Миксовый сборник произведений

И снова мы танцуем, снова поём под любимые песни, снова тонем в объятиях друг друга. Твои поцелуи продолжают исцелять, а моя любовь к тебе становится только сильнее. Мы – как два безумца, решивших бросить вызов всему миру, и единственное, что имеет значение – это наше чувство, которое сжигает все преграды на своём пути.

В этом пожаре любви мы нашли своё спасение, свою эвакуацию от серой реальности. И пусть весь мир говорит, что мы сошли с ума – нам всё равно. Ведь только здесь, в этом пламени, мы наконец-то чувствуем себя живыми.

За тысячу километров

Каждое утро начинается одинаково: чашка горячего чая на кухне и мысли о тебе. Вечером, когда город засыпает, я выхожу на прогулку с собакой, и в голове крутятся те же мысли. Будь ты рядом, я могла бы просто постучать в соседнюю дверь, когда грустно или когда радостно. Но между нами тысячи километров, и это расстояние кажется непреодолимым.

Помню, как мы познакомились – ты был для меня всем: и верным другом, и страстным любовником. Я чувствовала себя прекрасной розой, раскрывающейся навстречу солнцу. Теперь я понимаю, что стала шиповником – колючим и неприступным, но всё так же жаждущим тепла. Ты бы увидел все мои несовершенства, если бы мы были рядом, но судьба распорядилась иначе.

Сколько раз я представляла, как было бы просто, если бы ты жил этажом выше. Не нужно было бы писать длинные письма и ждать ответа днями. Не нужно было бы считать километры между нами и гадать, думаешь ли ты обо мне так же часто, как я о тебе. Но реальность жестока – ты где-то там, за тысячи километров, а я здесь, в этом пустом городе.

Моё сердце, словно раскалённый уголь, горит в груди. Я готова была бы бросить всё и поехать к тебе на первом попавшемся товарном поезде, лишь бы быть рядом. Но мы оба знаем – это невозможно. И я молюсь, чтобы ты никогда не написал «Прощай», потому что знаю: если это случится, моё сердце взорвётся, как порох, и весь мир вокруг меня вспыхнет пламенем.

Жизнь течёт в железнодорожных магистралях, в этих бесконечных путях, связывающих города и судьбы. И я продолжаю надеяться, что однажды расстояние перестанет быть преградой. Что так будет лучше – я не знаю, но отчаянно верю в это. Потому что любить на расстоянии – это как держать в руках огонь: больно, но невозможно отпустить.

Как же просто бы было нам… Просто жить по соседству, просто видеть друг друга каждый день, просто быть вместе. Но, возможно, именно эта сложность делает нашу любовь особенной, а расстояние – лишь проверкой на прочность чувств.

Amore

Я часто думаю о том, как быстро летит время. Солнце светит ярко, а впереди расстилается длинная дорога, уводящая в неизвестность. Мы словно парим в темноте на крыльях мечты, чувствуя себя потерянными в этом удивительном мире. И хотя впереди нас ждёт возвращение домой, сейчас мы живём моментом, наслаждаясь каждой минутой.

Помню, как мы сидели на берегу, наблюдая за шумом городских улиц. Я открывал тебе свои тайны, делился самыми сокровенными мыслями и ночами. Ты была скупа на ответ, но я продолжал делиться, лишь бы ты слушала. «Только замолчи», – шептал я, желая раствориться в тишине момента.

Море стало моим свидетелем. Оно помнит всё: каждое прикосновение, каждый взгляд, каждое сказанное слово. Когда ты уезжаешь, я не могу спать – боль разлуки слишком остра. Говорят, время лечит, и я верю, что однажды разучусь целовать – разучусь чувствовать так остро. Но я знаю, что вернусь. Вернусь к морю, которое хранит наши секреты, и скажу ему: «Я остаюсь».

Сколько дней до нашей встречи? Кто из нас сможет разгадать эту мглу? Мысли разбегаются, как птицы в небе, уносясь за горизонт. В этом романтическом мире, где струна души звучит в унисон с морем, я продолжаю искать свой путь. На волнах надежды я освещаю свои чувства, стремясь навстречу своим грёзам, где снова найду то, что потерял.

И снова море – оно помнит всё. Помнит наши обещания, наши мечты, наши расставания. Уезжаешь – и пусть, я приму эту боль. Ведь однажды я вернусь, чтобы остаться. Остаться с морем, которое хранит память о нас, о наших чувствах, о нашей истории.

В поисках себя

Я часами стою перед зеркалом, разглядывая своё отражение. Это всё то же лицо, которое я вижу каждый день, но оно кажется чужим. Я примеряю чужие манеры, краду движения из социальных сетей, ношу одежду, которая, как мне кажется, должна меня преобразить. Словно маскарад, где я – единственная, кто не знает своих настоящих ролей.

В моей жизни всё тщательно спланировано: каждое слово, каждый жест. Я живу в постоянном страхе ошибиться, сделать что-то не так. Моё имя – не моё, оно принадлежит той версии себя, которую я создала для других. Я ношу чужие туфли, иду по чужой дороге, но что ещё мне остаётся? Как иначе выжить в этом мире, где каждый шаг должен быть безупречным?

Но есть момент, когда я чувствую себя свободной – когда танцую. Музыка проникает в кровь, и я забываю обо всех масках. В эти секунды я не думаю о том, что скажут другие, не боюсь быть собой. И тогда возникает вопрос: кто же видит настоящую меня? Того человека под слоями напускной уверенности и фальшивых улыбок?

Однажды я остановилась. Просто остановилась и глубоко вдохнула. Музыка продолжала играть, но уже не снаружи – она текла по моим венам. Я поняла, что больше не могу носить эти цепи. Не могу притворяться.

Я начала разрушать стены, которые сама же возвела. Танцевала сквозь стыд, вину и все те ожидания, которые на меня возлагали. И когда закрыла глаза, отпустив все страхи, наконец-то увидела. Увидела себя настоящую.

Теперь, когда я кружусь в танце, когда касаюсь земли, я вижу только себя. Больше нет нужды притворяться. Я создаю свою правду, живу свою жизнь. И наконец-то я вижу… вижу себя.

La-la, la la la…

(Наконец-то я)

Записки фронтового кота

Я, Василий, фронтовой кот, хочу рассказать свою историю о Великой Отечественной войне 1941—1945 годов.

В начале весны 1943 года я остался сиротой после бомбёжки в одной из сожжённых деревень. Маленький и голодный, я сидел у разбитого дома и мяукал, когда мимо проходила военная колонна. Старый солдат Трофимыч, участник Первой Мировой войны, сжалился надо мной и взял меня к себе.

Первые дни я боялся всего: новых людей, землянки, звуки войны. Забивался в углы после каждого приёма пищи и долго спал. Но постепенно привык к своим спасителям, особенно к Трофимычу. Он часто гладил меня и рассказывал о своей погибшей семье.

У меня появилась особая способность: я чувствовал приближение вражеских налётов и артобстрелов. За полчаса до атаки я начинал громко мяукать и царапать Трофимыча или первого попавшегося бойца. Много раз мои предупреждения спасали жизни солдат.

Однажды я даже спас жизнь самому Трофимычу. Когда он должен был идти на опасное задание, я так сильно мяукал и царапал его, что ему пришлось пойти в санчасть из-за ран на лице. В итоге вместо него пошёл другой боец, которого позже убил фашистский снайпер.

К осени 1943 года обо мне знали уже в соседних частях. Связисты часто спрашивали: «Как там Василий? Что говорит? Когда немец предпримет атаку?»

Я прошёл с Трофимычем пол-Европы и даже побывал в Берлине. В мае 1945 года мы вместе вернулись домой, и я навсегда остался с моим спасителем.

Моя история – это история о том, как даже маленькое существо может внести свой вклад в великую победу, проявляя верность и преданность. Я никогда не забуду тех страшных дней и людей, которые стали моей второй семьёй.

Особенно запомнились мне холодные зимние ночи в окопах, когда я грелся у костра вместе с бойцами. Они часто делились со мной последним куском еды, а я отплачивал им своей верной службой. Помню, как однажды молодой лейтенант принёс мне банку тушёнки – я тогда впервые попробовал человеческое питание, и это стало началом моей дружбы с разведчиками.

Трофимыч часто рассказывал мне истории о своей молодости, о том, как воевал в Первую Мировую. Я слушал его, уютно устроившись на коленях, и мурлыкал в ответ. Для него я стал не просто питомцем – я был напоминанием о доме, о мирной жизни, которую мы все так сильно хотели вернуть.

В Берлине я чувствовал особую тревогу. Воздух там был пропитан страхом и смертью. Но я продолжал выполнять свой долг – предупреждал бойцов об опасности. Помню последний бой, когда мы штурмовали рейхстаг. Я сидел на плече у Трофимыча и видел, как развевается красное знамя над зданием.

После войны мы вернулись в родной полк Трофимыча. Я часто вспоминал своих боевых товарищей, которые не вернулись с заданий. Особенно молодого сержанта Петю, который всегда угощал меня молоком, и командира роты лейтенанта Ивана, который научил меня отличать наши самолёты от немецких.

Я прожил долгую жизнь, намного дольше своих собратьев. Трофимыч заботился обо мне до последних дней. Мы состарились вместе, и я часто думал о том, как повезло нам обоим найти друг друга в том страшном 1943 году.

Теперь, когда я пишу эти строки (да-да, у меня есть свои лапки-ручки и специальная машинка для котов), я хочу, чтобы люди помнили: даже в самые тёмные времена есть место для доброты и верности. И неважно, кто ты – человек или кот. Главное – оставаться верным своему долгу и тем, кого любишь.

P.S. А шрамы от моих когтей на лице Трофимыча стали его особой гордостью. Он часто говорил молодым солдатам: «Это не просто царапины – это знаки спасения и верности. И пусть они напоминают всем о том, что даже в самой страшной войне есть место для любви и преданности.»

Так закончилась моя фронтовая история. Я, Василий, кот-сигнальщик, горд тем, что смог внести свой маленький вклад в великую Победу. И я благодарен судьбе за встречу с Трофимычем – человеком, который стал мне настоящей семьёй.

После войны наша жизнь с Трофимычем сильно изменилась. Мы вернулись в его маленькую деревню, где он построил небольшой домик на краю леса. Я часто сидел на крыльце и наблюдал, как меняются времена года.

Трофимыч устроился работать в местную школу сторожем. Он часто рассказывал детям о войне, а я сидел у него на руках и мурлыкал, когда он вспоминал своих боевых товарищей. Дети всегда удивлялись, видя мои боевые шрамы – следы от осколков, полученных в Берлине.

Со временем я стал местной достопримечательностью. Люди приходили к нам домой, чтобы послушать мои «воспоминания». Особенно часто захаживали ветераны – они узнавали во мне старого друга и всегда приносили угощения.

У меня появилась своя «пенсия» – каждое утро я обходил все дворы в деревне, и люди обязательно оставляли для меня блюдце молока или кусочек колбасы. Я всегда помнил тех, кто делился со мной едой на фронте, и теперь старался отплатить добром за добро.

Трофимыч часто говорил, что я научил его главному – никогда не терять надежду, даже в самые тяжёлые времена. А я учился у него мудрости и терпению.

К концу жизни Трофимыч почти ослеп, но я всегда был рядом, чтобы вести его. Мои когти оставляли особые метки на стенах дома и тропинки в саду, по которым он мог передвигаться.

Он ушёл тихо, во сне, как и жил – с улыбкой на лице. А я остался охранять наш дом, рассказывая новым поколениям историю о войне, о верности и о том, как важно оставаться человеком даже в самые страшные времена.

Теперь, когда я уже совсем стар, я часто вспоминаю наши с Трофимычем приключения. Я вижу его улыбку, слышу его голос и чувствую, как он гладит меня своей шершавой ладонью. И хотя я знаю, что скоро встречусь с ним там, где нет войны и боли, я хочу, чтобы люди помнили – даже маленький кот может изменить ход истории, если будет верен своему долгу.

P.P.S. А на стене нашего дома до сих пор висит моя старая военная медаль «За отвагу». И хотя я уже не могу гордо носить её на шее, она напоминает всем, кто приходит в наш дом, о том, что война – это не только люди, но и те, кто был рядом с ними, деля все тяготы и опасности.

Так заканчивается моя история. Я, Василий, фронтовой кот, прожил долгую и достойную жизнь. И хотя мои глаза уже плохо видят, а лапы с трудом поднимаются, я знаю – моя миссия выполнена. Я помог сохранить память о тех страшных днях, о верности и о том, что даже в самые тёмные времена есть место для света и надежды.

На фронте я видел много удивительных людей. Особенно запомнился мне старшина Сидорчук – здоровенный украинец с рыжей бородой. Он всегда носил с собой кусок сала, которым иногда делился со мной. Когда начиналась бомбёжка, он кричал своим густым басом: «Не бойсь, котишка! Мы ещё повоюем!» И я действительно не боялся, когда он был рядом.

Однажды наша рота попала в окружение. Немцы методично обрабатывали наши позиции артиллерией. Я тогда впервые проявил свои способности – за 20 минут до артобстрела начал громко мяукать и прыгать на бойцов. Многие успели укрыться в блиндажах, и это спасло им жизнь.

Особенно тяжёлым выдался декабрь 1944 года. Мы наступали в Карпатах, по пояс в снегу. Трофимыч боялся, что я замёрзну, и постоянно прятал меня за пазухой. А я, несмотря на холод, продолжал выполнять свою работу – предупреждал о приближении немецких патрулей.

Помню, как однажды мы остановились на ночлег в заброшенной овчарне. Ночью я услышал, как кто-то крадётся снаружи. Мяукнул Трофимычу, и через минуту наши бойцы взяли в плен немецкого офицера с важными документами.

К концу войны я уже был настоящей легендой полка. Даже немецкие солдаты знали о «Katze Василий» и иногда кричали нам: «Рус, отдай кот!» на ломаном русском. А мы только смеялись в ответ и показывали им трофейные фотографии, где я сидел на трофейном немецком пулемёте.

В апреле 1945 года, когда мы уже были в Берлине, произошёл случай, который я никогда не забуду. Мы заняли позицию в разрушенном доме, и я, как обычно, предупредил бойцов о приближении немецкой атаки. Но в тот раз я чувствовал что-то особенное – сильное волнение. Оказалось, что немцы готовились к контратаке, бросив в бой последние силы.

Во время того боя я сидел на плече у Трофимыча и громко мяукал, когда слышал приближение немецких солдат. Мои предупреждения помогли нашим бойцам вовремя открывать огонь и отбивать атаки. А когда всё закончилось, я увидел, как над разрушенным городом поднимается солнце – такое яркое и чистое, словно знамение конца войны.

После Победы мы долго не могли покинуть Берлин. Нужно было помогать восстанавливать город, охранять важные объекты. И я, как верный помощник, продолжал свою службу – теперь уже в мирное время.

Помню, как однажды к нам в часть пришёл немецкий мальчик лет восьми. Он принёс мне блюдце молока и долго смотрел, как я пью. Я тогда подумал, что война действительно закончилась, раз даже дети перестали бояться.

В мае 1945 года, когда мы наконец-то получили приказ возвращаться домой, я чувствовал смешанные чувства. С одной стороны, радость от победы, с другой – грусть от того, что придётся расстаться с теми, кто стал мне настоящей семьёй.

Но я знал, что впереди нас ждёт новая жизнь. Жизнь без войны, где я смогу наконец-то спокойно спать по ночам, не боясь звуков бомбёжек и выстрелов. Жизнь, где я смогу просто быть котом – любимым питомцем старого солдата, который прошёл со мной пол-Европы.

И хотя впереди нас ждали новые испытания и трудности, я знал – мы справимся. Ведь главное уже было сделано – мы победили в этой страшной войне, и теперь можно было строить мирную жизнь.

Так заканчивался мой фронтовой путь. Путь, который я прошёл вместе с Трофимычем – человеком, который спас меня в том разрушенном доме весной 1943 года. И я был благодарен судьбе за каждую минуту, проведённую с ним, за каждую спасённую жизнь, за каждую победу, которую мы одержали вместе. Вот текст, разбитый по абзацам без изменений содержания:

Я, Василий, фронтовой кот, хочу рассказать свою историю о Великой Отечественной войне 1941—1945 годов.

В начале весны 1943 года я остался сиротой после бомбёжки в одной из сожжённых деревень. Маленький и голодный, я сидел у разбитого дома и мяукал, когда мимо проходила военная колонна. Старый солдат Трофимыч, участник Первой Мировой войны, сжалился надо мной и взял меня к себе.

Первые дни я боялся всего: новых людей, землянки, звуки войны. Забивался в углы после каждого приёма пищи и долго спал. Но постепенно привык к своим спасителям, особенно к Трофимычу. Он часто гладил меня и рассказывал о своей погибшей семье.

У меня появилась особая способность: я чувствовал приближение вражеских налётов и артобстрелов. За полчаса до атаки я начинал громко мяукать и царапать Трофимыча или первого попавшегося бойца. Много раз мои предупреждения спасали жизни солдат.

Однажды я даже спас жизнь самому Трофимычу. Когда он должен был идти на опасное задание, я так сильно мяукал и царапал его, что ему пришлось пойти в санчасть из-за ран на лице. В итоге вместо него пошёл другой боец, которого позже убил фашистский снайпер.

К осени 1943 года обо мне знали уже в соседних частях. Связисты часто спрашивали: «Как там Василий? Что говорит? Когда немец предпримет атаку?»

Я прошёл с Трофимычем пол-Европы и даже побывал в Берлине. В мае 1945 года мы вместе вернулись домой, и я навсегда остался с моим спасителем.

Моя история – это история о том, как даже маленькое существо может внести свой вклад в великую победу, проявляя верность и преданность. Я никогда не забуду тех страшных дней и людей, которые стали моей второй семьёй.

Особенно запомнились мне холодные зимние ночи в окопах, когда я грелся у костра вместе с бойцами. Они часто делились со мной последним куском еды, а я отплачивал им своей верной службой. Помню, как однажды молодой лейтенант принёс мне банку тушёнки – я тогда впервые попробовал человеческое питание, и это стало началом моей дружбы с разведчиками.

Трофимыч часто рассказывал мне истории о своей молодости, о том, как воевал в Первую Мировую. Я слушал его, уютно устроившись на коленях, и мурлыкал в ответ. Для него я стал не просто питомцем – я был напоминанием о доме, о мирной жизни, которую мы все так сильно хотели вернуть.

В Берлине я чувствовал особую тревогу. Воздух там был пропитан страхом и смертью. Но я продолжал выполнять свой долг – предупреждал бойцов об опасности. Помню последний бой, когда мы штурмовали рейхстаг. Я сидел на плече у Трофимыча и видел, как развевается красное знамя над зданием.

После войны мы вернулись в родной полк Трофимыча. Я часто вспоминал своих боевых товарищей, которые не вернулись с заданий. Особенно молодого сержанта Петю, который всегда угощал меня молоком, и командира роты лейтенанта Ивана, который научил меня отличать наши самолёты от немецких.

Я прожил долгую жизнь, намного дольше своих собратьев. Трофимыч заботился обо мне до последних дней. Мы состарились вместе, и я часто думал о том, как повезло нам обоим найти друг друга в том страшном 1943 году.

Теперь, когда я пишу эти строки (да-да, у меня есть свои лапки-ручки и специальная машинка для котов), я хочу, чтобы люди помнили: даже в самые тёмные времена есть место для доброты и верности. И неважно, кто ты – человек или кот. Главное – оставаться верным своему долгу и тем, кого любишь.

P.S. А шрамы от моих когтей на лице Трофимыча стали его особой гордостью. Он часто говорил молодым солдатам: «Это не просто царапины – это знаки спасения и верности. И пусть они напоминают всем о том, что даже в самой страшной войне есть место для любви и преданности.»

Так закончилась моя фронтовая история. Я, Василий, кот-сигнальщик, горд тем, что смог внести свой маленький вклад в великую Победу. И я благодарен судьбе за встречу с Трофимычем – человеком, который стал мне настоящей семьёй.

После войны наша жизнь с Трофимычем сильно изменилась. Мы вернулись в его маленькую деревню, где он построил небольшой домик на краю леса. Я часто сидел на крыльце и наблюдал, как меняются времена года.

Трофимыч устроился работать в местную школу сторожем. Он часто рассказывал детям о войне, а я сидел у него на руках и мурлыкал, когда он вспоминал своих боевых товарищей. Дети всегда удивлялись, видя мои боевые шрамы – следы от осколков, полученных в Берлине.

Со временем я стал местной достопримечательностью. Люди приходили к нам домой, чтобы послушать мои «воспоминания». Особенно часто захаживали ветераны – они узнавали во мне старого друга и всегда приносили угощения.

У меня появилась своя «пенсия» – каждое утро я обходил все дворы в деревне, и люди обязательно оставляли для меня блюдце молока или кусочек колбасы. Я всегда помнил тех, кто делился со мной едой на фронте, и теперь старался отплатить добром за добро.

Трофимыч часто говорил, что я научил его главному – никогда не терять надежду, даже в самые тяжёлые времена. А я учился у него мудрости и терпению.

К концу жизни Трофимыч почти ослеп, но я всегда был рядом, чтобы вести его. Мои когти оставляли особые метки на стенах дома и тропинки в саду, по которым он мог передвигаться.

Он ушёл тихо, во сне, как и жил – с улыбкой на лице. А я остался охранять наш дом, рассказывая новым поколениям историю о войне, о верности и о том, как важно оставаться человеком даже в самые страшные времена.

Теперь, когда я уже совсем стар, я часто вспоминаю наши с Трофимычем приключения. Я вижу его улыбку, слышу его голос и чувствую, как он гладит меня своей шершавой ладонью. И хотя я знаю, что скоро встречусь с ним там, где нет войны и боли, я хочу, чтобы люди помнили – даже маленький кот может изменить ход истории, если будет верен своему долгу.

P.P.S. А на стене нашего дома до сих пор висит моя старая военная медаль «За отвагу». И хотя я уже не могу гордо носить её на шее, она напоминает всем, кто приходит в наш дом, о том, что война – это не только люди, но и те, кто был рядом с ними, деля все тяготы и опасности.

Так заканчивается моя история. Я, Василий, фронтовой кот, прожил долгую и достойную жизнь. И хотя мои глаза уже плохо видят, а лапы с трудом поднимаются, я знаю – моя миссия выполнена. Я помог сохранить память о тех страшных днях, о верности и о том, что даже в самые тёмные времена есть место для света и надежды.

На фронте я видел много удивительных людей. Особенно запомнился мне старшина Сидорчук – здоровенный украинец с рыжей бородой. Он всегда носил с собой кусок сала, которым иногда делился со мной. Когда начиналась бомбёжка, он кричал своим густым басом: «Не бойсь, котишка! Мы ещё повоюем!» И я действительно не боялся, когда он был рядом.

Однажды наша рота попала в окружение. Немцы методично обрабатывали наши позиции артиллерией. Я тогда впервые проявил свои способности – за 20 минут до артобстрела начал громко мяукать и прыгать на бойцов. Многие успели укрыться в блиндажах, и это спасло им жизнь.

Особенно тяжёлым выдался декабрь 1944 года. Мы наступали в Карпатах, по пояс в снегу. Трофимыч боялся, что я замёрзну, и постоянно прятал меня за пазухой. А я, несмотря на холод, продолжал выполнять свою работу – предупреждал о приближении немецких патрулей.

Помню, как однажды мы остановились на ночлег в заброшенной овчарне. Ночью я услышал, как кто-то крадётся снаружи. Мяукнул Трофимычу, и через минуту наши бойцы взяли в плен немецкого офицера с важными документами.

К концу войны я уже был настоящей легендой полка. Даже немецкие солдаты знали о «Katze Василий» и иногда кричали нам: «Рус, отдай кот!» на ломаном русском. А мы только смеялись в ответ и показывали им трофейные фотографии, где я сидел на трофейном немецком пулемёте.

В апреле 1945 года, когда мы уже были в Берлине, произошёл случай, который я никогда не забуду. Мы заняли позицию в разрушенном доме, и я, как обычно, предупредил бойцов о приближении немецкой атаки. Но в тот раз я чувствовал что-то особенное – сильное волнение. Оказалось, что немцы готовились к контратаке, бросив в бой последние силы.

Во время того боя я сидел на плече у Трофимыча и громко мяукал, когда слышал приближение немецких солдат. Мои предупреждения помогли нашим бойцам вовремя открывать огонь и отбивать атаки. А когда всё закончилось, я увидел, как над разрушенным городом поднимается солнце – такое яркое и чистое, словно знамение конца войны.

После Победы мы долго не могли покинуть Берлин. Нужно было помогать восстанавливать город, охранять важные объекты. И я, как верный помощник, продолжал свою службу – теперь уже в мирное время.

Помню, как однажды к нам в часть пришёл немецкий мальчик лет восьми. Он принёс мне блюдце молока и долго смотрел, как я пью. Я тогда подумал, что война действительно закончилась, раз даже дети перестали бояться.