Янтарный лёд

Arletta Van der Gross

Янтарный лёд

Глава 1

Следы краски на холоде смерти.

Арлетта Ван дер Вельде стояла перед мольбертом, кисть замерла в воздухе. На холсте бушевала буря из ультрамарина и охры – отражение сумятицы в её душе. Весть о Грегоре пришла как удар кирпичом по витрине галереи. Грегор Морли. Её меценат, первый, кто поверил в её дерзкие абстракции, друг, чей смех заполнял тишину мастерской после вернисажей. Убит. В собственном доме. И она… она была там.

Воспоминание накатило волной тошноты: роскошный кабинет Грегора, запах старых книг и дорогого коньяка, внезапный хруст стекла из гостиной, её собственный испуганный крик, мелькнувшая в дверном проеме чужеродная тень, и потом… тишина. Ужасающая, густая тишина. Она не видела лица, только тёмный силуэт и запах – резкий, химический, чужой.

Теперь ей предстояло пойти туда, где холод смерти был не метафорой, а повседневной реальностью. В морг.

* * *

Доктор Сайлас Торн затянул стяжки на новом белом халате, его движения были точны, экономичны, отработаны годами. Вентиляция гудела, пытаясь заглушить вездесущий запах формалина и чего-то более тяжелого, невыразимого. На столе перед ним лежало тело Грегора Морли. Коллега по редким партиям в покер, человек, чья неугомонная жизнерадостность казалась Сайласу почти неприличной в их мире. Теперь – просто работа. Протокол, разрезы, поиск причин. Очередная трагедия в бесконечной череде.

– Свидетельница прибыла, доктор Торн, – голос ассистентки прозвучал из динамика. – Арлетта Ван дер Вельде. Художница.

Сайлас кивнул, не отрывая взгляда от инструментов. «Художница». Это слово для него значило не больше, чем «бухгалтер» или «водитель». Люди, живущие в выдуманных мирах, пока он копошился в реальности, холодной и безжалостной. Он слышал это имя – Арлетта. Её картины висели в доме Грегора. Кричащие пятна цвета, бессмысленные формы. Как это могло кого-то трогать? Искусство не воскресит мёртвых. Не зашьет раны. Не поймает убийцу.

Он вышел в приёмную. Контраст был резким: стерильная белизна стен, флуоресцентный свет, режущий глаза, и она. Она была всплеском цвета на этом монохромном холсте. Светлые, растрёпанные волосы обрамляли бледное лицо с огромными, полными невыплаканных слёз глазами. Ярко-синий платок, небрежно наброшенный на плечи, казался криком в этой тишине. Она сидела, сгорбившись, кусая губу, пальцы нервно перебирали бахрому платка. От нее исходил слабый, но отчетливый запах скипидара и масляной краски – запах ее мира, навязчивый и чуждый здесь.

– Мисс Ван дер Вельде? – голос Сайласа был ровным, профессионально-бесстрастным. – Доктор Торн. Я веду это дело. Вам нужно опознать тело и дать показания.

Она вздрогнула, подняла на него глаза. В них читался ужас, растерянность и что-то еще… глубокая, звенящая боль. Сайлас внутренне напрягся. Эмоции. Они всегда мешали. Затуманивали факты.

– Я… я не хочу туда идти, – прошептала она, голос сорвался. – Я уже видела его… там… в кабинете… после…

– Процедура необходима, – отрезал Сайлас, открывая дверь в предсекционную. Холодный воздух ударил в лицо. – Чем точнее формальности, тем быстрее мы найдем того, кто это сделал.

Он повел её по коридору. Она шла, едва переставляя ноги, взгляд прилип к стерильному полу. Когда они вошли в помещение, где на металлическом столе под ярким светом лежало тело, покрытое простыней до груди, Арлетта вскрикнула, коротко и глухо, зажав рот ладонью. Слёзы хлынули ручьём.

– Да, это… это Грегор, – выдавила она, отворачиваясь. – О Боже, Грегор…

Сайлас наблюдал. Истерика. Ожидаемо. Он сделал пометку в блокноте. Ему нужны были факты, а не слёзы.

– Вы сказали, были в доме, когда это произошло? Что именно Вы видели? Слышали?

Арлетта пыталась взять себя в руки, вытирая лицо рукавом, оставляя размазанные следы туши. Её рассказ был обрывистым, эмоциональным: она пришла обсудить новую выставку, Грегор был в кабинете, она пошла в гостиную налить себе воды… хруст разбитого стекла… тень… крик… тишина… её собственный страх, заставивший спрятаться за диваном… потом она нашла его.

– Тень… – настаивал Сайлас. – Мужчина, женщина? Рост? Одежда? Оружие?

– Не знаю… Темно… Высокий? Кажется… Одежда темная… – Она зажмурилась, пытаясь выловить образ из хаоса памяти. – Запах! Был запах… Резкий. Как… как растворитель. Но другой. Едкий.

«Растворитель?» Сайлас отметил. Возможно, следственный химик что-то найдёт. Но это было туманно.

– Вы ничего не трогали? Не подходили близко к телу?

– Нет! Я… я испугалась… позвонила в полицию и выбежала…

Её дрожь была почти физически ощутимой. Сайлас почувствовал знакомое раздражение. Свидетель, охваченный паникой, – худший вариант. Детали стираются, память искажается.

– Ваши картины, – неожиданно для себя самого произнес он, глядя на пятна краски на её джинсах. – Они часто вызывают сильные эмоции. Как вы считаете, могло ли творчество Грегора… или ваше… стать мотивом для кого-то? Обида? Зависть?

Арлетта посмотрела на него, будто он спросил, может ли солнце быть квадратным. В её глазах мелькнуло непонимание, даже лёгкое возмущение.

– Искусство – это свет, доктор Торн, – сказала она тихо, но с внезапной твердостью. – Оно открывает души, а не закрывает их навсегда. Кто-то, способный на… на «это»… не понимает ни искусства, ни света. Это тьма. Чистая тьма.

Её слова, произнесенные с такой убежденностью в этом месте, среди металла и смерти, показались Сайласу наивными до абсурда. «Свет? Открывает души?» Он видел, что «открывают» души ножом или пулей. Тьма была реальностью, свет – иллюзией, которую люди вроде неё покупали за большие деньги.

– Спасибо, мисс Ван дер Вельде, – он закрыл блокнот. – Это пока всё. С вами свяжутся, если потребуются дополнительные вопросы. Постарайтесь успокоиться.

Она кивнула, всё ещё не в силах сдержать слёзы. Когда она повернулась, чтобы уйти, её платок зацепился за угол металлического столика. Она дернулась, ткань соскользнула, упав на холодный пол рядом с дренажным желобом.

Сайлас видел, как она наклонилась, чтобы поднять его. Видел, как её взгляд на миг задержался на чем-то на полу, чуть в стороне от желоба. На крошечном, едва заметном брызге цвета. Не красного. А… изумрудно-зелёного. Яркого, как мазок на её холсте. Её пальцы, привыкшие к краскам, инстинктивно потянулись к нему, но не коснулись.

– Это… – начала она.

– Грязь, – автоматически отрезал Сайлас, уже отводя взгляд. Вероятно, след от чьей-то обуви. Несущественно. – Вам пора. Ассистент проводит вас.

Арлетта замерла, её взгляд перешел от странной зелёной капли к его лицу, холодному и непроницаемому. В её глазах смешались боль, недоумение и что-то новое – проблеск острого, почти художнического наблюдения. Она молча подняла платок, сжала его в руке и, не сказав больше ни слова, позволила ассистентке вывести себя из морга.

Сайлас вздохнул, когда дверь закрылась. Эмоциональная воронка ушла. Теперь можно было работать. Он подошел к телу Грегора, включил яркую лампу. Его мир вернулся: факты, ткани, разрезы, химические реакции. Мир, где не было места кричащим синим платкам, запахам скипидара или наивным разговорам о "свете искусства". Мир, где единственными красками были оттенки разложения и багровые следы насилия.

Он взял скальпель. Работа ждала. Тень убийцы где-то там, в городе, а он должен был найти её здесь, среди холодного металла и безмолвных свидетельств. Мысль о художнице с ё слезами и зелёной каплей на полу уже стерлась, как ненужный штрих на чистом листе протокола. Она была свидетелем. Неуравновешенным, эмоциональным. Ни больше, ни меньше. Их миры, столкнувшись на миг, снова разошлись по своим орбитам: её – в хаос цвета и чувств, его – в стерильную точность смерти.

Но где-то в подсознании, словно неуловимое пятно на периферии зрения, задержался образ её глаз, полных не только слёз, но и внезапного, острого вопроса, когда она смотрела на ту зелёную каплю. Вопроса, на который он не стал искать ответа. Пока.

Глава 2

Янтарные отблески в Мастерской Тени.

Солнечный свет, густой и теплый, как жидкий мёд, заливал просторную мастерскую Арлетты Ван дер Вельде. Он играл в длинных, почти белоснежных прядях её волос, уложенных в небрежный узел, из которого выбивались отдельные пряди, прилипшие к влажным от слёз и концентрации вискам. Её янтарные глаза, обычно светящиеся тёплым внутренним огнём, сейчас были тусклыми, воспаленными, но невероятно сосредоточенными. Она стояла перед огромным холстом, залитым хаосом мазков – кобальтовой синевой, киноварной яростью, тяжёлыми ударами черной сажи. Это был крик души, попытка изгнать ужас, запечатленный в памяти: силуэт в дверном проеме, запах химической горечи, безжизненное тело Грегора.

Но руки её дрожали. Кисть выскальзывала из пальцев, оставляя неуклюжие кляксы. Она сжала кулаки, вонзив ногти в ладони. Боль. Хоть какая-то ясность. Платок, тот самый, синий, который уронила в морге, лежал на табурете, сложенный небрежно. И на нём, едва заметно, было крошечное пятнышко… не синей краски с её пальцев, а того самого, странного изумрудно-зелёного оттенка. Как та капля на холодном полу предсекционной.

«Грязь», – прозвучал в памяти холодный, бесстрастный голос доктора Торна. Но Арлетта знала краски. Знала их текстуру, запах, поведение. Это была не грязь. Это была краска. Очень специфического, почти ядовитого оттенка зелёного. Пигмент, который она сама использовала лишь однажды, для серии "Подводные сады". Очень дорогой, очень редкий. И уж точно не тот, что мог оказаться на полу полицейского морга случайно.

Стук в дверь мастерской заставил её вздрогнуть. Не время для гостей. Не сейчас. Она знала, кто это. Только он мог стучать так – резко, без извинений, словно отбивая такт для вскрытия.

– Войдите, – голос её сорвался, она сглотнула ком в горле.

Дверь открылась, впустив не просто человека, а сгусток холода и чужеродности. Сайлас Торн в своём неизменном тёмном костюме и безупречно белой рубашке казался пришельцем в этом царстве цвета и творческого хаоса. Его взгляд, острый и оценивающий, скользнул по заляпанным краской полам, горам тюбиков на столе, незаконченным полотнам, стоящим у стен, и наконец остановился на ней. На её бледном лице, на следах слёз, на длинных светлых волосах, собранных, но все равно излучающих тепло, которого ему так не хватало. На её глазах – янтарных, как застывшая смола, полных боли и… вызова?

– Мисс Ван дер Вельде, – кивнул он, не делая шага вперед. Запах скипидара, масляных красок и чего-то цветочного (может, раздавленная пастель?) ударил ему в нос. Навязчиво. – Требуются уточнения по вашим показаниям. Анализы на месте преступления кое-что прояснили.

– Прояснили? – Арлетта повернулась к нему, не выпуская из рук кисть, как щит. – Вы нашли… того человека? Тень?

Сайлас покачал головой. Его лицо было каменной маской, но в уголках губ читалось лёгкое раздражение.

– Пока нет. Но мы установили орудие убийства. Тупой тяжелый предмет. Возможно, статуэтка, которую преступник унёс с собой. И…, – он сделал паузу, его взгляд стал пристальнее, – мы нашли следы краски. Не в кабинете, где было тело. А в гостиной, у разбитого окна, через которое проникли. На осколках стекла.

Арлетта замерла. Сердце бешено заколотилось.

– Краски? – повторила она, стараясь звучать ровно. – Какого… цвета?

– Зелёного, – ответил Сайлас, наблюдая за её реакцией. – Яркого, изумрудного оттенка. Непохожего на обычные бытовые краски. Лаборатория идентифицирует состав.

В мастерской воцарилась тишина, нарушаемая только гулом города за окном. Арлетта медленно опустила кисть. Янтарные глаза горели теперь не только болью, но и странной, ледяной ясностью.

– Доктор Торн, – начала она тихо, но так, что каждое слово прозвучало отчётливо. – Когда я была в вашем… морге… я тоже видела краску. Такого же цвета. Маленькую каплю. На полу. Рядом с тем местом, где стоял Грегор.

Сайлас нахмурился. Его профессиональная уверенность дала трещину.

– Это невозможно. Предсекционная тщательно убирается после каждого случая. И до Грегора Морли там не было тел с подобными загрязнениями. Вы ошибаетесь. Это могла быть грязь, след от реактива…

– Это была краска! – перебила его Арлетта, шагнув вперед. Её светлые волосы колыхнулись. – Я художник. Я знаю краски. Эта – особенная. Очень стойкий пигмент на основе фталоцианина. Он не стирается, не смывается простой водой. Он… – она резко повернулась, схватила с мольберта маленький тюбик с почти стершейся этикеткой, – вот он! Виридиан экстра-тон. Его используют редко. Очень редко. И стоит он… – она горько усмехнулась, – как хороший костюм. Вряд ли его можно найти на ботинках ваших лаборантов.

Она протянула тюбик Сайласу. Он нехотя взял его. Пластик был липким от старой краски. Надпись действительно гласила «Viridian Extra Fine». Он смотрел на тюбик, потом на её лицо – решительное, несмотря на бледность и следы страданий. Её янтарные глаза не отводили взгляда, бросая ему вызов, его собственному скепсису.

– И что это доказывает, мисс Ван дер Вельде? – спросил он, стараясь сохранить ледяной тон. – Что убийца – художник? Или что он посетил морг после совершения преступления, оставив там след? Оба варианта абсурдны.

– Это доказывает, что вы что-то упустили! – вырвалось у Арлетты. Голос её дрожал, но не от страха, а от гнева и отчаяния. – Что этот след – важный! Что он связывает место убийства с… с тем местом, где лежал Грегор потом. Может, убийца был «там»? Может, он следил? Может…, – она вдруг замолчала, её взгляд стал расфокусированным, внутренним. – Может, он знал, что тело повезут туда? И пришел… посмотреть?

Мысль была дикой, пугающей. Сайлас почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он отвёрг её мгновенно.

– Это паранойя, мисс Ван дер Вельде. Навеянная стрессом. Морг – режимный объект. Посторонние туда не проникают.

– Как же тогда там оказалась «моя» краска? – резко парировала Арлетта, указывая на платок, где зелёное пятнышко выделялось на синем фоне. – Я принесла её на себе? С места убийства? Но я же не подходила к окну! Я была в гостиной, потом в кабинете… и потом убежала. И в морге я была только в приёмной и предсекционной, не касаясь ничего! Откуда она на платке? И на полу?

Сайлас молчал. Его логичная, выстроенная, как скальпель, картина реальности дала трещину. Небольшую, но раздражающую. Эта художница с её светлыми волосами и горящими янтарными глазами, с её дурацкими догадками и упрямством… Она вносила хаос. Он ненавидел хаос.

– Ваши предположения… не лишены любопытства, – сквозь зубы процедил он. – Я проверю записи посещений морга в тот день. И перепроверю уборку предсекционной. Что касается краски…, – он взвесил в руке тюбик, – лаборатория даст точный состав с места преступления. Если совпадет с вашим виридианом… это будет уликой.

Он не сказал "важной уликой". Не признал, что она могла быть права. Но Арлетта почувствовала крошечную уступку в его тоне. Минимальную. Она кивнула, внезапно почувствовав усталость, смывающую волну адреналина.

– Спасибо, доктор Торн, – сказала она тихо, отворачиваясь к своему кричащему холсту. Её профиль на фоне буйства красок был хрупким и печальным. Длинная светлая прядь упала на щеку.

Сайлас стоял, не зная, что сказать. Его взгляд скользнул по её спине, по напряженным плечам, по рукам, всё ещё слегка дрожащим. Он привык видеть свидетелей сломленными, истеричными, замкнутыми. Но не такими… упорными. Не такими, кто осмеливался оспаривать его реальность своими красками и догадками. Это было… неудобно.

– Вы пытаетесь нарисовать то, что видели? – спросил он неожиданно, кивая на холст.

Арлетта взглянула на свое творение – хаотичное, тёмное, полное безысходности.

– Я пытаюсь нарисовать тень, – ответила она горько. – Но тени не имеют лица. Только очертания. И запах. Химический, едкий запах. И этот… зелёный цвет. Как клык змеи.

Она повернулась к нему снова. Янтарные глаза были бездонными.

– Может, вам стоит попробовать иначе, доктор? Не искать только отпечатки пальцев и состав краски. Может, попробовать… нарисовать портрет этого человека? Из того, что есть? Тень. Запах. И редкая, ядовито-зеленая краска. Разве это не детали? Разве они не складываются в… в образ?

Сайлас смотрел на неё. Художница. Предлагала ему рисовать портрет преступника. Это было так далеко от его протоколов, от его скальпелей и микроскопов, что казалось чистым безумием.

– Моя работа основана на фактах, мисс Ван дер Вельде, – произнес он, пряча тюбик с краской в карман. – Не на воображаемых образах. Я проверю вашу информацию о краске. Ожидайте звонка.

Он повернулся и вышел из мастерской, не оглядываясь. Солнечный свет, тёплый и живой, остался позади, вместе с запахом красок и образом женщины с янтарными глазами, которая осмелилась предложить ему видеть мир иначе. Он шагнул в прохладную серость подъезда, и дверь мастерской закрылась с тихим щелчком, отсекая буйство цвета.

Но в кармане его пиджака лежал маленький липкий тюбик с редкой зелёной краской. И в памяти, вопреки всему, застыл вопрос из её янтарных глаз: «Разве они не складываются в образ?»

Он отмахнулся от него, как от назойливой мухи. Факты. Только факты. Тень убийцы не имела лица. Она имела ДНК, отпечатки обуви и, возможно, состав краски. Этого должно было хватить. Но где-то в глубине, в том месте, которое он давно заморозил, шевельнулось что-то похожее на сомнение. Или просто раздражение. От художницы, которая видела зелёные капли там, где их не должно быть, и осмеливалась думать, что он что-то упускает.

Глава 3

Имбирное печенье и Тени Прошлого.

Солнце, уже клонящееся к закату, окрашивало мастерскую Арлетты в тёплые золотистые тона. Хаотичный холст с криком боли всё ещё стоял на мольберте, но теперь он был прикрыт старым льняным полотном. Воздух, пропитанный запахом красок и скипидара, смешивался с новыми, уютными ароматами – свежесваренного кофе, корицы и чего-то сдобного, сладкого.

– Прямо, как в детстве, помнишь? – Марго Рено, скульптор с огненно-рыжими кудрями и вечно запачканными глиной руками, поставила на заляпанный красками столик поднос с дымящимся имбирным печеньем. – Твоя бабушка всегда пекла такое, когда нам было грустно. Говорила, имбирь – для храбрости.

Арлетта слабо улыбнулась, поправляя выбившуюся из небрежного узла светлую прядь. Её янтарные глаза, всё ещё хранившие тень горя, казались чуть светлее в этом тёплом свете и среди друзей. Марго была глотком свежего воздуха, ураганом энергии и безусловной поддержки. А рядом с ней, аккуратно раскладывая крошечные кисточки на чистом листе бумаги, сидел Лео Вандерлинде, тихий и педантичный реставратор графики из соседней галереи. Его тонкие пальцы, привыкшие к ювелирной работе, казались неуместными рядом с Марго, но именно его спокойная, молчаливая забота часто была спасительной.

– Помню, Марго, – ответила Арлетта, беря печенье. Оно было хрустящим, с острой ноткой имбиря – точно как бабушкино. Глоток горячего кофе обжёг горло, но принес странное утешение. – Она говорила, что сладкое лечит душу лучше любого лекарства.

– А еще лучше лечит душу – работа! – Марго уселась на табурет, отломив себе половину печенья. – Лео, ты видел её новые этюды к «Световым волнам»? Просто космос! Хотя…, – она осеклась, бросив осторожный взгляд на прикрытый холст. – Арлетта, милая, ты не должна замыкаться. Ты должна творить. Это твоя жизнь.

– Я пытаюсь, – Арлетта вздохнула, обводя взглядом мастерскую – её убежище, её вселенную. – Но каждый раз, когда я беру кисть, перед глазами… Он. Или та тень. И этот запах… химический, как в морге.

Она непроизвольно вздрогнула. Воспоминание о холодных стенах, о бесстрастном лице доктора Торна, о зелёной капле на полу всё ещё было свежо.

Лео поднял глаза. Его взгляд, острый и внимательный за толстыми линзами очков, остановился на ней.

– Ты упоминала краску, Арлетта, – произнёс он тихим, ровным голосом. – Изумрудно-зелёную. Виридиан экстра-тон.

Арлетта кивнула, оживляясь.

– Да, Лео! Именно. Ты же знаешь пигменты лучше всех. Я показала тюбик тому… коронеру. Он взял его на анализ. Сказал, что на месте преступления нашли такую же краску на осколках стекла. И я… я видела её каплю в морге, рядом с Грегором. Но он не поверил мне. Считает, что это грязь или я ошибаюсь.

Лео задумчиво потер подбородок.

– Виридиан экстра-тон… Да, очень специфичный пигмент. Дорогой. Его используют для особой глубины и стойкости, в основном в станковой живописи высокого класса. Или…, – он сделал паузу, – в реставрации. Для тонировок. Но там его применяют крайне осторожно, микродозами. Такая яркая капля… это странно.

– А кто вообще покупает этот тон? – встряла Марго, с любопытством наклонившись вперед. – Небось, человек десять в городе? Лео, ты же знаешь всех поставщиков!

– Не всех, – улыбнулся Лео. – Но основных – да. Этот пигмент закупают несколько серьёзных мастерских, пара академических студий… и несколько частных художников, которые не экономят на материалах. Грегор, кстати, покупал его для тебя, Арлетта, пару лет назад, для серии «Подводные сады». Большая партия.

Арлетта нахмурилась.

– Да, но у меня остатки давно закончились. Я не покупала его с тех пор. И в мастерской его нет.

– А у кого ещё? – настаивала Марго. – Может, кто-то завидовал Грегору? Или тебе? Знаешь, арт-среда… не всегда дружелюбна.

Арлетта хотела возразить, как когда-то доктору Торну, что искусство – это свет, но слова застряли в горле. Грегор был убит. Слишком жестоко, чтобы списать на случайность. Зависть? Месть? Возможно. Мир искусства, каким бы прекрасным он ни был, имел и свою темную изнанку.

– Лео, – обратилась она к реставратору, – не мог бы ты… осторожно… узнать? У поставщиков? Кто за последнее время покупал этот виридиан? Особенно в больших количествах? Или необычно часто?

Лео медленно кивнул. Его лицо стало серьезным.

– Это рискованно, Арлетта. Если это действительно связано… и если кто-то узнает о вопросах…

– Я знаю, – прошептала она. – Пожалуйста, будь осторожен. Просто… любая зацепка. Доктор Торн, кажется, сосредоточен только на физических уликах. Он не видит… контекста.

– Холодный тип? – фыркнула Марго. – Я видела, как он выходил отсюда в прошлый раз. Шёл, как будто несёт собственный саркофаг. Не удивительно, что он не видит дальше своего скальпеля.

Внезапно раздался резкий стук в дверь мастерской. Тот самый, безошибочный, отбивающий такт для вскрытия. Сердце Арлетты екнуло. Марго и Лео переглянулись.

– Говорим о солнце, а оно… в виде ледяного дождя, – пробормотала Марго, вставая и направляясь к двери. – Я открою, принцесса. Не волнуйся.

Арлетта быстро вытерла ладони о джинсы, сгладила воображаемые складки на блузке. Почему его появление всегда заставляло её так нервничать?

Дверь открылась. Сайлас Торн стоял на пороге, всё такой же безупречный и невыносимо чужеродный в своём тёмном костюме. Его острый взгляд мгновенно оценил обстановку: тёплый свет, кофе, печенье, друзей. На его лице мелькнуло что-то неуловимое – возможно, лёгкое удивление или даже… неодобрение? Увидев Арлетту не в слезах, а в кругу близких, с едва уловимым отблеском тепла в янтарных глазах, он, казалось, на мгновение сбился с привычного ритма.

– Доктор Торн, – произнесла Арлетта, вставая. – Вы… с результатами анализа?

Он вошел, едва кивнув Марго и Лео. Его присутствие внесло ощутимую струю холода в уют мастерской.

– Лаборатория подтвердила, – сказал он без предисловий, вытаскивая из внутреннего кармана пиджака знакомый липкий тюбик. – Состав краски с места преступления и с этого тюбика идентичен. Виридиан экстра-тон. Ваша информация была… точной.

В его голосе звучало не столько признание, сколько констатация факта. Но для Арлетты это была маленькая победа. Она почувствовала, как Марго сжимает её руку под столом в знак поддержки.

– А капля в морге? – не удержалась она. – Вы проверили?

Сайлас нахмурился.

– Образец был взят. Но его было слишком мало для полноценного анализа. Предварительно – тот же пигмент. Как он туда попал…, – он замолчал, его взгляд стал жёстче, – остается загадкой. Но это не меняет главного. Эта краска – ключевая улика. Она связывает преступника с местом убийства.

– А может, и с миром искусства, доктор Торн? – мягко вступил Лео, поднимаясь. Его тихий голос привлек внимание Сайласа. – Этот пигмент редок и дорог. Его используют немногие.

Сайлас холодно оглядел реставратора.

– Ваша точка зрения, мистер…?

– Вандерлинде. Лео Вандерлинде. Я реставратор. Знаю рынок художественных материалов. – Лео не смутился под ледяным взглядом. – Возможно, стоит проверить, кто недавно закупал этот виридиан. Это могло бы сузить круг подозреваемых.