А что, если

Старуха молчала, пока я стояла, всё ещё ощущая, как сила Калиаса пульсирует во мне. Она не мешала, а наоборот, она устаканивалась, как вода в сосуде, который наконец нашёл форму.

– Теперь, – сказала старуха, и голос её был хриплым, но твёрдым, – вложи это в амулет.

Я посмотрела на неё, не сразу поняв.

– Всё, что ты взяла. Всё, что стало твоим. Вложи в амулет, – последнюю фразу она произнесла по слогам.

Я опустила взгляд на амулет в своей ладони. Он был тёплым, как прежде.

Я закрыла глаза.

И позволила себе отпустить.

Сила, которую я вплела в себя, не сопротивлялась. Она знала путь. Она скользнула по моим пальцам, как шелк, как дыхание, как песня без слов.

Я не направляла ее, я позволила ей выйти.

Амулет вспыхнул изнутри, становясь теплее. Я увидела, как деревня жила. Я слышала смех детей, пробегающих мимо, чувствовала запах хлеба, который только достали из печи. Я кружила, рассматривала каждую деталь и каждого человека. Все эти люди пожертвовали собой, ради меня. Я это понимала.

Я стояла, не двигаясь, как будто любое движение могло разрушить хрупкое равновесие. Слеза медленно скользнула по коже, оставляя за собой прохладный след. Я не вытирала ее. Пусть идет.

Я ощущала пустоту внутри от потери того, чего я даже не знала. Эта боль не была острой, она была тихой, как туман, который стелится по земле.

Я- та, ради кого эти люди оставили мир. И если я отвернусь, их жертва станет напрасной.

Я сжала амулет крепче и прислонила его к груди, понимая, что мне придется отпустить их.

Со следующим вздохом мир изменился. Я снова стояла в покинутой деревне. И впервые не боялась.

Тишина встретила меня, как старый друг. Деревня была той же и в то же время уже другой. Те же дома, те же пустые окна, те же улицы, где не звучат шаги. Но теперь я знала, кто здесь жил.

Я чувствовала их – не как призраков, а как эхо, что не умирает, пока его кто-то слышит.

Ветер прошёлся по выцветшим ставням, и мне показалось, что он шепчет имена.

Я не понимала слов, но знала, что это прощание. Или, может быть, благословение.

Амулет у груди стал холодным, но я по прежнему сжимала его крепче, чем нужно.

– Теперь ты знаешь, – произнесла старуха, словно прощаясь.

Она развернулась и зашагала прочь по тихой улице, пока не растворилась в тумане.

Я дала волю слезам и опустилась на колени, не в силах больше сдерживать тяжесть, которая давила на грудь с того самого момента, как амулет раскрыл мне правду. Слёзы текли по щекам, смешиваясь с пылью и тишиной, что окутывала деревню, и каждый вдох давался с трудом, будто воздух стал гуще, насыщеннее, полон чужих голосов и воспоминаний.

Я не рыдала – нет, это было нечто иное, глубже, тише, как будто сама земля плакала через меня, вспоминая тех, кто ушёл. Колени вдавились в холодную землю, но я не чувствовала боли, только странную, отрешённую ясность, в которой не было места ни страху, ни сомнению. Всё, что было – случилось. Всё, что должно было открыться – открылось.

И теперь, когда правда легла на плечи, как старый плащ, тяжёлый, но тёплый, я поняла: назад пути нет. В этом безмолвии, среди домов-призраков и выцветших теней, я впервые ощутила себя не потерянной, а найденной. Не одинокой, а окружённой. Не сломленной, а готовой.

Я поднялась с колен и посмотрела в ту сторону, где исчезла старуха. Её уже не было, но её слова остались со мной, как шепот в ветре:

«У него нет шанса использовать твою силу во зло».