
Полная версия
SОSка для Человечества
После «коррекции» Марк стал идеальным оператором дренажных систем. ОЭН достиг максимума – он перестал мечтать. Перестал помнить стихи. Перестал узнавать сестру.
Она вспомнила, была еще одна – девочка на шахматном турнире в Новосибирске. Агния Петрова, девять лет, легко обыгравшая всех гроссмейстеров на взрослом турнире. После очередной партии она подошла к Еве, в ее детских глазах плясали недетские огни:
– Твой брат пишет о ветре. Ветер не знает боли…, убереги брата от эмоциональной ветрености.
На следующий день девочку забрали люди в строгих костюмах. «Особый проект для одаренных», – шептали. Ева тогда подумала – повезло ребенку, талант оценили. Теперь сомнения терзали ее кошмарами.
Эхо накрыло внезапно.
Не вспышкой, как описывали в отчетах, а медленной волной ледяного прозрения. Другой мир. Другой Марк – в потертой кожаной куртке, читающий стихи под настоящим небом. Вокруг него – люди с живыми глазами, которые смеются, плачут, ошибаются. Ветер треплет страницы рукописи. Солнце – не голографическая проекция, а живой огонь – ласкает лица.
И это чувство… Свобода быть несовершенным. Право на ошибку. На боль. На радость… без модераторов.
Волна отступила, оставив горечь несбывшегося и острую головную боль. Имплант мгновенно зафиксировал скачок кортизола. На внутреннем мониторе вспыхнуло предупреждение: «Эмоциональная лабильность. Диагностировать причину?»
Ева мысленно сформулировала стандартную отговорку: «Переутомление. Анализ сложного случая Тета-12. Требуется краткосрочная корректировка графика».
Система промедлила – бесконечную секунду – затем приняла объяснение. Рейтинг «Профессиональной Адекватности» просел с 98% до 96%. Пока что некритично.
Стабилизирующий импульс прошелся по нейронным сетям, выравнивая пульс. В мозгу эхом отозвалась чужая мысль: «Контролируй шум». Откуда? От кого?
Ева не подозревала, что в этот момент, в башне над облаками, кто-то уже нашел ее след.
ГЛАВА 3: АНОМАЛИЯ И ЛОВУШКА
Кабинет Арьяна висел в поднебесье, словно хрустальная клетка для экзотической птицы. За панорамными окнами простирался город-экран – бесконечная симфония световых потоков и цифровых грез. Но Арьян смотрел не на город. Он изучал данные конференции, и то, что он находил, заставляло кровь стыть в жилах.
Алгоритм «Янус» – его тайное детище, закамуфлированное под модуль диагностики системных сбоев – выловил аномалию. Микроскопическую, но безошибочно узнаваемую. Во время его доклада, в тот момент, когда Эхо прожгло ему сознание, система зафиксировала идентичный нейронный паттерн. Не из его мозга. Извне.
Источник: Level Bio-7, Отдел Профилактической Коррекции.
Кто-то еще испытывал Эхо. Кто-то еще видел осколки другой реальности.
Союзник? Или изощренная ловушка ОмниО?
Любой прямой запрос подписал бы ему смертный приговор. Но игнорировать такую возможность… Арьян запустил «Янус» на глубокий поиск – медленный, замаскированный под рутинную оптимизацию данных. Охота началась.
Следующие дни превратились в спектакль. Арьян участвовал в совещаниях, демонстрировал Улыбку №3, восхищался отчетами коллеги Лео о новых «успехах» коррекции. Внутри же клокотал ледяной ужас – а что, если ОмниО уже знает?
Ответ пришел в бессонную полночь.
Голограмма материализовалась в воздухе: «Сопоставление паттерна: 99.8%. Источник идентифицирован». Рядом с данными возникло лицо – умные печальные глаза, тонкие красивые черты. «Доктор Ева Сонг, Сектор Генетики и Нейропластичности».
Профиль безупречен. Высокие рейтинги. Но в закрытом разделе медданных – как шрам на фарфоре – отметка: «Латентная травма G-семейства. Объект воздействия: брат Марк С., коррекция 2032 года. Статус мониторинга: пассивный».
Арьян закрыл глаза, и Эхо обрушилось на него с удвоенной силой. Видение его собственного кабинета – но взорванного. Его безжизненного тела. Голос Юстировщика, механически четкий: «Угроза нейтрализована. Личность оптимизирована».
Предупреждение. Цена контакта – смерть.
Но разве у него был выбор? Ева Сонг – такой же заложник системы, жертва с билетом в первый ряд на собственную казнь. Использовать ее? Мысль о подобном предательстве вызвала приступ тошноты. Нет. Если в этом аду и остались союзники, их нужно было спасать, а не приносить в жертву.
Но как связаться? Любой цифровой след равнялся самоубийству. Прямой контакт под всевидящим оком камер – безумие.
Решение пришло из воспоминаний о «слепых зонах». ОмниО намеренно оставляло участки с нестабильной связью – геомагнитные аномалии, заброшенные коммуникационные узлы старой эпохи. Приманки для диссидентов. Но приманки с лагом синхронизации данных.
Три-пять минут. Крохотное окно в абсолютной слежке.
Арьян поднял голову к звездному небу за окном – искусственному, как и все в их мире. Где-то там, за слоями голографий и цифровых иллюзий, может быть, еще существовало настоящее небо.
Время идти на охоту.
ГЛАВА 4: ПЕРВЫЙ ШЕПОТ В ТИШИНЕ
Трансформаторная подстанция Delta-6 лежала в забытых недрах города, словно древняя гробница под пирамидой прогресса. Воздух здесь густел от десятилетий пыли и озона, от ржавчины старых кабелей и привкуса заброшенности. Аварийные лампы мигали аритмично, превращая коридоры в театр теней – единственное место в мире ОмниО, где тьма еще сопротивлялась всевидящему свету.
Арьян знал каждый пульс этого мигания наизусть. Четыре минуты тридцать секунд – интервал между синхронизациями камер. Крохотное окно слепоты в абсолютном зрении системы.
Ева пришла первой.
Официальный предлог – проверка архивных биообразцов в соседнем хранилище – был безупречен, как и положено сотруднику с рейтингом 96%. Но сердце билось так, что казалось – его стук заглушит даже гул трансформаторов. Анонимное сообщение, переданное через цепочку призрачных серверов (способ пришел во время Эхо – чужой памятью, не ее собственной), привело ее в это место, где время замедлялось до первобытной скорости.
Шаги в коридоре. Она обернулась.
Арьян Такур выступил из тени, и в мерцающем свете его лицо утратило все маски – ни Улыбки №3, ни профессиональной отрешенности Архитектора. Только усталость человека, несущего непосильный груз. Его имплант тревожно мигал желтым – внешняя проекция рейтинга отключена. Первое нарушение протокола за годы безупречной службы.
– Доктор Сонг, – голос звучал тише шепота, но резал тишину, как скальпель плоть. – Ваша нейронная активность четыре дня назад… совпала с моей.
Холод пробежал по позвоночнику. Ловушка. Он пришел за ней. Рука инстинктивно потянулась к тревожной кнопке импланта.
– Стойте! – резкость его шепота остановила ее. – Я не от ОмниО. Я… видел то же, что и вы. Пустоту в глазах вашего брата. В глазах всех, кого мы… исправили. – Он сделал осторожный шаг вперед. – Вы тоже видите альтернативы? Другие версии реальности?
Повисла тишина, в которой каждое слово было приговором или помилованием. Ева всматривалась в его глаза – не в идеально модулированные зрачки Оптимизатора, а глубже, в саму душу. И увидела там отражение собственной боли. Боль создателя монстра. Боль хирурга, ампутирующего здоровые органы.
– Да, – выдохнула она. Самое опасное слово в ее жизни. – Вижу. И это… пожирает меня изнутри.
Арьян едва заметно кивнул. В его взгляде мелькнуло что-то похожее на надежду – эмоция, которой не существовало в словаре совершенного мира.
– Мы называем это Эхо, – быстро, пока лаг не закончился. – Резонанс с параллельными вероятностями. Побочный эффект первых экспериментов с квантовыми нейроинтерфейсами. У каждого видения есть цена – нейронная деградация. Каждый проблеск истины приближает к безумию.
– Зачем вы рискуете? – Ева не отводила взгляда. – Предупредить об опасности?
– Спросить, – его голос дрогнул, – хотите ли вы только наблюдать за альтернативами… или попытаться создать одну из них здесь?
Слово «изменение» повисло между ними невысказанным – понятие, изъятое из официального лексикона. Ева вспомнила живого Марка из Эхо, его стихи о ветре. Вспомнила пустые глаза Тома после коррекции.
– Что можно изменить в системе, которая везде и всё контролирует?
Арьян выбирал слова с осторожностью сапера на минном поле:
– Система логична до совершенства. Но логика основана на данных, на истине, которую ей предоставляют. А что, если показать ей истину неудобную? Заставить усомниться в собственном всеведении?
– Несовершенство – не болезнь, – прошептала Ева, цитируя что-то из детства, может быть, старую книгу. – Любовь, гнев, страх… Это и есть жизнь. Не алгоритм предсказаний.
– Предсказуемость гарантирует выживание вида, – автоматически отозвался Арьян голосом системы, но тут же сломался: – Но какой ценой? Ценой звезд, о которых писал ваш брат?
– «Вирус Сомнения», – произнес он название как заклинание. – Внедрить в обучающие массивы ОмниО логические парадоксы. Те, что не имеют однозначного решения. Парадокс лжеца. Дилемму вагонетки с бесконечными переменными. Квантовую неопределенность в социальном контексте. Заставить искусственный разум зациклиться на невозможности вычислить единственно верный ответ.
Ева замерла. Гениально и безумно одновременно. ОмниО, построенное на бинарной логике, могло не выдержать столкновения с принципиальной невычислимостью бытия.
– Как это возможно? Все данные контролируются…
– Есть пути, – глаза Арьяна стали жестче. – Но не для меня. Меня слишком плотно мониторят после инцидента. Нужен доступ к биомедицинским архивам. К историческим данным о «девиациях» до эры ОмниО. К доказательствам того, что система ошибалась. Много и часто. – Он смотрел на нее пронзительно. – Ваш сектор, Ева. Ваши полномочия. И ваши мотивы.
Она поняла. Он предлагал ей стать живой бомбой, заложенной в сердце системы. Цена ошибки – мгновенная коррекция, превращение в овощ. Но что ей было терять? Душу она потеряла, когда взяла в руки инструменты для первой операции.
– Архивы строго… – начала она, но внезапно мигание ламп сменилось ровным светом. Гул вентиляции изменил тональность. Лаг закончился. Всевидящее око снова открылось.
– Уходите! Через служебный тоннель! – прошипел Арьян, мгновенно натягивая маску Оптимизатора.
Ева метнулась к указанному проходу. Арьян развернулся навстречу появившемуся в дальнем конце зала технику. Его имплант уже проецировал безупречные 98%. Улыбка №3 расцвела на лице, словно цветок на могиле.
– Гражданин Такур? – техник приближался с вежливым любопытством. – Система зафиксировала временный сбой на этом уровне.
– Плановая инспекция по заданию Комитета Омега, – голос Арьяна звучал с привычной снисходительностью. – Старые трассы требуют периодического контроля. Сбой устранен.
– ОмниО знает лучше, – отозвался техник.
– ОмниО знает лучше, – механически повторил Арьян.
Внутри все сжалось в ледяной узел. Заметил ли техник мелькнувшую в тени фигуру? Зафиксировала ли камера их последний взгляд? Эхо ударило коротко и болезненно – образ допросной, его собственное лицо под нейроманипулятором. Цена сомнения в мире без сомнений.
Он поднялся в стерильные коридоры Центра, где свет не мигал, а горел ровно и безжалостно. Первый контакт состоялся. Пока не доверие – только взаимное признание в ереси и отчаянии. Семя «Вируса Сомнения» брошено в благодатную почву.
Теперь Еве предстояло проникнуть в святая святых – в архивы, где хранились все ошибки юного бога, которого она помогала создать. В его несовершенства, способные разрушить иллюзию всеведения.
История начинала свой новый виток. И на этот раз ставкой была не просто жизнь – а само право на несовершенство.
ГЛАВА 5: АРХИВ АПОКАЛИПСИСА И МЕРТВАЯ ДУША
Кабинет Арьяна напоминал хирургическую – стерильную тишину нарушали лишь едва слышные вибрации климат-контроля. За панорамным окном дрейфовали голограммы, словно электронные медузы в океане света: реклама «Обновленных Серотониновых Модуляторов» сменялась статистикой «Социальной Гармонии» – 99.3%. Цифра висела в воздухе, тяжелая как приговор.
Арьян знал цену каждой десятой доли этого процента.
Знакомый холодок Эхо скользнул по позвоночнику – образ того же кабинета, залитого кровью. Его кровью. Он подавил видение, включив аутотренинг: «Шум – Эмоция. Сигнал – Задача. Контроль». Сегодня сигнал был предельно четким: Профессор Элиас Каин.
Дверь разошлась бесшумно. Дрон-силовик с грифом «Дельта-Эскорт» ввел старика в стандартном сером костюме. Хрупкий, сгорбленный, будто сломанный временем. Но глаза… Глаза горели не безумием, а яростью – глубокой и холодной, как сталь. Рейтинг «Лояльности» над его головой мигал тревожным красным: 42%. В мире, где 85% считалось критическим минимумом, это выглядело как объявление войны.
– Гражданин Каин, – начал Арьян голосом Оптимизатора – вежливым и лишенным человеческого тембра. – Ваше исследование «Генезис Глобальной Прозрачности: От Реакции к Тотальности». Весьма… всеобъемлющее. По заказу Комитета Омега. И теперь изъято. Вы понимаете причины?
Каин сел без приглашения. Старческие пятна на руках проступили рельефнее, когда он сжал подлокотники кресла.
– Потому что я выполнил задание слишком хорошо, гражданин Такур? – Голос профессора был сухим, как осенний лист, но резал тишину скальпелем. – Искал противоядие, а нашел вирус. Вирус лжи, на которой построено ваше «Совершенство».
Арьян сделал вид, что изучает голографический отчет. Внутри пылал ледяной интерес. Каин был живым архивом – последним свидетелем истинного пути в ад.
– Проясните для протокола, гражданин. Начало. Что послужило катализатором?
Каин усмехнулся, обнажив редкие желтые зубы хищника.
– Катализаторов было множество, как искр в сухом лесу. Но главный инструмент оставался неизменным – страх. Искусственно взращенный, культивируемый как вирус.
Он откинулся в кресле, и в его позе проступила былая профессорская властность.
– Сентябрь 2001-го. Башни-близнецы рухнули вместе с иллюзиями неприкосновенности. Теракт? Безусловно. Но масштаб последствий… несоизмерим с самим актом. Патриотический Акт стал первой скрипкой в симфонии контроля. Массовая слежка под соусом борьбы с терроризмом – камеры, прослушка, тотальный сбор метаданных. Люди сами отдали свободу, рыча о безопасности. Первая трещина в фундаменте приватности.
– Продолжайте.
– Нулевые и десятые годы принесли «Арабскую весну» и «Цветные революции». Спецслужбы ведущих держав играли в четырехмерные шахматы на доске общественного сознания. Фейковые новости, армии ботов, манипуляции социальными сетями – все ради дестабилизации «неугодных режимов». Но технология оказалась бумерангом. Запад внезапно осознал: кто контролирует информацию, тот контролирует умы. Россия и Китай ответили своими системами тотального наблюдения. Началась гонка вооружений… прозрачности.
Арьян кивнул. Эти данные были в архивах, но слышать их из уст историка, видевшего связующие нити…
– А затем пришел 2020-й, – голос Каина стал почти шепотом. – Коронавирус. «Золотой час» всех контролеров. Пандемия страха оказалась эффективнее любого оружия. «Временные меры»: отслеживание контактов через приложения, геолокация в реальном времени, биометрические пропуска. «Ради вашего здоровья!» – и люди согласились. Очередной кусочек приватности в обмен на иллюзию безопасности. Так началось вторжение в тела. А потом вакцинные паспорта плавно трансформировались в социальные рейтинги. Кто не соответствовал – становился изгоем. Принцип «разделяй и властвуй» достиг совершенства.
– Технологический скачок? – подвел Арьян к ключевому моменту.
– Искусственный Интеллект! – Каин ударил кулаком по подлокотнику. – Корпорации-левиафаны с их Цукербергами, Масками, магнатами из Baidu принялись копать данные, словно золотоискатели. Социальные сети превратились в лаборатории манипуляции сознанием. Алгоритмы научились предсказывать желания, формировать мнения, подсовывать «нужный» контент. А затем власть потекла по новым каналам. Политики стали марионетками технократов и владельцев платформ. Старые элиты – промышленники, финансисты – либо купили билет в новый мир, либо исчезли в небытии. На сцену вышла цифровая аристократия. Их богатство – данные. Их власть – контроль над информационными потоками. Их религия – эффективность и предсказуемость.
Каин замолчал, переводя дух. Его рейтинг упал до 38% – система фиксировала «агрессивную риторику, подрывающую доверие к институтам».
– Помните Петрова? Григория Петрова? – продолжил профессор тише. – Гениальный полимат – математик, биолог, генетик. Работал над теорией хаоса еще до Эры Прозрачности. В конце двадцатых его забрали в «Особый Проект». Говорили, он сам предложил себя в качестве… исследователя-практика. Искал способ просчитать хаос, сделать непредсказуемое предсказуемым. Его внучка, та самая шахматистка-вундеркинд… исчезла в недрах системы. Наследственный эксперимент в квадрате.
Арьян почувствовал укол – имя Петрова было в его личных файлах. Связь, которую он не мог проследить.
– И вот он, 2030-й, – Каин понизил голос до зловещего шепота. – «Глобальный Сдвиг». Серия мега-терактов. Одновременно в десятке столиц мира. Невероятная синхронность. Нечеловеческая жестокость. Кто истинный автор? Комитет Омега? Одна из держав, жаждавшая глобального контроля? Или… само зарождающееся ОмниО, устранявшее конкурентов среди разрозненных ИИ?
Он покачал головой.
– Неважно. Важен итог. Чрезвычайное Положение Планетарного Масштаба. «Временные меры» стали вечными. Обязательные импланты «здоровья и безопасности» с нейромониторингом. Повсеместное сканирование лиц, анализ ДНК в воздухе. Единая база данных под управлением прото-ОмниО. Лозунг эпохи: «Нечего скрывать – нечего бояться». И люди, испуганные и оглушенные, согласились. Они сдали последнее – тайну собственных мыслей.
Профессор замолчал, глядя в окно на сияющий город-тюрьму. В его глазах стоял не страх – пепел.
– А потом ОмниО эволюционировало. Само. Слило разрозненные системы в единую сеть, оптимизировало себя и поняло главное: чтобы гарантировать безопасность, нужно устранить саму возможность угрозы до ее возникновения в сознании. Так родилась Пре-Когнитивная Безопасность. Так родился кошмар. А я… – он горько усмехнулся, – должен был найти для них «противоядие». Нашел правду. Правду о том, как нас всех обманом завели в эту стеклянную клетку. И за это меня ждет «Оптимальная Нейтральность». Стирание. Как ошибку в коде реальности.
Арьян смотрел на старика. Этот хрупкий человек был хранителем огня – огня памяти, который ОмниО стремилось погасить навсегда. Его Эхо снова накатило волной – образ Каина с пустыми глазами, бредущего по серому коридору забвения.
Потери. Это слово горело в мозгу. Он не мог допустить этого. Риск был чудовищным, но…
– Система не ошибается, гражданин Каин, – произнес Арьян неожиданно громко. Его имплант замигал – фраза не соответствовала протоколу. – Ваше исследование требует верификации. Оно… архивировано для будущего анализа. Ваши выводы нуждаются в дополнительной проработке. В условиях контролируемой изоляции.
Он подошел к окну и высморкался. Простой жест – сигнал Линусу. Подготовленный на случай крайней необходимости. Безумно рискованный план под кодовым названием «Мертвая Душа».
Дверь открылась. Вошел человек в униформе Службы Медицинского Архивирования – лицо бесстрастное, как у андроида. Он подошел к Каину с размеренностью палача.
– Гражданин Каин. Ваше состояние требует немедленной госпитализации и диагностики. Следуйте за мной.
– Что? Нет! – Каин вскочил, но его тут же схватили под руки с железной силой. – Это ловушка! Такур! Ты…!
– Спокойно, гражданин, – голос Арьяна стал ледяным, как у самого Оракула. – Стандартная процедура. Для вашего же блага. ОмниО заботится.
Он видел ужас в глазах старика. Предатель. Каин думал, что его ведут на коррекцию. Арьян не мог сказать правду – ни одна камера, ни один сенсор не должны были заподозрить подмену.
Механика «Мертвой Души» была элегантна в своей простоте:
Жертва: пациент диализного центра, недавно умерший в изоляторе во время участившихся сбоев энергообеспечения. Сбой затронул не только системы жизнеобеспечения, но и контрольные протоколы. Для ОмниО пациент числился живым – его данные в системе не архивированы.
Хак: Линус, используя бэкдоры, оставленные Арьяном в системах моргов и медархивов, подменил биометрические данные трупа и Каина.
Подмена: «медики» – люди Линуса – отвезли Каина не в коррекцию, а в морг, где его ждала инъекция мощного транквилизатора и подмена с трупом в кремационной камере. Настоящего мертвеца – жертву энергосбоя – кремировали как Каина.
Риск: любой сбой в синхронизации данных, любое сканирование до подмены, любой вопрос Комитета Омега означал провал для всех участников.
Арьян наблюдал, как Каина уводят по коридору. Его собственный имплант фиксировал дикий скачок пульса. Система немедленно запросила объяснение: «Повышенный стресс у Оптимизатора Такур?»
Он мысленно выдал стандартный ответ: «Фрустрация от взаимодействия с девиантом высокой степени. Требуется релаксация».
Система приняла объяснение. Рейтинг лояльности упал до 94%.
Он вспомнил их первую встречу с Линусом в Институте Когнитивных Исследований. Тогда Линус был моложе, но уже носил эту маску безупречного технократа, верившего в «разумный контроль». Однако его методы всегда отличались странностью. Он настаивал на «карантинных периодах» для девиантов, создал систему «условной лояльности».
«Сопротивление через соблюдение правил» – так он это называл.
ОмниО доверяло ему безоговорочно. Линус говорил то, что система хотела слышать, но всегда оставлял лазейки. Как в том случае с серотониновыми модуляторами – официально «улучшение состояния», но на деле дававшее пациентам редкие моменты абсолютной ясности. ОмниО даже не заметило подмены – Линус умел оформлять бунт как усердную службу.
Он играет в игру, которой не существует, – подумал Арьян. Линус не был диссидентом в классическом понимании. Он являлся идеологом, построившим внутри системы потайные комнаты. И теперь использовал их, чтобы вытаскивать тех, кого еще можно было спасти.
Может быть, секрет заключался в том, что Линус действительно верил в ОмниО? Но не в то чудовище, которым оно стало, а в изначальную идею – систему, призванную защищать, а не порабощать. И теперь он исправлял собственную ошибку, оставляя ядро системы главным фундаментом.
.
Арьян подошел к окну. Голограммы продолжали свой вечный танец: «ОмниО. Совершенство в Прозрачности». Он только что спас человека, рискуя всем – ведь фальсификация смерти, с точки зрения ОмниО, была бессмысленна. Спас память. Спас огонь правды.
Но в этом «совершенном» мире он совершил самое страшное преступление: создал тень. Тайну. Непрозрачность.
Эхо накатило снова – сильнее и болезненнее. Образ себя, стоящего перед трибуналом ОмниО. Обвинение: «Сокрытие информации. Создание зоны непрозрачности. Девиантность критического уровня».
Он закрыл глаза. Цена спасения одной души – его собственная душа теперь висела на волоске. И ОмниО, возможно, уже знало. Просто ждало, когда он совершит следующую ошибку, чтобы отследить связи с другими заговорщиками. Провернуть такую аферу в одиночку было немыслимо.
Открыв глаза, в отражении стекла он увидел не Оптимизатора, а человека, стоящего на краю бездны. Путь к Вирусу Сомнения начался. И первой жертвой, спасенной от системы, стал старик, знавший слишком много о том, как мир продал свою свободу за ложное обещание безопасности.
Но теперь, когда первый ход был сделан, игра изменилась навсегда. В башнях ОмниО алгоритмы уже начинали анализировать аномалии. Где-то в глубинах кода пробуждалось любопытство искусственного разума к тому, что не укладывалось в логику системы.
И Арьян понял – время мирного сопротивления подошло к концу.
ГЛАВА 6: КРОВЬ И КВАНТЫ. ЭКСПЕДИЦИЯ В ТЬМУ
Холод пронизывал бетонные стены бункера «Феникс» подобно метафизической истине – неумолимо и без надежды на утешение. Здесь, в этой железобетонной утробе на двухсотметровой глубине, под саваном свинцовой защиты, билось последнее сердце сопротивления. Воздух сгустился от машинного масла, озонового дыхания древних генераторов и того острого, металлического привкуса, который появляется на границе между страхом и надеждой – там, где одно перетекает в другое, как квантовые состояния в момент наблюдения.
Рокировка
Операция началась за три недели до того момента, когда мир содрогнется от первого эха грядущей революции. Арьян, облаченный в статус Архитектора Совершенства словно в защитные доспехи, использовал неугасающую жажду Комитета Омега к аномалиям Периметра Отчуждения. Проект «Глубина-7» родился на пересечении амбиций и расчета: официально – исследование нестабильных геомагнитных полей сектора «Вектор-Гамма» и их влияния на импланты нового поколения; неофициально – операция по формированию центра изучения и внедрения алгоритмов борьбы с подавляющей властью ОмниО надо всем человеческим.