Сталь и лунный свет

– Я… я контролирую ситуацию! – вырвалось у него, голос дрогнул. – Эпизоды кратковременны. Они не влияют на качество моей работы! Я… я могу подавить их! Волевым усилием! Дополнительной концентрацией!

Врач замер. Его увеличенные глаза изучали Инвара с холодным любопытством энтомолога, разглядывающего редкий экземпляр насекомого.

– «Подавить», инженер фон Цейс? – в голосе врача впервые появился оттенок – лёгкое, ледяное недоумение. – Вы предлагаете бороться с вирусом сознания… силой воли? Это иррационально. Это… эмоционально. Подобные заявления лишь подтверждают глубину заражения.

– Я прошу отсрочку! – Инвар почти сорвался на крик, но вовремя поймал себя. Система не терпела истерик. – До завершения основной фазы проекта «Искра». Месяц. Максимум два. Я докажу, что могу работать эффективно! Если эпизоды не прекратятся или повлияют на результат… – он сделал паузу, глотая ком в горле, – …я добровольно явлюсь на… процедуру.

В кабинете воцарилась тишина. Врач медленно отвёл руку от пульта. Сенсорное кольцо замерло в сантиметре от виска Инвара. Увеличенные глаза за очками неотрывно смотрели на него. Минута тянулась вечность.

– Разумный Совет ценит эффективность, инженер фон Цейс, – наконец произнёс врач. Его голос снова стал ровным, как диктофонная лента. – Ваш проект имеет высокий приоритет. Ваше предложение… рационально. Оно минимизирует потери ресурсов на вашу замену и переобучение нового ведущего инженера в текущей фазе. – Он нажал кнопку на пульте. Сенсорное кольцо плавно отъехало и скрылось в нише стены. – Вам предоставляется отсрочка. Сорок пять дней. Отсчёт начинается сегодня. – Он ткнул пальцем в дату на мониторе. – Каждые семь дней вы обязаны предоставлять детальный отчёт о вашем психическом состоянии, продуктивности и любых проявлениях… аномалии. Если к сорок шестому дню проект «Искра» не будет завершён в соответствии с утверждёнными параметрами, или если ваши отчёты выявят прогрессирование заражения… отсрочка аннулируется. Терапия будет применена в полном объёме. Незамедлительно. Ясно?

Инвар кивнул. Слова застряли в горле. Сорок пять дней. Сорок пять дней на то, чтобы совершить невозможное – завершить «Искру» и… подавить в себе Литу. Уничтожить часть собственного разума. Часть, которая вдруг стала казаться ему… безумно, иррационально важной.

– Ясно, – выдавил он из себя.

– Можете идти. Эффективность превыше всего, гражданин.

Дверь кабинета скрипя, будто бы неохотно, открылась. Инвар встал. Его ноги были ватными. И вышел в коридор не оглядываясь. Дверь за спиной закрылась. Он шёл по коридору, и гул за стеной теперь казался зловещим. Поднявшись на лифте, Инвар вышел на пешеходную галерею второго яруса. Грохот города, вонь гари и угля, крики грузчиков – всё это обрушилось на него с новой силой после стерильного ужаса подземелья. Он остановился у перил, глядя вниз, на кишащие людьми и машинами нижние уровни, на клубы пара, поднимающиеся из вентиляционных шахт. Праксиград жил, работал, гудел. Гигантский, бездушный механизм.

Инвар сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Сорок пять дней. Он должен был работать. Концентрироваться. Анализировать. Подавлять. Он повернулся и пошёл обратно к лестнице, ведущей к его мастерской. Шаги были тяжёлыми, плечи – ссутуленными. Рациональный мир, в котором он был уверен, как в законах термодинамики, дал трещину. И сквозь эту трещину, несмотря на все усилия, прорывались ароматы волшебных лугов и лунный свет сияющих рек.

Глава 3. Чуждый мир

Боль была всепоглощающей. Не острая, как удар ножа, а глухая, разрывающая, словно саму ткань её существа пытались перекрутить на гигантских шестернях. Лита шагнула в пульсирующую багровую рану Разлома, и мгновение спустя её выплюнуло в ад.

Она рухнула на что-то твёрдое, холодное и шершавое. Воздух ударил в лёгкие – густой, вязкий, пропитанный непередаваемой смесью гари, раскалённого металла, машинного масла, человеческого пота и чего-то ещё, сладковато-гнилостного. Она закашлялась, спазмы сотрясали её тело, выжимая слезы. Кашель перешёл в рвотные позывы, но извергать было нечего – лишь горькая желчь обожгла горло.

«Воздух… он ядовит…» – пронеслось в помутневшем сознании.

Шум. Он обрушился вторым ударом. Не просто громкий, а всепоглощающий, физически давящий. Грохот вагонов, несущихся по рельсам где-то высоко, лязг цепей, пронзительные гудки паровых свистков, перекрывающие друг друга крики, скрежет металла о металл, гул работающих машин – все слилось в один непрерывный, оглушительный рёв, заполнявший всё вокруг. Лита вжалась в грязную поверхность, прижала ладони к ушам, но это не помогло. Звук проникал сквозь кости, бился в висках, вытесняя все мысли, кроме одной:

«Замолчите!».

Через силу она открыла глаза. Свет сложно было назвать ярким – он был не чистый, как лунный, а грязно-жёлтый от газовых фонарей. Перед ней был не город. Это был кошмар, выкованный из стали.

Гигантские металлические конструкции, похожие на скелеты исполинских роботов, вздымались ввысь, теряясь в жёлто-сером, вечно затянутом смогом небе. Там, на высоте, по ажурным эстакадам, словно по паутине гигантского паука, с рёвом неслись вагоны, изрыгая из труб клубы белого пара, тут же растворявшиеся в грязном мареве. Ниже, на её уровне, кипела жизнь – серая, усталая, механическая. Люди – десятки, сотни – спешили по широким серым улицам, залитым вечной масляной плёнкой. Их лица были пепельными от копоти, глаза потухшими, движения выверенными и быстрыми, как у хорошо смазанных шестерёнок. Никто не смотрел по сторонам, не улыбался, не разговаривал. Словно все они были лишь деталями в этом оглушительном, бездушном механизме под названием Механезия.

«Инвар… где ты? – мысль пробилась сквозь шумовой хаос острым ножом тоски. – Этот мир был его домом. Этим воздухом он дышал. Эти звуки слышал. Как он мог жить здесь? Как он мог быть частью… этого?»

Лита попыталась встать, но её ноги подкосились. Она упала на колени, ощутив невероятную слабость. Будто кто-то вытянул из неё все жизненные силы. Магия – её дыхание, её кровь, сама суть её бытия – здесь была чуждой, подавленной, как огонь под толстым слоем пепла. Она попыталась мысленно вызвать хоть искорку лунного света, хотя бы тень иллюзии для защиты – ничего. Только пустота и нарастающая паника. Она была голой и безоружной в этом стальном чреве.

И тут – новый звук. Резкий, пронзительный, леденящий душу. Как вой раненого зверя, только механический, лишённый жизни.

Лита подняла голову. На стене ближайшего здания – металлической громадины, покрытой вековой копотью и ржавыми подтёками – замигал ярко-красный свет. Из решётки динамика рядом раздался безэмоциональный металлический голос, перекрывающий грохот:

«Тревога. Обнаружен аномальный энергетический всплеск. Источник не идентифицирован. Критическая угроза. Всем гражданам соблюдать спокойствие, избегать зон аномалии. Команда ликвидации в пути».

Сердце Литы бешено заколотилось, пытаясь вырваться из груди. Паника сжала горло. Она огляделась, диким взглядом ища спасения. Люди вокруг, услышав сирену, не побежали в панике, а лишь ускорили шаг, опустив головы ещё ниже, стараясь быстрее скрыться в подворотнях или дверях. Система. Дисциплина. Страх.

Вдали, поверх общего гула, послышался нарастающий гул мощного двигателя и ритмичный, металлический лязг. Лита инстинктивно прижалась к стене, но тут же вскрикнула и отпрянула – металл под её ладонью был обжигающе горячим, как будто за стеной пылала домна. Даже стены здесь были враждебны.

Её взгляд упал на тёмный провал между двумя фабричными корпусами – узкий, грязный переулок. Не раздумывая, она бросилась туда, спотыкаясь на неровностях, чувствуя, как грязь и масло въедаются в подол её некогда сияющего платья.

Переулок оказался адом в миниатюре. Воздух здесь был ещё гуще, насыщенный запахом гниющей органики, химикатов и нечистот. Свет с улицы почти не проникал, лишь тускло мерцали редкие, закопчённые фонари. Под ногами хлюпала липкая, чёрная жижа, в которой плавали неопознанные отбросы. Стены были покрыты склизким налётом, с них капала ржавая вода. Лита шла, цепляясь за выступы, её дыхание стало прерывистым хрипом. Вой сирен здесь звучал приглушённо, но не стихал. Он висел в воздухе, как угроза.

И вдруг – ещё один, леденящий кровь звук. Металлический лай. Сухой и резкий.

Она обернулась. У входа в переулок, освещённые тусклым светом уличного фонаря, стояли они. Три твари из полированной стали и латуни. Чуть больше настоящих псов, с обтекаемыми корпусами, из которых торчали антенны. Их морды были лишены пасти в привычном смысле – вместо неё зияли отверстия с вращающимися внутри лезвиями. Но самое страшное – глаза. Два ярко-красных прожектора, холодных и неумолимых, которые мгновенно нашли её, замершую в тени. Шестерёнки в их телах зажужжали громче, тонкие стальные лапы с когтями-лезвиями впились в поверхность улицы. Они уловили цель.

Лита побежала. Слепо, отчаянно, не видя ничего перед собой, кроме грязных стен и мрака. Её платье, лёгкое и воздушное в Королевстве Снов, здесь стало тяжёлым саваном, мокрым от пота и грязи. Оно цеплялось за ржавые трубы, выступающие из стен, рвалось на острых кромках металла. Волосы слиплись, покрылись липкой плёнкой смога. Каждый вдох обжигал лёгкие, горло першило, глаза слезились от едкого воздуха. «Я не могу… не могу бежать…» – стучало в висках. Но страх перед механическими тварями, чей лай и жужжание преследовали её по пятам, придавал сил.

Переулок закончился тупиком – высокой металлической стеной, увенчанной колючей проволокой. Отчаяние охватило её. Она метнулась вдоль стены, ища лазейку. И увидела – не дверь, а проём в проржавевшем железном листе. Небольшой, заваленный мусором. За ним – не свет, а ещё более глубокая тьма и запах сырости и плесени. Но другого выхода не было. Она пролезла, ободрав руки и колени об острые края, и рухнула вниз.

Падение было недолгим, но болезненным. Она приземлилась на что-то жёсткое и зловонное. Поднявшись, она поняла, куда попала. Это был не просто переулок. Это был переход на другой ярус. Она стояла на металлической площадке, заваленной мусором, и прикреплённой к гигантской, покрытой ржавыми подтёками, кирпичной стене. Вниз уходил каскад таких же площадок и лестниц, опутанных трубами. Воздух здесь был ещё хуже – густой, влажный, с явным привкусом химии и разложения. Света почти не было, лишь редкие, тусклые фонари, мигающие, как больные глаза, да отсветы какого-то багрового пламени где-то внизу. Шум с верхних ярусов доносился приглушенным гулом, но его сменили другие звуки – капающая вода, скрежет металла, чьи-то приглушенные стоны, пьяные крики, плач ребёнка. Это был другой мир. Мир под миром. Пыльники.

«Надо спуститься… Глубже…» – поняла Лита.

Лай где-то сверху заставил её двигаться. Каждый шаг был пыткой. Лестницы висели над пропастью, перила отсутствовали или были сломаны. Она спустилась, прижимаясь к стене, на грязную мостовую и побрела по улице. Тусклый свет внутри жилищ выхватывал из мрака измождённые лица, грудных младенцев, плачущих в лужах грязной воды, стариков с пустыми глазами. Воздух был насыщен запахом немытого тела, дешёвого самогона и отчаяния. Мимо Литы, не глядя на неё, прошёл высокий, тощий человек в лохмотьях, таща за ногу дохлую крысу. Она отвернулась, чувствуя новый приступ тошноты.

Улица казалась бесконечной. Она перешла по шаткому мостику через реку, окрашенную в ядовито-жёлтый и ржаво-красный цвета – смесь канализации и промышленных стоков. Её платье превратилось в лохмотья, волосы спутались, лицо и руки были в ссадинах и грязи. Слабость накатывала волнами. Она чувствовала не только физическое истощение, но и душевную боль – отчаяние от вида этого ада и мучительную тоску по дому. Перед её внутренним взором снова и снова возникали картины Распада: трещины на стенах замка, опадающие листья Древа, страдания Олериана… Боль в груди сжалась в тугой узел.

«Инвар… помоги…»

И вдруг она почувствовала его. Не увидела, не услышала. Почувствовала. Слабый, едва уловимый отголосок его присутствия здесь, в этой бездне. Как луч света в кромешной тьме. Это придало ей сил.

Улица наконец закончилась. Перед Литой был широкий, тёмный проход между опорами какого-то гигантского фундамента. Из прохода доносился приглушенный гул голосов и скудный свет. Лита, почти на ощупь, двинулась на свет и вышла на что-то вроде импровизированной площади под сводами. Здесь стояли лачуги, сколоченные из жести, досок и обломков пластика. Горели костры в бочках, вокруг которых грелись люди – такие же измождённые, как и везде, но их глаза… в них горела не только покорность, но и настороженность, злоба, а у некоторых – тусклая искра чего-то, похожего на надежду или безумие. На Литу смотрели. Не с любопытством, а с оценкой: чужая, относительно чистая – лёгкая добыча.

Она почувствовала опасность другого рода. Не механическую, а человеческую. Сжалась, пытаясь стать незаметной, и метнулась к ближайшей тени – глубокой нише в кирпичной стене, частично закрытой какими-то лохмотьями. Она втиснулась туда и замерла, пытаясь заглушить хриплое дыхание.

И тут услышала шаги. Тяжёлые, неторопливые. Человеческие. Кто-то остановился у входа в нишу.

– Ну и шум ты устроила, Принцесса, – раздался хриплый, но молодой голос, с едва уловимой насмешкой. – Весь район на уши подняла. Инквизиция сверху лютует, а ты, как ракета, в Пыльники врезалась.

Лита не ответила, затаив дыхание.

– Ладно, не трусь, – голос смягчился, но насмешка не исчезла. – Вылазь. Покажи свои сияющие очи. Интересно же.

Тяжело вздохнув, Лита отодвинула брезент и вышла на слабый свет от ближайшего костра в бочке.

Перед ней стояла девушка. Лет шестнадцати, не больше. Ростом ниже Литы, худая, почти костлявая. Короткие тёмные волосы торчали в разные стороны. Лицо смуглое, с острым подбородком и большими, карими глазами, в которых светились дерзость, усталость и… невероятная живучесть. Одежда – грубая, заплатанная куртка и штаны из плотной ткани, видавшей виды. Но самое поразительное – её правая рука. От локтя она была механической – сложная конструкция из полированного дюраля и латуни, с тонкими пальцами, заканчивающимися скорее щипцами, чем фалангами. Шестерёнки и пружины были видны сквозь полупрозрачные панели из какого-то желтоватого пластика. Пальцы (или всё же щипцы?) слегка пощёлкивали, будто живые.

– К… кто ты? – наконец выдавила Лита, её голос был хриплым от напряжения.

Девушка ухмыльнулась, обнажив ровные, но чуть потемневшие зубы.

– Цира. А ты, если мои подслушивающие винтики не врут – та самая «аномалия», из-за которой у Мальтаара сегодня, похоже, будет бешенство, – она с явным удовольствием наблюдала, как Лита бледнеет.

– И, если продолжать логическую цепочку, та самая «опасная галлюцинация», которую наш дорогой инженер фон Цейс должен стереть по приказу Разумного Совета, – Цира сделала паузу для эффекта. – Попала, Принцесса?

Лита замерла, чувствуя, как земля уходит из-под ног.

«Она знает. Знает об Инваре».

– Ты… знаешь его? – прошептала она.

– Инвара? Конечно, – Цира небрежно махнула механической рукой. Шестерёнки внутри тихо зажужжали. – Он мне детали для поделок таскает. Сломанные датчики, отработанные аккумуляторы, бракованные микросхемы. Весь ненужный хлам. А я ему… – она многозначительно подмигнула, – …кое-что рассказываю. Что в Пыльниках слышно. Что по верхам шепчут. Кто из Инквизиции где шныряет. Полезный обмен.

Лита смотрела на эту девчонку, на её дерзкие глаза и мерцающую в свете костра механическую руку. В этом аду она казалась своей – королевой подземелья.

– Ты… ты можешь отвести меня к нему? – голос Литы дрожал от надежды и страха. – К Инвару. Пожалуйста. Мне… мне жизненно необходимо его найти. Мой мир… он умирает…

В этот момент новая волна боли накрыла её с головой. Острая, режущая, идущая из самой глубины её связи с Королевством Снов. Она схватилась за грудь, согнувшись пополам, и едва не упала. Перед глазами поплыли яркие, жуткие образы: чёрные, как смоль, тучи, застилающие лунный свет; глубокие трещины, зияющие на хрустальных стенах её замка; голос Олериана, полный боли и ужаса: «Дитя! Скорее!». И ощущение неотвратимого падения в пустоту. Распад ускоряется. Каждый миг убивал её дом.

– Ведёшь? – прохрипела Лита, выпрямляясь стиснув зубы. В её глазах горели слёзы отчаяния и решимость. Она больше не могла терять времени.

Цира перестала ухмыляться. Она внимательно, оценивающе посмотрела на Литу, на её изодранное платье, грязное лицо, но особенно – на глаза. В них она увидела не просто страх, а что-то глубинное, нездешнее. И боль. Настоящую боль.

– Рискованно, – наконец произнесла Цира, её механические пальцы снова щёлкнули. – Очень. Инквизиция вся на ушах. За тобой охотятся не только механические гончие. Но… – её губы снова тронула тень ухмылки, но уже без насмешки, а скорее с азартом, – …очень уж интересно посмотреть, как у нашего гениального инженера крышу снесёт окончательно, когда он увидит тебя вживую. И почему-то мне кажется, что «стереть» ты ему не дашься. – Она наклонила голову. – Ладно. По рукам. Но сначала…

Цира скинула с себя потрёпанную куртку и протянула её Лите.

– Надень. И вот это. – Она сняла со своей головы грязную, в масляных пятнах, шапку-ушанку. – Хоть немного замаскируешься. А то в таком… – она кивнула на остатки платья Литы, – …сияющем лохмотье ты до его мастерской не дойдёшь. Слишком заметная мишень. Пыльники – не курорт, тут свои правила выживания.

Лита кивнула, без слов принимая одежду. Куртка пахла машинным маслом, пылью и чем-то неуловимым, цириным. Она натянула её поверх рваного платья, спрятав волосы под шапку. Одежда была грубой, чуждой, но давала слабое ощущение защиты.

– Готово? – спросила Цира, её глаза блестели в полумраке. – Тогда пошли. Дорога неблизкая. И тише воды, ниже травы. За мной, – она ловко юркнула в узкий проход между двумя лачугами.

Лита последовала за ней.

Где-то высоко-высоко, в мире стали и пара, выл сигнал тревоги. Но здесь, в Пыльниках, на самом дне Праксиграда, её преследовал лишь гул города, стоны его обитателей и шёпот надежды, что Цира знает путь. Путь к Инвару. Единственной нити, связывающей её с гибнущим миром.

Глава 4. Свидание не по регламенту

Инвар сидел за пультом управления, его пальцы застыли над клавишами. В мастерской царила привычная полутьма, нарушаемая лишь мерцанием контрольных ламп на панелях приборов. Где-то за стеной монотонно гудел город, но звук этот, обычно успокаивающий, сегодня лишь усиливал напряжение.

После визита в Сектор очистки сознания мир вокруг потерял чёткие очертания. Левый висок пульсировал от напряжения, а в правом – странное, почти болезненное тепло, словно кто-то прикоснулся к нему невидимой рукой. Он провёл ладонью по лицу, ощущая шероховатость небритых щёк и липкую влагу на лбу.

«Сорок пять дней…»

Цифры жгли сознание, как раскалённый металл. Сорок пять дней до того, как его разум будет «очищен». До того, как из него вырвут эти странные видения. До того, как он потеряет… её.

Внезапно резкий гудок тревоги прорезал тишину, заставив его вздрогнуть. На экране коммуникатора вспыхнуло красное предупреждение:

«Тревога. Обнаружен аномальный энергетический всплеск в секторе 7. Источник не идентифицирован. Критическая угроза».

Его пальцы автоматически потянулись к кнопке отмены, но замерли в воздухе, когда на экране появилось изображение с камер наблюдения. Дыхание перехватило.

В переулках первого яруса, среди грязных стен и ржавых труб, металась фигура. Девушка. Её платье, которое в его видениях всегда переливалось лунным светом, теперь висело грязными лохмотьями. Русые волосы, обычно струящиеся, как шёлк, спутались и покрылись копотью.

«Лита…»

Стул с грохотом опрокинулся на бетонный пол, когда он вскочил. Сердце колотилось так бешено, что звон в ушах заглушил даже привычный гул мастерской. Ладони стали влажными, а во рту пересохло.

«Она… реальна?»

Рациональный мир, построенный на формулах и шестерёнках, дал трещину. Перед глазами поплыли воспоминания: серебристые реки Королевства Снов, её тёплые пальцы, переплетённые с его, шёпот среди благоухающих цветов…

«Но магии не существует! – кричал в нём голос учёного. – Это галлюцинация. Вирус. Ошибка восприятия!»

Он схватился за край верстака, пытаясь удержать равновесие. На экране Лита скрылась в переулке, преследуемая механическими гончими. Их стальные лапы сверкали в тусклом свете фонарей, красные сенсоры сканировали местность. Одна из гончих подняла морду, и Инвар увидел, как её «ноздри» – сложные сенсорные решётки – раздулись, улавливая след.

«Они её убьют…»

Мысль пронзила его, как нож. Внезапно он осознал: даже если это галлюцинация – он не может позволить ей исчезнуть. Не сейчас. Не так.

Инвар резко развернулся к стене с инструментами. Его пальцы дрожали, когда он срывал с крючков компактный парогенератор и устройство для деактивации гончих. В спешке он уронил отвертку, и металлический звон заставил его вздрогнуть.

«Что я делаю? Это безумие…»

Но тело уже двигалось само. Он накинул тёмный плащ поверх форменного сюртука, скрывая инженерские знаки отличия. В последний момент взгляд упал на прототип «Искры» – незавершённый каркас автоматона, его главный проект, работу всей жизни.

«Если меня поймают…»

Он сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Боль была острой и ясной, единственное, что казалось реальным в этом безумии.

«Неважно».

Дверь мастерской захлопнулась за ним с металлическим звоном.

Праксиград встретил его привычным гулом и смогом, но сегодня город казался чужим. Воздух, обычно незаметный, теперь обжигал лёгкие. Запах гари, машинного масла и человеческого пота смешался в какую-то отвратительную смесь, от которой першило в горле.

Инвар спустился по служебной лестнице, избегая людных галерей. Его маршрут вёл в Пыльники – место, куда инженеры высшего ранга не заглядывали без вооружённого эскорта. Каждый шаг отдавался странной тяжестью в ногах, будто он шёл по дну океана.

Переход между ярусами был узким, задымлённым. Стены покрывала липкая плёнка конденсата, смешанного с копотью. Где-то капала вода, её ритмичные удары по металлу звучали как отсчёт времени. Здесь, в полутьме, ютились те, чей «коэффициент полезности» не дотягивал до стандартов Механезии – старики с пустыми глазами, женщины с младенцами, завернутыми в грязные тряпки, калеки с самодельными протезами.

Инвар шёл, прижимаясь к стенам, стараясь не привлекать внимания. Его сюртук, даже скрытый плащом, выделялся среди серых лохмотьев обитателей Пыльников. Он чувствовал на себе взгляды – не любопытные, а голодные, оценивающие. Рука непроизвольно потянулась к парогенератору.

«Где она?»

Его взгляд скользил по тёмным фигурам, прячущимся в нишах. Вдруг – шорох слева. Что-то маленькое и проворное метнулось в тени.

– Инвар?

Голос был шёпотом, но он узнал его сразу. Цира. Девушка выскользнула из тени, её механическая рука мерцала в тусклом свете редких фонарей. Сегодня она выглядела особенно взвинченной – глаза блестели лихорадочно, а в уголках губ застыла нервная ухмылка.

– Ты… знаешь? – он не закончил, но её ухмылка стала шире. В ней было что-то хищное.

– Она с тобой?

Цира кивнула в сторону узкого прохода между трубами. Её механические пальцы беспокойно постукивали по бедру, издавая тихие щелчки.

– Спрятала в старом вентиляционном тоннеле. Гончие уже близко, но пока не нашли, – она сделала паузу, изучая его лицо. – Хотя… она странная. Говорит, что её мир умирает. И что ты – её якорь.

Инвар почувствовал, как по спине пробежал холодок. Где-то глубоко внутри что-то ёкнуло, будто шестерёнка, наконец вставшая на своё место.

– Отведи меня к ней.

Цира провела его через лабиринт переулков. Стены здесь были покрыты граффити – не обычными похабными рисунками, а странными символами, напоминающими то ли уравнения, то ли магические знаки. Сопротивление – те самые безумцы, которые верили в существование магии и видели сны.

Наконец они остановились перед заваленным мусором люком. Цира огляделась, затем резко дёрнула головой:

– Внизу. Будь осторожен… – её голос неожиданно смягчился. – Она напугана.