Чудесные истории

Виски пьяно забулькал из бутылки в стакан. Не вставая, я подтянулся к радиатору и выкрутил ручку на максимум.

– Ну так что, Ден? Что ты хотел сказать? – Лида тронула меня за плечо.

– Я хотел сказать, что… сваливаю.

Она отпрянула. Обрамленные густыми ресницами глаза широко распахнулись.

– Как закончится эта ерунда с карантином, поеду в кругосветку, из редакции сваливаю.

Лида уронила голову на мои колени и схватилась за живот. Комнату заполнил раскатистый громкий хохот.

– А меня возьмешь? – отдышавшись, спросила она.

Вместо ответа я притянул ее к себе и поцеловал.

Утром меня разбудил звук спускаемой воды в унитазе. Лиду тошнило. Я оторвал голову от подушки. Ее вещи всё ещё лежали на кресле. На тумбе стояли две бутылки: одна пустая, другая начатая.

Лида вернулась в комнату. С ее белого подбородка стекали капли воды. Она улыбнулась и забралась под одеяло.

– Не надо было идти к тебе за второй, – я снова попытался взбодрить ее своим плоским юмором.

Она ничего не ответила и только вложила озябшие пальцы в мою ладонь.

– Чего ты хочешь, Лид? – я сжал ее руку.

– Пожалуй, мне хватило бы только одного!

– Чего же? – я нежно вытер любимый подбородок.

– Чтобы альбинизм не передавался по наследству, – она отдернула руку и отвернулась к окну.

За окном замело. Снежинки-переростки стучались в стекло и настойчиво просились к нам в номер. Ажурные шестиугольники толпились, толкались, залезали друг на друга в надежде узнать, что же с нами будет. Да всё без толку. Мы лежали с Лидой где-то за полярным кругом и молчали. Хрупкие кристаллики, отчаявшись дождаться нашего ответа, смиренно скатывались по стеклу и исчезали в рыхлом сугробе карниза.

Наконец ветер не стерпел и бахнул в не закрытую с вечера форточку. Холодный Североморск нагло ворвался внутрь и тряхнул меня за грудки.

Я поскорее встал, закрыл окно и посмотрел на Лиду. Она мирно спала, положив под голову ладошки-лодочки.

Внезапно перестал валить снег и стало оглушительно тихо. Утро скинуло снежную вуаль и засияло. Первый острый луч лизнул мутный бок стакана, дремавшего на тумбе, потом добрался до губ Лиды и устроился, точно довольный кот, в уголке ее улыбки.

Под лопатками зашевелилось, зажгло. Я подошёл к кровати, осторожно взял бутылку, постоял ещё немного и пошёл выливать остатки виски в ванную. Где-то в коридоре засвистел чайник. Начинался новый день.

Любовь Мартынова

Instagram: @l.mart.33

[e-mail]

Перекрёстки судьбы

Константина Петровича быстро везли по больничному коридору. Дребезжание каталки набатом раздавалось в тишине, отскакивая эхом от выкрашенных голубым стен. Бледные лампы поочередно подмигивали с потолка, стараясь хоть немного приободрить ночного пациента, но острая боль в его груди сводила их усилия на нет. В операционной было суетливо, шли последние приготовления. Настойчивый женский голос, звучащий откуда-то слева, выцеживал из Константина Петровича информацию о его состоянии. Разговаривать было тяжело. Даже дышалось с трудом. Внезапно появившийся рядом анестезиолог уже колдовал над измученным болью телом. Вслед за ним к пациенту приблизилась небольшая фигурка в медицинском облачении. Из-под шапочки и маски на него взирал усталый, тревожный взгляд. В голову Константина Петровича юркнула мысль: эти глаза он точно где-то видел. Такой редкий цвет: сине-фиолетовый с брызгами чистого золота. Их невозможно забыть. Только где? И когда? Сознание уже капитулировало перед наркозом, но Константин Петрович силился ухватить за хвост мелькнувшее воспоминание. Прежде чем он отключился, память нащупала зацепку. Где-то там, в далеком-далеком прошлом.

* * *

Солнце медленно спускалось к горизонту, когда старенький «жигуленок» свернул на узкую, раздолбанную дорогу. Не щадя железного коня, Костик надавил на педаль газа, желая поскорее добраться до дома. Машину потряхивало на ухабах, отчего яркие солнечные лучи периодически прорывались из-под защитного козырька в салон, ослепляя водителя. Этой дорогой мало кто ездил, ведь на всей ее протяженности приходилось буквально скакать по ямам да кочкам. Зато времени в пути экономилось значительно. Костик по-заправски обруливал ямы, мчась вперёд. Взмокшее от жары тело изнывало от желания окунуться в прохладу.

Неподалеку петляла речка, то прижимаясь вплотную к дороге, то резко удаляясь, будто обиженная чем-то. «Эх, сейчас бы нырнуть, и на рыбалку!» Костя постарался прогнать непрошеную мысль. С учёбой и новой работой времени совсем не оставалось, и о любимом хобби приходилось только мечтать. Подпрыгнув на очередной кочке, автомобиль вновь впустил в салон пучки яркого солнца. Глаза заслезились и перестали что-либо видеть. Вскоре резь уменьшилась, и зрение стало восстанавливаться. В тот момент Костик увидел перед машиной очертание человеческой фигуры. Рефлексы сработали мгновенно, нога резко вдавила тормоз в пол. Взгляд, наконец, прояснился. Машину занесло, но, к счастью, не выбросило в ближайший кювет. Сердце колотилось от страха.

Сквозь стекло водительской двери Костя увидел женщину, спешащую к нему. Он выбрался из автомобиля и уже готов был наорать на бестолковую тетку, но встретился взглядом с наполненными водою синими озерами. Мольба, плескавшаяся в ее глазах, охладила пыл парня. Женщина просила о помощи. Что-то кричала, тыча правой рукой в направлении обрыва, туда, где река в очередной раз сближалась с дорогой. В такт движениям руки в ушах подрагивали сережки, идеально подобранные в тон глазам. Левая рука при этом свисала вдоль тела поникшей лианой. При ближайшем рассмотрении женщина оказалась молоденькой, не старше тридцати лет. Каштановые волосы местами прилипли к шее и плечам, на лбу темнел синяк, светло-жёлтое платье спереди было заляпано кровью. На ее ногах осталась только одна туфелька, но, казалось, женщина этого не замечает. Тонкой, холодной рукой она вцепилась в Костю и потащила его к обрыву.

– Помогите, скорее! Там моя дочь! Она может захлебнуться! – в звонком голосе чувствовались истерические нотки. – Я пыталась сама, но мне ее не вытащить!

Костя рванулся вперёд. На самом краю обочины, там, где земля резко уходила вниз, он остановился. В воде, неподалеку от берега, лежала, завалившись на левый бок, наполовину затопленная машина. Внутри кто-то шевелился. Спрыгнув с обочины, парень стал спускаться к воде. Трава и кусты на склоне были примяты. Кое-где по пути встречались сломанные ветки, демонстративно выставляя напоказ острые кости в местах перелома. Одна из таких веток больно впилась в бедро, пуская кровь непрошеному гостю, будто пытаясь отомстить за поломанную судьбу. Но тот, не замечая боли, продолжал движение к воде.

После духоты и зноя река обожгла льдом. Даже летом здесь было холодно купаться из-за рвущихся из-под земли родников. Краем глаза Костик заметил, что женщина уже стояла рядом. Видимо, спустилась следом за ним. И когда только успела? Раздумывать времени не было. Костя ухватился за ручку и с силой распахнул металлическую дверь. В чреве автомобиля прямо над водой, пристегнутая ремнем безопасности, висела маленькая девочка. Глазки ее были красными и припухшими. Малышка тихонько всхлипывала, как бывает после долгого плача. При виде человека глаза девочки вмиг наполнились слезами, и салон огласил надрывный рёв. Как только Костя наклонился к ребенку и отпустил дверь, она под действием силы тяжести решила вернуться в исходное положение. Парень успел поймать ее, пока та не захлопнулась. Чтобы вытащить девочку, нужно было как минимум два человека. Мать малышки взобралась на порог и подпёрла дверь, освободив руки Кости для дальнейшего маневра. С ремнем пришлось повозиться, но в конце концов его удалось расстегнуть. Парень успел поймать ребенка до касания с водой. Прижав девочку к груди, он выбрался из машины и понес ее на берег. Малышка успокоилась и смотрела на Костю распахнутыми глазами цвета лаванды с вкраплениями расплавленного золота. Сзади раздался звук захлопывающейся двери. Парень обернулся, но там никого не было. Мама девочки пропала.

Посадив ребенка на траву, Костя помчался обратно к воде. Он начал шарить глазами по поверхности, пытаясь разглядеть, где находится мать девочки. Парень обежал машину кругом. Упругая вода мешала ему, замедляла движения. Только сейчас Костя заметил, что у машины нет лобового стекла. Сердце ухнуло в желудок. К горлу подступила тошнота. Очередной раз осмотрев всё вокруг, Костя остановился. Мелкие мальки, подплывшие на безопасное с их точки зрения расстояние, с любопытством разглядывали незнакомца. На короткий миг на реке воцарилась гнетущая тишина. В этот момент солнце соприкоснулось краем с землёй, словно пятак, готовый скрыться в недрах монетоприёмника. Совсем скоро стемнеет, и уже невозможно будет что-либо увидеть. Но парень не сдавался и продолжал искать глазами пропавшую женщину. Вдруг что-то привлекло Костино внимание. Какая-то яркая деталь, выбивающаяся из спокойной палитры окружающей природы. В месте изгиба реки, в небольшой заводи прямо под ивовым кустом желтело уже знакомое платье. Мягкие ветви ласково поглаживали его в такт начавшемуся вечернему концерту лягушек.

Костя нырнул и энергично заработал руками. «Быстрее! Быстрее! – приказывал мозг. – Ты должен спасти ее!» Косте казалось, что время растягивалось и растягивалось ослабленной пружиной, хотя путь до заводи занял всего лишь мгновения. Пока плыл, он кричал, что помощь близко, уговаривал женщину продержаться ещё немного. По мере приближения стало ясно, что из воды выступает часть спины. Лица не было видно. Костя обхватил женщину и постарался перевернуть. Но ее тело не поддавалось, оно одеревенело.

* * *

Тишину комнаты нарушал ритмичный писк какого-то прибора. Открыв глаза, Константин Петрович огляделся. Голова гудела. В груди по-прежнему болело, но теперь боль носила другой характер. Повернув голову вправо, он увидел лежащего на соседней кровати мужчину, которому навскидку можно было дать около сорока лет.

– Очнулся? Ну наконец-то! – завёл разговор сосед по палате. – Тебя тут уже несколько раз приходили проведать. В основном врач, которая тебя оперировала. Глаза у нее ещё такого цвета непонятного. Тебя как зовут-то?

– Константином, – просипел в ответ голос. Пересохшее горло жаждало воды.

Устроившись поудобнее на подушке, сосед продолжил:

– Повезло тебе! Так-то уже не ее смена была. Попал бы к другому хирургу – не спасли бы. Я слышал, как медсестрички в коридоре шептались. К ней со всей области оперироваться ездят. На год вперёд всё расписано. Вот что значит профессионал! Вроде как с детства мечтала быть врачом, людей спасать.

В этот момент в палату вошла та, о которой шла речь. Она улыбалась, а ее такие удивительные глаза, затененные усталостью бессонной ночи, смотрели на очередного спасенного пациента.

«Хорошо, что я тогда свернул на ту дорогу», – подумал Константин Петрович.

Экскурсия

Автобус мерно покачивался, вторя плавным изгибам накатанной дороги. Я рассеянно смотрела в окно на осень, одетую в кричащее платье с невзрачными ботинками. Из раздумий вывел прозвучавший в мой адрес вопрос.

– Вы уже были здесь, на Куршской косе? – ко мне обращалась устроившаяся на соседнем сиденье старушка. Выцветшие глаза посверкивали любопытством на испещренном морщинами лице.

– Нет, я тут впервые. Давно мечтала побывать в танцующем лесу, – ответила я. Обстановка располагала к непринужденному разговору.

– О, я уверена, вам понравится. Столько всего интересного рассказывают об этих местах. Скоро вы узнаете легенду о князе и прекрасной деве, что он встретил в этом лесу. Но я слышала другую историю. Ее вам ни один экскурсовод не поведает. Хотите, расскажу? – старушка умела интриговать.

– С удовольствием послушаю! – мой интерес был неподдельным. Я с детства любила всякие мифы и легенды.

– Так вот. Давно ли произошла эта история, никто уж не упомнит, но говорят, что случилось это в ночь на Ивана Купалу. В старину очень любили этот праздник и наделяли его особой волшебной силой, – голос старушки завораживал. – Место, где должно было проходить празднование, выбирали заранее. Украшали, подготавливали. Вот и в тот раз выбрали, значит, девчата полянку в лесу, где гуляние проходить будет. Ну и стали наряжать цветами да лентами яркими. А как закончили, аккурат в тот самый момент старушка на поляне появилась, будто из-под земли вынырнула. И давай прогонять девиц: нечего, говорит, вам тут делать, ступайте в другое место, а это – занято! Девчата над бабкой посмеялись да ещё грубостей наговорили. Осерчавшая старушка собралась уж было уходить, да вдруг обернулась и на прощание крикнула: «Коли потревожите сегодня этот лес песнями, плясками хороводными, то останетесь здесь навечно!» Не послушались девчата старую, всю ночь трещотками да колокольцами звенели, песни пели и хороводы с парнями вокруг костра водили, а как огонь догорел, так в танце все до одного и застыли. Вот и стоят теперь деревьями гнутыми, а люди приезжают посмотреть на чудо чудное, диво дивное.

Соседка хитро подмигнула мне, и в этот момент автобус остановился. Я заподозрила подвох и хотела спросить у попутчицы, как здесь могли праздновать славянский праздник? Ведь эти земли не были исконно русскими! Но наша экскурсионная группа уже вытекала ручейком из душного салона на свежий воздух, не дав мне возможности разобраться, что к чему. В конце концов, ещё успею вывести бабулю на чистую воду. Образовав возле автобуса полукруг, мы выслушали инструкции и двинулись вперёд. Я старалась держаться поближе к гиду, чтобы ничего не пропустить. Очень уж хотелось послушать легенду про князя, о которой упоминала моя попутчица. Поначалу я ещё видела мелькавшую то тут, то там, похожую на созревший одуванчик голову старушки. Но вскоре я потеряла ее из вида. Экскурсовод вдохновенно рассказывал о танцующем лесе. Мне нравилось представлять себя героиней услышанных историй и рассуждать, как бы я себя повела в тех или иных обстоятельствах. Фотоаппарат, захваченный в путешествие, запечатлевал вертлявые стволы сосен. Пахло хвоей и землёй. А потом, наконец, начался рассказ про прекрасную деву Прединию, изумительно играющую на арфе, про князя Бартия, услышавшего ее игру и предложившего ей руку и сердце, и про удивительный танец вторящих мелодии деревьев.

Пока наша группа продвигалась по мосткам, я представляла себе ошеломлённого князя, лицезревшего это божественное чудо. Мы свернули направо. На повороте росла сосна, ствол которой образовывал петлю. Я поспешила сделать кадр. Экскурсовод в это время рассказывал, что, если пролезть через нее, помолодеешь на год. Но так как покидать дорожку строго-настрого запрещалось, о вечной молодости приходилось только грезить. Замечтавшись, я не заметила, как отстала от группы. Ноги несли меня вперёд. В надежде догнать туристов я уже почти бежала. До меня не сразу дошло, что дорожка под ногами густо усыпана острыми хвоинками, а не устелена досками. Оказалось, что я сошла с маршрута. Ни сзади, ни спереди никого не было. Только лес обступил меня со всех сторон. И тишина. Замершая, страшная. Схватив телефон, я попыталась до кого-нибудь дозвониться, но связи не было. Накатила паника, разливаясь волнами по телу. От страха я потеряла ориентацию в пространстве и уже не могла определить, откуда пришла. Сбоку позвала кукушка, и я решила идти на ее клич. Раз птичка продолжает куковать, значит, у меня ещё есть шансы выбраться. Я улыбнулась своим мыслям, стараясь прогнать липкое чувство тревоги.

Хвойный лес сменился лиственным. Белобокие берёзы с любопытством посматривали на нежданную гостью, шепчась обо мне с осинами и дубами своими кронами. Мой заторможенный мозг, наконец, сообразил, что нужно идти в обратную сторону, в сосняк. Развернувшись, я обнаружила, что на дереве висит венок, сплетенный из тонких веточек, травы и ярких лент. В самом центре венка красовалось пестрое птичье перо. Сфотографировав находку, я убрала камеру в рюкзак и взяла венок в руки. В тот же миг ударной волной меня откинуло назад на мягкую, высокую траву. Я поднялась с земли и увидела, что лес вокруг вдруг преобразился. Мало того, что осенние листья помолодели и вновь стали зелеными, так и сами деревья были тоньше и ровнее. Будто попала я совсем в другой лес. Изменился даже запах. Пахло влажностью и рекой. Странно, откуда ей здесь взяться? Сквозь верхушки деревьев просачивалось и стекало магмой на землю горячее солнце. Из глубины леса донесся женский смех. Я поспешила на звук.

Выбравшись на полянку, в центре которой лежала высокая куча сушняка, я обнаружила трех девушек. Они стояли ко мне спиной и о чем-то беседовали, периодически взрываясь безудержным хохотом. Часть слов мне была непонятна, но из остального услышанного я разобрала, что смеялись девицы над дуркой-бабой, что явилась из лесу и грозилась лихом. Я решила спросить у них, как мне вернуться к автобусу. Но девушек в длинных сарафанах мой приход почему-то не обрадовал. Завидев меня, они сначала настороженно выкрикивали что-то в мою сторону, а затем принялись махать руками, будто пытались избавиться от назойливой мухи. Их непонятная речь с повторяющимся «Чур! Чур!» сбивала с толку. Мне очень хотелось вернуться домой, и я всё же решила узнать у них своё местоположение. Тогда одна девушка выхватила из кучи большую палку и побежала на меня с грозным «А-а-а-а-а-а!». Я рванула обратно в кусты. Только ненормальных не хватало встретить для полного счастья! В памяти осталась поляна, украшенная лентами и цветами. «Красиво, конечно. Видимо, готовятся к исторической реконструкции», – подсказал мозг логичное объяснение. И снова внутри заелозило смутное сомнение. С дерева за мной молча наблюдала пёстрая кукушка. Я сфотографировала её и, решив положиться на интуицию, пошла прочь от полянки, стараясь держаться левее. Мне казалось, что наша группа ждёт меня где-то там. Солнце начинало плавный спуск по невидимой небесной горке. Я продиралась сквозь кусты в местах, где деревья сходились особенно близко. Ветки цеплялись за волосы, царапали кожу. На лицо налипла паутина, а одежда была в репьях. Я могла бы поклясться, что по мне кто-то ползает. Но это меня уже не особо волновало.

Когда спрятались последние лучи солнца и накрывшую лес тьму прорезало уханье ночной птицы, я привалилась спиной к дереву. По щекам потекли щиплющие слёзы. Долгожданная поездка оборачивалась катастрофой. Автобус наверняка давно уехал. Меня бросили одну, здесь, в этом жутком лесу, без еды и воды. Крекеры, что я припасла для перекуса, были съедены мною пару часов назад. Бутылочка воды тоже давно опустела. Царапины на коже начали гореть. В рюкзачке оставались антибактериальные салфетки. Ими я протерла ссадины, чтобы обеззаразить. На дне сиротливо ютился фотоаппарат.

Среди ночных звуков леса ухо уловило какой-то посторонний, не свойственный природе шум. Я вскочила с земли и пошла в его сторону. Сначала приходилось часто останавливаться и прислушиваться. Но чем громче становились звуки, тем быстрее я двигалась к их источнику. Обоняние ощутило запах дыма. Жутко захотелось к костру. Пусть даже меня бы потом на нем изжарили. Лишь бы выбраться из этого пугающего тёмного леса. Песни, звон и смех, наполняющие лес жизнью, были моей путеводной нитью. Волею судеб я снова оказалась на той самой поляне, откуда меня погнали дубиной. Только теперь здесь было полно народу. Парни и девушки плясали возле костра, смеялись, громыхали трещотками. Те, что посмелее, обнимались и целовались в укромных уголках. На меня не обращали внимания. Пока. Но теперь я бы ни за что не ушла! Уж лучше огрести палкой, чем кормить волков и медведей – или кто у них тут в этих лесах водится?!

От огня отскакивали маленькие искорки и взмывали в бархатное небо. Хотелось согреться. После пережитого тело сотрясал озноб. Стараясь не привлекать внимание и держаться ближе к тени, я стала продвигаться к огню. Но дойти до заветной цели мне было не суждено. Заметив фигуру, вышедшую из леса, я сначала остановилась, а потом и вовсе попятилась назад. Прямиком к огню двигалась моя попутчица. Только узнать в ней милую, добрую бабушку-одуванчика теперь не представлялось возможным. Метаморфозы, произошедшие с ней, заставили волоски на теле встать дыбом. Некогда тонкие, пушистые волосы бабули сейчас клоками торчали в стороны, зубы заострились, как лезвия пилы, а глаза превратились в чёрные-пречёрные дыры. Голос, прорвавший застывшую тишину, был бесконечно страшен. Наверное, именно так звучат трубы апокалипсиса. В памяти всплыла история, рассказанная в автобусе. Зря, ох, зря потревожили покой этой ведьмы!

Пока я раздумывала, что можно предпринять, чтобы спасти людей, они бросились врассыпную от старухи, направившей свои узловатые пальцы к огню. Под ее чарами искры стали множиться и собираться в спираль, образуя подобие воронки. С каждым мгновением она разрасталась, набирая силу и мощь. А затем ведьма направила ее на людей. Я побежала вместе со всеми. Краем глаза мне было видно, что парни и девушки, соприкасаясь с искрами, застывали на бегу и превращались в скрюченные деревья. Рядом застыла девица, та самая, что выгнала меня с поляны. Но злорадства я не чувствовала. Только страх. Леденящий ужас, сдавливающий горло. Сзади раздавался жуткий смех. Я споткнулась, зацепившись ногой за торчащую из земли ветку, потеряла равновесие и начала падать. Прямо на найденный мною венок. Ударившись головой о землю, я отключилась.

Очнувшись, я потерла шишку на лбу, чтобы уменьшить боль. Автобус подпрыгнул на кочке, и я вновь ударилась головой о стекло, прислонившись к которому, задремала. Мы приближались к танцующему лесу. Рядом со мной на пустом сиденье лежал рюкзачок. Я достала из его брюшка фотоаппарат. С экрана на меня смотрела хитрая кукушка. А за окном мелькала нарядная осень.

Елена Фили

Instagram: @fili_elena_

Спасибо

– Костя, мне страшно.

– А ты представь, как страшно мне.

Лёля сжалась на хлипком больничном стуле. Она ждала других слов. Что-то вроде: «Подожди, милая, всё будет хорошо. Просто неполадки техники или внезапно наступил обед у врача, он тоже человек».

Костя и Лёля сидели в коридоре среди других ожидающих результатов МРТ. Сидели уже очень долго. Сначала болтали, так, ни о чём, потом замолчали, стараясь гнать из мыслей нехорошие предчувствия. Вокруг сменились все пациенты, появились новые, а выписку обследования всё не выносили. Костя устало прислонил голову к неброской бежевой стене и прикрыл глаза. Лёля не отрываясь смотрела в окно на сыпавший без перерыва уже который день подряд снег.

Погодный катаклизм, редкий для Москвы, измучил коммунальщиков, не справлявшихся с очисткой дворов и дорог. Зато радовал детишек и стариков. Первые самозабвенно строили снежные крепости, прикрепляя к стенам вылепленных с фантазией солдат-уродцев, катались на горках и коньках. Вторые просто наслаждались. Прожив жизнь, они умели ценить редкие мгновения великолепной красоты. Даже боль в скрипевших коленях ненадолго отступала, как будто от восторга перед неумолимой силой взбунтовавшейся природы.

Распахнулись двери, ведущие к лифту. Оттуда, пятясь и таща за собой видавшую виды, гремевшую на все лады инвалидную коляску, появилась знакомая медсестра. Как раз из того отделения, где последнюю неделю лечился Костя. Она прошла мимо и даже не улыбнулась, хотя обычно её бьющую через край жизнерадостную словесную трескотню было не остановить. Лёля терпеливо выслушивала её, ожидая мужа с процедур. Да что вообще происходит?! Паника парализовала тело, Лёля теперь смотрела только на дверь кабинета, ожидая приговора. Дождалась.

– Сейчас за Константином приедет «Скорая», его отвезут в горбольницу. К сожалению, томограмма показала затемнения в головном мозге.

– А… кресло инвалидное зачем? – глупо улыбаясь, страшась тяжёлого молчания мужа за спиной, спросила Лёля, чтобы хоть что-то сказать.

– В таком состоянии ему противопоказано ходить, нужно избежать ухудшения до операции, – произнёс врач, который и вынес белый листок со страшным диагнозом, и, помолчав, добавил, словно вбил гвоздь в гроб только что оборвавшейся счастливой жизни: – Если ему назначат операцию.

– Да ты не бойся заранее, – успокаивала медсестра.

Вдвоём они толкали коляску с Костей по направлению к машине скорой помощи. Снег, достигавший колен, сопротивлялся и не давал прокручиваться колёсам.

– Там, скорее всего, кровоизлияние, я подслушала разговор докторов. Сделают трепанацию, уберут всё, почистят. Это нормально. Он же ходит сам и разговаривает. А это, поверь мне, уже везение. Такое бывает редко. Больница наша городская – это, конечно, не Склиф, но нейрохирурги есть. Операции делают.