Таблетка от ревности

Паркую мотоцикл в подземном гараже, и мы поднимаемся на лифте на двенадцатый этаж. В кабине повисает неловкое молчание – то самое, когда два малознакомых человека вдруг осознают, что оказались в изолированном пространстве.

– Давно на нем ездишь? – вдруг говорит Николь, нарушая тишину.

– Три года, – отвечаю я. – Это своего рода… подарок самому себе.

– По какому поводу? – она смотрит на меня с любопытством.

Лифт останавливается, спасая меня от необходимости объяснять, что мотоцикл был куплен всего год назад – классический симптом кризиса среднего возраста, как любят напоминать мои друзья.

Мы выходим в коридор, и я открываю дверь своей квартиры, пропуская Николь вперед. Она застывает на пороге, и я вижу удивление на ее лице.

Моя квартира – это большое открытое пространство с панорамными окнами от пола до потолка, из которых открывается вид на реку и ночной город. Минималистский дизайн, преимущественно в сером и черном цветах, разбавляют несколько ярких абстрактных картин и огромные растения в кадках. Здесь нет ничего лишнего – только функциональная мебель и свободное пространство.

– Ничего себе, – выдыхает Николь. – Это… совсем не то, что я ожидала.

– А что ты ожидала? – интересуюсь я, включая приглушенное освещение.

– Не знаю… – она проходит в комнату, рассматривая всё вокруг. – Может, спортивные трофеи, фотографии с вечеринок, кожаный диван и огромный телевизор? Что-то более… традиционное для успешного мужчины твоего типа.

– Моего типа? – я поднимаю бровь, снимая куртку и вешая ее на стойку у входа.

Николь пожимает плечами:

– Ну знаешь, бывший спортсмен, бизнесмен, любитель дорогих игрушек вроде мотоцикла за сто тысяч долларов.

– Туше, – я невольно улыбаюсь. – Но я предпочитаю думать, что человек – это не только его прошлое или его игрушки.

– Философ, – она улыбается в ответ. – Еще один сюрприз.

Николь подходит к окну, глядя на ночной город, и на мгновение я позволяю себе просто любоваться ее силуэтом на фоне огней. В ней есть что-то грациозное и в то же время сильное. Она выглядит уверенно и расслабленно, совсем не как женщины, которых я обычно привожу домой – они часто ведут себя либо слишком развязно, либо притворно скромничают.

– Чай, кофе, вино? – спрашиваю я, направляясь на кухню, отделенную от гостиной лишь барной стойкой.

– Чай, если можно, – отвечает она, поворачиваясь ко мне. – Вино в сочетании с "Французским поцелуем" может оказаться не лучшей идеей.

Конечно, когда она это произносит я думаю вовсе не о названии коктейля, а о настоящем поцелуе.

Ставлю чайник и достаю коробку с разными сортами чая.

– Зеленый, черный, травяной? – спрашиваю я, перебирая пакетики.

– У тебя целая коллекция, – Николь подходит к кухне и опирается на барную стойку. – Еще один сюрприз. Я бы сказала, что ты скорее кофейный человек.

– Я разносторонняя личность, – отвечаю с иронией. – Но если серьезно, после тренировок чай лучше восстанавливает.

– Тренировок? – она окидывает взглядом мое тело – быстро, но внимательно. – Ты все еще играешь в футбол?

– Нет, это в прошлом, – я достаю две чашки. – Теперь больше занимаюсь единоборствами. Бокс, джиу-джитсу.

– Держишь себя в форме для уличных драк? – шутит она.

– Для внутреннего равновесия, – отвечаю я серьезно. – Это помогает сосредоточиться, очистить голову.

Николь выбирает чай с жасмином, я беру черный. Пока чайник закипает, она продолжает исследовать квартиру:

– А эти картины… ты сам выбирал?

– Да, – я киваю, наливая кипяток в чашки. – Нравится искусство?

– Я фотограф, помнишь? – она проводит пальцами по одной из рам. – У меня слабость к визуальному искусству. Эти работы… они сильные. Эмоциональные. И немного тревожные.

– Как и жизнь, – говорю я, поднося ей чашку.

Наши пальцы соприкасаются, и на долю секунды я чувствую легкое покалывание. Николь, кажется, тоже это ощущает – она быстро отводит взгляд и делает глоток чая.

– Можно задать личный вопрос? – спрашивает она, опускаясь на один из высоких стульев у барной стойки.

– Разумеется, – я опираюсь на столешницу напротив нее.

– Ты до сих пор холост? – она смотрит мне прямо в глаза.

Я делаю глоток чая, обдумывая ответ. Обычно я отделываюсь шутками или поверхностными фразами, но сейчас почему-то хочется сказать правду.

– Я был женат, – наконец говорю я. – Три года. Развелся полтора года назад.

– Мне жаль, – в ее глазах искреннее сочувствие.

– Не стоит, – я качаю головой. – Это был хороший урок. О себе, о том, чего я действительно хочу от жизни.

– И чего же ты хочешь? – она наклоняет голову, и прядь волос падает ей на лицо.

Я смотрю на нее – на эту девушку, которую почти не знал в школе, и которая сейчас сидит на моей кухне, пьет чай и задает вопросы, на которые у меня нет готовых ответов. В эту минуту я чувствую что-то новое – не то привычное желание, которое возникает, когда я встречаю красивую женщину, а какое-то другое чувство. Более глубокое. Более настоящее.

– Честности, – говорю я тихо. – Простых, настоящих отношений. Без игр.

Я делаю паузу, немного смущенный собственной откровенностью:

– Прости, я не собирался грузить тебя своими экзистенциальными кризисами через час после встречи.

Николь улыбается, но не насмешливо, а понимающе:

– Я тебя не осуждаю. В тридцать все мы начинаем задавать себе неудобные вопросы.

– Тридцать два, вообще-то, – поправляю я. – А тебе кстати сколько сейчас?

– Мне всегда восемнадцать, – она отпивает чай.

Я усмехаюсь и наклоняю голову.

– Да, точно. По крайней мере выглядишь ты точно ещё на восемнадцать.

– Честно, я не ожидала услышать, что ты был женат, – она смотрит мне прямо в глаза, и я вижу в ее взгляде искреннее удивление. – Отказался от полигамии на целых три года.

Я усмехаюсь, делая глоток чая. Ее прямолинейность застает меня врасплох, но почему-то не раздражает.

– Мы с Бекки, моей бывшей женой, договорились о свободных отношениях, – отвечаю я, поставив чашку на столешницу. – Каждый мог встречаться с кем-то на стороне, были определенные правила.

– И как, работало? – Николь поднимает бровь, явно заинтригованная.

– Какое-то время да, – я пожимаю плечами. – Потом стало ясно, что мы просто живем параллельными жизнями под одной крышей. Отношения зашли в тупик.

– А сейчас? Все еще предпочитаешь свободу? – она спрашивает это небрежно, словно о погоде, но я чувствую, что ответ для нее важен.

– Сейчас я осознал, что это был бред, – говорю тихо, глядя ей в глаза. – Знаешь, все эти современные концепции отношений, где каждый сам по себе… В какой-то момент понимаешь, что это просто способ избежать настоящей близости.

Я делаю паузу, удивляясь собственной откровенности:

– Если честно, я хочу попробовать что-то новое. Вернее, старое как мир – обычные моногамные отношения. Никогда по-настоящему в таких не был.

– Даже в школе? – она улыбается, и в ее улыбке есть что-то дразнящее. – Вроде ты встречался с Эшли целых три месяца. Для старшей школы это почти вечность.

– Эшли? – я смеюсь, и воспоминания о первой серьезной подружке наполняют меня странной ностальгией. – У нас было четкое соглашение. Она получала статус девушки футбольной звезды школы, а я – возможность целоваться с королевой группы поддержки. Настоящей верности там и близко не было. Скорее… взаимовыгодное партнерство.

Ника медленно кивает, осторожно отпивая чай. На ее лице мелькает тень, которую она тут же пытается скрыть за чашкой. Я вижу, как ее пальцы напрягаются, обхватывая керамические бока. В комнате повисает тяжелая тишина, наполненная невысказанными словами. Я понимаю, что задел старые раны – болезненные шрамы, которые, как оказалось, время не исцелило полностью.

– Послушай, – решаюсь я, чувствуя, как сердце колотится о ребра, – мне действительно жаль, что я разбил тебе сердце в школе.

Ника резко поднимает голову. В ее глазах вспыхивает огонек – то ли гнев, то ли боль.

– С чего ты взял, что разбил мне сердце? – в ее голосе проскальзывает едва сдерживаемая злость. – Ничего подобного. Нельзя разбить то, чего нет.

Я не могу сдержать горькую улыбку. За этой защитной броней я все еще вижу ту ранимую девушку, которой причинил столько боли.

– Ты говоришь как типичная девушка с разбитым сердцем, – мягко произношу я. – Ты написала тогда объявление: «Отдам сердце в хорошие руки». Только вот руки оказались не хорошими. Моими руками.

Румянец заливает ее щеки, а глаза начинают блестеть.

– Прекрати, – шепчет она, опуская взгляд. – Это было пятнадцать лет назад. Я даже не помню, что такое писала.

– А я помню, – мой голос звучит хрипло от нахлынувших эмоций. – И если ты хочешь знать правду, то я очень сожалею. Я был непроходимо глуп, что упустил тебя. Очаровательная, милая девушка предлагала мне своё чистое невинное сердце, а я просто растоптал его.

– Надо же, какие воспоминания, – она нервно поправляет прядь волос. – Надеюсь, ты не думаешь, что я до сих пор по тебе сохну?

Её вопрос застигает меня врасплох, заставляя на мгновение потерять равновесие.

– Нет, что ты… – я позволяю себе лёгкую улыбку, смягчая напряжение. – Да и я не люблю, когда девушки сохнут. Предпочитаю обратный эффект.

Она фыркает, прикрывая рот рукой, но смех всё равно прорывается наружу.

– Боже, неужели ты всерьез думал, что эта глупая фраза сработает?, – качает головой. – Это так теперь Тайлер Коулман флиртует? «Девушки рядом с ним становятся влажными»?

В её голосе слышится насмешка, но без злости.

Я чувствую, как краска заливает мне лицо. Чёрт, она хороша.

– Окей, это прозвучало… – я провожу рукой по волосам, – не так, как планировалось.

– Ага, – она кивает, явно развлекаясь моим смущением. – А как планировалось? Свести меня с ума своим неотразимым остроумием?

– Может быть, – признаюсь я с кривой улыбкой. – Хотя судя по твоей реакции, план провалился.

– Катастрофически, – соглашается она.

Повисает тишина. Я смотрю на неё – на то, как свет играет в её волосах, как она покусывает губу, пытаясь сдержать улыбку. И понимаю, что дурацкие шутки – это не то, что мне сейчас нужно.

Я делаю паузу и глубоко вдыхаю, собирая все свое мужество.

– Если серьёзно, – продолжаю я тише, – я был настоящим уродом, и, возможно, не заслуживаю второго шанса. Но если бы ты его мне дала… – голос срывается на полуслове, – я клянусь, что буду беречь твоё сердце как самое драгоценное сокровище в моей жизни.

– Лучше, – кивает она одобрительно.

– Лучше?

– Флиртуешь. Сейчас у тебя получается лучше.

Я смеюсь и наклоняюсь чуть ближе.

– Знаешь, что ещё лучше? – мой голос становится тише, более интимным. – То, как ты краснеешь, когда думаешь, что я этого не замечаю.

Она действительно краснеет, и это чертовски мило.

– Я не краснею, – протестует она.

– Конечно, не краснеешь, – я улыбаюсь. – И ты определённо не кусаешь губу, когда нервничаешь.

Она тут же перестаёт кусать губу, и мы оба смеёмся.

– Хорошо, – говорит она, – может, я немного нервничаю. Доволен?

– Ещё не совсем, – я делаю паузу и глубоко вдыхаю.

Она наклоняет голову, и непокорная прядь темных волос падает ей на лицо, словно занавес, за которым она пытается спрятать свои чувства. Сам не осознавая, что делаю, я приближаюсь к ней. Пальцами касаюсь ее щеки, убирая непослушную прядь за ухо. Кожа под моими подушечками нежная и теплая.

Время замедляется. Чувствую, как ее дыхание становится прерывистым. Она не отстраняется от моего прикосновения – наоборот, едва заметно подается вперед, глядя на меня широко распахнутыми глазами, в которых читается то же изумление, которое сейчас, должно быть, отражается и в моих.

Пространство между нами сжимается, словно мы два магнита, которые неумолимо притягиваются друг к другу. Она медленно закрывает глаза. Этот жест отдается во мне волной тепла, разливающегося по венам. Наконец я решаюсь преодолеть последние сантиметры между нами.

Когда наши губы соприкасаются, мир вокруг исчезает. Я ощущаю сладковато-солоноватый вкус текилы на ее губах и свежесть жасминового чая. Ее губы мягкие и податливые, но не пассивные – она отвечает с неожиданной страстью, которая пробуждает во мне давно забытый голод. Это как прыжок с обрыва и полет одновременно – опасно и восхитительно.

Ладонями скольжу по ее спине, обхватываю талию, притягивая ближе. Ника поднимается со стула, прижимаясь ко мне всем телом. Она удивительно хрупкая – ее макушка едва достает мне до подбородка – но в каждом движении чувствуется внутренняя сила и уверенность. Ее руки, поначалу нерешительные, становятся смелее: скользят по моим плечам, шее, зарываются в волосы на затылке. От этих прикосновений по позвоночнику пробегает электрический разряд, заставляя каждый нерв в моем теле петь от удовольствия.

Мы отрываемся друг от друга, только когда легкие начинает жечь от нехватки кислорода. Ника смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц с легкой, почти загадочной улыбкой. Ее глаза сияют, а припухшие губы слегка приоткрыты.

– Вот он, настоящий Французский поцелуй, – произношу я тихо, наслаждаясь двусмысленностью фразы, вспомнив название коктейля.

– Намного лучше оригинала, – соглашается она с тихим смехом, который отзывается во мне теплой волной.

Я не убираю рук с ее талии, боясь, что если отпущу, то момент рассеется как дым. Мы стоим так несколько секунд, просто глядя друг на друга, и я ощущаю странное волнение, какого не испытывал уже много лет. Это не просто физическое влечение – хотя оно определенно присутствует – это что-то большее, более глубокое. Словно я нашел что-то, чего даже не осознавал, что ищу.

Пятнадцать лет понадобилось, чтобы снова почувствовать эту невероятную связь между нами. И сейчас, держа в руках то, что когда-то так глупо отверг, я понимаю – больше никогда не совершу той же ошибки.

Глава 3

Тайлер

Просыпаюсь с улыбкой – впервые за долгое время. Как ни удивительно, но Николь ушла ночью, несмотря на мои попытки убедить ее остаться. "Давай не будем торопиться", – сказала она, оставив на прощание еще один поцелуй, который я до сих пор чувствую на своих губах.

К девяти часам я уже в офисе. Наша компания занимает два верхних этажа стеклянной башни в деловом центре города. Мой кабинет с панорамным окном, из которого открывается вид на залив, – именно такое место, которое, как говорят, должно впечатлять клиентов и напоминать мне ежедневно о моем успехе.

Утренняя планерка проходит как обычно. К одиннадцати я уже погружен в анализ нового стартапа, в который мы собираемся вкладываться, когда дверь без стука открывается. Только один человек позволяет себе такое.

– Как выглядит человек, упустивший лучшую ночь в своей жизни? – Крис плюхается в кресло напротив моего стола, закидывая ноги на полированную поверхность.

Поднимаю глаза от документов и встречаюсь с его ухмыляющимся взглядом.

– А, вот так, – продолжает он, изучая мое лицо. – С глупой улыбкой на роже.

Неужели настолько заметно? Автоматически проверяю выражение лица и отодвигаю его ноги от стола.

– Ты понимаешь, что это дубовый антиквариат? – закрываю ноутбук, понимая, что работать с Крисом в таком настроении бесполезно.

– Именно поэтому и ставлю на него ноги, – усмехается он, демонстративно возвращая их на место. – Чтобы напомнить тебе: это просто стол, а не Святой Грааль.

Крис наклоняется вперед, его глаза блестят от любопытства.

– Так что, как прошла ночь с красоткой из клуба? Многое ли я упустил?

Я смотрю на него, прищурившись. Откуда, черт возьми…

– Откуда ты знаешь?

– У меня повсюду свои источники информации, – небрежно машет рукой Крис. – Забыл?

Продолжаю сверлить его взглядом, ожидая нормального объяснения. Он вздыхает с театральной обреченностью.

– Ладно, хостес доложила. Когда понял, что до сауны ты не доберешься, а трубку не берешь, подумал – может, уже разбился на своем машине смерти. – Его голос становится серьезнее. – Переживал за тебя, черт побери. Но когда мне сообщили, что ты покинул клуб в компании какой-то красотки, все встало на свои места.

Крис выпрямляется в кресле и скрещивает руки на груди, его взгляд становится почти отеческим.

– Так что повторю вопрос: стоила ли она того, чтобы послать к черту планы с друзьями?

Я откидываюсь в кресле, размышляя, что стоит рассказывать, а что нет. Крис – мой лучший друг со студенческих лет. Мы вместе основали компанию, и он знает обо мне, наверное, больше, чем кто-либо другой. Включая все мои «подвиги» на личном фронте.

– Стоила.

– Оу, серьёзное заявление. Отсюда можно поподробнее. Чем же вы таким занимались. Удиви меня.

– Ничем, – отвечаю, стараясь звучать небрежно. – Поговорили, выпили чаю.

– Чаю? – Крис округляет глаза. – Ты пригласил девушку к себе и пил… чай? Поздравляю. Удивил.

– А что здесь такого удивительного? – я поднимаю бровь.

– Ты серьезно? – он наклоняется вперед. – То есть, стоило отказаться от сауны с шикарными шлюхами, чтобы поехать с другой шлюхой домой и пить чай? Нет, на тебя совсем не похоже.

Я резко выпрямляюсь, и выражение моего лица заставляет Криса замолчать на полуслове.

– Она не шлюха, – говорю я холодно. – Не говори так о ней. Эту девушку я знаю со школы.

– Оу, – Крис поднимает руки в защитном жесте. – Извини, не знал, что она твоя знакомая.

– Николь… – я делаю паузу, сам удивляясь своей реакции. – Мы учились вместе.

– Постой, – Крис сдвигает брови. – Та тихоня?

– Она самая, – я улыбаюсь, думая о том, как изменилась Николь. – Я был ее школьной любовью.

– Да ладно? – Крис присвистывает.

– Но теперь, кажется… кажется, я сам влюбился. Впервые в жизни.

Крис смотрит на меня как на больного.

– Ты? Влюбился? После одного вечера? – он щурится. – Что она подсыпала тебе в чай?

– Ничего, – я не могу сдержать улыбку. – Знаю, звучит безумно, но я хочу попробовать с ней настоящие отношения. Моногамные отношения, представляешь?

Крис откидывается в кресле и смотрит на меня с тревогой.

– Тайлер, ты мой друг, и я обязан тебе это сказать, – он вздыхает. – В том клубе обычно охотятся голдигерши. Высматривают себе добычу. Это злачное для них место. Ты уверен, что эта встреча была такой уж случайной?

Его слова бьют прямо под дых. Я чувствую, как внутри поднимается волна возмущения.

– Ты о чем вообще? – я подаюсь вперед. – Она даже не хотела пить со мной! Я ее уговорил!

– Классический ход, – Крис пожимает плечами. – Создать видимость недоступности.

– Ты параноик, – я качаю головой. – Николь не из таких. Она фотограф, у нее своя студия.

– Фотограф? – Крис поднимает брови. – И у неё есть время зависать в дорогих клубах среди недели?

Он замирает будто пытается уловить что-то невидимое.

– У неё даже духи эскортниц, – добавляет он.

– Откуда ты знаешь, какие у неё духи? – недоуменно спрашиваю я.

– У меня не только глаза и уши везде, но и нос, – он наклоняется, вдыхая аромат.

Неужели от меня до сих пор пахнет её духами?

– Убери свой нос. Лезет везде где не следует, – ругаюсь я, отталкивая его от себя.

Он смотрит на меня долгим взглядом, потом вздыхает и поднимает руки в жесте капитуляции.

– Хорошо, хорошо. Считай, что я ничего не говорил, – он встает. – Мое дело предупредить. А дальше решай сам.

Я тоже поднимаюсь из-за стола, чувствуя необходимость защитить Николь, хотя разумом понимаю, что Крис просто беспокоится за меня.

– Я ценю твою заботу, – говорю более спокойно. – Но в этот раз тебе не о чем волноваться. Она настоящая. Это чувствуется.

Крис кивает, но по его глазам я вижу, что он не убежден.

– Ладно, мне пора на встречу с инвесторами, – он направляется к двери, но останавливается на пороге. – Только будь осторожен, ладно? Первый раз влюбиться в тридцать два – это как впервые сесть на мотоцикл на полной скорости. Велик риск разбиться. Да так, что потом по частям себя не соберёшь.

Он закрывает за собой дверь, а я остаюсь стоять посреди кабинета, внезапно почувствовав укол сомнения. Что, если Крис прав? Что, если я слишком быстро открылся едва знакомому человеку?

Но тут же вспоминаю взгляд Николь, ее смех, то, как она отказалась остаться на ночь, хотя между нами уже проскочила искра. Если бы она была охотницей за деньгами, разве отказалась бы от такой возможности?

Я достаю телефон и смотрю на новый контакт – "Николь". Палец зависает над кнопкой вызова, но потом я передумываю. Слишком рано. Не хочу показаться навязчивым.

Вместо этого я отправляю сообщение:

"Доброе утро. Спасибо за вчерашний вечер. Давно я так хорошо не проводил время. Хочешь пообедать сегодня?"

Ответ приходит не сразу. Смотрю на экран, и секунды тянутся. Может, она занята? Или думает, что сказать? А может… нет, не буду об этом.

Прохожу по кабинету, потом сажусь обратно. Проверяю телефон – всё ещё ничего. Чёрт, а что если она передумала? Что если вчерашний вечер показался ей ошибкой?

Через несколько минут, которые кажутся вечностью, телефон наконец вибрирует:

"Доброе! Мне тоже было хорошо. Но сегодня не могу – съемка на весь день. Как насчет завтра?"

Выдыхаю с облегчением, даже не осознавая, что задерживал дыхание. Завтра так завтра.

***

Следующий день тянется медленно, как патока. Я ловлю себя на том, что постоянно проверяю телефон, хотя мы договорились встретиться только вечером. Смешно, как долго я избегал серьезных отношений, а сейчас веду себя словно влюбленный подросток.

К обеду мне приходит сообщение от Николь, и я почти выхватываю телефон из кармана:

"Привет… Мне так жаль, но мне придется отменить наши планы на сегодня. Поток клиентов, один за другим, и последний назначен на девять вечера. Завтра будет легче?"

Я чувствую, как внутри что-то опускается. Глупо, конечно. У всех есть работа, и иногда планы меняются. Но разочарование все равно накрывает с головой.

"Конечно, понимаю. Завтра подойдет. Успехов с клиентами!"

Отправляю сообщение и кладу телефон экраном вниз. Не буду больше проверять. У меня тоже есть работа. Но мысль о том, что сегодня я не увижу Николь, странным образом делает день тусклее.

К концу дня накапливается раздражение. Совещание затягивается, один из клиентов отказывается от сделки в последний момент, и к тому же завтра предстоит ранний вылет на конференцию в Чикаго. О встрече с Николь придется снова забыть.

В шесть вечера мы с Крисом спускаемся в лифте на подземную парковку. Он листает что-то в телефоне, я смотрю на цифры, отсчитывающие этажи.

– Портлендский проект одобрен, – говорит Крис, не отрываясь от экрана. – Получим финансирование уже в понедельник.

– Отлично, – киваю я. – Каким будет наш процент?

– Пятнадцать от общей суммы, плюс доля в будущей прибыли, – он убирает телефон в карман. – Не так плохо для проекта, в который никто не верил.

– Я верил, – пожимаю плечами. – Пусть не сразу, но идея перспективная.

Лифт останавливается, и мы выходим на парковку. Эхо наших шагов отражается от бетонных стен.

– Кстати, а как там твоя школьная любовь? – неожиданно спрашивает Крис. – Удалось пересечься?

Я морщусь. Не хотел говорить об этом, но с другой стороны, скрывать нечего.

– Сегодня не получается, – отвечаю я. – У нее поток клиентов.

Крис резко останавливается и смотрит на меня, а потом начинает смеяться – громко, с надрывом.

– Поток клиентов? Серьезно? – он качает головой. – Тай, она даже не шифруется. Она не сказала ещё, что у неё «дел по горло»?

Я чувствую, как злость поднимается внутри меня, горячая и резкая.

– Ну ты и придурок, – мой голос звучит низко и опасно.

– Да ладно тебе, – Крис смотрит на меня с сочувствием, будто я ребенок, который отказывается признать очевидное. – "Поток клиентов" – это классическая отмазка. Она работает в другом направлении, и судя по всему, сегодня у нее выгодный клиент.

– Ты просто не можешь поверить, что кто-то может быть не заинтересован в моих деньгах, да? – я делаю шаг к нему. – Я, между прочим, никаких денег ей не платил. И вообще, она была не в восторге от того, кем я стал.

– О да, отличный ход, – Крис ехидно улыбается. – Заставить тебя почувствовать, что ты должен что-то доказать, показать, что ты лучше, чем о тебе думают.

– Хватит, – говорю я сквозь зубы. – Серьезно, Крис, еще раз услышу от тебя что-нибудь плохое про Нику, за себя не ручаюсь.

Крис смотрит на меня долгим взглядом, потом поднимает руки в жесте капитуляции.

– Ладно, молчу, – он достает ключи от машины. – Но когда она попросит у тебя денег под каким-нибудь слезливым предлогом, вспомни этот разговор.

Он садится в свой черный БМВ и уезжает, оставляя меня стоять с бешено колотящимся сердцем. Чертов Крис. Всегда думает, что знает все лучше всех.