уверенности, что родители Анатолия скрывают от соседей женитьбу сына. Еще в конце мая должен был вернуться Толя, но так и не приехал.

– Поди, подженила его какая сноровистая из дочерей командиров в Германии той, – строила свои предположения мать Вера, встречая Зинку по утрам на кухне. Та только вздыхала, слушая мать да лениво возив ложкой по тарелке с горячей манной кашей.

– Вот он и не едет, не торопится. И нечего тут ждать и жалеть. Вон парень какой видный на тебя глаз положил. И семья хорошая. Фроньку тут надысь видела в магазине, точно он, Валентин, сын её. Рассказал он матери о тебе, та радуется. Пусть, говорит, дружат, он парень хороший, совестливый, трудяга. Зарабатывает хорошо. Не пьёт. Курит только. Да кто из них сейчас не курит? Вон Колька с пятого класса бычки по улицам собирал, засранец. Лишь бы человек хороший был, заботливый, любящий, – с грустью подумала Вера о муже своем Григории. Тот все чаще и чаще задерживался по вечерам, приходя домой и отводя взгляд под пристальным вопрошающим взором жены. Вера тревожилась сомнениями, но сдерживалась от расспросов, боясь услышать правду, которая разобьёт её сердце.

– Лишь бы у дочери всё было хорошо, да у Кольки, – думала Вера, продолжая хлопотать по дому и огороду. – Замуж Зинке надо, замуж. И образуется всё.

Незаметно пролетели восемь недель жаркого, но очень ветреного лета. В конце июля Валентин встретил Зиночку у проходной завода после ночной смены, и, победно улыбаясь, заявил, что был вечером в гостях у её матери и та накормила его блинами с маслом. А ещё Вера дала согласие отдать Богиню ему в жёны. Зинка остановилась, в изумлении вскинув свои голубые глаза на друга.

– Чего? Какие блины? Какое согласие? Вы оба там с ума сбрендили? Нормально так! Заговорщики! В гости он пошел… – причитала Зинка, а у самой сердце выскакивало от радостного волнения перемен. Прошло два месяца со дня их знакомства, а уже замуж зовет. Вот деловой! Но такая напористость и решительность Зинке были по душе, что тут скрывать. Настоящий мужчина!

Глава 16. Поздно

Свадьбу молодым назначили на вторую половину августа, аккурат на Яблочный спас. Валентин заслал сватов к родителям своей жемчужинки – так он её ласково называл. Она и похожа была на жемчужинку в своём белом платьице в темноте городского парка, когда он увидел её в тот вечер. Григорий и Вера приняли сватов достойно, с уважением и почтением, как положено на Руси. Вера с дочерью намыли до блеска дом, наготовили, накрыли красивый стол в центре зала, надели лучшие свои наряды. Григорий облачился в свой единственный парадный костюм, в котором ездил председателем колхоза к начальству на совещания да в столицу за подсолнечным маслом и гречкой. Сватать сына пришла мать жениха Ефросинья со своими сыновьями Валентином и Виктором, младшая дочь Зиночка предпочла остаться дома, не пошла. Посидели за столом, поговорили, отобедали. Родители чинно дали своё согласие к радости молодых и проводили гостей до калитки.

Месяц пролетел в трепетном волнении ожидания, в заботах и хлопотах. За продуктами к свадебному столу поехали в Москву в Елисеевский гастроном. После дневной смены Зиночка то и дело заходила к дяде своему портному примерить свадебное платье, кружевную ткань для которого он достал через своих знакомых портных по большому блату. Фату нашли у подруг. Коротенькая, пышная, с нежным веночком, она прекрасно сочеталась с модным в 60-е свадебным платьем – недлинным, до колена, для стройных ног богини. Плечи открытые, всё тот же широкий пояс на узкой талии и пышная юбка «солнце-клёш». Загляденье, а не наряд!

Наступил август, темнеть начинало рано, высокое звёздное небо висело черным куполом над старой лавочкой у калитки. Валентин крепко обнял Зиночку и, пожелав доброй ночи, торопливо ушёл домой пораньше, обещал своей матери Ефросинье помочь с кое-какими мужскими делами по дому.

Отца Валентина, Алексея, похоронили рано, сразу после войны. Муж Ефросиньи, как и многие солдаты, с честью дошел до Берлина, а в первые послевоенные годы случилась трагедия.

Как-то раз поздно вечером к ним на улицу пришла компания городских, ну и зацепились. Слово за слово, один не уступил, второй заспорил, третий толкнул. Алексей и полез разнимать молодежь, выручая местных ребят. Кто-то из городских достал нож. Рана оказалась смертельной… Ефросинья овдовела совсем молодой, оставшись с тремя детьми на руках и разрываясь между бесконечными хлопотами по дому и огороду и тяжелой работой на городском хлебокомбинате. Замуж так больше и не вышла, не до этого было – растила детей одна. Рассчитывать Фросе было не на кого, подросли Валентин с Виктором, да дочь Зина следом. Все дети помогали матери с самого раннего детства – дочь по хозяйству, а пацаны всё больше прибить, приколотить, подправить, огород вскопать, картошку окучить. Дел всегда у Ефросиньи было невпроворот. У кого их нет?

Зиночка закрыла за собой скрипучую калитку, громыхнув упрямой щеколдой, и направилась по тропочке к крыльцу. В кухонном окне горел свет и мелькали тени уставших родителей, которые, наверняка, с нетерпением ждали загулявшую дочь к ужину. Где-то в вечерней тишине гулко залаяла собака, за ней следом вторая, и вскоре дружный собачий хор нарушил тихий и неспешный ход тёмного вечера августа. За спиной у калитки Зинка услышала до боли знакомый голос:

– Зин, ты? – Зинаида застыла на месте. Кровь прилила к лицу, словно в него плеснули кипятком из ковша. Этого не может быть. Этого не может быть! Зажмурившись, Зинка постояла еще несколько секунд, слушая бухающее где-то в горле сердце, и медленно повернулась лицом к калитке, ловя ртом воздух.

– Зиночка, милая моя, скажи, что это неправда! Открой калитку! Пожалуйста! Это я! Я приехал полчаса назад, только приехал! Что они говорят? Зинка! Что они несут все? Это неправда! Это всё неправда! Вот же я! Приехал! Я не мог! Я ничего не мог! Там беда случилась, Зиночка! Открой! Ты тут, я вижу тебя, открой! Я всё тебе расскажу! Умоляю, поверь! Беда там случилась! Мы еле выбрались оттуда, – сбивчиво повторял Анатолий, дергая за ручку и срываясь то и дело то на крик, то на шёпот, понимая, что переполошит Зинкиных родителей и те выбегут на шум крыльцо.

Зинка распахнула калитку, Анатолий едва успел увернуться. Бросилась к солдату, колотя его кулаками и ничего не соображая. Толя стиснул свою богиню в объятиях, продолжая бесконечно повторять одно и то же.

– Что ты наделал! Что ты наделал, Толя! Ничего уже не будет, Толя! Поздно! Поздно! – рыдала, отбиваясь от Анатолия Зиночка. – Не хочу ничего знать, не хочу больше ждать! Я за эти полгода чуть не умерла. Не хочу, Толя, не буду! Отпусти меня, – рявкнула Зинка, – ничего не хочу знать, никого не хочу жалеть! Я счастлива, не мешай мне! Уходи, прошу тебя! Сейчас же уходи! Я не хочу ничего знать! – крикнула Зинка и, вырвавшись из объятий солдата, бросилась к дому, уже вообще ничего не соображая.

– Духи вот возьми, тебе привез! – в сердцах крикнул вслед Анатолий, но она решительно хлопнула калиткой, спешно задвинув засов. В тёмных сенях Зинаида отдышалась, на ощупь нашла ведро воды на лавке у стены, плеснула себе в лицо, вытерлась рукавом кофты, присела на лавку у ведра, тяжело дыша и всхлипывая.