Жизнь, исполненная доброты: учение Будды о метте

Сангхаракшита (Деннис Лингвуд)

Жизнь, исполненная доброты: учение Будды о метте

Предисловие

Когда не так давно Далай-Ламу спросили о том, во что он верит как буддист, он ответил: «Моя религия – доброта», – и немногие буддисты поспорят с этим кратким определением буддизма. Как же может эта довольно банальная человеческая характеристика быть основой религиозной веры?

Качество, которое он назвал добротой, на самом деле является центральным для всех форм буддизма, но большинство буддистов предпочитают использовать для него более точный и проникновенный традиционный термин – майтри (на санскрите) или метта (на пали). Что действительно отличает метту от того, что мы обычно считаем сутью человеческой доброты, так это то, что метта – это качество, взращиваемое с помощью практики медитации метта-бхаваны, развития универсальной любящей доброты. В качестве таковой метта потенциально безгранична в своих возможностях. Не существует предела, до которого в ней можно дойти.

В то же самое время, метта всегда коренится в этом основополагающем качестве обычной человеческой доброты. Просто выбраться за рамки поглощенности собой, пусть даже на мгновение, и обрести связь с жизнью вокруг нас – значит собрать основные ингредиенты, которые нужны нам для выполнения этой медитации. Развитие внутренней жизни может замкнуть нас в самих себе и даже вызвать отторжение без этой практики, и, как подчеркивает Сангхаракшита на последующих страницах, оно действенно, только если снова превращается в обычную человеческую доброту. Несомненно, сам Сангхаракшита обладает должными качествами, чтобы говорить о метте, как в теории, так и в практике. Всю свою жизнь он много читал, неустанно учился и глубоко размышлял. В то же самое время, несмотря на личную склонность жить в тихих размышлениях и обучении, он всегда работал на благо других, как в Индии, особенно во время движения массового обращения бывших неприкасаемых доктора Амбедкара в пятидесятые, так и на Западе, когда он основал Буддийскую Общину «Триратна». Всегда сложно ограничить буддиста тем, что напоминало бы убеждения. Сангхаракшита, к примеру, вероятно, не согласился бы с Далай-Ламой в нескольких вопросах. Однако он давно дал ясное изложение того, во что он верит, и оно свидетельствует, что очень во многом он следует тому же духовному побуждению, которое Далай-Лама однажды провозгласил ключевым принципом своей жизни, воплощенным в идее метты. В брошюре, опубликованной в 1986 году, Сангхаракшита пишет:

«Я верю, что человечество в своей сути едино. Я верю, что любое человеческое существо может подружиться с любым другим человеческим существом. Именно в это я искренне и глубоко верю. Эта вера – часть моего собственного опыта. Это часть моей собственной жизни. Это часть меня. Я не могу жить без этой веры, и я скорее умру, чем откажусь от нее. Для меня жить – значит воплощать на практике эту веру».

(Сангхаракшита, «Подлинное величие доктора Амбедкара», «Триратна Грантха Мала», Пуна, 1986).

Мы составили эту книгу большей частью из расшифровок семинара по «Карания метта сутте», классическому буддийскому тексту, посвященному метте, который Сангхаракшита провел в июле 1978 года в ретритном центре «Падмалока». Как это обычно бывает с книгами, составленными из лекций и семинаров Сангхаракшиты, мы сознательно сохранили свободное изложение Сангхаракшиты для того, чтобы ясно противопоставить его литературной завершенности его письменных работ. Читатель должен помнить, что, хотя Сангхаракшита все же проверяет и правит книги, публикуемые таким способом, результат совсем не похож на книгу, которую он мог бы написать по этому вопросу сам. Ключевые моменты неизбежно определяются участниками семинара и их особыми интересами. Столь же неизбежно и то, что изложение более хаотично, чем то, которого можно обычно ожидать от книги, написанной привычным способом.

Однако, вероятно, справедливо будет сказать, что самые смелые и радикальные учения Сангхаракшиты содержатся в его лекциях и семинарах. Несомненно, именно с помощью них он оказывал самое сильное влияние на жизни обычных людей, как в Индии, так и на Западе. И они всегда содержат дополнительный элемент – забавные истории, которые он черпает из своей яркой жизни или многочисленных прочтенных книг.

Есть много английских переводов «Карания метта сутты», доступных в наши дни, среди которых – поэтическое переложение самого Сангхаракшиты. Однако, когда проводился семинар, выбирать было особенно не из чего. Ф. Л. Вудворд написал и прозаическую версию, и версию, написанную белыми стихами, а также был опубликованный перевод Роберта Чалмерса. На этом семинаре использовался вариант Саддхатиссы. С подходом Вудворда его роднит то, что язык Саддхатиссы следует обычной традиции того времени относительно перевода буддийских текстов: он возвышен и архаичен в подборе слов и рифм и не умаляет простоты и ясности этой прекрасной сутты. Редакторы благодарны Видьядеви, Кхемавитре, Дхармашуре и Леа Морин за неоценимую помощь в приближении публикации этой книги.

Джинананда и Пабодхана,

июнь 2004 года.

Карания метта сутта

Тот, кто искусен в добродетели, кто желает достичь этого состояния покоя (Ниббаны), должен поступать так: он должен быть способным, прямым, совершенно прямым, обладать благородной речью, мягкостью и скромностью.

Он должен пребывать в довольстве и умеренности, обладать немногими обязанностями и жить должным образом, успокоить чувства, быть благоразумным, не поступать опрометчиво и не привязываться с жадностью к семействам.

Он не должен не допускать ни малейшего промаха, за который другие мудрецы могли бы порицать его. Да будут все существа счастливы и защищены, да будут их сердца целостны!

Какими бы ни были живые существа: слабыми или сильными, высокими, полными или средней полноты, низкими, мелкими или крупными, без исключения, видимыми или невидимыми, живущими далеко или близко, родились ли они или только должны родиться, да будут все существа счастливы!

Пусть никто не обманывает друг друга, не относится к другому существу с презрением, где бы и кем оно ни было. Пусть никто не делает другому вреда из злости или неприязни.

Подобно тому, как мать защищает единственное дитя, рискуя собственной жизнью, пусть человек развивает безграничность сердца ко всем существам.

Пусть его мысли о безграничной любви заполняют весь мир: сверху донизу и повсюду без каких бы то ни было преград, без ненависти и враждебности.

Стоит ли он, идет, сидит или лежит, пок он пробужден, он должен развивать это осознание. Это называют самой благородной жизнью.

Не впадая в ложные воззрения, будучи добродетельным и наделенным проникновением, сводя привязанности к чувственным желаниям, он никогда более не переродится.

Введение – cмысл метты

Величайший секрет этики – любовь или выход за пределы

нашей собственной природы, а также отождествление нас

самих с красотой, которая существует в мыслях, поступках

или людях, вне нас самих. Человек, чтобы быть по-

настоящему хорошим, должен обладать ярким и

всесторонним воображением; он должен ставить себя на

место другого или многих других; страдания и удовольствия

его рода должны стать его собственными.

(Шелли, «В защиту поэзии»).

Вопрос о счастье – или проблема несчастья – является фундаментальным для буддизма. Если бы мы могли быть уверены, что никогда не испытаем печали или разочарования, нам бы не понадобились учения Будды. Но, поскольку все обстоит иначе, нам нужно найти способ работать с нашим человеческим положением. Именно это стремился делать сам Будда, и ему это удалось. Преодолев эту проблему сам, он провел остальную часть жизни, объясняя другим природу его решения и способы его достижения.

Подход Будды – преодоление проблемы – находит выражение в одном из самых известных его учений, учении о Четырех благородных истинах, которое предлагает своего рода модель практики буддизма. Первая из этих истин довольно просто утверждает, что несчастье существует в качестве характеристики человеческого опыта. Это, вне всякого сомнения, утверждение, которое напрашивается само собой. Но вторая благородная истина, истина причины страдания, дает больше пищи для размышлений. Сущностная природа страдания, говорит Будда, – страстное желание, естественная, но болезненная жажда того, чтобы вещи были иными, нежели они являются. Если мы сможем избавиться от этого желания, если сможем принять взлеты и падения нашего опыта как таковые – не просто умом, а в глубине сердца, – проблема страдания будет решена. Конечно, это легко сказать, но трудно сделать. Но это можно сделать. Третья благородная истина – это истина Нирваны, истина о том, что можно достичь конца страданий, не путем вознесения в какое-то небесное состояние в другом пространстве или времени, но в этой жизни, с помощью собственных усилий по преображению личного опыта. Будда говорит, что каждое человеческое существо обладает способностью не просто стать счастливым – стать Просветленным. Образ самого Будды, человека по имени Сиддхартха, чей личный духовный путь прослеживается в текстах Палийского канона, – это исчерпывающий пример подобного самоопределения. Он воплотил высочайший потенциал, который можно активировать в человеческом уме, если сознательно обратить его к благу. Метод преображения очерчен в четвертой благородной истине, истине о благородной восьмеричном пути, каждый шаг на котором, весь путь к Просветлению, основан на истине обусловленности, принципа причинно-следственной связи, который лежит в основе каждого аспекта буддийского подхода к человеческому росту и развитию. Все меняется, как нам, к нашему сожалению, известно, но сам этот факт становится источником радости, когда мы понимаем, что сами обладаем властью изменить себя и свой опыт. Люди иногда предпочитают считать буддизм философией или даже системой рационального мышления, а не религией. В конце концов, буддизм не полагается на божественную помощь в обретении счастья, но вместо этого подчеркивает ценность преображения собственного опыта в свете ясного понимания природы изменения. В качестве такового, это в высшей мере систематическое учение. Но, если мы утратим осторожность, мы можем прийти к мысли, что Будда – некий ученый интеллектуал, преподносящий список терминов и определений: образ, который не отражает ни глубины его мудрости, которая далеко простирается за пределы слов и понятий, ни всеобъемлющей широты его сострадания. Есть некоторые формы буддизма, в которых укоренилась в некотором роде интеллектуальная идея буддизма, и, соответственно, уделяется мало внимания эмоциональному аспекту буддийской жизни. Можно прийти к представлению, что от нас ждут строгого контроля над эмоциями и сосредоточения на применении логики, если мы хотим обрести проникновение в природу реальности. Может даже возникнуть представление об идеальном буддисте как о человеке, который вышел за пределы любых эмоций, как будто все сильные эмоции бездуховны или даже безнравственны, и такие взгляды действительно удовлетворяют многих.

Но внимательное рассмотрение ранних текстов буддизма открывает иную картину. Во всех древних писаниях Палийского канона ясно указывается, что путь к Просветлению подразумевает развитие эмоций на каждом его этапе, чаще всего – в форме пяти брахма-вихар (палийское выражение, которое можно перевести как «высшие обители»). Эта серия медитаций разработана, чтобы зародить в нас четыре различные, но тесно связанные между собой эмоции: метту (любящую доброту), мудиту (сорадование), каруну (сострадание) и упекшу (равностность). Метта – это основа трех других брахма-вихар, это положительная эмоция в ее чистейшей и сильнейшей форме. В этой книге мы детально исследуем изложение Буддой того, как развивать эту положительную эмоцию, данное в «Карания метта сутте». Но сначала давайте рассмотрим сам термин метта более внимательно. Конечно, эмоцию нельзя полностью выразить с помощью словесного объяснения, хотя поэзия иногда и подходит к этому достаточно близко. Это усугубляет сложность перевода, поскольку палийское слово метта не имеет английского эквивалента. Но, тем не менее, давайте попытаемся, по крайней мере, почувствовать природу этой совершенно особой эмоции.

Сияющая доброжелательность

Любое дружеское чувство, любая дружба содержит

зародыш метты, семя, которое ждет своего часа, чтобы

развиться, когда мы обеспечим ему правильные условия.

Палийское слово метта (майтри на санскрите) связано с митта (санскритское митра), что означает «друг». Следовательно, метту можно перевести как дружелюбие или любящую доброту. Развитая до своей полной силы, метта – это практичная забота и участие, направленные в равной мере на всех живых существ, личные и безоговорочные. Безошибочный знак метты – глубокая забота о благополучии, счастье и благосостоянии объекта вашей метты, будь это человек, животное или любое другое живое существо. Когда вы ощущаете метту к кому-то, вы хотите не просто чтобы они были счастливы, вы желаете им глубокого счастья, вы страстно желаете их подлинного благополучия, неугасимого энтузиазма в росте и продвижении.

Дружелюбие или метта не обязательно подразумевают реальной дружбы, то есть личных отношений с человеком, на которого вы их направляете. Метта может оставаться просто эмоцией, ей не нужно становиться отношениями. Тем не менее, когда вы ощутите метту, вам захочется обрести связь с другими существами, помочь им и выразить доброжелательность повседневным, практичным образом, и поэтому дружеские отношения могут легко возникнуть из метты. Если два человека развивают метту по отношению друг к другу, их метта, скорее всего, перерастет в подлинную дружбу – дружбу, в которой существуют различия. То же самое справедливо и по отношению к уже сложившейся дружбе, в которую вводится элемент метты. Метта будет способствовать устранению из дружбы эгоистических интересов, и она станет чем-то большим, чем веселое товарищество или эмоциональная зависимость, которые являются основой обычной дружбы. Дружба, подкрепленная меттой, становится кальяна-митратой – духовной дружбой, которая процветает не на основе выгоды, извлекаемой из нее каждым участником, а благодаря взаимному желанию благополучия другому, которое устремляется беспрепятственно в обоих направлениях. Поэтому нельзя провести строгого разграничения между «мирским» дружелюбием и дружескими отношениями, которые могут из него возникнуть, и меттой. Как мы увидим, в своей самой высокоразвитой форме метта близка проникновению в саму природу вещей (Проникновению с большой буквы «П», как я иногда говорю). Но в качестве развивающейся эмоции она очень долгое время остается больше похожей на обычное дружелюбие. Метта – это дружелюбие, известное нам, поднятое на гораздо более высокий уровень интенсивности, чем мы привыкли. На самом деле, это дружелюбие, не имеющее каких бы то ни было ограничений. Метта присутствует в чувстве, которое вы испытываете к своим друзьям, но она также включает намерение постоянно углублять и усиливать любой элемент альтруистичной доброты, которое в нем присутствует. Любое дружеское чувство, любая дружба содержит зародыш метты, семя, которое ждет своего часа, чтобы развиться, когда мы обеспечим ему правильные условия.

В метте по определению есть нечто активное. Мы называем ее чувством, но ее более точно будет описать как эмоциональный отклик или волевой акт, а не как чувство, приятное, неприятное или нейтральное ощущение. (Это различие между ощущением и эмоцией – ключевое учение буддизма). Она включает желание выразить в действии наши положительные ощущения, сделать что-нибудь на практике, чтобы помочь объекту нашей метты стать счастливым, позаботиться о его благополучии и вдохновить его рост и продвижение, насколько это в наших силах. Следовательно, метта, равно как и дружелюбие, подразумевает активное, отзывчивое чувство доброжелательности или расположения. Так почему бы нам не перевести метту как любовь? Любовь, особенно родительская или романтическая любовь, может обладать яркостью и силой, сдвигающей горы, и эта сильная забота – одна из наиболее важных характеристик метты. Проблема со словом «любовь» заключается в том, что его можно применить почти ко всему, что становится объектом вашей привязанности, включая простые пристрастия: вы любите детей или молодого человека, но также любите аромат цветущих апельсинов и многое другое. Метта, с другой стороны, направлена лишь на живых существ. Более того, имея в своей основе жадность или чувство собственности, любовь всегда может обернуться разочарованием, потому что вашему влечению могут воспрепятствовать, а собственность отобрать. Чувства ревности или обиды, берущие начало в романтической – то есть, так сказать, зависимой любви, могут быть сильнее, чем самое позитивное чувство любви в период ее расцвета. Даже родительская любовь может смениться горечью, когда на нее не отвечают, – когда неблагодарность ребенка ранит «острее змеиного жала», как описывает это шекспировский Король Лир.

Восторженная энергия

Метта – это счастливое, восторженное, естественно

распространяющееся желание наполнить радостью весь

мир, всю вселенную и вселенные за ее пределами.

Хотя нам и стоит с осторожностью подходить к отличиям метты от всех других эмоций, не нужно быть настолько педантичным, чтобы исключить само ее существование. В «Итивуттаке», собрании изречений из Палийского канона, есть отрывок, в котором Будда говорит о метте, что она «пылает, сияет и сверкает», («Итивуттака», 27) и это предполагает, что она ближе к пылкой страсти, чем мы обычно склонны ожидать от «духовной» эмоции. Английские слова «дружелюбие», «любящая доброта» и «добро» и близко не в состоянии выразить подобного рода мощную и всеобъемлющую энергию.

На самом деле, слова, которые мы склонны использовать для более духовных эмоций – то есть, более утонченных и положительных – обычно понимаются в довольно слабом ключе. Например, слова «очищение» и «чистота», которые имеют отношение к свободе от загрязнений и в этом смысле к чему-то сосредоточенному или мощному, на самом деле предполагают противоположное – нечто слабое и разбавленное. Когда доходит до более позитивных духовных эмоций, слова чаще всего нас подводят. Напротив, слова, выражающие вредоносные и нечистые эмоции – ненависть, гнев, ревность, страх, муку, отчаяние – производят гораздо более яркое и мощное впечатление.

Метта, как я описал ее, может показаться чистой, но довольно холодной, равнодушной и отстраненной – более напоминающей свет луны, чем солнечный свет. Мы склонны представлять подобным образом ангелов. Эти небесные существа, со всей своей чистотой, обычно изображаются довольно слабыми, и им недостает энергии по сравнению с демонами, которые чаще всего оказываются как физически, так и духовно сильными и полными энергии. Подобно ангельскому измерению, метта или «любящая доброта» кажется большинству людей, в конечном счете, не слишком интересной. Это происходит потому, что трудно представить развитие положительной эмоции до степени насыщенности, подобной нашим ощущениям страстей. Мы редко ощущаем чисто положительные эмоции, которые были бы также сильны: если мы и ощущаем какую-либо по-настоящему сильную эмоцию, в ней обычно кроется элемент собственничества, отрицания или страха. Непросто избавиться от эмоциональной негативности и развить сильную и яркую положительную эмоцию, которой является подлинная метта. Чтобы сделать это, нам нужно так или иначе совместить тонкую и уравновешенную эмоцию универсальной доброты со степенью энергичности и насыщенности более низких, грубых эмоций. Для начала нам нужно признать, что это необычно. Если мы хотим воздать по достоинству метте как идеалу, нам нужно реалистично отнестись к тому, какого рода сильные эмоции мы обычно испытываем. Это может показаться странным, но это та основа, на которой можно добиться более высокого эмоционального синтеза.

В своем желании оказаться ближе к объекту нашей страсти, в своей потребности овладеть им и стремлении сделать его частью себя мы ощущаем энергию и яркость, которая со временем станет характеризовать и наш опыт метты. Подобно этому, когда мы обретаем объект нашей страсти, на краткое мгновение мы можем испытать блаженный покой, равновесие и гармонию, которые также характеризуют подлинное состояние метты. Метта соединяет противоречивые эмоциональные реакции изменчивой энергии и наполненности покоем в едином качестве эмоции, полностью преображая их в этом процессе. Хотя полностью развитая метта является ощущением гармонии как с собой, так и со всеми существами, в ней также есть яростное, полнокровное, даже экстатическое качество. Экстаз буквально означает ощущение выхода за пределы себя, и именно так может ощущаться метта: она отмечается такой насыщенностью положительных эмоций, что, если ощутить ее в чистом виде, она может вынести вас за пределы самих себя. Метта – это счастливое, восторженное, естественно распространяющееся желание наполнить радостью весь мир, всю вселенную и вселенные за ее пределами.

Рациональная эмоция

Когда мы думаем о других, самая разумная реакция – это

метта.

Метта, несомненно, хороша сама по себе. Но есть еще одна причина практиковать ее, помимо ее очевидных преимуществ в качестве очень позитивного состояния ума. Это, несомненно, имеет смысл не только в рамках субъективного ощущения, но также и в рамках объективного факта. Это очень ясно выражает философ Джон Макмюррей. Он, прежде всего, проводит границу между рассудком и разумом, обозначая разум как высшую, целостную и объединяющую способность. Разум, говорит он, это то, что существует внутри нас адекватно объективной реальности (Джон Макмюррей, «Разум и эмоции», Лондон, 1947, с. 19.) Когда разум, если определять его подобным образом, вносится в интеллект, вы получаете интеллектуальное понимание того, что адекватно объективной ситуации, реальности, и соответствует ей. Это определение разума вплотную приближается к буддийскому пониманию праджни или мудрости.

Затем он указывает, что наш разум можно применить не только к интеллектуальному пониманию, но и к эмоциям. Это можно проиллюстрировать кратко с помощью примера. Если при виде крошечного паучка вы впадаете в панику, вскакиваете и убегаете в другой конец комнаты, это иррациональная реакция: эмоция не соответствует объекту, потому что паук на самом деле не может причинить вам вреда. Но когда разум, как он определяется выше, проникает в эмоцию, ваши эмоциональные реакции становятся адекватными или соразмерными объективной ситуации, реальной ситуации.

Можно рассматривать метту подобным образом. В отличие от таких эмоций, как недоверие, обида или страх, метта – адекватный и подходящий отклик по отношению к другим человеческим существам, когда мы встречаемся с ними или думаем о них. То есть метта – рациональная эмоция. Когда мы думаем о других, самая разумная реакция – реакция метты. Мы будем желать всем другим существам счастья и свободы от страха, точно так же, как мы желаем этого себе. Понимание того, что ты не так уж отличаешься от любого другого человеческого существа, что мир не вращается вокруг тебя, – это пример интеллектуального понимания, соответствующего реальности. Действовать на этой основе – значит обеспечить подходящий фундамент для нашего взаимодействия с другими.

Метта – это норма или мера нашей человеческой реакции на других. Здесь слово «норма» не обозначает посредственности или обычности: оно ближе по значению к таким словам, как шаблон, образец или модель. Это идеал, соответствовать которому мы стремимся. Именно в таком смысле Кэролайн Рис Дэвидс и другие ранние западные ученые иногда переводили слово «Дхарма» как «Норма». Несмотря на все свои недостатки, такой перевод действительно имеет смысл, поскольку определяет учение Будды как модель духовной жизни.

Подобно этому, в подлинном смысле слова «нормальный», нормальное человеческое существо – то, которое соответствует норме человечности, а нормальная человеческая реакция – это реакция, которой можно ожидать от этого положительного, здравого, должным образом развитого, уравновешенного человеческого существа. Метта – это, так сказать, та реакция, которой стоит ждать от одного человеческого существа при встрече с другим. Именно с этим чувством мы должны сродниться, если хотим ощущать в полной мере свою человеческую суть. Именно это Конфуций называл «жень» или «человечностью сердца» – признанием общей для нас человеческой сути и поведением или деятельностью, основанной на этом ощущении. Метта – это эмоциональная реакция на других, которая соответствует реальности и в этом смысле обладает природой проникновения. Для начала это проникновение, скорее всего, будет довольно приземленным – проникновением с маленькой буквы «п», так сказать, – но со временем оно станет Проникновением с заглавной «П», праджней или мудростью в полном смысле слова. Другими словами, посредством развития метты вы со временем сможете выйти за пределы двойственности субъекта и объекта – а это и есть конечная цель искателя мудрости.