
Полная версия
SОSка для Человечества

Александр Горшков
SОSка для Человечества
ПРОЛОГ: НЕЙРОКАЛИБРОВКА
Белизна поглощала не постепенно – сразу, безжалостно, как наркоз. Сара растворялась в этом свете, теряя очертания тела, границы сознания. Воздух нес запах озона и приторную сладость медицинского дезинфектанта – аромат, который преследовал ее с детства, когда мать водила на обязательные психо-сканирования в районную клинику.
Кушетка под спиной была обманчиво мягкой. Сара знала – материал запоминал каждое движение, каждое напряжение мышц, передавая данные в центральную базу. Даже здесь, в последние мгновения перед процедурой, система изучала ее. Холодные нити электродов обвили виски и запястья, словно паутина цифрового паука. Над лицом замер манипулятор – бесстрастный металлический череп с иглой вместо глаза.
"Пациент: Сара Дж. Идентификатор: Gamma-7. Процедура: Нейрокалибровка. Протокол 7G."
Голос Юстировщика был идеально модулирован – не мужской, не женский, лишенный любых эмоциональных обертонов. Голос, которого не существовало в природе, но который звучал теперь во всех уголках мира, где ОмниО принимала решения о судьбах людей.
"Основание: Устойчивый паттерн девиантной эмоциональной нестабильности. Вероятность развития асоциального поведения: 87,3 процента."
Триггер.
Слово пронзило сознание Сары, как осколок разбитого зеркала. Все началось с этого проклятого триггера. Алек Вэнс – невзрачный мальчишка из биологического класса, чьи лабораторные крысы были единственными живыми существами в стерильном мире школы. Однажды он улыбнулся ей, когда она уронила пробирку с питательным раствором. Просто улыбнулся. И что-то вспыхнуло в груди – древнее, необъяснимое, запретное.
Она написала ему записку. На настоящей бумаге, добытой с риском для социального рейтинга на черном рынке. Две строчки детского восторга: "Твои крысы симпатичнее тебя. Шучу :)"
Педагог-анализатор мисс Кларк перехватила послание на третьем уроке. Даже не читала – зачем, когда сканер в ее очках мгновенно расшифровал всё: тремор руки при письме (эмоциональное возбуждение), химические следы на бумаге (повышенный кортизол), микровыражения лица при задержании (стыд, смешанный с протестом). Алгоритм вынес вердикт за 0,3 секунды.
"Несанкционированная эмоциональная привязанность. Скрытность. Потенциал для формирования неконтролируемых межличностных связей. Классификация: Романтический Девиант третьей степени."
За смотровым стеклом стояли родители. Мать плакала, но губы ее были сжаты в тонкую линию одобрения – внутренний конфликт между инстинктом и социальным программированием. Над ее головой мерцал показатель Индекса Лояльности: 89%. "Система права…" – шептала она сквозь слезы. "Она спасает Сару… от нее самой…"
Отец не смотрел на дочь. Его взгляд был прикован к личному импланту, где пульсировал красный треугольник: "Эмоциональная нагрузка: КРИТИЧЕСКАЯ. Рекомендация: немедленная стабилизация. Угроза понижения социального кредита." Рука сжимала плечо жены – не в утешении, а чтобы не упасть самому. Его рейтинг падал в режиме реального времени: 76%… 74%… 71%…
Страх за дочь проигрывал страху за себя.
Он кивнул техникам. Согласие дано.
"Цель процедуры:" – Юстировщик продолжал с механическим безразличием. "Снижение гипервозбудимости лимбической системы. Подавление нейронных связей, ответственных за формирование нерациональных привязанностей и протестного поведения. Достижение состояния Оптимальной Эмоциональной Нейтральности."
ОЭН. Краеугольный камень философии ОмниО. Гнев разрушает. Любовь ослепляет. Протест дестабилизирует. Идеальный гражданин – предсказуемый, управляемый, как зеркальная поверхность озера без единой ряби. Сара была рябью. Ее следовало заретушировать.
Манипулятор загудел, приближаясь к виску. Сара закрыла глаза, отчаянно пытаясь удержать образ Алека – его неловкую улыбку, искорки в глазах, когда он говорил о своих крысах. Но память уже заполняли другие слова, произнесенные мисс Кларк накануне:
"Романтические иллюзии – эволюционный атавизм, Сара. Они порождают страдания, ревность, конфликты, войны. ОмниО устраняет корень зла, а не симптомы. Это не наказание – это милосердие. Совершенное милосердие."
Боль пронзила висок. Не физическая – глубже, как будто из души вырывали живую ткань. Сара вскрикнула беззвучно, и на мониторе побежали зеленые волны:
"Активность миндалевидного тела: НОРМА. Паттерны префронтальной коры: СТАБИЛЬНЫ. ОЭН: ДОСТИГНУТО. Протокол 7G: успешно завершен."
Мать зарыдала – на этот раз от облегчения. Ее Индекс Лояльности взмыл до 95%. Отец распрямил плечи, его рейтинг стабилизировался на 82%. Техник за стеклом улыбнулся:
"Поздравляем, граждане. Ваша дочь теперь совершенна."
Сара открыла глаза.
Пустые. Безмятежные. Смотрели сквозь потолок, сквозь стены, сквозь мир – никуда. Лицо стало идеально спокойной маской. Ни страха, ни печали, ни гнева. Ни любви.
Общество могло спать спокойно. Сара больше не представляла угрозы.
Она больше не представляла ничего.
Но в глубине зрачка, там, где даже самые совершенные сканеры ОмниО не могли заглянуть, в последнем нетронутом уголке сознания что-то шевельнулось. Крошечная искра. Не больше электрического импульса. Не больше воспоминания о воспоминании.
Алек улыбался ей сквозь белую пустоту.
И система этого не заметила.
ГЛАВА 1: АРЬЯН. АРХИТЕКТОР ПУСТОТЫ
Зеркало помнило.
Не память чипов или квантумной решётки – память поверхности, впитавшей семь лет утренних репетиций. Семь лет попыток надевать лицо правильно. Сегодня оно отражало незнакомца.
Голографическая сетка легла на кожу Арьяна Такура, превратив живую плоть в топографию эмоций. Зелёные контуры пульсировали в ритме биометрии: скуловая мышца – напряжение 0.7 ньютона, подъём губ – 4.8 миллиметра, удержание – 2.31 секунды. Параметры Оптимальной Улыбки Докладчика №3. Золотая середина между раболепием и высокомерием. Математически выверенная доза уверенности в комплекте с доброжелательностью.
Арьян практиковал эту формулу каждое утро с того самого дня, когда впервые увидел, как BigMother от ОмниО анатомирует человеческие лица. Система раскладывала их с хирургической точностью: радость равна всплеску дофамина плюс сокращение большой скуловой мышцы; гнев – норадреналин плюс клинч жевательных мускулов; страх – кортизол плюс расширение зрачков. Эмоции становились химическими формулами, формулы – предсказуемыми паттернами, паттерны – инструментами.
Он сам выковал эти алгоритмы. Вложил годы изучения нейропластичности, квантовой психологии, теории хаоса в приложении к человеческому поведению. Создал систему, читающую людей как раскрытые книги.
А потом научился писать в этих книгах невидимыми чернилами.
Эмоция – шум. Разум – сигнал. Очисти сигнал.
Мантра всплывала автоматически. Арьян бормотал её, спускаясь по спиральной лестнице резиденции Архитекторов Совершенства. Каждая ступень пела – до-диез, ре, ми-бемоль. Гамма спокойствия, сочинённая психоакустиками ОмниО для подавления тревожности.
В вестибюле его поджидала миссис Чен с двенадцатого уровня. Над её головой мерцал рейтинг лояльности – 96.7%, цвет успокаивающий зелёный. Некогда она была пианисткой, пока ОмниО не признало живую музыку "источником эмоциональной нестабильности". Теперь калибровала звуковые ландшафты для медитационных капсул.
– Доброе утро, Архитектор Такур. – Её улыбка воспроизводила стандарт №7 с безупречной точностью. – Прекрасная погода для оптимизации.
– Воистину прекрасная, гражданка Чен. – Арьян отвечал улыбкой №3, отточенной до рефлекса. – Пусть ваш день будет предсказуем.
– И ваш тоже.
Ритуал. Лишённый смысла, но необходимый для поддержания иллюзии нормальности. Арьян заметил, как дрогнул её палец – призрак движения, которое когда-то извлекало из клавиш Шопена и Рахманинова. BigMother зафиксировала микроспазм, но классифицировала как "мышечную память, не представляющую угрозы".
Арьян знал: он сам встроил эту лазейку в код. Маленькое милосердие в океане алгоритмической жестокости.
Улица встретила его привычным потоком упорядоченной жизни. Нео-Дели образца конца 30-х являл собой торжество порядка над хаосом. Исчезли пёстрые базары, кричащие рикши, стихийная архитектура трущоб. Вместо них – стерильные проспекты, самодвижущиеся тротуары, здания из умного стекла, меняющего прозрачность в зависимости от социального кредита смотрящего.
Граждане текли размеренными потоками. Их движения дирижировала невидимая рука ОмниО – импланты вибрировали, направляя носителей по оптимальным маршрутам, предотвращая скопления, минимизируя случайные контакты. Над головами парили рейтинги: зелёные 90-95% у большинства, желтоватые 80-89% у некоторых, тревожные оранжевые 70-79% у редких изгоев.
Арьян заметил подростка с рейтингом 72%. Мальчик шёл, не поднимая глаз от асфальта, избегая взглядов прохожих. Вероятно, попался на "несанкционированном творчестве" – рисовал граффити или сочинял стихи без одобрения Комитета Культурной Гигиены. Ещё пара инцидентов – и его ждёт нейрокалибровка.
Как Сару.
Образ девушки обожёг воспоминанием. Пустые глаза. Идеально откалиброванное ничто. Арьян сжал кулаки, тут же разжал – BigMother фиксировала мышечное напряжение. Нужно думать о другом. О предстоящей презентации. О революционном обновлении системы, которое…
Которое превратит всех в Сару.
Мысль ударила исподтишка. Арьян споткнулся, имплант встревоженно завибрировал. Показатель стресса подскочил в жёлтую зону. Он принудил себя дышать по схеме 4-7-8: вдох на четыре счёта, задержка до семи, выдох на восемь. Древняя техника йоги, адаптированная психотерапевтами ОмниО для экстренной стабилизации.
Центр Оптимизации вздымался впереди – исполинская пирамида из чёрного стекла и стали. Её грани отражали город, но отражение казалось искажённым, словно преломлённым через кривое зеркало. Арьян знал: никакой оптической иллюзии. Здание возведено по принципам неевклидовой архитектуры, спроектированной для подсознательного внушения благоговения и покорности.
У входа его встретила охрана – не люди, а гуманоидные дроны с лицами из гибкого полимера, способными воспроизводить базовые эмоции. Сегодня они улыбались улыбкой приветствия №12, специально откалиброванной для высокоранговых сотрудников.
– Архитектор Такур. – Синтезированный голос звучал почти по-человечески тепло. – Ваша презентация через двадцать семь минут. Зал "Глобус" готов. Желаете стандартную нейростимуляцию для повышения ораторской эффективности?
– Благодарю, не требуется.
Арьян прошёл через сканер, ощущая прощупывающие его тело невидимые лучи – они считывали химический состав пота, анализировали микровибрации голоса, взвешивали каждую молекулу выдыхаемого воздуха.
Всё в порядке. Ты под контролем. Ты сам – контроль.
Внутри Центра царила атмосфера отлаженного механизма. Сотрудники скользили по коридорам, погружённые в свои импланты. Воздух вибрировал от работы квантовых процессоров где-то в недрах здания – сердцебиение BigMother, перемалывающей петабайты данных о жизни миллиардов людей.
Арьян поднялся в свой кабинет на сорок седьмом этаже. Панорамное окно открывало вид на город – великолепный и чудовищный одновременно: идеально упорядоченную жизнь, разложенную по полочкам алгоритмов.
На столе его ожидала чашка чая – ровно 87 градусов, идеальная температура согласно биометрическому профилю. Рядом – планшет с финальной версией презентации. Арьян пролистал слайды, останавливаясь на ключевых.
"BigMother 5.0: За горизонтом предсказуемости"
"Инновация: Превентивная коррекция на докогнитивном уровне"
"Результат: Снижение девиантных инцидентов до статистической погрешности"
Сухие формулировки скрывали революционную суть. Новая версия умела считывать не просто эмоции или намерения – саму предтечу их формирования. Квантовые флуктуации в нейронах, микроизменения в экспрессии генов, наноколебания электромагнитного поля мозга складывались в картину будущего поведения человека за недели до того, как он сам примет какое-либо решение.
Арьян сам не до конца понимал механизм. Алгоритмы машинного обучения эволюционировали за пределы человеческого постижения, создавая закономерности там, где разум видел лишь хаос. BigMother стала чёрным ящиком: на входе – люди, на выходе – прогнозы с точностью 99.97%.
Оставшиеся 0.03% его беспокоили. "Статистическая погрешность", утверждали коллеги. Но что, если эти 0.03% – последний оплот человеческой непредсказуемости? Последняя искра свободы воли в мире тотального контроля?
Имплант завибрировал. Время.
Арьян допил чай – жасмин с нотками бергамота, призванный стимулировать ясность мышления – и направился к лифту.
Зал "Глобус" оправдывал своё название. Сферический амфитеатр на тысячу мест создавал иллюзию, будто докладчик стоит в центре вселенной. Акустика настроена так, что каждое слово резонировало в мозгу слушателя, минуя барьеры критического восприятия.
Арьян занял место за прозрачной трибуной. Перед ним – море лиц. Оптимизаторы, Аналитики, Архитекторы, Технократы. Элита ОмниО. Люди, отдавшие свои таланты делу построения идеального общества. Их рейтинги мерцали в диапазоне 95-99%.
Почти боги в пантеоне предсказуемости.
– Коллеги. – Голос Арьяна, усиленный и обогащённый психоакустическими модуляторами, заполнил пространство. – Мы стоим на пороге финального шага к Абсолютной Безопасности.
На экране за спиной вспыхнули графики. Кривые преступности, асимптотически стремящиеся к нулю. Диаграммы социальной стабильности, достигающие потолка. Тепловые карты эмоционального фона городов – спокойный зелёно-голубой вместо прежнего хаотичного красно-оранжевого.
– BigMother 4.0 позволила предсказывать поведение с точностью 97.3%. Мы предотвращаем преступления до их совершения, останавливаем конфликты до первого слова, гасим протесты до первой искры недовольства.
Одобрительные кивки. Шелест имплантов, обменивающихся положительными оценками.
– Но этого недостаточно. – Арьян выдержал выверенную паузу. – 2.7% непредсказуемости – миллионы потенциальных жертв. Хаос, затаившийся в складках вероятности. BigMother 5.0 ликвидирует этот зазор.
Новые слайды. Схемы нейронных сетей невообразимой сложности. Формулы, описывающие квантовые состояния сознания. Визуализация процесса прекогнитивного анализа.
– Представьте: молодой человек ещё не знает, что через три недели решит ограбить магазин. Его мозг ещё не сформировал намерение. Но микроизменения в балансе нейротрансмиттеров, едва заметный сдвиг в паттернах сна, статистически значимое отклонение в пищевых предпочтениях – всё это уже указывает на будущее решение. BigMother 5.0 видит знаки. И действует.
– Что означает "действует"? – голос из зала. Доктор Мира Патель, глава Этического Комитета. Её рейтинг 99.1% не мешал задавать неудобные вопросы.
Арьян был готов.
– Превентивная коррекция. Не грубое вмешательство – тонкая настройка. Изменение маршрута человека, чтобы он не встретил соучастника. Подбор контента в его инфо-потоке для снижения агрессии. В крайних случаях – направление на профилактическую терапию. Всё в рамках Хартии Заботы.
"Хартия Заботы" – документ, узаконивший право ОмниО вмешиваться в жизнь граждан "для их же блага". Арьян помогал создавать юридические обоснования, выверяя каждую формулировку так, чтобы она звучала как акт милосердия, а не контроля.
– Позвольте продемонстрировать.
На экране появилась запись. Женщина средних лет в супермаркете. Кладёт в корзину продукты – ничего необычного. Но поверх изображения наслаивались аналитические данные. Микродвижения глаз, указывающие на подавленную тревогу. Выбор продуктов, коррелирующий с депрессивными состояниями. Походка, выдающая мышечное напряжение, характерное для подготовки к конфликту.
– Субъект Дельта-9. BigMother 4.0 присвоила ей 67% вероятности бытового насилия в течение семидесяти двух часов. Стандартный протокол потребовал бы наблюдения и вмешательства постфактум. BigMother 5.0 поступила иначе.
Новая запись. Та же женщина получает сообщение на имплант – выиграла бесплатный сеанс в спа-салоне. Радуется, идёт туда. Массаж, ароматерапия, между делом – беседа с "консультантом по велнесу», психотерапевтом ОмниО «по совместительству». Химический состав ароматических масел включает лёгкие антидепрессанты. Музыка содержит бинауральные ритмы для стабилизации настроения.
– Результат: инцидент предотвращён. Субъект даже не подозревает о существовании проблемы. Разве это не высшая форма заботы? Решать людские проблемы до того, как они сами их осознают?
Аплодисменты. Восхищённый гул. Арьян должен был ощущать триумф.
Вместо этого – тошнота, поднимающаяся со дна желудка.
И тут случилось снова – Эхо. Сумасшествие или психологический сбой!?
Мир раскололся. Не физически – для окружающих Арьян по-прежнему стоял за трибуной, излучая уверенность. Но его сознание провалилось сквозь трещину в реальности.
Тот же зал "Глобус". Но иной. Стены покрыты плесенью небытия. Кресла пусты, затянуты пылью. На полу – оборванные провода имплантов, похожие на вырванные нервы. А на сцене, там, где стоял он сам, – фигура.
Не человек. Оболочка. Арьян узнавал собственное лицо, но искажённое, словно отражение в разбитом зеркале. Эта версия его говорила – губы двигались, но вместо слов – тишина.
Абсолютная, всепоглощающая тишина мёртвого мира.
А затем он увидел их. Тени, заполняющие пустые кресла. Не призраки – отсутствия. Люди, которые должны были быть, но которых стёрли. Не физически. Их стёрли ещё до рождения, предотвратив саму возможность существования. BigMother вычислила: эти генетические комбинации, эти сочетания семей дадут "неоптимальное" потомство. И тихо, незаметно направила их жизни в другие русла. Он свёлся не с той. Она выбрала иную карьеру. Они никогда не встретились. Их дети – тысячи, миллионы, в масштабе планеты, – никогда не родились.
Зал был полон несуществующих людей. И все они смотрели на Арьяна глазами-пустотами, спрашивая: Зачем ты стёр нас? Во имя чего?
– …величайшее достижение в истории человечества! – собственный голос ворвался в сознание.
Арьян обнаружил, что продолжал говорить, пока его разум блуждал в Эхо. Автоматизм, доведённый до совершенства.
Но что-то изменилось. Имплант на запястье пульсировал красным. Критический уровень стресса. А значит…
Арьян поднял глаза. В первом ряду сидел Комиссар Чжан, глава Службы Внутреннего Мониторинга. Лицо непроницаемо, но Арьян знал: его аномалия уже зафиксирована. Сбой Архитектора Совершенства – не просто личная проблема. Угроза системе.
– В заключение. – Арьян заставил голос звучать ровно. – Позвольте напомнить: мы не просто создаём технологию. Мы творим будущее. Будущее без страха, без боли, без… – он чуть не сказал "без жизни" – без непредсказуемости. BigMother 5.0 – наш дар человечеству. Дар абсолютного покоя.
Овация. Все встали, аплодируя. Кроме Комиссара Чжана. Он сидел, изучая данные на импланте. Данные об Арьяне.
Покидая сцену, Арьян знал: у него осталось мало времени. Система, которую он создал, обернулась против создателя. Ирония, достойная древнегреческой трагедии.
В коридоре его поджидал помощник – молодой человек с горящими глазами фанатика.
– Блестяще, Архитектор Такур! Ваша презентация уже набирает миллионы просмотров в Сети Консенсуса. Оптимизаторы из Берлинского Узла запрашивают детали имплементации…
Арьян не слушал. Смотрел в окно, где внизу текла река человеческих жизней, направляемая невидимой рукой.
Его рукой.
Что я наделал?
Вопрос жёг изнутри. Но сильнее жёг другой: И как это исправить?
Имплант на запястье снова завибрировал – настойчиво, как набат. Система не читала его мысли. Она читала его страх.
И этого было достаточно.
Комиссар Чжан уже поднимался со своего места. Его пальцы танцевали над интерфейсом импланта, вызывая службы. Арьян уже «видел» отражение экрана в стекле – красные символы, кодирующие "Немедленное вмешательство. Архитектор компрометирован."
У него было, может быть, десять минут до того, как двери его кабинета опечатают, импланты заблокируют, а сознание погрузят в успокаивающую пустоту нейрокалибровки.
– Арьян! – голос заставил его обернуться.
В коридоре стоял профессор Линус Хартвелл, его наставник еще из Института Когнитивных Исследований. Высокий, седовласый, с глазами цвета стального тумана – таким Арьян запомнил его с университетских лет. Только сейчас лицо профессора было искажено скорбью.
– Профессор, – Арьян едва сдержал дрожь в голосе. – Какая неожиданность.
Линус подошёл ближе, понизил голос:
– Какое горе, мой дорогой ученик. Комиссар Чжан. Инсульт. Внезапный, кровоизлияние в мозг. – Он покачал головой, и Арьян увидел в его глазах что-то странное. Не скорбь. Расчёт. – Мгновенная смерть. Прямо здесь, в зале, сразу после твоей презентации.
Арьян обернулся. Комиссар Чжан действительно лежал в кресле, неподвижный. Вокруг него суетились медики, но их движения были вялыми, обречёнными. Кто-то уже накрывал тело белой простынёй.
– Как… – Арьян сглотнул. – Как это произошло?
– Стресс, – Линус пожал плечами. – Твоя презентация была весьма… впечатляющей. Видимо, слишком впечатляющей для старого Комиссара. BigMother фиксировала у него критические показатели последние пятнадцать минут, но он игнорировал предупреждения.
Арьян смотрел на своего наставника, пытаясь прочесть истину в его лице. Профессор Линус Хартвелл – один из создателей первых версий BigMother, человек, который научил Арьяна видеть код как живую ткань реальности. Человек, который всегда говорил: "В системе нет случайностей, есть только неучтённые переменные."
– Значит, расследования не будет? – осторожно спросил Арьян.
– Какого расследования? – Линус выглядел искренне удивлённым. – Естественная смерть от переутомления. BigMother уже классифицировала инцидент. Досье закрыто. – Он положил руку на плечо Арьяна. – Хотя, конечно, тебе стоит быть осторожнее. Твои биометрические показатели тоже были… нестабильными. Возможно, стоит взять отпуск? Отдохнуть? Подумать о будущем системы?
В последних словах был скрытый смысл. Арьян кивнул, не доверяя своему голосу.
– Иди домой, мой мальчик, – Линус похлопал его по плечу. – Завтра будет новый день. Новые возможности. А BigMother… ну, BigMother может подождать. В конце концов, даже совершенные системы нуждаются в периодической… калибровке.
Профессор ушёл, оставив Арьяна наедине с его мыслями. Комиссара Чжана увозили на каталке. Красные символы на экранах исчезли, заменившись нейтральным зелёным.
Арьян стоял в коридоре Центра Оптимизации, который он помогал в свое время проектировать, и понимал: игра только началась. Линус спас его сегодня, но завтра появится новый Комиссар, новые подозрения, новые угрозы.
А пока у него есть время. Время подумать. Время решить, что делать с системой, которая превратилась в монстра.
Время понять, сколько ещё людей должно исчезнуть, прежде чем он найдёт в себе силы остановить собственное творение.
Имплант на запястье мягко вибрировал – биометрические показатели возвращались к норме. BigMother успокаивалась, классифицируя произошедшее как рядовой инцидент.
Она ещё не знала, что её создатель только что получил второй шанс.
И что он собирается им воспользоваться.
ГЛАВА 2: ЕВА. ОСКОЛКИ ЗЕРКАЛА
Лаборатория дышала мертвенной стерильностью. Не просто антисептиком – тишиной человеческих душ, упакованных в идеальные цифровые коконы. Приборы гудели монотонной литанией прогресса, а Ева Сонг листала голограммы нейроотчетов, словно страницы собственного приговора.
«Пациент: Том Андерсен. Код: Тета-12. Статус ОЭН: стабилен. Рекомендация: плановое обновление серотонинового модулятора».
На экране мерцало лицо. Когда-то в этих глазах пылал огонь математической одержимости – Том решал задачи способами, которые система считала еретическими. Теперь он складывал два и два, получал четыре. Всегда четыре. Никогда – бесконечность.
Ева сжала кулаки до боли. Физические ощущения – последний бастион подлинности в мире отполированных эмоций. Ее руки создали это совершенство. Руки, которые мечтали исцелять, а вместо этого вырезали души с хирургической точностью.
Марк назвал бы это убийством.
Имя брата обожгло сознание. Марк – поэт-аналоговик, дерзнувший писать о звездах без цифровых фильтров. Система вынесла вердикт: «Потенциальный источник иррациональных эмоциональных паттернов. Риск развития дезорганизующих психозов: критический». Ева умоляла, доказывала его безвредность, обещала личный контроль. Бесполезно.