Тинген: Сектант

Но не искусные и дорогостоящие доспехи, приковывали взгляды легионеров к братья, а сами Сковичи, что носили их, привлекали к себе, столь бурное внимание, а точнее, их история появления на свет. История, от которой, придворные дамы, с томным вздохом, падают в обморок, в объятья своих кавалеров, а мужчины, опускают взгляд в пол или уводят его в сторону, лишь бы не смотреть двум сиамским близнецам в глаза.

Через одну из многочисленных безымянных деревень, которых нет, даже на картах, проезжал, странствующий пожилой паломник, очищая свою душу, от грехов прошлого. В этот день, у некой женщины начались роды и паломник, узнав, что муж и отец будущего ребенка, погиб от рук бандитов, попросил разрешения, присутствовать при появлении новой жизни, чтобы сразу благословив новорожденное дитя.

Как сказали повитухи, беременность у женщины проходила очень тяжело, постоянные боли, тошнота, головокружение. Роды, проходили не менее болезненно, на протяжении нескольких часов, женщина истошно кричала, билась в руках, держащих её повитух, тяжело дыша и тужась. Когда же дитя, появилось на свет, и сделало свой первый вздох, а затем оповестило всю округу о своем рождении, низким криком, из двух ртов, разорвав свою мать, заливая всё вокруг кровью, несколько повитух, упали в обморок, остальные неистово кричали, что чудовище, нужно уничтожить.

Бедняжка, истекшая кровью, умерла при родах, к счастью или горю, так и не успев, увидев собственных детей, убивших её. Два мальчика, близнеца, появились на свет сросшимися спинами и головами.

Не смотря на все доводы и заявления старосты деревни, что новорожденных братьев нужно умертвить, паломник, считавший, что любая жизнь, вышедшая из чрева женщины священна и достояна шанса побороться за свою собственную жизнь, забрал сиамских близнецов с собой, покинув деревню.

На радость паломника, дети не умерли, а напротив, набирались сил и крепли с каждым днем. Старец заботился о близнецах, как о своих родных детях, выхаживая их с пеленок. Когда же им исполнилось по пять лет, паломник дал братьям имена, Хендрик и Себастьян. Мальчики были игривы, постоянно болтали с приемным отцом и между собой, даже, не видя ни разу, друг друга в глаза. Спустя еще два года, странствия паломника привели в Божественный Храм Пяти Наместников, кардинально изменив судьбу близнецов.

Увидев живых сиамских близнецов, сам кардинал Храма Пяти Наместников Сецион Лука IV, будучи тогда в сане дьякона, разглядел в этом, некий символизм, убедив вышестоящее руководство, забрать близнецов себе. Дальнейшая история братьев, покрыта таинством, известно лишь то, что детей забрали у странствующего проповедника, а в будущем, лучшие архимаги Ирит-Маша, под богослужебные молитвы, разделили сиамских близнецов, проведя несколько часов в операционной. Операция прошла успешно, близнецы, физически и психологически были идеально здоровы. Не было ни каких побочных отклонений или последствий разделения, за исключения одного но. После разделения, Хендрик и Себастьян, больше не разговаривали, ни между собой, ни с кем либо ещё. Они ни разу, не произнесли ни одного слова, не издали не единого звука. Могли часами сидеть друг напротив друга, и молча разглядывать друг друга, со стороны казалось, что братья ведут некую одну им понятную мысленную беседу. Это зрелище, одновременно вызывало восторг и чувство тревоги и отвращения. Близнецы стали замкнуты, растерянны, отгородившиеся от всего мира, словно каждый из них, потерял частичку себя, или своей души.

После того как мальчикам исполнилось по девять лет, их отправили служить и обучатся воинскому ремеслу в легион. Именно в легионе, проявились их истинные таланты.

Когда одного из близнецов ставили в спарринг против другого новобранца, он стоял как истукан, вяло, заторможено, отвечая на все атаки оппонента, которые почти всегда достигали цели. Такие спарринги, всегда заканчивались, разбитым лицом, синяками и множественными царапинами по всему телу одного из брата. Но даже при этом, не один из них, ни когда не издавал не звука, не плакал, не жаловался, а просто молча терпел побои.

Если же братьев ставили друг против друга, то они могли, часами стоять, молча, испытывая терпение инструктора.

Но только стоило, поставить в спарринг их вместе, против других юношей, как те творили просто чудеса фехтования, словно родились с оружием в руках.

Все атаки, контратаки и блоки щитом, были, просто не реально слаженны, словно они днями напролет, всё это репетировали. Вместе, братья Скович, могли на равных, сражаться с четырьмя, пятью и даже шесть, спарринг партнерами, отражая и блокируя все атаки, словно они были одним целым: существом с четырьмя руками и двумя головами, что, в принципе, было не далеко от истины.

Шли годы, близнецы, служа в легионе, проходя через множество войн, набираясь опыта, становились с каждым разом всё смертоноснее и смертоноснее.

Их кругозор в бою, составлял 3600, к ним было просто невозможно подойти со спины, или хоть как-то застать врасплох. Братья, защищали друг друга щитами, атрожали атаки, не сговариваясь, синхронно наносили ответные выпады, в разные части тела врага, проливая литры крови, но сами, не получали ни царапины. Но при этом, ни кто, ни когда не видел, что бы братья разговаривали между собой и тем более тренировались, тем самым вводя всех своих инструкторов и партнеров по фехтованию в замешательство.

Апогей возможностей Сковичей, когда им было по восемнадцать лет, застал дознаватель Авергель Хель. Ведя очередное расследование Хель, посетил лагерь легиона, случайно увидев, как два близнеца на равных спарринговались с восемью триариями. Конечно, ветераны множества боев, теснили, молодых гастатов, но усилия, с которыми они это делали, были не соразмеримы, к их соперникам.

Впечатленный возможностями братьев, дознаватель, подергал за нужные ниточки и заполучил близнецов себе в штат. Бонусом к их вербовки, так же служило, то, что братья, были абсолютно немы, с безучастным отношением, ко всему, что их окружало.

На следующий день, Себастьян и Хендрик, уехали с Авергелем в Цитадель дознавателей, где продолжили свое обучение с лучшими мастерами кленка. С тех пор, они стали его личной охраной, неотъемлемо следуя за ним, куда бы, он не направился.

Если в начале своей воинской жизни, они всего лишь сообща отбивали удары и наотмашь разили врагов, то со временем обучения в Цитадели, их удары стали скоординированы до хирургической точности. Они обучились, искусству, нести смерть. Куда наносить удары, что бы повергнуть врага в тяжелых доспехах. Как победить, какого-либо хищника. Как максимально быстро и эффективно убить того или иного монстра. Как только Хендрик, делал отвлекающий удар, то в эту же секунду, Себастьян наносил смертельный выпад. Стоило Себастьяну, отвести вражеский удар в сторону, как в это же мгновение, Хендрик бил жертву в самое уязвимое место.

Авергель Хель, со своей свитой, прошел, сквозь ряды солдат, словно раскаленный нож, сквозь масло, пока перед ним не возник главный шатер легата четырнадцатого легиона из красного бархата, с золотыми вымпелами, отображающие символику легиона, свисающие с каждой стороны. По бокам от входа стояли два преторианца, в глазах которых промелькнуло смятение, не понимая, что им делать, остановить лорда-дознавателя, и поплатится за это жизнью, или пропустить его в шатер легата, и поплатится за это жизнью. Когда до шатра, оставалось считанные метры, откинув полы, трепыхающиеся на ветру, из него вышел командующий легиона, вытянувшись в струну, по стойке смирно, ожидая незваного гостя.

Подойдя к легату, Хель остановился, всё так же держа руки за спиной, по бокам от него, чуть позади, встали братья Скович. За ними, вразвалочку, с соломинкой между зубов, подошел третий член свиты дознавателя – барон Густав фон Браун. Человек, с трехдневной щетиной на лице, небрежно упер руки в бока, и с ухмылкой на лице, оценивающе, стал разглядывать собравшихся вокруг людей. Между солдатами, шепотом, словно шелест травы, поднятый на ветру, побежали недобрые разговоры, на хмурых физиономиях, смешивались чувства страха и призрения.

На каждой руке борона, отсутствовало несколько пальцев. Одет он был в простой кожаный доспех, с множеством подсумков на ремне. На поясе, под правую руку, был аккуратно скручен кнут из сыромятной кожи, с узлом на конце. Расположенный под левую руку на петлице, висел боевой топор, со множеством зарубок на топорище.

Рукава на доспехе отсутствовали, демонстрируя всем окружающим, жилистые руки с рваными старыми и новыми шрамами. Из некоторых, до сих пор, торчали свежие нитки, от наспех зашитых ран. Большинство шрамов, были от клыков и когтей животных, хотя, встречались и старые, ровные узоры, от уже заживших розог инструкторов.

Если с барона снять одежду, то под ней, будет мускулистое тело, абсолютно полностью, покрытое такими же шрамами, как и руки: от зубов, когтей, розог и кнутов. Дрессировка, столь своевольных животных как псы Кинддаредд, дорого обходятся, порой, даже очень.

Давным-давно, когда Густав фон Браун, был еще молод и юн, он принадлежал к знатному роду Браунов. Но из-за своей вспыльчивости и заносчивости, он сильно поругался с главой семейства, с собственным отцом. Впоследствии глава рода Браунов, изгнал Густава из родового имения, лишив его всего: фамилии, титула, наследства.

Будучи горделивым юнцом, Густав, отказался принести извинения своему отцу, и покинул дом. Оставив за собой, в качестве издевки, и что бы напоследок позлить отца, свою фамилию и титул, с приставкой «фон», которые в современных реалиях нынешнего мира, абсолютно ни чего не значили, и не давали Густаву, ни каких привилегий.

Так, самопровозглашенный барон фон Браун, без медяка в кармане, начал свою взрослую, самостоятельную жизнь, отправившись, куда глаза глядят. Путешествие было не долгим, в первом же городе, барона задержали стражники за бродяжничество и воровство, посадив в темницу до дальнейших выяснений. Все-таки, известная фамилия, сыграла свою роль, Густава, не отправили на рудники, а передали в руки дознавателей. Те, что бы, не мараться об лишенного всех почестей молодого человека, передали его в легион, что бы он, искупил свои преступления кровью.

В легионе, Густав, из-за собственного высокомерия не нашел ни друзей ни общего языка, постоянно ввязываясь в драки, срывал тренировки, и всячески нарушал дисциплину, провоцируя инструкторов на жестокость. За постоянные нарушения, барона наказывали плетью, розгами, не однократно, привязывали к столбу позора, для нанесения телесных ран кнутом.

С молодым человеком, мало кто хотел, общается, не говоря уже что бы, доверить ему защиту своей собственной жизни в бою, и барона фон Брауна, отрядили в псарню. В его задачу входил уход и уборка клеток за боевыми псами. В основном, на эту должность отправляли проштрафившихся легионеров.

Псы Кинддаредд, отличались поразительным интеллектом и скверным характером. Дрессировщикам, нужно было всегда балансировать на грани силы и нисхождения. Если дрессировщик проявит слабость, то может проснуться от того, что Кинддаредд, разрывает ему горло, что бы занять место вожака. Если проявит чрезмерную жестокость, то будет растерзан своим собственным псом, что бы остановить побои и издевательства.

Густаву повезло, у его отца, был собственный питомник с охотничьими псами, поэтому, ему, было значительно проще, найти с собаками общий язык. Уже к третьему месяцу в псарне, барону, передали на поручение двухмесячного Кинддаредда. С этого момента, основная задача Густава, стала не уборка клеток и подача своевременного обеда псам, а тренировка щенка. А значит, теперь он не второсортный гастат на должности уборщика, а правомерный, член легиона, на равных сражающийся со всеми остальными солдатами, с разницей, что его оружие не меч и щит, а – боевой пес, породы Кинддаредд.

Но даже весь полученный опыт обращения с собаками, на поместье у отца, ни шел, ни в какое сравнение с опытом, полученным при дрессировки боевых псов. В пе́рвые полгода, Густав лишился двух пальцев на левой руке и одного на правой. Обзавелся множеством рваных ран, пока выяснял со своим подопечным псом, кто здесь вожак. Обычно, если волю Кинддаредда, не ломают к его первому году, от дня рождения, то своевольную собаку убивают, так как она представляет большую опасность для всех членов легиона.

К этому времени, Густав не справился, он так и не стал вожаком для своего боевого пса. Он стал чем-то другим, другом. Между псом и человеком, появилась какая-то странная связь, до селе ранее не виданная. Пес, остался своенравным, сохранив свой характер, но при этом, исполнял все приказы своего хозяина, в своей собственной манере. Во время боя, это ни как не проявлялось, там царила строгая дисциплина и иерархия, но в свободное время, глядя на эту парочку, сложно было сказать, кто здесь альфа, а кто омега. Они могли, сцепится друг с другом, на ровном месте, по одной, только им виданной причине, тогда в дело шли клыки собаки и кнут Густава. Но эти междоусобицы, ни когда не приводили к серьезным ранам или увечьям, а напротив, словно закаляли их дружбу.

Во время показательного выступления на центральной площади в праздник, первого дня лета, в Столицы Двух Континентов Ирит-Маш их заметил Великий магистрат судей, оценив их заслуги по достоинству и перевел в отряд ловчих, в Цитадель дознавателей.

Легионеры, поежившись, стали не спеша, отходить спиной назад, пытаясь максимально увеличить дистанцию от прибывшей делегации. Если близнецы, приковывали к себе внимание, и все хотели поближе разглядеть их, как редкую диковинку, то от барона фон Брауна, все хотели держаться, как можно дальше, виною тому был не сам барон, а его верный спутник, боевой пес породы Кинддаредд, по прозвищу Шрам.

Шрам, полностью соответствовал своему хозяину и своей клички, весь, с головы до ног, покрытый старыми белыми шрамами от зубов, клинков, когтей и прочего оружия врагов.

Псы породы Кинддаредд, выведенные в одноименном городе, на заре империи Ирит-Маш, когда она вела войну на истребление с Демонами Бездны, на самой её границе. Псы, должны были стать хорошим подспорьем, с чудовищами из другого мира, но пока проводили селекцию, отбирая самых сильных и умных особей, для дальнейшего спаривания, война закончилась. Тем не менее, порода псов, выведенная естественным путем, без магии и алхимии, чем неприметно гордились селекционеры, весьма пригодилась и после войны. Особо отличившихся дрессировщиков и псов, вербовали из легиона, к себе на службу Магистрат Судей, создавая из них специализированные отряды Ловчих. Некоторые из них, шли в прямое подчинение Дознавателям.

Псы Кинддаредд, отличались на фоне других пород боевых псов, ярко выраженным интеллектом и преданностью своему дрессировщику. Собаки, не только обучались дословно выполнять команды своего хозяина, но и самостоятельно решали, каким способом, лучше выполнить поставленную задачу. Только одного пса, отдавали на дрессировку псарю, ожидая, что между ними, со временем, возникнет некий тандем. Если боевой пес погибал, то псарю, поручали новую собаку на обучение, если же, погибал сам дрессировщик, то пса, умерщвляли, так как, с годами, правильно обученный Кинддаредд, привязывался к хозяину на столько, что не подпускал к себе больше ни кого.

Ярко выраженная мускулатура и массивное тело с широкой грудной клеткой, на относительно коротких лапах, позволяли во время сражения с легкостью сбивать врагов с ног, с превосходящей массой псов, опрокидывая их на землю. Слегка вытянутая вперед морда, на крупной голове на толстой шеи, намертво сжимала челюсти, не выпуская врага из смертельной хватке. Во время боя, псы Кинддаредд, использовали абсолютно всё оружие, каким их наградила природа, когти, зубы и интеллект. Облаченные в индивидуального покроя кожаные доспехи, они наводили настоящий ужас на врага. Один такой пес, мог с легкостью внести сумятицу во вражеский строй, обратив его в бегство.

Шрам сел у ног своего хозяина, крутя головой с широким лбом, из стороны в сторону, задрав высоко морду, вылавливая окружающие его запахи. Шрам, был явно на взводе, от аромата крови, повисшего в воздухе после недавнего сражения. Лишь годы суровых тренировок и привитой ему дисциплины с самого детства, не позволяла боевому псу, пустится в кровавый раж.

Держать псов Кинддаредд на коротком поводке, не имело ни какого смысла. Во всем Тингене, не найдется ни один человек, способный удержать на поводке, восьмидесяти килограммового зверя, состоящего из сплошных мышь, до краев наполненного яростью, рвущегося в бой, чтобы излить её на своих врагов.

Псов Кинддаредд, с самого рождения, приучают, подчинятся, исключительно голосовым командам своего хозяина. Некоторые дрессировщики, достигали такого уровня, что их псы, реагировали на команды, отданные простыми жестами пальцев, если они у них сохранились, или же, мимики лица, иногда, цоканью языка с разной интонацией.

Барон фон Браун и Шрам, попали в свиту лорда-дознавателя, абсолютно случайно, не из-за каких-то своих выдающихся качеств или особенных навыков.

Одни осенним днем, Авергель Хель, вел затянувшееся пояски еретика, и ему срочно, понадобился человек с охотничьим псом, что бы отследить перемещение подозреваемого. Прибыв в Цитадель, он увидел как на плацу, тренируются ловчие со своими псами, и просто ткнул пальцем в первого попавшего дрессировщика, им оказался Густов фон Браун. Во время расследования, Густав и Шрам, неоднозначно проявили себя, выследив предполагаемого преступника, предотвратив его попытку к бегству. Если бы еретика, не сожгли после допроса, ему, пришлось бы ампутировать ногу из-за разгрызенной бедренной кости. С тех пор, барон и его пес, остались в свите лорда-дознавателя.

Небо, словно насытившись пеплом из тысяч сгораемых тел, сделалось серым. Сгущались тучи, в ближайшее время, норовил пойти дождь, размывая землю смешивая её с кровью погибших, усложняя задачу могильщикам. Карканье ворон, становилось с каждой минутой всё громче, от слетающих отовсюду птиц. С неба, упали первые крупные капли дождя, разбиваясь об землю и доспехи.

Легат, в знак приветствия ударил себя кулаком в нагрудную пластину, склоняя голову перед подошедшим лордом-дознавателем.

– Это честь, приветствовать вас, верховный лорд-дознаватель в лагере, четырнадцатого легиона, армии Ирит-Маш, Столицы Двух Континентов, – На одном дыхании выпалил, легат. – Моё имя…

– У меня нет времени, на всю эту церемониальную чушь. – Перебил легата Авергель Хель, скривив своё изувеченное лицо, придав ему еще больше презрения к собеседнику. – Показывайте.

Легат, встрепенулся, словно от пощечины, покраснев толи в бессильной ярости, толи со стыда, повернувшись лицом к входу шатра, подав знак рукой своему адъютанту.

Двое рослых мужчин, в доспехах преторианца, вынесли из недр шатра, громоздкий сундук, оббитый медными полосками, инкрустированный дорогими камнями. Подойдя к своему командиру, преторианцы опустили его на влажную землю, от первых капель дождя, между легатом и дознавателем,.

– Мы нашли его в центре лагеря сектантов, он был хорошо спрятан, и охраняем, закрыт на несколько замков, – начал пояснять легат, – но наш прокуратор, имеет, некий дар, вскрывать запертые вещи, немного повозившись, он смог…

– Открывайте. – Уперев взгляд своих льдисто-голубых глаз в сундук, вновь перебив командующего легионом, приказал Авергель.

Легат, недовольно сверкнув глазами, отвесил поклон дознавателю и кивнул прокуратору, тот наклонился над сундуком, открывая крышку, по которой уже барабанили капли дождя.

Крышка со скрипом откинулась, обнажая недра сундука, рядом стоящие солдаты, поддавшись любопытству, перевесив страх перед Шрамом, привстали на носки, вытянув шеи, что бы лучше разглядеть, что скрывается на дне сундука, пока на них не шикнул легат. Хель, постояв пару мгновений, разглядывая сундук, наконец-то расцепил руки, держащие всё это время за спиной, и наклонился, доставая содержимое сундука. В его руках, оказалась маленькая фиолетовая шкатулка, с изумрудными прожилками, обрамленная замысловатыми узорами с изображениями мифических чудовищ. Повертев её в руках, пристально разглядывая и ощупывая, дознаватель аккуратно открыл её, нажав на потаенную кнопку с боку, скрытую среди рельефа, изображающего глаза минотавра.

Раздался глухой щелочек, внутри шкатулки что-то скрипнуло, и она отварилась. В шкатулке, на подушечки, из чистого белого бархата, лежала маленькая стеклянная пробирка, с парой капель, светящейся серебром жидкостью.

Лорд-дознаватель, аккуратно достал пробирку, закупоренную сургучом, небрежно швырнув шкатулку обратно в сундук. Заворожено поднес её к глазам, разглядывая содержащуюся в ней жидкость, затем, слегка встряхнул, от чего, содержимое засветилось еще ярче.

– Простите моё любопытство, лорд-дознаватель, но что это? – Поинтересовался легат.

– Это, люплиция… – Начал было пояснять, высокий детский голос, из-за спины дознавателя, но был прерван, резким взмахом руки Авергеля, зажатой в кулак, с оттопыренным указательным пальцем вверх.

Ма́лика, четвертый и последний член свиты Авергеля, девочка подросток, десяти лет, с остановившимся умственным развитием на отметке в четыре года, замерла, словно статуя с открытым ртом, хлопая глазами.

Десять лет назад, новорожденную Малику, оставили у порога храма Дакхара, в городе Даграу, что стоит, в пару днях пути от приграничной зоны в простой плетеной корзине, накрыв старым, затасканным одеяльцем. Родители, решив остаться безымянными и безучастными к дальнейшей судьбе ребенка, растворились в ночной темноте.

Наутро девочку обнаружили служители храма, приютив её и возложив на свои плечи заботу и воспитание малютки. Годы шли, девочка росла, проявляя незаурядное любопытство ко всему, что её окружало, будь то полет бабочки или выбитые бронзой буквы на деревянных воротах храма. Воспитатели, дали девочки имя Малика, в честь старшей сестры, заведующей библиотекой, так как ребенок, постоянно тянулся именно в обитель знаний и мог часами сидеть на месте, аккуратно перелистывая страницы книг, с непонятными ему надписями.

В четыре горда, Малика стала изучать алфавит, и научилась читать по слогам. К этому времени, в храме уже жило несколько детей, некоторых, так же как Малику, подбросили нерадивые родители, другие, что были постарше, пришли сами, скрываясь от жестокого обращения родных, третьи осиротевшие, по воли случая, просто искали крышу над головой.

Как и положено всем детям, воспитанники храма, так же были непоседливы, любопытны и озорны, не смотря на строгое воспитание и дисциплину. Спускаясь по крутой каменной лестнице, с верхнего яруса, после утреней молитвы, двое ребят, что-то не поделили, и завязалась драка между подростками. Один ребенок, толкнул другого и тот, случайно налетел спиной, на проходившую мимо Малику, столкнув девочку с лестнице. Бедняжка, кубарем покатилась вниз, успев лишь всплеснуть руками в воздухе.

На крики и палач детей, тут же примчались служители храма, обнаружив распростертое тело девочки, лежащие внизу лестницы, из-под головы которой, растекалась красная лужа. Малику перенесли в госпиталь при храме, заботливо обработали раны, полученные при падении, перевязали голову, и прописали до конца месяца постельный режим. Ребят, виновные в её падении наказали и высекли розгами, на этом, инцидент, был исчерпан.

В начале следующего месяца, ребенка выписали из госпиталя и она, как ни в чем не бывало, вернулась к воспитанникам храма, продолжив выполнять свои обязанности.

Девочка продолжала расти, физически развиваться, но её интеллект, после злополучного падения, по непонятным причинам, остановился на уровне четырехлетнего ребенка, научившегося кое-как читать по слогам и считать до десяти: наивный, любопытный, не понимающий всего ужаса, что таил в себе открытый мир.

К ребенку, служители храма и воспитанники относились, с теплом и любовью, прекрасно понимая, что Малика, до конца своей жизни, останется четырехлетним ребенком, в теле взрослой женщины. Что, ни чего хорошего её не ждет, за стенами приюта, и всю свою оставшуюся жизнь, она проведет здесь, в храме Дакхара, под постоянным присмотром воспитателей.

Впервые её способностей проявились, во время вечерней молитвы в возрасте восьми лет, когда, сорванцы, решили подшутить над проповедником, спрятав его книгу.

Пока старшие дети со своих мест, смеялись над расстроенным человеком, в растерянности обшаривая всё вокруг амвона, путаясь в своих одеяниях, Малика, со всей своей детской наивностью, подошла и взяла проповедника за руку. Подведя его к амвону, и встав рядом с проповедником, девочка, начала читать вместо него, двухчасовую проповедь по памяти, без единой ошибки.

В скором времени выяснилось, что, Малика, с развитием четырехлетнего ребенка, обладала, просто феноменальной памятью. Ей было достаточно, один раз услышать, увидеть, или самостоятельно прочитать, как она всё запоминала, до последней буквы и запятой.