Журавли. Немецкий поэт в гостях

Ответить на этот вопрос для меня было относительно просто. По крайней мере, гораздо проще, чем на вопрос о войне в Ираке, о которой я, в сущности, почти ничего не знал. Ведь о России я знал многое. Все, кто жил в Восточной Германии, знали о России! Нам нужно было лишь вспомнить! Русские сказки, фильмы Бондарчука о войне, русские костюмы, танцы, русская еда, водка и песни, барды, такие как Высоцкий… Стоп! Вот оно! Владимир Семёнович Высоцкий – бард, актёр, народный герой, перед которым дрожало правительство, но в то же время восхищалось им и поддерживало его. Я решил внимательно переслушать его песни и перевести их на наш язык. Ведь что могло быть лучше того, чтобы вместо образа холодного чужака показать русскую душу? Исполненные на немецком языке песни, будоражащие наши души и говорящие с нашими сердцами. Песни, отражающие наши мысли и чувства. Песни, которые могли показать, что мы все были не такими чужими и враждебными по отношению друг к другу, как нам пытаются доказать.

Так всё и началось – с «Песни о друге» Высоцкого. И как только я начал работать с его творчеством, передо мной развернулась целая вселенная. Ведь есть множество великих бардов с потрясающими песнями: Окуджава, Кукин, Визбор, Никитин, Киреев… Список бесконечен. У меня уже был подобный опыт работы с песнями в Латинской Америке, поэтому в этот раз я был последователен. Шаг за шагом рождалась программа с песнями русских бардов на немецком, а потом начались и выступления. Меня заметил коллега по цеху Павел Г. и пригласил принять участие в его музыкальной программе «Рустальгия». Я знакомился с новыми песнями, которые переводил на немецкий. На протяжении полугода мы были хорошей командой, несмотря на то, что мой партнёр в гораздо большей степени пользовался моими организаторскими способностями, чем организовывал наши выступления сам. Но я и не особо рассчитывал на него в этом плане. Меня поразил его страх перед выражением чёткой политической позиции. Это в конце концов и разделило нас. На мой взгляд, осторожная тактика здесь неуместна, иначе теряется смысл послания. Тем не менее, будучи главным гостем летнего германо-российского фестиваля 2016 года, я предложил ему ещё раз выступить со мной.

Как и русско-украинский фольклорный ансамбль Towa Yowa. На самом деле он называется «Полынушка». Когда мы познакомились, музыканты коллектива показались мне идеальными партнёрами, ведь они отвечали на русско-украинский конфликт русскими и украинскими песнями. Их страстью было путешествовать по русским и украинским деревням и собирать фольклор. Разыскивать песни, которые сегодня уже забыты, записывать их и переносить таким образом древнее культурное наследие в настоящее. Невзирая на большую политику. Мы сразу же понравились друг другу и строили совместные планы. Главной песней нашего первого проекта стала «Переведи меня через Майдан». Слово «переведи» может означать «переведи» (на другой язык) и «переведи» (куда-то). Призыв, которому уже последовала Юнна Петровна Мориц, переведя в 1970 году украинское стихотворение Виталия Коротича «Последняя песня старого лирника» на русский язык. Известным оно стало после того, как известный бард Сергей Никитин переложил его на музыку. Эту песню пел весь Советский Союз. Именно её, песню Сергея Никитина «Переведи меня через Майдан» на стихи Виталия Коротича в переводе Юнны Мориц, я хотел переложить на немецкий язык для нас, немцев, ежедневно слышащих от Украины лишь слово «майдан».

И у меня получилось. Я не просто создал немецкую версию русской песни. Я обратился к моему тестю – урождённому лужицкому сербу, понимающему и серболужицкий, и русский, и, что самое интересное, – украинский, с просьбой донести до меня смысл украинского оригинала.

В итоге создателями моего «Майдана» стали три поэта разных национальностей, родилась украинско-русско-немецкая песня, потому что автор каждой версии внёс в текст свои мысли. Так, в заключительных строках моего варианта говорится:

Как океан,Широким таким казался Майдан.Дай руку мне, рассеется туман.Мы часто ведём того, кто не видит сам.Но когда он упал, ничего не стало,Что за Майданом осталось.

В оригинале речь идёт о лирнике, который хочет, чтобы его перевели через Майдан, столетиями бывший местом торговли и собраний. Тут стоит упомянуть, что лирники часто были слепыми и зарабатывали на жизнь игрой на лире и пением. Конечно, метафора слепоты лирника как слепоты людей на Майдане в 2014 году была очень важна для меня, как и для всех немцев, которые услышали эту песню.

Я заметил, что «Полынушка» всегда приезжала в одном и том же составе. На наши совместные выступления обычно приходили Вероника, Лиза, Дениза, Илья и Андрей. Когда между нами установилось полное доверие, ребята рассказали мне о конфликтах, возникших в их ансамбле из-за меня. Далеко не все разделяли политическую идею мира, которую я представлял, а именно – идею улучшения отношений между Россией и Германией. А что же Украина? Я ответил, что попросил «Полынушку» о совместной работе именно потому, что желаю гармонии и мира и для Украины. Но пятерых людей, имена которых я назвал выше, и не нужно было убеждать: они и так меня поддерживали. Однако был ещё один нюанс: коллектив был создан для того, чтобы разучивать и исполнять старинные аутентичные народные песни. Сейчас же артисты вместе со мной работали над образцами советского песенного наследия. Моя натура всегда нуждалась в подобном смешении всего и со всем. Нужно сказать, что со стороны публики наблюдалась порой некоторая враждебность. Мол, чего это они стоят тут в украинско-русских народных костюмах и вместе с этим типом агитируют со сцены за «Левых»?! Эй, послушайте, «Левые» – это единственная партия, которая открыто празднует Международный день борьбы за мир, и на таком мероприятии должно звучать наше обращение, наши песни. Но пятерых, которых я назвал, не нужно было убеждать – они и так были со мной.

Конец истории, вернее, начало Towa Yowa был таков: те пятеро выбрали себе новое название для нашей совместной работы, и с тех пор, как только подворачивается случай, я работаю с ними. А альбом 2017 года NOVEMBER стал нетленным тому свидетельством. Как и работа с Ольгой Залесской, автором-исполнителем из Минска, которую очень рекомендовал в письме от атташе по вопросам культуры посольства Беларуси. Он был на моём концерте «За мир» в Русском Доме в Берлине, в ходе которого вспомнил свою знакомую – автора-исполнителя из Минска, – мысли и действия которой были, по его мнению, очень схожи с моими. Конечно же, я захотел познакомиться с Ольгой, и это произошло 9 мая 2016 года у мемориала советским солдатам в Трептов-парке в Берлине.

В белорусском посольстве я познакомился с Эдуардом Птухиным, осетином и бывшим гражданином Советского Союза, исповедующим православие, офицером, воевавшим в Афганистане. Эдуард уже несколько лет живёт в Берлине, занимается строительным бизнесом, а также руководит обществом Obelisk Internationale. V., которое борется за увековечивание личной памяти солдат, захороненных в братских могилах, и устанавливает мемориальные таблички. Эдуард делает это не только для советских воинов: также он находит братские могилы якобы неизвестных немецких солдат, хотя в документах есть все фамилии. Его работа непростая, ведь в Германии очень серьёзно относятся к охране исторических памятников, особенно таких, как мемориал советским солдатам в Трептов-парке, и никому, даже такому обществу как «Обелиск», не разрешают устанавливать мемориальные таблички с именами и личными данными солдат.

Эдуард – очень приятный и проницательный человек, и ему не составило труда убедить меня спеть 9 мая у мемориала в Трептов-парке. Туда же атташе по вопросам культуры Белоруссии Алексей Жбанов пригласил и автора-исполнителя из Минска Ольгу Залесскую. Она опоздала на моё выступление с другом, баянистом Хайнером Фрауэндорфом, не застала она и ансамбль Towa Yowa, но зато привезла с собой украинского автора песен Сергея Джигурду и своего азербайджанского друга Алексея Галыбина. Оба они жили в Москве, и в них ещё бились старые советские сердца, о чём я узнал в первый же вечер. Мы быстро познакомились, и Эдуард повёл нас туда, где находились братские могилы. В течение двух дней «Обелиск» проводил здесь акцию: школьники рисовали на листах бумаги подобие мемориальных плит, записывали имена, фамилии, воинские звания и годы жизни погибших солдат. Эти цветные листки они прикрепили прищепками на натянутую вокруг могил верёвку. Люди зажигали свечи. Этим вечером, 9 мая, царила торжественная тишина, а меня не покидали мысли о том, что я прочёл на листках-надгробиях. Многим из павших советских солдат не было и двадцати. Кто-то погиб 7, 8 или 9 мая 1945 года – то есть за несколько часов до или даже после окончания войны, после невероятно тяжёлого похода на Берлин. Тысячи километров сквозь войну, рискуя жизнью, сражаясь, убивая и спасая жизни, испытывая душевные страдания – и погибнуть здесь, в Берлине, когда уже был подписан акт о капитуляции. Внутри меня всё сжималось – это была смесь грусти, ужаса и гнева. Ольга, с которой я был знаком всего несколько часов, видимо, всё это время наблюдала за мной, за тем, как я боролся с подступающими слезами. Неожиданно она взяла меня под руку и сказала по-русски: «А сейчас пойдём выпьем. Ты же ещё не знаешь – я врач». Она засмеялась, и у меня на душе вновь стало светло.

Белорусское посольство находится совсем недалеко от парка и мемориала, как и квартира помощника консула Жбанова, поэтому он пригласил нас заглянуть к нему. Азербайджанец, украинец, белоруска и я сидели в маленькой кухне холостяцкой квартиры атташе по культуре, и я замечал, как Ольга совмещала в себе все возможные роли: начальницы, матери, подруги, возлюбленной. Насчёт последнего: она, смеясь, обнимала и целовала то одного, то другого, а очень скоро – и меня. Неожиданно она дала мне в руки гитару и сказала: «Тина (по-русски „о“ на конце моего имени всегда произносится как „а“), спой нам что-нибудь. Мы же пропустили твоё выступление». Мне стало неловко: во-первых, мы, немцы, в принципе редко поём за кухонным столом, а во-вторых, на тот момент я всего лишь год играл на гитаре и ещё боялся инструментов, с которыми не был знаком. Но тогда я решил не показывать этого, поэтому взял гитару и спел две баллады. Когда же я протянул её обратно Ольге, она сказала на русском, обращаясь больше к остальным: «Один из нас». С этого момента я обнимался со всеми, мужчины произносили один тост за другим, бутылки с водкой пустели, а стол всё время наполнялся всем, чем был богат холодильник дипломата. Эта весенняя ночь была полна впечатлений. В октябре должен был состояться тур Мира, в этом мы с моими новыми друзьями были единодушны. Белоруска, украинец, азербайджанец, русский, чех, поляк и я, немец, поедем вместе через Восточную Европу с песнями Высоцкого и Окуджавы, переведёнными на семь языков. За мир, друзья! Дружба!

Я хочу рассказать о Крыме. Но ещё не пришло время.

Fluss der Zeit

Тино Айсбреннер

Wenn man jung ist, sind die TräumeKlar erkennbar ofef ne RäumeSo greifbar nah und keinesfalls zu großMan befährt die sieben MeereUm fremder Könige GaleereZu entern mit’m selbst gebauten FloßUnd die Träume schwimmen fortUnd das Leben bricht sein WortUnd es weint und schweigt und lacht dabeiAls ob nichts weiter sei.Wenn die erste große LiebeEin für alle Mal uns bliebeLägst Du heute Nacht nicht neben mir.Hätt’ mein Herz mit all den WundenNicht zu guter Letzt gefunden.Hab nie gewagt zu träumen so von Dir.Und es rauscht in DuldsamkeitHinterm Haus der Fluss so breitDer dahin gegangenen LiebeszeitZum ewigen Geleit.Und die Träume schwimmen fortDoch das Leben hält noch WortUnd es weint und schweigt und lacht dabeiAls ob nichts weiter sei.Irgendwann sind all die TräumeScheinbar fest verschlossene RäumeSo greifbar nah, doch irgendwie zu großMan befährt die sieben MeereAuf fremder Könige GaleereUnd sucht am Horizont nach einem Floß.Beginnt mein wundes Herz zu heilenLernt der Fluss noch zu verweilenBleibt die Zeit noch manchmal für uns stehen?

Река времени

Тино Айсбреннер

(перевод: Сергей Джигурда, Пётр Абрамов)

Время юности беспечно:Мир открыт и бесконечен,Зовёт мечта нас, и влечёт куражСемь морей открыть однаждыИ на кораблике бумажномИмперский флагман взять на абордаж.Но неведомо кудаУплывает прочь мечта,Без которой жизнь навсегдаОстанется пуста.Если б мы с любовью первойНе расстались, то, наверно,Я тебя бы вряд ли повстречал.Только сердцем одинокимО тебе, такой далёкой,Мечтал и тосковал бы по ночам.Терпелива и тиха,Вьётся времени рекаОт истока и до берега,Как память глубока.Но неведомо кудаУплывает прочь мечта,Без которой жизнь навсегдаОстанется пуста.Через время и преграды,Может быть, куда-то рядомЗовёт мечта нас юная опять.И плывём в седьмое море,Чтобы однажды на простореБумажный свой кораблик отыскать.Больное сердце исцелится,Ведь река хотя и длится,Время не умеет литься вспять!

Москва

Ольга Залесская, моя новая коллега из Минска, деятельная женщина. Не успели мы в мае познакомиться и поговорить о моём участии в международном турне осенью 2016 года, как она удивила меня ещё одной идеей, а именно приглашением приехать в Белоруссию на один особенный фестиваль – «Большую бард-рыбалку». Три дня где-то на просторах Белоруссии, возле большого озера, в огромном лесу. Долго уговаривать меня не пришлось.

И так как мы с чилийским музыкантом Эрнесто Виллалобосом Саламанкой (Ernesto Villalobos Salamanca) как раз были приглашены Фондом Розы Люксембург и планировали поездку в Москву, я предложил Ольге наш совместный приезд. Эрнесто очень много путешествует, но новость о том, что ему предстоит поездка в Москву, и потом сразу в Беларусь, его всё же взволновала. И для меня эти четыре дня в Москве должны были стать первыми спустя, как минимум, двадцать пять лет. Тогда ещё существовал Советский Союз.

Мне было очень интересно, насколько изменился город.

Вопросом виз занялся Фонд Розы Люксембург. Я тогда ещё не понимал, каких проблем я избежал благодаря ему. Чтобы путешествовать в страны, где необходима виза, всегда требуется куча бумаг. Если визы нужны для целой группы и при этом ты живёшь не в Берлине, то каждый раз нужно проезжать 160 километров до посольства и обратно… Придёт время – и я прочувствую это всё на себе. Но для этой заграничной поездки мне нужно было всего лишь отнести два наших паспорта в Фонд – остальное происходило само собой. Оформление документов совпало с моим выступлением на германо-российском фестивале в Берлине, которое было центральным событием в рамках этого фестиваля, и я полностью сосредоточился на нём. За все годы фестиваля здесь ещё не было ни одного настолько тесно связанного с Россией немецкого выступления, какое планировал сделать я: с русскими песнями, переведёнными на немецкий язык, с группой сильных музыкантов и русскими гостями на самом выступлении. 10 июня 2016 года мой замысел должен был осуществиться, и волнующий концерт перед пятью тысячами русских и немцев должен был помочь их сердцам зазвучать в унисон. Политическое послание было услышано и вызвало сильный резонанс. И никто тогда не мог и подозревать, что это будет последний германо-российский фестиваль. Но наш концерт запомнился надолго.

Через две недели мы с Эрнесто сели на самолёт в Москву. Мой амиго был в восторге уже от того, что это был самолёт «Аэрофлота», и с энтузиазмом фотографировал обивку кресел и журналы, на которых был логотип авиакомпании или просто русские буквы.

Так как руководство Фонда и политики «Левой партии» тоже летели в Москву, экономить никто не стал, и номера заказали в знаменитом отеле «Метрополь», где останавливалось множество исторических личностей. Важными для меня среди них были Бертольт Брехт и Пабло Неруда, которые, к сожалению, никогда не встречались друг с другом.

Хоть я уже и бывал в этом городе, новые виды Москвы меня восхитили. Когда я был здесь впервые в 1985 году, меня поразили её размеры и, конечно же, осознание того, что я нахожусь в сердце мировой державы. В начале девяностых, когда я записывал здесь альбом «Добро пожаловать в этот мир», меня напугала бедность, которая неожиданно захватила город. Люди выглядели обеспокоенными, и я часто наблюдал жёсткие дискуссии на улице или возле магазинов и госучреждений. И – на контрасте – то, что я увидел сейчас, было фантастикой. Весь центр города выглядел потрясающе, всё светилось в своём великолепии, улицы были полны вовсе не дешёвых машин, и вишенка на торте – невыносимо красивые женщины. Весь центр казался одним большим подиумом. У нас с моим латиноамериканским другом каждые пару метров буквально глаза лезли из орбит. Что здесь вообще произошло? Конечно, в России всегда были красивые женщины, но зачастую они были склонны к полноте или имели какую-то странную манеру краситься. Сейчас ни о том ни о другом не было и речи. В первый же вечер мы с Эрнесто решили игнорировать всю эту красоту, чтобы не выглядеть глупо, как провинциалы. Больше никаких «Ого, смотри!» или «Ничего себе!»… Мы просто молча пропускали мимо себя несущийся поток прекрасного. Весна, конечно же, усложняла и без того нелёгкую задачу, но мы справились. И только иногда во время наших походов по городу один из нас тяжело вздыхал – и сразу становилось понятно, в каком направлении второму сейчас не надо было смотреть.

Конечно, Эрнесто хотел увидеть легендарное московское метро, и уже в первый день мы катались на нём по городу вдоль и поперёк: от одного вокзала к другому, выходили, пересаживались там, где хотели, и фотографировали всё, что вызывало у нас восторг. Станции метро – это подземные тематически оформленные дворцы. Они выглядят как музеи, и на то, чтобы их осмотреть, нужно время. Этим, конечно же, занимаются исключительно туристы, и не только с Запада. В основном это гости города, приезжающие из разных концов огромной России, бывших советских республик или Китая. Для всех посещение метро просто обязательная программа.

По случаю вступления в должность руководителя Фонда Розы Люксембург Керстин Кайзер состоялся дружеский ужин в грузинском ресторане. Здесь судьба свела Эрнесто с другим русским потоком, который он решил игнорировать, – потоком водки. Я же, почти не пьющий, но имеющий определённый опыт знакомства с водкой, не пропускал ни одного круга, и тосты звучали один за другим, а еда была восхитительна. Время от времени к музыканту подходила очаровательная дива и пела грузинские песни – гордо и страстно. Наш стол это никак не смущало: все продолжали громко болтать и ждали следующего тоста, так как из-за громкой музыки всё равно ничего не было слышно. Нам, музыкантам, было немного неловко из-за такого отношения к коллегам, поэтому мы старались внимательно слушать певицу, что в нашей весёлой компании было непросто.

На следующий день в зале Фонда проходило официальное мероприятие, где мы выступили сами и потом аккомпанировали Керстин Кайзер, которая, будучи не только политиком, но и музыкантом, хотела показать и эту свою сторону новому коллективу. И хотя позже СМИ говорили о «Керстин Кайзер и её музыкантах» и на всех видео показывали только её, меня это не задело, ведь я хотел продолжать сотрудничество с Фондом Розы Люксембург. Но и на случай, если этого бы не произошло, у меня были свои планы. К примеру, в один из дней я дал интервью Russia Today. Во время него мы гуляли возле Кремля, между «Метрополем», памятником Жукову и почётным караулом, исполняли Высоцкого на немецком, и я говорил о необходимости улучшения отношений между Россией и Германией. Я также высказал своё мнение о том, почему эти взаимоотношения сейчас хромают. Потом мы вместе со съёмочной группой пошли обедать и продолжили беседу о политике. Нам рассказали о развитии столицы за последние десять лет и посоветовали обязательно выехать за пределы центра и посмотреть настоящую Москву, чтобы получить действительно полное представление о городе. Мы с Эрнесто решили оставить это на последний день и после великолепного завтрака в «Метрополе» доехали на метро до конечной станции, на которой пересели на электричку, доставившую нас на окраину города. Я забыл, куда нас тогда занесло, но да – там сохранилась именно та Москва, которую я видел прежде. Там тоже стояли новые небоскрёбы, но они возвышались над типичными пятиэтажками, в которых живут не самые богатые москвичи. Тесные квартиры, где кухня – самая обитаемая комната, а санузел – раздельный. Я заметил, что и здесь, вместо печали девяностых, царит спокойная суета. Тут на улицах ещё стояли маленькие старые киоски, которые при ближайшем рассмотрении оказывались булочной, ларьком с мороженым или магазином с тканями. К нашей радости, там же нашёлся большой крытый рынок, по которому мы бродили два часа, просто наблюдая за его суетой. Мы купили там какую-то мелочь, а потом гуляли в близлежащем парке, фотографировали всё подряд и болтали с женщиной, сидевшей на скамейке. Она не могла сдержать своё любопытство: откуда мы и кто такие? Блондин Тино и смуглый латиноамериканец – и как же ей было интересно узнать, что нас сюда привело!

Белоруссия

Июль 2018 года, где-то в лесах Белоруссии вблизи города Могилёва. Деревня называется Проточное, и она ещё меньшего размера, чем мой маленький немецкий Плат (Plath). Если бы можно было убрать пару современных каменных домов, здесь всё выглядело бы как в русской сказке, поскольку большинство строений возле огромного озера, окружённого густым лесом, – из дерева и им как минимум лет сто пятьдесят. Они в хорошем состоянии: двери, подоконники и деревянные наличники раскрашены в яркие цвета – зелёный, бирюзовый, красный или жёлтый. У некоторых домов есть небольшие веранды. Иногда можно увидеть какую-нибудь бабушку, сидящую на крыльце, отдыхающую от повседневных хлопот и приветливо кивающую головой (при этом не меняя ни позы, ни выражения лица) в знак разрешения сфотографировать её дом. Таких старушек в Проточном осталось очень мало, а молодёжь приезжает сюда только отдохнуть на выходные. Тут выращивают овощи и фрукты для своего стола, встречаются с родными и друзьями, чтобы отдохнуть, выпить и попеть. И самое главное здесь – это баня, которую начинают топить сразу же по прибытии. Её замечательный запах стоит потом по всей деревне.

Чтобы вечером было что приготовить на гриле, мужчины отправляются к берегу озера, находящегося недалеко от дома, или садятся в лодку и забрасывают свои удочки. Здесь ловят щуку, которая в этом водоёме просто невероятных размеров. И если на ужин подают рыбу, то за столом течёт нескончаемым потоком и особенная вода – водка. Местные жители прощают, если, говоря о Белоруссии, ты говоришь – «Россия». Я слышу, как чаще всего белорусы говорят друг с другом на русском. Они чувствуют себя связанными с Россией и до сих пор не позволили ни одному западному «экспортёру демократии» их от этого отговорить.

Я уже третий раз в этой стране, и сейчас я приехал даже с женой, детьми и собакой. Приняв во второй раз приглашение на фестиваль «Большая бард-рыбалка», мы заранее запланировали две недели отпуска на озере. Я хотел воспользоваться случаем и в здешнем спокойствии и тишине написать пару глав моей книги. И что же лучше, чем белорусский воздух, могло мне помочь рассказать о моих впечатлениях и о том, что я увидел в этой стране? Всё началось с того, что моя коллега и сестра «по сердцу» Ольга Залесская в мае 2016 года рассказала мне о фестивале, на котором она уже несколько лет поёт и программу которого составляет.

Белоруссия

Эпизод первый. «Бард-рыбалка»

«Ага, – подумал я, – сейчас точно последует приглашение в Белоруссию». На тот момент мы с Ольгой были знакомы всего пару часов и выпили много спиртного, повлиявшего на наш разум и язык, поэтому я не знал, превратится ли её идея пригласить меня на фестиваль, рождённая в эйфории, в настоящее предложение. Однако через две недели приглашение действительно лежало у меня на столе. В последние выходные июля того же года я должен был выступить на фестивале «Бард-рыбалка». Ура! Мне предложили доехать на поезде до Варшавы, чтобы там присоединиться к другим участникам фестиваля из Польши и Словакии, и с ними поехать на машине в Белоруссию.

Вот только моя подруга Ольга ещё недостаточно меня знала. Конечно, за 35 лет творческой жизни я, как музыкант, часто ездил куда-то с кем-то на машине. Но я не мог со всем своим багажом (чемодан с оборудованием, чемодан с вещами, барабан, гитара, пульт для нот и подставка для инструмента) сесть на поезд, да к тому же сделать несколько пересадок, чтобы добраться до нужного места. Это не имело ничего общего с тем, как я привык ездить в музыкальное турне, и я был вынужден сказать такому плану Ольги нет. Я помню тур JESSICA 1985 года и выступление в городе Соколове (Чехия), куда мы добирались на поезде. Мы таскались по каким-то вокзалам, таксисты не знали, что им делать, и так далее. Тогда нам было по 23 года, мы ещё не имели своих машин, и всё, что было связано со словом «турне», казалось нам большим приключением. Но сейчас мне 53 и у меня замечательный Renault Espace. Кроме того, я хотел взять с собой и моего чилийского друга и музыканта Эрнесто, с которым я до этого ездил в Москву; мы с ним уже были командой. И мы решили, что те, с кем я должен был встретиться в Варшаве, могли бы присоединиться и продолжить путешествие с нами.