Я больше не…

Белов сел на место и выжидательно уставился на Наташу. И тут все остальные члены литературного клуба уставились на девушку с любопытством, что она раскроет им секрет.

– Это… Мурзилка тут не при чем. Это я – свободный художник. Как художники, которые писали свои картины… Мурзилка этот вовсе не причем… – еле сдерживая слезы, проговорила Наташа. Щёки и уши пылали от стыда. Да, ей удалось поразить слушателей до глубины души и вызвать в них эмоции. Но, увы, это не те эмоции, на которые она рассчитывала. Вместо уважения и почёта Наташа просто получила огромную порцию стыда, от которого хотелось провалиться на первый этаж библиотеки, где находился как раз детский читальный зал. Наверное, Наташа сейчас как раз очутилась бы рядом с тем самым Мурзилкой.

– Ну, а раз он тут не причем, то мы настоятельно советуем отказаться от этого неоправданного маскарада, – уже серьёзным тоном произнес Иван Сергеевич. Остальные согласно с ним закивали. – Ни к чему это Вам. Поэзия не терпит клоунады, если она ничем не оправдана.

– Хорошо! – сдержанно проговорила Наташа, крепко сжимая кулаки в карманах брюк. Она нашла в себе силы сдержать наступающие слёзы, но чувствовала, что её лицо стало такого же красного цвета, как и шарф с беретом. – Благодарю Вас за внимание.

Наташа сделала лёгкий поклон и вернулась на место. Она стянула с себя берет и шарф, затолкала быстро всё в рюкзак и неподвижно сидела до окончания поэтического клуба. После неё выступали еще пять или шесть человек, но Наташа толком и не помнила. Всё происходящее вокруг неё было затянуто туманом, а она сама задыхалась от жары и пыталась не сойти с ума. Слова Белова непрерывно крутились в голове, от чего хотелось горько плакать и жалеть себя. Но позволить себе этого она не могла. Наташа кое-как выслушала всех начинающих поэтов, извинилась и выбежала в коридор, сославшись на то, что ей пора домой. Сидеть еще минут сорок вместе со всеми и обсуждать актуальные тенденции в литературе она бы просто не выдержала.

После выступления в клубе Наташа прибежала домой в слезах. Теперь уже можно не прятаться и не сдерживаться. И она дала волю чувствам. Швырнув рюкзак с ненавистным беретом и шарфом в угол, Наташа бросилась на кровать и зарылась в подушку. Её душили слёзы. Вот ведь надо так опозориться! Перед такой почтенной публикой! Перед самим Беловым! Как жаль, что в неловкие минуты жизни нельзя просто взять и испариться! Да какое там! Если просто нельзя даже провалиться на этаж ниже, хотя это действие гораздо проще совершить, чем сам процесс испарения.

Наташа услышала негромкий стук, а затем звук открывающейся двери. В комнату заглянули родители.

– Что случилось, доченька? Твои стихи оказались не столь хороши, как ты ожидала? Я думаю, что это еще не конец света… – тихонько произнесла мама.

– Нет, – глухо отозвалась Наташа, уткнувшись в подушку. Наволочка стала мокрой от слёз и начали появляться разводы от чёрной туши. – Стихи просто замечательные. Они сделали мне парочку замечаний, и в целом все просто прекрасно.

– Но почему ты тогда плачешь? – нахмурил брови папа. Он снова прислонился к дверному косяку, не стремясь войти в комнату. В этот раз он даже не стал делать умный вид, читая параллельно газету, хотя она по-прежнему находилась в его руках. – Или это у тебя слезы радости? Но как-то слишком мокро от такой радости.

– Шарф! Берет! Почему вы не сказали, что в этом маскараде я похожа на какого-то там Мурзилку? Вы же в курсе про этого персонажа? Вы наверняка читали этот журнал в своём детстве. Почему мне ничего не рассказали? – Наташа оторвала лицо от подушки. Она задыхалась от гнева, её била мелкая дрожь.

Мама не выдержала и кинулась к дочери. Она крепко обняла Наташу и принялась ласково гладить её по спине, приговаривая:

– Мы… Мы подумали, что это может тебя обидеть, поэтому ничего и не говорили… Мы боялись тебя обидеть, Наташенька… Прости нас, пожалуйста… Мы не хотели…

Наташа невидящим взглядом посмотрела на маму и от удивления даже приподняла брови:

– Обидеть? Ничего себе! Я там такой позор испытала! Уж лучше дома узнать всю правду, чем на глазах у всех присутствующих в литературном клубе! Какой позор! – она снова уткнулась в подушку.

Мама перестала гладить дочь, боясь, что и этим сможет ей навредить. Она лишь испуганно посмотрела на отца, который продолжал стоять в дверях.

– Я думаю, нам пора идти, – наконец произнес он. Папа подошёл к маме, подхватил её под локоть и вытащил её из комнаты. – Поэты очень ранимые существа. Их нужно беречь, лелеять и ни в коем случае не мешать им страдать! Говорят, что в страданиях рождаются новые шедевры!

– Но мы должны её утешить! – мама начала сопротивляться. Она все оглядывалась на дочь, пока папа аккуратно подталкивал маму к выходу. – Мы не можем оставить её одну в таком состоянии!

– Можем! Еще как можем! Мы только хуже сделаем, если останемся! – папа силком вытащил маму из комнаты. – Я не знаю, что ей сейчас поможет, но мы точно лучше не сделаем. Как там у классиков было? Там, где страдал юный Вертер? Я точно не помню, что было с ним, но раз такая книга есть, значит, он там что-то толковое настрадал. Так и мы не будем же мешать естественному процессу страдания юного поэта!

Когда за ними захлопнулась дверь, Наташа резко села на кровати. Она подогнула под себя ноги, и, размазывая ладонями остатки туши по лицу, уставилась в угол, где валялся рюкзак с аксессуарами непонятого образа. Шарф и берет должны были подчеркнуть её статус, её независимость от мира, а в итоге… В итоге только её высмеяли. Громко! Некрасиво! Неприятно! По спине пробежала мелкая дрожь, и Наташа поёжилась. Она не хотела вспоминать то, что произошло сегодня с ней. Жаль, что нельзя просто так взять и стереть неприятные воспоминания из памяти.

Вдруг в конце коридора послышалось шуршание и негромкая возня. Наташа на цыпочках подошла к двери и прислушалась. Это родители спорили вполголоса, уверенные в том, что она их не слышит.

– Я же говорил, что стоило её предупредить её об этом. Она в этом маскараде выглядела довольно глупо! – насмешливо произнёс отец, щелкая зажигалкой.

– Но она так хотела выступить именно так! – не сдавалась мама. – Она бы обиделась на нас! А ты перестань курить в доме! Сколько раз тебя об этом просила.

– А что сейчас лучше? Она все равно обиделась на нас. В любом случае мы оказались крайними! Тогда бы мы просто услышали возражения на тему «ой, да вы ничего не понимаете в высоком искусстве!», но всё равно не спасли бы от этих слёз. Она не воспринимает нас всерьёз. Для неё мы простые смертные, которым никогда не добраться до тех вершин, где она обитает со своими стихами. Ладно, пойду на балкон.

– Знаешь, – вдруг поменяла свою позицию мама. – Пусть лучше это она узнает от тех людей, которые разбираются в поэзии, а не от нас. Много ли мы смыслим в этом деле? Ты даже рифму к слову «палка» не придумаешь!

– Селёдка! – послышался голос папы откуда-то издалека. Наверное, он уже ушел на балкон и кричал оттуда. – Она прошла своё первое боевое крещение. Пусть оно вышло не совсем удачным, зато теперь будет готова ко всему.

– Жизнь всегда будет преподносить нам сюрпризы. Кто ж знал, что наша Наташа будет поэтом, – проговорила мама со вздохом и отправилась на кухню. Она испекла к приходу дочери яблочный пирог, но про него никто не вспомнил.

– Ты так говоришь, словно это какое-то проклятье, – не удержался от сарказма папа. Его голос снова послышался рядом. Он пошёл на кухню.

– Кто знает, кто знает, – как-то отрешенно произнесла мама. – Неизвестно, чем закончится это увлечение.

Затем голоса стихли – родители прикрыли за собой дверь на кухне.

– Тоже мне… родители называются, – закатив глаза, произнесла Наташа и отошла от дверей. – Ждёшь от них поддержки, а они даже мнение высказать своё не могут. Слишком они банальные. Ну да ладно. Сейчас лучше стоит подумать о том, что же мне завтра надеть в первый учебный день? Я должна быть на высоте!

На двери висел перекидной календарь. На страничке высвечивался август и изображение небольшого деревянного домика, обнесённого маленьким покосившимся заборчиком. Перед домиком нарисованы грядки с капустой и морковкой, тут же со спелыми плодами стояла яблоня и кусты смородины. Из трубы шёл кружевной дымок, на небе собирались облака, которые на горизонте уже образовали чёрные тучи. Наверное, где-то за лесом, который еле-еле можно было различить на картинке, шёл тихий осенний дождь. Август неумолимо подходил к концу и готовил всех к тихой и грустной осени.

Наташа аккуратно оторвала лист с августом и посмотрела в завтрашний день. Завтра неизбежно наступало первое сентября. Что за сентябрь её ожидал? Наташа даже не знала, какие чувства её переполняли – радость от новых знакомств и новых возможностей или горечь от того, что лето прошло так несправедливо быстро?

Наташа повернулась к платяному шкафу и распахнула его, оглядывая содержимое полок: вязаные кофты, спортивные кофты, джинсы и брюки, блузки и рубашки, футболки и майки… Ооо… Сколько всего накопилось в её шкафу. Снова перебирать всё содержимое как пару дней назад? Только не это! Она закрыла глаза и попыталась вспомнить, что же можно здесь найти, не вытаскивая всё содержимое снова наружу. Постояв так минут пять, Наташа пришла к выводу, что этот способ совершенно не действует и с сожалением открыла глаза. Тут её случайный взгляд упал на полку, где расположились две косметички: одна большая розовая с красными сердечками и голубая в белый горошек поменьше. Наташа протянула руку и вытащила из шкафа косметичку – ту, что побольше. Она раскрыла её и принялась в неё с интересом рыться. На самом дне лежала зелёная пластмассовая бутылка, где на этикетке была изображена счастливая девушка с длинными волосами. Девушка с картинки стояла в полуобороте и хитро улыбалась, а вокруг неё летали мотыльки. Повертев бутылочку в руках, Наташа прочитала. – Нежный розовый. А почему бы, собственно, и нет?

***

– Наташа, дочка, вставай! Сегодня у тебя важный день! Как-никак первое сентября и тебе… – раздался мамин голос из коридора. Мама появилась на пороге комнаты дочери и замерла на месте. Все слова, которые хотела сказать с утра, мгновенно стёрлись из памяти.

Наташа, оказывается, уже давно проснулась и вовсю готовилась совершать подвиги. Точнее, отправиться в институт и покорять новые вершины. Или что еще там можно покорять, будучи зелёной первокурсницей. Но в случае с Наташей всё было иначе – её нельзя было назвать «зелёной», просто исходя из цвета её волос. Они были ярко-розовыми. Наташа решила перестраховаться и подержать волосы в краске немного дольше, чем советовала инструкция. В итоге волосы приобрели не желаемый нежно-розовый оттенок, а кукольно-розовый цвет.

– А… Ты пойдешь в таком виде? – мама наконец-то обрела дар речи, который она только что потеряла при виде собственной дочери. Дочь же была невозмутима. Даже напротив. Она стояла у зеркала и гордо рассматривала свой внешний вид. Хлопковая серая юбка в белую клетку, которая больше походила на широкий ремень, чем на юбку, черный пиджак с карманами и рукавами на три четверти, белая трикотажная майка с огромным вырезом, серый галстук в тон юбке на голую шею и чёрные босоножки на высоком каблуке. Наташа оглядывала себя со всех сторон и, кажется, была очень довольна результатом.

– Да, а тебя что-то смущает? – Наташа подняла бровки и поджала губки. От макияжа, который дочь соорудила с утра пораньше, маму начало пробивать на икоту, а левый глаз предательски задёргался. Тут вошел в комнату отец и, кажется, его тоже хватит дед Кондратий за сердце. Ярко-красные губы, черные стрелки на глазах и серо-зелёные тени добили его окончательно. Он демонстративно протёр глаза пару раз, думая, что ему это просто померещилось или, возможно, тень неудачно упала на лицо его дочери, сделав тем самым, образ невыигрышным. Но нет. Поморгав немного, отец пришел к выводу, что увиденное им и есть правда, от которой никуда не сбежишь, а хотелось бы.

– Ты точно собралась в таком виде в институт? – папа пытался оценить моральный ущерб, который могла нанести дочь обществу своим внешним видом. – Ты ничего не перепутала?

– Я должна приковывать к себе взгляды! – парировала она, переводя взгляд с родителей на своё отражение в зеркале. – Я не желаю быть серой мышью! Это не мой стиль! Это не подход к жизни. Как общество узнает меня, если я сольюсь с серой массой? Тем более, как я себя покажу в первый день, так меня и запомнят на всё оставшееся время в университете.

– Так, стоп! – наконец мама пришла в себя и сделала выводы, что так дело дальше не пойдёт. – Это уже перебор. Если тебе нравится твой внешний вид, это твоё дело. Но с лица, пожалуйста, убери косметику. Все-таки ты учиться идешь в педагогический, скромнее надо быть.

– Но я не собираюсь быть учителем!

– А зачем тогда поступила туда? – мама от удивления вскинула брови.

– Меня позвал к себе филологический! Любовь к языку! К слову! К литературе, а не к детям!

– Ладно, пусть так, – вмешался в разговор папа. Он решительно зашёл в комнату и встал рядом с Наташей напротив зеркала. – Но выглядеть все равно ты должна прилично. Ты ж не на работу идешь поздно вечером вдоль дороги…

– Мама, он опять начинает! – Наташа надула губы, выпятив нижнюю губу как можно сильнее. Нужно срочно состроить плачущую рожицу, но ни в коем случае не лить слёзы, иначе тушь потечёт, и все её утренние старания будут напрасными.

– Ну как тебе не стыдно говорить такие вещи про нашу дочь! – мама укоризненно покачала головой. Хоть она и не разделяла восторга по поводу образа дочери, но и разрешить папе обижать Наташу она тоже не могла. – Необязательно говорить вслух всё, что ты думаешь. Это может обидеть других людей.

– Пусть тогда следит за своим внешним видом, – резко произнес папа. – Пока она не смоет с лица боевой раскрас индейца Чингачкук из племени индейцев могикан и не наденет юбку подлиннее, я её не выпущу из дома. На тропу войны она еще успеет выйти, но не сегодня.

– Кто это такой Чингачкук? – не поняла Наташа.

– Вот пойдёшь на учебу, там и узнаешь, – усмехнулся папа и вышел из комнаты, увлекая маму за собой.

Наташа сжала крепко зубы и нахмурила брови. Что ж, сегодня она уступит. Но однажды настанет день, когда она будет делать все, что захочет. Никто не посмеет ей ничего сказать. Тогда они пожалеют будут о своём решении, но будет поздно. Она жалеть точно ни о чём не будет.

***

Наташа, заметно хромая на левую ногу, подбежала к зданию института. Из-за того, что пришлось в срочном порядке мыть голову, переделывать макияж, искать юбку подлиннее и старые кеды, она немного опоздала на торжественную линейку. Кеды натёрли ей ногу, потому что оказались малы, а искать другие времени уже не осталось. В итоге пришлось идти немного медленнее, чем она планировала. Затем Наташа никак не смогла найти в толпе ребят со своего факультета, и ей пришлось молча стоять рядом с другими такими же как она опоздавшими студентами в стороне ото всех.

Она приподнималась на цыпочки, пытаясь разглядеть между головами впереди стоявших студентов таблички с названиями факультетов, которые держали первокурсники. Но надпись «филологический» она нигде не видела. Линейка началась. На крыльце третьего корпуса университета стояла администрация вуза и радостно всех приветствовала. Сначала выступил ректор и торжественно всех поздравил. Высокий худой мужчина в сером костюме что-то неразборчиво говорил в микрофон, отчаянно жестикулируя. Он то и дело поправлял на носу очки в толстой серой оправе. Затем после него выступала невысокая худая женщина с короткой стрижкой и очках в красной оправе. Она тоже с воодушевлением что-то рассказывала студентам, при этом сильно присвистывая на звуке «С». Со стороны казалось, что женщина решила всем продемонстрировать своё умение свистеть и разговаривать одновременно. Наташа тихонько засмеялась, но вокруг неё никто и не думал улыбаться. Ей стало вдруг стыдно за своё поведение, и она закашлялась, делая вид, что ничего такого нехорошего и не происходило.

Потом по очереди выступили с приветственным словом все деканы факультетов: полная невысокая женщина со светлыми волосами, уложенными набок, обещала, что им будет интересно учиться, потому что музыка живет в сердцах каждого, маленький усатый и черноволосый мужчина с такими же черными глазами быстро и отрывисто шутил и не обещал легкой учёбы, высокая стройная женщина в зелёном брючном костюме что-то говорила про любовь к детям. Всего Наташа насчитала этих деканов десять человек. Все они что-то в шутливой манере обещали своим студентам в стенах родного института. Наташа толком ничего не слышала, потому стояла совсем далеко от импровизированной сцены. Студенты после выступления каждого декана громко аплодировали и смеялись. Наконец Наташа заметила в толпе заветную табличку с надписью «филологический». Её держал какой-то высокий рыжий парень в веснушках и очках. Он стоял в сером брючном костюме и белой рубашке с серым галстуком и счастливо улыбался, разглядывая окружавших его девчонок, которые доходили ему до плеча. Этакий гордый подсолнух на ромашковом поле. Наверное, был безмерно рад, что оказался единственным парнем на факультете.

– О, на филфаке будет мальчик? – удивилась Наташа, скептически разглядывая будущего однокурсника. – Неожиданно. Эх, жаль, что он не похож на Есенина или Высоцкого. Хотя, кто знает, может, он даже лучше окажется. Пишет стихи или играет на гитаре. Внешность не самое главное в человеке. Важно, чтобы человек был хороший.

Наташа начала торопливо пробираться к своим будущим одногруппникам. Взглянув на них, она поняла, что прихорашивалась она всё-таки не зря. Все студентки оделись довольно скромно – брюки или джинсы, белые блузки, пиджаки, кто-то в сарафане или платье. Волосы убраны в хвост или просто заплетена коса. Все так серо, тускло и обыденно. То ли она! Даже в юбке до колена и со смытым макияжем, в кедах вместо каблуков, Наташа выглядела гораздо ярче, чем они все вместе взятые. Она улыбнулась, чувствуя, что с легкостью сможет стать звездой своей группы. А там… Может, слава придёт к ней и на всём факультете! А возможно, даже и во всём институте! Кто ж знает, что её ожидает впереди! Наташа решила, что обратить внимание на себя нужно с самого начала – сначала внешностью, а потом всем остальным. Тем более, что таланта у неё хоть отбавляй!

Наконец торжественная и одновременно скучная часть линейки подошла к концу. Теперь настала очередь студенческого творчества: такого яркого и неповторимого! Студенты с музфака исполнили несколько песен в разных стилях: начиная от народного и заканчивая рэп-исполнением. А вот на каких факультетов учились другие студенты, Наташа не поняла, но и суть была не в этом. Одни читали стихи, другие – танцевали, третьи – показывали юмористические сценки.

«Вот здорово, – размышляла Наташа, глядя завистливым взглядом на выступающих. – Я тоже на будущий год смогу рассказывать стихи будущим первокурсникам. Главное, вовремя суметь проявить себя. А там уже до сцены как рукой подать!»

– Уважаемые первокурсники филологического факультета! – провозгласила заместитель ректора, та, что была в очках с красной оправой. – Пройдите, пожалуйста, за своим деканом и преподавателями!

Декан тем временем не спеша спустился с крыльца и помахал рукой. Им оказался пожилой мужчина с легкой сединой, коснувшейся его волос. Несмотря на жару, царившую в сентябре, он облачился в серый пиджак, голубую рубашку и тёмно-синий галстук. Образ дополнил серо-голубой жилет в клетку. Преподаватели и студенты направились к нему. Наташа, замечтавшись, чуть не проворонила этот момент и со всех ног кинулась за всеми. Так постепенно все деканы разных факультетов разобрали студентов и ушли по корпусам: филологический, математический и физический – в главный корпус, иностранный язык и исторический отправились в новый, только что построенный, а музыкальный и педагогический – в самый старый, но самый красивый корпус.

Когда студенты филологического факультета вошли в огромную светлую аудиторию, Наташа немного замешкалась у дверей. Такой красоты раньше она никогда не видела вживую – только по телевизору: в самом низу располагался преподавательский стол и на стене висела доска, а затем вверх всё выше и выше, ступенька за ступенькой поднимались столы и стулья. На самом верху стояла огромная кадка с пальмой. Вся аудитория, казалось, была залита светом, потому что окна располагались со всех трёх сторон. Такого огромного воздушного пространства Наташа никогда раньше не видела.

«Ого, – Наташа разглядывала увиденное с нескрываемым восторгом. – Вот это и есть аудитория. Как в Колизее, только тут совсем его маленький кусочек. Но зато со всех сторон на тебя смотрят столько глаз. Столько глаз! Вот это да! Я бы могла стоять у доски и читала свои стихи…»

Тем временем первокурсники не теряли времени даром и уже расселись по местам: кто по парам, кто втроём, а кто и вовсе заняли весь ряд. Наташа продолжала стоять и смотреть как завороженная и не спешила найти себе место.

– Привет, ты городская или приезжая? – тронула легонько её за плечо девушка, подошедшая сзади.

Наташа вздрогнула от неожиданности и обернулась. За ней стояла высокая студентка с рыжими волнистыми волосами чуть ниже плеч. В волосах затерялась нитка со стразами, которая ярко поблескивала в солнечных лучах. Сама девушка была одета в темно-бордовое платье с оборками по вороту. В руках она держала сумку одного из модных брендов. Наташа только мельком успела заметить ультрамодный маникюр и туфли на высоченном каблуке. От этого высокая незнакомка была еще выше. Девушка в свою очередь широко улыбалась, показывая ровные белые зубы и в свою очередь с нескрываемым любопытством рассматривала её.

– Я городская, – негромко произнесла Наташа. Для уверенности она крепче схватила лямку рюкзака, висевшего за спиной. – А что?

– Просто выглядишь как из деревни, поэтому решила уточнить, – хмыкнула та, продолжая улыбаться. Чувствовалось, что она владеет ситуацией и никакая обстановка не сможет вывести её из себя. – Но, с другой стороны, если бы ты жила в общежитии, то пришла бы вместе с ними.

Девушка кивнула в сторону студенток, которые как раз заняли свои места и негромко переговаривались между собой. Было заметно, что они все уже перезнакомились в общежитии и поэтому не растерялись в аудитории как Наташа.

– А, понятно, – Наташа лишь пожала плечами. Она попыталась сделать вид, что ей безразлична ситуация. Она сама по себе, и это ей нравится. – Нет, я местная. Только еще ни с кем не знакома, но меня это ничуть не пугает.

– Тогда давай держаться вместе с нами, – предложила незнакомка. – Я тебе покажу потом журнал с модными тенденциями этого года. Так сказать, освежишь свои знания. Кстати, меня зовут Ангелина, а это моя подруга Диана.

В этот момент из-за плеча Ангелины показалась Диана. Она была чуть ниже ростом подруги, но всё равно высокая по сравнению с Наташей, с тёмно-русыми волосами до плеч и в строгом сером платье чуть ниже колена. Диана смущенно улыбнулась, робко махнула рукой и тут же спряталась обратно за спину подруги. Наташа даже сразу и не заметила её.

– А тебя как зовут? – продолжала Ангелина. Она уже не смотрела на свою собеседницу, а оглядывала аудиторию, пытаясь выбрать место, куда же можно будет наконец сесть.

– Наташа, – уже уверенно произнесла та. – Я слежу за модой, но она меня совершенно не волнует. Я выше всего этого. Я – поэт, я сочиняю стихи. Какое мне дело до одежды? Это всего лишь оболочка.

– А… – вдруг разочарованно произнесла Ангелина, хлопая длинными ресницами. Она снова перевела взгляд на Наташу, и в её глазах появилось смешанное выражение – что-то между любопытством и разочарованием одновременно. – Ты из «этих» что ли?

– Из которых? – не поняла Наташа и почувствовала, как её щеки краснеют. Что там еще придумала в своей голове эта незнакомая Ангелина? Кто это такие «эти?»

– Ну, из сумасшедших, которые одеваются как попало… Натягивают на себя всякие лохмотья или непонятные вещи, найденные в бабушкином сундуке семнадцатого века, или вообще бегают голые по улице? Они себя называют художниками, личностями всякими, устраивают эти… Как его…

– Перформансы… – негромко подсказала Диана, высунувшись из-за плеча подруги. Но как только она вставила слово, снова спряталась обратно.

– Да, точно! Перформансы. Спасибо, Диана, – улыбнулась Ангелина, кивнув подруге через плечо.

– Сама ты сумасшедшая! – грубо оборвала её Наташа. Она уже стала жалеть, что решила познакомиться с Ангелиной. Чего-чего, а разрешения оскорблять себя она никому не давала. – Я просто…

– Уважаемые студенты, прошу всех занять свои места! – декан встал перед преподавательским столом в самом центре аудитории и захлопал в ладони, привлекая внимание. Оказывается, пока они стояли у окна и мило беседовали, преподаватели вслед за студентами зашли в аудиторию и заняли свои места.