Роза и коршун

Дарья Ратникова

Роза и коршун

Глава 1

Отца очень не хватало. Роза прислонилась к стеклу экипажа и стерла непрошенную слезу. Он просил не плакать о нём, и она старалась, видит Бог, она так старалась! Но сейчас слёзы невольно набежали на глаза. Вот одна уже потекла по щеке. Она всхлипнула и невольно зажала рот руками, испуганно бросив взгляд на сидение напротив. Но миссис Фламер спала, откинувшись на подушки.

Свою компаньонку, миссис Фламер, прислала ей тётушка, чтобы та подготовила её к долгой дороге в тётушкино имение. И эта миссис не понравилась Розе с первого взгляда. Худая и прямая как жердь, с холодным взглядом и с вечно поджатыми губами, она только цокала языком, осматривая её саму и её вещи. И Розу словно окатывало ледяным презрением.

Да, наверное, они жили не как все, но никто и никогда не позволял себе настолько открыто об этом заявлять. Да и сама Роза, по правде говоря, редко думала об этом. А зачем ей было думать? Она чувствовала себя безобразно счастливой, болтая с отцом, когда огонь весело горел в очаге, а верные Фидо и Дэш лежали рядом, по обе стороны от отцовского кресла.

А ещё были ежедневные прогулки по вересковым пустошам в степи, таким красивым, полным яркой жизни весной и скрытой, но потаённой, зимой. Когда мог – отец гулял с ней, с восторгом показывая ей бесконечную красоту жизни – будь то свежая почка или пробивающийся к небу росток, или птичье гнездо высоко на одинокой сосне. Но последние несколько лет он почти не вставал, прикованный к постели. И Роза видела, как он угасал с каждым днём. Она читала ему любимые книги и ухаживала за ним, как могла, вовсе не помышляя о том, что далеко, где-то за стенами их имения, есть другая жизнь, отличная от той, что они вели.

И всё же, первый раз её заставил задуматься о той, иной жизни, приезд гостьи, полной высокой женщины. Роза видела её всего лишь мельком. Она не знала, кто это был. Отец тогда не представил их друг другу, даже наоборот, настоял, чтобы она тут же ушла из комнаты. Она и ушла. А гостья с отцом так и разговаривали, запершись в гостиной. И когда Роза, вернувшись с долгой прогулки из любимых степей, уже затемно, проходила мимо отцовской комнаты, услышала громкие голоса.

– …Послушай, Джонас, она растёт сущей невеждой! Что сказала бы Кэтрин, если была бы жива?

– Она сказала бы то, что скажу тебе сейчас я – не лезь не в своё дело! – Голос отца звучал громко, слишком громко. Роза никогда не слышала, чтобы он так разговаривал. Она тогда ещё подумала – кого они имеют в виду, когда следующая фраза расставила всё по своим местам.

– И всё же она скоро войдёт в самую пору. Время первого бала. Розалинде исполняется пятнадцать лет, пора вывести её в свет. А она до сих пор не может нормально писать, а кроме твоих глупых сказок и стихов, больше ничего не знает. Только и может, что бегать по степи, как какая-то дикарка! А ты ведь не вечен, Джонас! Имение – майорат. Кому оно отойдёт? Или ты хочешь выдать её замуж и этим решить все проблемы? Но в этой глуши ты и жениха нормального не найдёшь. Подумать только – на несколько миль ни одной живой души, только эти степи! – Говорившая сделала паузу. Ей бы уйти, но Роза словно приросла к полу. Они говорили о ней!

Пауза затянулась, а потом отец заговорил, уже тише, своим обычным голосом:

– Ты права, Шарлотта. Ты во всём права. Но я – эгоист. Я не могу жить без своей девочки. Мне уже недолго осталось. Я оставлю ей большое состояние. Хоть на это мои руки сгодились, как ты когда-то говорила. Ты ведь позаботишься о ней, Шарлотта, когда меня не станет? – И он зашёлся кашлем.

Дальше Роза не смогла слушать. Она отворила дверь, влетела к отцу, обняла его и нежно зашептала, что он никогда не умрёт.

Но этот случай был первым. После него отец осторожно начал ей рассказывать, что после его смерти имение отойдёт к его дальнему родственнику по отцовской линии, которого он никогда не видел и знать не знает. А она обязательно отправится к тётушке, которая о ней позаботится. Но Роза не хотела ничего этого. Она отдала бы все богатства, лишь бы отец был жив и здоров, и они бы по-прежнему бродили целыми днями по степи. И больше ей ничего не надо.

Но отец умер, едва Розе исполнилось семнадцать. И как только весть об этом дошла до тётушки Шарлотты, она тут же прислала миссис Фламер, которая и во сне, казалось, осуждает её. И вот сейчас она уже второй день трясётся в экипаже по пыльным дорогам. Её любимая степь осталась далеко позади. И Роза не удержалась, снова смахнув слезинку.

Неудобное и жесткое траурное платье душило, но миссис Фламер привезла его с собой и, подгоняя по фигуре, повторяла только, что так надо и новое заказывать уже некогда. Отец никогда не следил за модой. А она сама и подумать даже не могла, что одета как-то неподобающе. Но миссис Фламер выкинула почти все её вещи, оставив лишь пару платьев. Приговаривая, что их носила, верно, ещё её тетка в детстве.

Неужели весь свет, о котором говорила тётушка, это – одни запреты? О, она не выдержит такой жизни, сбежит обратно в степь! Роза закусила губу и всхлипнула, снова прикрыв рот рукой. Почему, ну почему отец покинул её так рано?!

Она знала, что он болел давно, почти с детства. Когда для отца закончилась земная жизнь, среди всяких заумных слов, сказанных доктором, Роза расслышала приговор «чахотка». Болезнь спала в нём, но смерть матери от послеродовой горячки, подкосила отца. А ещё его работа. Она часто видела, как он сидел за столом даже и ночами, за слабым светом свечи, пока сильный приступ кашля не отправлял его снова в постель. До недавнего времени Роза и не догадывалась, кем был её отец. Лишь после смерти случайно увидела заметку в газете о смерти мистера Симонса, известного биолога, члена биологического общества, чьи научные труды чрезвычайно ценятся на севере Йоркшира.

Так то она и выяснила, что отец был биологом. И что показывая ей зарождающуюся в степи жизнь, он знал, что говорил, больше чем остальные. Да только сейчас это её вовсе не утешало.

Кажется, она задремала, потому что, когда открыла глаза – миссис Фламер уже не спала, а сидела и читала книгу. Роза глянула в окно – всё те же унылые пейзажи. Её милая степь сменилась убранными полями, которые чередовались с бедными крестьянскими лачугами. Небо хмурилось, обещая в скором времени пролиться дождём.

– Долго ещё ехать? – Не выдержала и спросила она.

– До СевенХиллса неделя пути. Кажется, я вам уже говорила это, мисс Симонс. – Компаньонка поджала губы. – Но вы не стремитесь слушать и запоминать. И это прискорбно. – Она сжала губы ещё сильнее, так что те превратились в тонкую, едва заметную линию. Роза как зачарованная наблюдала за губами Миссис Фламер, чтобы не расплакаться. Интересно, знал ли отец, когда просил тётушку позаботиться о ней, что забота будет «такая»?

Роза вздохнула. Если бы ей только было куда бежать. Но этот странный, новый, пугающий мир, который назывался «свет», живёт по своим законам. И почему-то ей казалось, что она с ними встретится и не раз, а ещё, что они ей не понравятся.

Оставшиеся дни тянулись невообразимо долго. Экипаж ехал так медленно, что Роза иной раз думала – быстрее было бы пройтись пешком. А ещё она боялась, что ноги за эту неделю и вовсе разучатся ходить. Несколько раз они останавливались на ночлег в придорожных гостиницах, и Роза с жадностью вдыхала свежий воздух, напоминая себе, что это все когда-нибудь закончится. Если бы ещё она могла спокойно терпеть придирки миссис Фламер… Один раз, всего один, она вышла вечером из гостиницы, сняла свои новые неудобные ботинки и решила вспомнить – каково это – гулять босиком по тёплой земле. Дождь кончился. Снова вернулись тёплые осенние дни. Всего несколько шагов до того, как её надзирательница это увидела:

– Вы что, мисс Симонс, совсем разума лишились?! Дай Господь мне спокойствия! – Она подняла руки к небу в молитвенном жесте, потом схватила Розу и потащила к гостинице, туда, где на пороге ждали её злосчастные ботинки.

После этого Роза уже не решалась на «подобные выходки», как это называла компаньонка, терпеливо ожидая завершения пути. Ей было страшно, неизвестность пугала. И отец… Не было ни дня, чтобы она не вспоминала о нём. А ещё – чем ближе было тётушкино имение, тем тяжелее ей становилось. Неужели тётушка запрёт её в какой-нибудь тёмной комнате и заставит учиться? С утра до ночи сидеть читать и писать, или танцевать, а может твердить правила этикета, как Роза прочла в «Наставлении для юных девушек», которое случайно нашла в библиотеке.

Отец почти не держал художественной литературы. В основном тома по биологии, «Жизнь птиц» Бьюика, да несколько религиозных трудов. Отдельной полкой стояли сказки народов Англии, Шотландии и Ирландии с потрясающими гравюрами, стихи Роберта Бёрнса и несколько томов Шекспира. И вот среди этого всего затесались «Наставления». Книга была скучной. В ней описывался каждый жест, каждое движение, каждое слово, которое надлежало делать юной благопристойной девушке или наоборот не делать.

Роза даже не дочитала её до конца. Так мельком просмотрела и тут же закрыла. И слава Богу. Потому что некоторые наставления даже при беглом прочтении настолько врезались ей в память, что она до сих пор вздрагивала, представляя, что её заставят им следовать. Её свободолюбивая натура, девушки, выросшей вне условностей света, отвергала всякое принуждение. Да только кажется ей никуда от этого не деться ни теперь, ни в будущем.

Когда наконец впереди показались дома, а вскоре копыта лошади зацокали по брусчатке, Розе почему-то стало страшно. Дорога закончилась, но та неизвестная жизнь, что ждала впереди, её пугала. Было не по себе. И вместо того, чтобы прильнуть к окнам экипажа, она вжалась в сиденье. Могла бы – закрыла глаза. Но за ней наблюдал бдительный взор миссис Фламер. Поэтому она старалась сидеть спокойно, только теребила ворот ненавистного платья.

Наконец прошло ещё, наверное, с полчаса. Городской шум стих. Видимо, они выехали за город. Насколько, Роза поняла, тётушкино имение находилось рядом с небольшим городком, стоявшим, тем не менее, неподалёку от железнодорожных путей. Это ей когда-то объяснял отец. Географию она знала хорошо. Правда только то, что касалось родной Британии.

Когда, наконец, экипаж остановился, Роза была готова. Она не хотела дать миссис Фламер право насмехаться над собой. Поэтому спокойно вышла из экипажа вслед за компаньонкой. Ну, точнее, её показалось, что спокойно. На самом деле увиденное поразило её настолько, что она осталась стоять едва ли не открыв рот от восторга и изумления.

Имение тётушки отличалось от отцовского очень сильно. СевенХиллс выглядел так, словно сошёл с исторических гравюр. Классически правильный, строгой красоты с несколькими башенками и флигелями, стремящимися в небо. Вокруг раскинулся шикарный розовый сад, с идеально ровными подстриженными кустами. Перед самым имением – парковый ансамбль, изображавший, видимо, нимф. Весёлые мраморные девушки получились как живые. Одна из них резво взбежала на фонтан, да так там и осталась.

Роза смотрела на них во все глаза. Какая красота! Их родное имение было очень старым, левое крыло уже местами осыпалось каменной крошкой, а по стенам правого карабкался дикий виноград и плющ. Парк же плавно переходил в степь.

Поэтому имение тётушки поразило её. Никогда в жизни она не видела такой красоты! И она любовалась на эту красоту, впитывая её как губка, вдыхая всем своим существом, застыв, словно статуя, пока миссис Фламер не одёрнула её. Тогда Роза будто очнулась от сна наяву, и пошла за компаньонкой.

Внутри дом тётушки встретил её ещё большей, даже вычурной красотой – фарфоровые статуэтки, вазы с цветами, картины в богатых рамах на стенах. Тогда как дома все было просто и лежало местами небрежно. Никакой роскоши. Мебель точно не менялась при её жизни. А последние статуэтки она побила в детстве, благо отец разрешал с ними играть. Эх, отец… Он ведь временами даже поесть забывал, увлёкшись своими делами. Куда уж ему было следить за красотой? Да и не для кого – гостей ведь у них не бывало. Здесь же, у тётушки царил идеальный порядок. Каждая вещь имела своё место.

Среди всей этой красоты Роза совсем потерялась, почувствовала себя маленькой и беспомощной, а ещё неподходящей этому роскошному месту. Всё равно, как если бы ворону посадили в золотую клетку, а эту клетку поставили бы во дворец. Если бы не грубый окрик миссис Фламер, Роза бы, наверное, так и стояла, растерянно оглядываясь по сторонам. Но грубость компаньонки заставила её взять себя в руки. Разве отец был бы доволен ей? Он, который всегда говорил ей, что не нужно унывать и отчаиваться, а брать всегда пример с растений, что в любую бурю тянутся к свету.

Роза сжала губы. Хватит себя жалеть! Она всё равно ничего не может изменить, по крайней мере до совершеннолетия. Их с отцом имение она никогда не вернёт себе и не вернётся туда. Путь домой для неё закрыт. А значит надо начинать жить с новыми силами!

И она, распрямив плечи, прошла вслед за компаньонкой. Та прошла бесчисленное количество поворотов и коридоров, а потом остановилась возле одной из дверей и постучала.

– Войдите! – Донеслось в ответ и миссис Фламер вошла сама и Роза вслед за ней. После темноты коридоров, яркий свет почти ослепил её, поэтому она не сразу разглядела, где находится и кто перед ней.

– Ну вылитая Кэтрин! – Раздался вдруг женский голос. Роза подняла глаза и увидела тётушку. Та ничуть не изменилась с того самого дня. Несколько секунд они смотрели друг на друга, а потом тётушка шагнула к ней и обняла.

Розу обдал тонкий аромат лаванды. И почему то на глаза навернулись слёзы. Если бы мама была жива, наверное, она пахла бы так же.

– Девочка моя, – голос тётушки тоже дрожал. – Я так рада тебя видеть! И мне так жаль, что Джонас умер. – Она сжала губы.

И тут Роза разглядела, что тётушка едва сдерживает слёзы. А ещё рассмотрела наконец её чёрное траурное платье. И тут же всё простила ей. И долгую неудобную дорогу, и тесное платье, и даже миссис Фламер. А ещё полюбила, сразу и бесповоротно. Отец, бывало, говорил, что Роза если кого и полюбит – то раз и навсегда.

– Садись к огню, девочка моя! Ты, наверное, устала и замёрзла. А ещё голодна. Сейчас принесут чаю с пирожками. У меня такая кухарка! Ммм! Ты просто не представляешь, как она умеет готовить пирожки! Помню, твой отец очень любил пирожки раньше и до свадьбы я всегда, украдкой подкармливала его, а потом…

Тётя отвернулась и на несколько секунд замолчала, а потом взяла её за руку, подвела к камину и усадила в кресло.

– Осматривайся, дитя моё. Это теперь твой дом. Не знаю, рассказывал ли тебе Джонас, что я давно вдова. Детей у меня нет, и я так счастлива, что ты приехала ко мне. Моя мечта правда, чтобы Джонас был жив и жил бы рядом. Я ещё после смерти твоей матери предлагала ему переехать. Глядишь, и здоровье бы сохранил. Но он, упрямый, отказывался. Говорил, что там больше простора для его деятельности. И где он теперь? Где? – Тётушка снова вздохнула. А Роза пригрелась у камина, и глаза начали закрываться сами собой – сказывалась долгая дорога. Тётушка словно поняла её состояние.

– Так – вот тебе чай и пирожки с яблоками, голодной спать нельзя ложиться. Покушаешь – и Берта проводит тебя в свою комнату. А то, смотрю, у тебя глаза совсем закрываются.

Роза согласна кивнула и принялась за еду. После чая её ещё больше разморило и до комнаты она добралась уже в полудрёме. Осознала только, что комната просторная с окном и большой кроватью. Берта помогла ей раздеться, и Роза сразу провалилась в сон, успев, правда, подумать, что, может быть, все не так уж и плохо, как ей показалось.

Глава 2

А утро встретило её солнечными лучами прямо в глаза. Роза села на кровати и осмотрелась, не сразу сообразив, где она находится. Ей всё ещё чудилось, что она трясётся в тесном и тёмном экипаже с противной миссис Фламер или проснулась в одной из придорожных гостиниц и её ждёт длинный путь.

И только через несколько минут она осознала – всё, она дома, в имении тётушки. И каким бы оно не было – теперь это её дом, по крайней мере до совершеннолетия. И Роза улыбнулась. Несмело, но открыто. А потом воровато осмотрелась, не видит ли кто, и подбежала к окну. За тяжёлой и плотной шторой тёмного бархата виднелся парк, тот, который она так и не успела осмотреть вчера. И при свете дня он был ещё прекраснее, чем вчера вечером!

Погода сменилась, низкие тяжёлые тучи за ночь куда-то исчезли и её встречало ласковое осеннее солнышко. Да и по правде говоря, здесь совсем не чувствовалось осени. Даже листья на деревьях ещё не все поменяли цвет. Так. Срочно надо найти служанку и попросить проводить её к тётушке!

Роза хотела в парк, рассмотреть здесь всё. Как и отец, она очень любила красоту живого мира. И сидеть в четырёх стенах ей было неимоверно тяжело. Она мельком осмотрела комнату – довольно просторная, с красивой мебелью, так похожей на ту, что стояла у них с отцом дома. Массивная кровать с балдахином, который был сейчас ловко скручен и убран наверх. Рядом – небольшое кресло. Напротив – трюмо с лепными ангелочками и небольшой шкаф. На стенах – светлые тканевые обои, уже потемневшие от времени, с едва различимым узором в виде веток плюща. Какая уютная комната! Роза сразу полюбила её, едва рассмотрела получше. Пока она оглядывалась, в поисках колокольчика, в дверь постучали.

– Войдите, – важно кивнула Роза (она уже знала, что так надо отвечать слугам) и сама прыснула в кулак, от всей нелепости ситуации.

В комнату вошла вчерашняя служанка, Берта кажется.

– Доброе утро, мисс, – приветливо кивнула она. И это было так странно. С ней здороваются, её называют «мисс»! К ней никогда никто так не обращался, кроме разве что миссис Фламер, но она говорила «мисс» презрительно и уж никак не вежливо.

– Доброе утро, – ответила она, пытаясь сдержать смешинки, так и рвущиеся наружу.

– Тётушка приказала вас разбудить, если вы ещё спите, помочь вам одеться и проводить в столовую.

– Хорошо, – кивнула Роза.

Она стояла спокойно, пока её снова облачали во вчерашнее тесное и жёсткое чёрное платье и с тоской думала о том, что день, так прекрасно начавшийся, кажется будет вовсе не таким радостным, как ей вначале показалось.

Наконец, платье было застёгнуто, а волосы убраны в непривычную причёску, и Роза отправилась вслед за Бертой в столовую. Коридоры, повороты, лестницы! Да как тут можно не запутаться! Возле столовой, служанка оставила её, и Роза вошла внутрь одна.

За большим длинным столом сидела тётушка и миссис Фламер. При виде последней Роза едва не расплакалась. Красота солнечного дня померкла окончательно.

– Доброе утро, Розалинда. Садись вот сюда! – Тётушка так же душевно предложила ей стул.

Роза кивнула и осторожно села. Пока длился сам завтрак, и тётушка и её компаньонка не произнесли ни слова. А ещё миссис Фламер так пристально наблюдала за ней, что ей кусок в горло не лез. Они с отцом так весело обычно беседовали за столом, что и завтрак и обед и ужин пролетали незаметно. А тут… Она казалась самой себе неловкой и неуклюжей.

Наконец завтрак завершился. Тётушка и её компаньонка отложили приборы.

– Ну, что я вам говорила, миссис Грувс! Мисс Симонс абсолютно не умеет вести себя, – И миссис Фламер осуждающе покачала головой. Роза вспыхнула и едва сдержала слёзы.

– Что-ж, я поговорю с ней. Пойдём, Розалинда.

Роза тяжело вздохнула и направилась вслед за тётушкой.

Кажется, ей предстоял непростой разговор.

Тётушка привела её в маленькую уютную комнату, наверное, гостиную, только куда как меньше даже той, что была в их с отцом доме (Роза упорно отказывалась признавать и верить в то, что этот дом теперь не их и никогда уже не будет).

– Присаживайся. Розалинда, – Произнесла тётушка.

Роза неуверенно присела на кресло возле холодного камина и приготовилась слушать.

– Миссис Фламер поговорила со мной вчера о том, что ты абсолютно не умеешь себя вести. И это прискорбно! Я говорила об этом Джонасу, я боялась этого, но увы, – Роза подняла голову и посмотрела на тётушку. Та скорбно покачала головой. Кажется, она расстраивается абсолютно искренне. И ей стало жаль тётушку. Заставлять её переживать, в отличии от той же миссис Фламер, вовсе не хотелось.

А тётушка замолчала, только внимательно её рассматривала. Да так внимательно, что Розе захотелось опустить глаза. Она словно почувствовала себя совсем маленькой и неуверенной, сущим ребёнком. Но она всё-таки выдержала тётушкин взгляд.

– Вот как поступим, – наконец снова заговорила тётушка. – Эту неделю ты можешь отдохнуть. Делай, что хочешь, привыкай к дому. Может быть, мы даже съездим в город. А потом ты будешь учиться. Как раз на следующей неделе в Л. возвращается учитель общих дисциплин в пансионе. Если он найдёт твои знания несоответствующими, то назначит тебе уроки, разумеется частные. Ты девочка уже большая и гувернантку нанимать будет неприлично. Говорила я Джонасу, но он сказал, что будет сам учить тебя, – тут тётушка снова вздохнула. – Потом в течении недели тебя проэкзаменует учитель танцев, учитель французского и учитель музыки. Они составят программу и дальше ты будешь заниматься соответственно ей. Понятно?

– Да, тётушка, – Роза кивнула головой. Наверное, ей следовало поклониться или сделать реверанс, но она толком не знала в каких случаях это следует делать.

Тётя Шарлотта вздохнула ещё сильнее, а потом добавила:

– Пока же после завтрака или за прогулкой я буду сама с тобой беседовать. Всё-таки тебе уже семнадцать, а ты ещё не была в свете. Сущее дитя. Я в твоём возрасте уже была замужем.

– Но я вовсе не хочу замуж, – Вырвалось у Розы. Она никогда даже не думала о замужестве, хотя и считала это само собой разумеющимся для женщины. Но те книги, что она читала дома, воспитали в ней уверенность в том, что свадьба должна быть только и единственно по любви. А она за всю свою жизнь посторонних мужчин кроме отца видела всего лишь несколько раз, да и то это были старый седой пастор и полный, как бублик, доктор.

– Захочешь, – улыбнулась тётушка. – У нас здесь много достойных молодых людей. Но, познакомлю я вас не раньше, чем ты научишься себя вести согласна правилам, принятым в обществе. Пусть, это будет для тебя стимулом к дальнейшей учёбе. Миссис Фламер рассказала мне про твои чудачества. То, что я сейчас скажу, пожалуй, прозвучит жёстко, – и тётушка сжала губы, – но здесь тебе не отчий дом. В моём доме у тебя не выйдет целыми днями босоногой бегать по степи. Мне хватило одного Джонаса, тебе я не дам сойти с ума и умереть раньше времени, с утра до ночи корпя над книгами и корешками!

Роза закусила губы. Упрёки тётушки были справедливы, вот только за отца было обидно. Так хотелось высказать ей всё в лицо. Как она может так отзываться о собственном брате?! Но Роза промолчала. Каким-то шестым чувством, то о чём ей рассказывал отец и в шутку называл это «голосом сердца», она поняла, что здесь её не поймут. Тётушка будет делать то, что она считает благом для неё. Вот только совсем не правда, что это действительно благо.

– Всё, иди гуляй!

– Мне можно в сад? – Вежливо спросила Роза. Ей надо было, просто до боли в груди обязательно потрогать землю, погладить зарождающуюся жизнь, поискать вереск, родной вереск! Вряд ли он, конечно, растёт здесь, в таком красивом саду, но может быть… Ведь если долго мечтать, мечты сбываются.

– Разумеется, дорогая. – Тётушка внимательно посмотрела на неё, а потом подошла ближе и обняла. – Ты думаешь, наверное, что я слишком строгая или не люблю тебя. Но это неправда. Я просто сильно переживаю за тебя.

Тётушка отстранилась. А потом позвонила в колокольчик.

– Берта, проводи мисс Симонс в сад.

– Хорошо, миссис, – служанка присела в поклоне.

Несколько минут, и они оказались перед дверью в сад.

– Мисс, там сильный ветер. Я взяла на себя смелость предложить вам шаль.

– Благодарю вас, – Роза совсем растерялась от этого церемонного отношения. Дома, в их с отцом доме, всё было совсем по-другому, намного проще. И служанка там запросто могла обнять «юную мисс». Да никто её там так и не называл. «Девочка моя» звал её отец или ещё «юным цветком» в шутку. Помнится, отец часто повторял, что у них древнегерманские корни, какой-то давний предок был оттуда и поэтому он имеет полное право назвать свою девочку именем, которое точно принесёт счастье, потому что не может быть плохой жизни у «нежной, как розы». Эх, отец…

Роза сжала губы, чтобы не заплакать. Привычная картина в последние дни. И вышла в сад. Сильный ветер сразу закрутил её как тростинку. Но было ясно и солнечно, прекрасный день для прогулки. И Роза направилась вперёд по тропинке, не обращая внимания, куда идёт, словно в родной степи.