Внутри

– То, что в следующий раз будете делать вы, наши дорогие мужчины.

– Без проблем! Уборка успокаивает и приводит мысли в порядок.

Прильнув к мужу, Вероника с любовью и нежностью заглядывает в его глаза. Можно не сомневаться, она действительно влюбилась в него с первого взгляда, и это светлое чувство продолжает искриться и пульсировать в ней так же ярко и живо, как в первые секунды зарождения.

– Где Аверьян?

– В беседке. Ему кто-то позвонил по видеосвязи, и он ушел. Ужин прошел отлично, – добавляет Кирилл заговорщическим шепотом. – Как думаешь?

– Именно так, пап.

– Кстати, Адель, взгляни, пожалуйста, на видео. Вдруг кого-то узнаешь?

Кирилл достает из кармана брюк свой сотовый, и пока включает видео, я протираю руки вафельным полотенцем. Ужин и впрямь прошел хорошо, несмотря на мои опасения. И во многом благодаря Аверьяну, который вел себя иначе, чем в моих представлениях.

На экране появляется парковка. Раннее утро, район спит. Мимо автомобиля с регистратором быстро проходит высокий человек в черной кофте с капюшоном. Через несколько секунд он возвращается тем же путем, только намного быстрее.

– И всё? – удивленно смотрю на Кирилла.

– К сожалению, да.

– Но здесь же ничего не понятно!

– И правда, – соглашается со мной Вероника. – Что здесь вообще можно увидеть, кроме человека в черном?

– Может, тебе знакома его походка?

– Нет, пап! Это даже смешно. Я понятия не имею, кто это! И вообще, мы даже не знаем, он ли это разбил машину?

– Он. Потому что если смотреть со звуком, то когда он возвращается, вопит сигнализация. И мне кажется, что вот здесь у него есть что-то в руке.

Присматриваюсь к этому «вот здесь» и всё равно ничего не вижу.

– Я не знаю, правда.

– Ничего, – вздыхает Кирилл. – Мы всё равно рано или поздно узнаем, кто это сделал. Вам тут ещё долго осталось?

– Нет, идите к себе! – говорю. – Я запущу посудомойку и тоже поднимусь.

Вероника целует меня, Кирилл обнимает. Желаем друг другу спокойной ночи.

Помещаю зеленую таблетку в специальный отсек и выбираю программу мойки. Захлопываю крышку, и посудомоечная машина запускает полуторачасовой процесс очистки.

Странный был вечер. Я была уверена, что проведу его в состоянии постепенно усиливающейся нервозности, но всё вышло иначе. Конечно, были моменты, заставляющие меня внутренне сжиматься и нервничать, но потом в один миг случилось что-то такое…необъяснимое.

Аверьяну и правда было интересно узнать, чем я занимаюсь? Или он спросил об этом только лишь для того, чтобы увести внимание родителей подальше от моей личной жизни? А если и так, то почему? Зачем? Что ему с этого? Может, он и впрямь что-то задумал?

– Все уже разошлись?

Когда Аверьян появился здесь?

– …Да, родители ушли к себе.

– Устали, наверное, мячи пропускать, – говорит с улыбкой, пройдясь ленивым взглядом по большому кухонному острову. – А я думал, мы выпьем чай перед сном, как в старые и добрые времена. В беседке так хорошо. И комаров совсем нет.

– Наверное, они и впрямь устали за сегодня. – Несколько секунд молча смотрим друг на друга. И кажется, мое сердце умудряется запнуться. – Заварить тебе чай?

– Если только составишь мне компанию. Один не хочу.

Не надо, Адель. Поднимайся в свою комнату и ложись спать.

– Хорошо. Не против мяты?

– Нисколько. А ты не знаешь, тут где-нибудь есть печенье? Конфеты?

Аверьян открывает один шкафчик за другим, вызывая у меня улыбку.

– Зоя раньше прятала от меня все сладости, но толку от этого, конечно, не было. Я без труда их находил.

Ловлю себя на мысли, что мне приятно узнавать о нем даже такие мелочи.

– Посмотри в правом нижнем ящике, – говорю с улыбкой, – там обычно хранится всё к чаю. А в холодильнике есть пирожные.

– Нет. Хочу печенье и конфеты.

Пока Аверьян выбирает сладости и складывает их в одну тарелку, я готовлю чай.

– Смешно, не правда ли? – комментирует он справа от меня. – Мы как маленькие дети, которые шерстят на кухне в поисках сладкого, пока родители спят. По крайней мере, я точно.

– Похоже на то.

– Тебе много раз приходилось слышать обо мне как о старшем брате?

– Достаточно, чтобы понять, насколько нелепо это звучит. Без обид.

Аверьян улыбается, и я быстро увожу взгляд. Подхожу к термопоту, чтобы залить стеклянный чайник кипятком. Один ноль в мою пользу.

– Для меня это стало большим открытием.

– Что именно? – оборачиваюсь, продолжая жать на красную кнопку подачи воды.

– Что нас считают братом и сестрой. Причем абсолютно все. Даже мои друзья, которые до вчерашнего дня не упоминали о тебе в принципе. Я имею в виду, что…

– Что обо мне не заходило речи, когда вы встречались или созванивались, – перебиваю, решив избавить его от ненужных объяснений. – Я поняла.

Ставлю чайник на подставку и накрываю широкое горлышко высокой деревянной крышкой.

– Это нормально, – пожимаю плечами. – Я о тебе со своими друзьями тоже не говорила.

Два ноль в мою пользу. Аверьян смеется, и воздух определенно становится легче. Достаю из шкафа широкий деревянный поднос и ставлю на него белые кружки, коробку с салфетками, чайник и тарелку со сладостями.

– Поможешь?

Аверьян внимательно смотрит на меня. Взгляд серьезный и сосредоточенный, хотя на губах играет легкая улыбка.

– Вчерашний день был полон открытий, – говорит он, без труда подняв тяжелый поднос. – И мне бы хотелось обсудить с тобой каждое.

– …Почему?

– Потому что все они связаны с тобой. Пойдем, поговорим.

Прекрасно. Теперь мне не по себе. Теперь я жалею, что согласилась на это дурацкое чаепитие! Чем я думала, когда решила остаться один на один с тем, кто очень часто был причиной моих ночных кошмаров?

И всё же любопытно. Да и отказавшись, я моментально лишусь набранных очков в игре «Я уже взрослая и мне наплевать на то, что ты, Аверьян, обо мне думаешь».

Сдвинув ногой широкую стеклянную дверь, словно она ничего не весит, Аверьян выходит на теплую улицу и уверенным шагом направляется к беседке неподалеку от озера. Фонари над каменной тропинкой подсвечивают его статную фигуру, позволяя мне, тихонько следующей за ним, в очередной раз восхититься его длинными ногами. Несколько часов назад я с успехом делала это во время игры.

Аверьян поднимается на подиум и ставит на стол поднос, а я, наклонившись к первой ступени, нащупываю маленькую квадратную кнопку. Жму на нее.

– Ого! – говорит он, обведя взглядом беседку. Она светится крошечными белыми огоньками. – Твоя идея?

– Кирилл постарался. Когда я училась, я проводила здесь много времени: писала курсовые, делала домашние задания, работала над дипломом. Он решил, что так мне будет веселее.

– Кирилл? – поднимает он бровь, усаживаясь в белоснежное кресло с синими подушками. – Ты зовешь родителей по имени, когда их нет рядом?

Занимаю противоположное кресло и составляю на стол всё, что мы принесли.

– Я могу обратиться к ним по имени, а могу назвать мамой и папой. Они никогда не были против.

– От чего это зависит?

– Наверное, от того, что мы обсуждаем, – предполагаю. – Иногда Вероника говорит со мной и ведет себя, как мама: осторожно, трепетно и душевно. А иногда щебечет без умолку, как подруга, которая хочет рассказать мне обо всем на свете. И жестикулирует так ярко и активно, что может случайно что-нибудь разбить! – Аверьян улыбается. Ему нравится слушать о маме. – С Кириллом, конечно, такое случается реже. Он почти всегда ведет себя, как папа, так что, наверное, его я действительно не так часто называю по имени.

Аверьян наливает чай в кружки. Татуировки на его руках начинаются от самых пальцев: длинных, красивых, созданных для игры на музыкальных инструментах. Интересно, он играет на гитаре или пианино? Невольно вспоминаю нашу первую встречу, когда эти пальцы на мгновение зависли в воздухе рядом с моим лицом, а потом смело отбросили в сторону мои волосы…

Точно. Аверьян не только любимый сын моих приемных родителей, но ещё и тот беззастенчивый незнакомец из клуба, который видел то, что не следовало. Который вчера дал ясно понять: держаться от него подальше, если я не хочу, чтобы мои границы были нарушены. Об этом он собирается поговорить со мной?

– Почему ты поменялась в лице? – спрашивает он с полуулыбкой. – Вспомнила нашу первую встречу?

– О чем ты хотел поговорить? – спрашиваю, тряхнув головой. – О нашей первой встрече?

Сев поудобнее, Аверьян ставит локоть на широкий подлокотник и опускает квадратный подбородок на согнутые пальцы.

– О ней мне уже достаточно известно. Пока не будем. – Закатив глаза, издаю смешок. – А вот о чем мне неизвестно, так это то, что мое отсутствие негативно отразилось на твоей жизни.

Сглатываю.

– То есть?

– До меня дошли сведения, что ты подвергалась издевательствам со стороны моих знакомых, – объясняет Аверьян, пристально и настойчиво глядя в мои глаза. – Это правда?

– Если бы я подвергалась издевательствам, – стараюсь держаться непринужденно, – родители бы знали об этом и вмешались.

– Но они не знали, потому что ты ничего не говорила. Точно так же, как и сейчас, когда тебя ударил твой парень.

Почему Настя не завершила свою работу на день раньше? Тогда бы мы с ним точно не встретились в том проклятом клубе!

– Я не знаю, что ты там слышал и откуда у тебя такая информация, но это всё бред бредовый. И сколько ещё раз мне повторять, чтобы до тебя наконец дошло: никто меня не…трогал! Это, – указываю пальцем на правую сторону своего лица, – дурацкое стечение обстоятельств. Я ударилась из-за собственной неуклюжести и неосторожности. И я вынуждена скрывать синяк только лишь потому, что Вероника поднимет шум.

– Значит, правда, – произносит Аверьян задумчиво. – Ты молчала, чтобы родители не подняли шум. Тебе ведь было десять, когда тебя удочерили? Ну да. Десять, – рассуждает он вслух, пробежав глазами по столу. – Вот же ублюдки.