Опасные грани. Иллюзия выбора

Александр Соколов

Опасные грани. Иллюзия выбора

Пролог

На тёплом летнем ветру, в тени под пальмами пляжа премиального гостиничного комплекса в Мале, где вода казалась зеркалом для безоблачного неба, светловолосая красивая девушка, уютно расположившись в кресле, с планшетом в руках и бокалом мохито просматривала последние детали своей книги. На экране высвечивались строки, которые она так тщательно выверяла, до последней запятой, до последнего слова.

«Опасные грани. Иллюзия выбора» … Эта книга была не просто её творением. Это было признанием, попыткой разобраться в том, что было, и понять, что стало. История, которая оставила след в её жизни. Строки на экране не были просто частью текста. Они были частью её самой. И она снова ловила себя на мысли, что этот путь не был бы пройден без них.

– Я посвящаю эту книгу вам, – прошептала она вслух, оглядывая страницы, полные событий, которые были частью её судьбы.

– Людям, которых я искренне любила, люблю и буду любить всегда. Тем, кто научил меня верить в силу воли и в силу бескрайней любви. Она отпила глоток мохито, улыбаясь, потому что память вновь перенесла её туда, в те моменты, когда всё начиналось.

Картинки прошлого и воспоминания из их рассказов всплывали в её мыслях, словно эпизоды сериала, череда разных событий, которые привели к неожиданным последствиям. Момент, когда он понял, что терять уже нечего. Всё, что оставалось – это идти до конца.

И вот теперь, спустя столько лет, всё изменилось, но кое-что осталось неизменным. Она, как всегда, гордилась ими и тем, что верит в людей, в силу духа и в любовь, которая иногда переворачивала всё с ног на голову. Жизнь, которая, казалось бы, дала им слишком много испытаний, в какой-то момент преподнесла подарок. Подарок в виде её самой. И она теперь точно знала: что всё было не зря.

Она развернула планшет и продолжила работу над эпилогом, ещё раз перечитывая последнюю фразу, которая все эти годы вертелась в её голове:

“С тобой я обрёл любовь бескрайнюю”. Этот момент был не случайным. Это было признание, которое, несмотря на тяжёлые испытания, смогло победить всё. И когда они вновь воссоединились она знала, что их любовь, по-настоящему искренняя без остатка, и является бесконечной.

Глава1. Предложение

Чёрный самолёт «Black Jet» скользил в небе как тень роскоши и свободы. До приземления в Внуково-3 оставался всего час, но я уже скучал по этой поездке. За последние три недели мы с Кристиной побывали на трёх континентах – Восток, Африка, Индийский океан. Турция подарила нам рассветы над Каппадокией, когда мы парили на воздушном шаре, будто отрывались не только от земли, но и от всего, что мешает жить настоящим. Руанда, Ботсвана, Замбия, Зимбабве – имена, которые раньше звучали для меня как экзотика из фильмов, теперь стали воспоминаниями, которые невозможно забыть. Фото-сафари, шум водопада Виктория, сплав по могучей реке Замбези – всё это слилось в одну масштабную, кинематографичную ленту, где я был главным героем, а она – смыслом всего сюжета.

Кристина тихо спала в кресле рядом. В мягком свете салона её лицо казалось почти безмятежным, как после глубокого счастья. Её тёмные волосы чуть прикрывали щёку, длинные ресницы дрожали во сне. Она младше меня на пятнадцать лет, но не было ни дня, чтобы я чувствовал этот возрастной разрыв. Наоборот – она будто заряжала меня энергией, своей страстью к жизни, своей непосредственностью. В свои тридцать она выглядела как королева красоты – стройная, с точёной фигурой, сексуальная до боли, до желания, которое во мне никогда не утихало.

Я закрыл глаза и вновь увидел тот вечер 27 декабря на Мальдивах. Мы ужинали в уютном прекрасном кафе на пляже, под бархатным небом, где звёзды отражались в её глазах. Я сел за рояль и наигрывая мелодию спел ей песню. Не просто песню – песню, которую я написал для неё.

«Твоя улыбка- как свет. Заряжает меня вновь

С тобой я нахожу ответ. На вопрос что такое любовь

Ты моя звезда в ночи. Моя путеводная мечта

С тобой легко летим. Тепло твоё – это судьба

Твои глаза как океан. В их глубине хочу тонуть

С тобою каждый новый план. Мы вместе сможем всё провернуть

Ты каждое утро – мой рассвет. Ты каждый вечер – мой закат

С тобой мне не страшен дедлайн. И верь. В сердце ты всегда мой лучший клад

Любимая моя неповторимая

Самая милая ты моя родная

Самая красивая моя единственная

С тобой я обрёл любовь бескрайнюю…»

Это был мой способ сказать всё, что я не мог выразить словами.

«С тобой я обрёл любовь бескрайнюю. Ты – всё, что у меня есть, Кристина. Я буду с тобой до конца».

Её губы дрогнули. А когда я опустился на одно колено, вручив кольцо с изумрудом, она не сказала ни слова. Только слёзы. Только «да» в её глазах, в каждом дрожащем вдохе.

Эта ночь осталась со мной навсегда. Мы не могли насытиться друг другом. Её тело – тонкое, желанное, живое – отзывалось на каждое моё прикосновение. Мы слились в одну историю, в одно дыхание, в один жар, который не гас до самого рассвета. Я любил её. Не просто физически – всем, что у меня было внутри.

И теперь, возвращаясь домой, я знал – что бы ни случилось, я уже никогда не буду прежним. Когда мы взлетали, Кристина взяла меня за руку и прошептала:

– Я не могу и не хочу жить без тебя…

Я тогда ничего не ответил. Только поцеловал её ладонь. Потому что в груди у меня пульсировало одно – чувство, которое сильнее страха, сильнее времени, сильнее даже самого меня. Любовь.

Земля под нами приближалась. В иллюминаторе раскинулась вечерняя Москва – бесконечные огни, как миллионы глаз, наблюдали за нами с холодным равнодушием большого города. Внуково-3 встречал как всегда – чёрные «Майбахи», телохранители, деловые лица. Город ждал меня, мой бизнес ждал, партнёры, встречи, совещания, бумаги, стройки. Но я больше не был тем Алексом, который вылетал отсюда три недели назад.

Кристина проснулась за минуту до посадки, расправила волосы, бросила на меня взгляд – тёплый, чуть сонный.

– Мы дома? – спросила она, потянувшись как кошка.

– Мы возвращаемся. Дом – это ты, – сказал я, и она улыбнулась. Та самая улыбка, от которой у меня внутри всё до сих пор сжимается.

На трапе нас встретили мои люди. Я привычно кивнул, обнял Кристину за талию. Она держалась близко, будто инстинктивно чувствовала, что теперь всё будет по-другому. Отельный роман закончился. Началась новая реальность.

В моём пентхаусе на Кутузовском всё было безупречно, как и всегда. Только теперь в этой строгости и безупречности появилась она, её платья, её духи, её туфли у дверей. Она наполнила мой холодный стерильный мир жизнью, которой мне отчаянно не хватало.

Мы не афишировали помолвку. Я понимал, что не все будут рады. Кристина никогда не стремилась быть частью моего делового мира. Она художница, музыкант, писатель, дизайнер, мечтатель. Для неё статус не имел такого значения, как эмоции, чувства, искренность. А для многих в моей жизни искренность давно была роскошью, которую никто себе не позволял.

Первые недели после возвращения были как медовый месяц в реальности. Мы просыпались вместе, я по утрам готовил ей кофе и кабачковые оладьи на завтрак, она рисовала в моей футболке. Мы смеялись. Мы молчали. Мы жили.

Но потом реальность начала стучаться в дверь. Сперва тихо.

– Александр Владимирович, нам нужно согласовать сроки по "Сколково Плюс", – звонил заместитель Денис

– Алекс, что ты задумал с этой девушкой? – недовольно спросил безопасник Сергей, за обедом в «Белуге».

– Ты серьёзно собираешься на ней жениться? В твоём положении – это опасно. Мы в тендер на "Остров Рублёво Эстет" входим. Нам сейчас нужна предсказуемость, а не буря в личной жизни.

Я слушал и молчал. Не потому, что соглашался – просто не хотел говорить о ней в этих кабинетных терминах.

А вечером Кристина стояла на балконе, укрытая моим пальто, и смотрела вдаль.

– Ты изменился, – сказала она. – Ты стал… другим. Снова напряжённым. Далёким.

– Это Москва. «Здесь по-другому нельзя», – сказал я, подойдя ближе и обняв её сзади.

– А я хочу быть в твоём мире, а не на его обочине. Я не тень. Не красивая деталь интерьера.

Я обнял её крепче. Не знал, что сказать. Потому что она была права.

Я любил её – больше жизни. Но я не знал, как быть с ней здесь. Среди давления, звонков, контрактов и мужчин в дорогих костюмах, которые измеряли всё только в процентах и рисках.

Я стоял на грани. Между любовью и реальностью. На грани между тем, кем я стал… и тем, кем хотел быть рядом с ней.

Когда трещины появляются в бетоне – это почти незаметно. Сначала hairline – тонкие, как волос. Их можно игнорировать, замазывать, пока не станет поздно. В отношениях всё так же. Мы с Кристиной начали трескаться. Молча, осторожно, медленно.

На третий день после совета директоров, где я поставил под сомнение стратегию главного инвестора по "Москва-Сити II", он вызвал меня в офис.

– Алекс, будь разумен. Ты со своей любовью сходишь с ума. Эта девочка тебя не стоит и вообще изменяет тебе. Серьёзно. У меня есть такая информация.

Я только посмотрел на него. Холодно. Спокойно. Внутри – буря.

– Ты перешёл границу, – сказал я, встал и ушёл.

На парковке я сидел в машине с выключенным двигателем. Руки дрожали. Я не верил. Не мог поверить. Но его слова застряли как заноза. Даже если они были ложью – яд уже попал в кровь.

Вечером дома я смотрел на Кристину. Она сидела за ноутбуком, рисовала проект логотипа для какой-то галереи. В её мире всё было иначе – светлее, свободнее. Я любил в ней эту чистоту, но именно она же начинала раздражать. Моя усталость, давление, недоверие – как будто внутри меня кто-то начал саботаж.

– У тебя сегодня был кто-то? – спросил я резко. Сам не понял, зачем.

Она оторвала взгляд от экрана, медленно. В её глазах – удивление, потом боль. Потом обида.

– Что ты сейчас сказал? Ты от своей ревности уже совсем поехал!

Я не ответил. Сел напротив. Молчал. Ждал. Она медленно встала, ушла в спальню и захлопнула за собой дверь.

В ту ночь мы не говорили. Я уснул на диване. Слишком гордый, чтобы извиниться. Слишком уставший, чтобы бороться.

Утром она ушла раньше меня. На кухне – записка:

«Я не знаю, что с тобой происходит, Алекс. Но это не то, ради чего я сказала "да". Если ты не вернёшь себя – нас тоже не будет».

Я смотрел на эти строчки и чувствовал, как что-то внутри меня сжимается в кулак.

Я, который выигрывал тендеры на миллиарды, спасал бизнес от кризиса, выстраивал империю из стекла и бетона – не мог удержать одну женщину, девочку. Самую дорогую. Самую родную.

Я хотел бежать к ней. Обнять. Объяснить. Сказать, что я боюсь. Не её. Себя. Любви. Зависимости. Уязвимости. Но я поехал в офис. Потому что был понедельник. Потому что моя инвестиционная группа компаний “Основа” не ждёт.

Глава 2. Близость

Иногда мне кажется, что я мог бы строить мосты между мирами, если бы только знал, как правильно укладывать слова. Но сегодня утром – всё пошло наперекосяк.

Кристина… Она не сказала ни слова на прощание. Просто написав записку

Вчера вечером я позволил себе слабость.

Сейчас я сижу в переговорной. Десять человек вокруг – топы, аналитики, юристы. Вокруг них Excel-таблицы, презентации, цифры, слова о «выходе на новый рынок» и «оптимизации портфеля». А у меня перед глазами – только она.

Я пишу ей через мессенджер:

08:43

Крис, малышка. Прости за вчерашнее. Я просто… не вынес мысли, что могу тебя потерять.

08:47

Я тебя не предавала. Ни мыслью, ни поступком. Никогда.

08:49

Я знаю. Просто страх сильнее разума иногда.

08:52

Недоверие сильнее любви?

08:55

Нет. Но оно способно её разрушить. Я не хочу этого. Давай поговорим? Вечером. Ужин. Только мы.

08:56

где?

08:57

«Зимний сад». 20:00. Я забронирую столик. Прошу, приходи.

Она не ответила сразу. Я всё совещание держал телефон в руке. Казалось, что даже сердце синхронизировалось с уведомлениями.

09:51

Хорошо.

К вечеру я выбрал тёмно-синюю рубашку, которую она мне подарила. Снег падал медленно, как в замедленной съёмке – зима не хотела уходить слишком рано.

Кристина пришла вовремя. Без макияжа. Уставшая, но невероятно красивая.

– Привет, – сказал я, вставая навстречу.

Она кивнула. В глазах – усталость и что-то ещё.

Когда принесли вино, она взяла бокал и сказала тихо:

– Я была неправа, что ушла утром без слов. Но ты… Ты ударил туда, где болит. Я не умею быть сильной, когда меня подозревают.

Я молчал, слушал.

– Когда мне было десять, мои родители разбились на трассе, – сказала она. – Я осталась с тёткой, которая пила и орала ночами. Спала я в чулане, ела, когда находила что-то на кухне. После интерната – только работа, и всё сама. Ни одного «я горжусь тобой», ни одного объятия по-настоящему. Только ты… ты стал для меня чем-то настоящим. Ближе всех.

Я дотронулся до её руки.

– Я дурак. Прости. Я не отпущу тебя больше ни на шаг.

– Я хочу от тебя дочь, Алекс, – сказала она вдруг. – Маленькую девочку, похожую на тебя и меня. Чтобы она никогда не чувствовала себя одинокой.

Я смотрел в её глаза – и понимал: я тоже этого хочу. Дом, дочь, тёплый свет в окнах. Всё с ней.

– Да, – прошептал я. – и я хочу.

Лифт остановился с лёгким толчком. Её глаза встретились с моими – темно-зелёные, сияющие предвкушением. Всё, что происходило раньше в этом вечере – смех, лёгкие прикосновения, взгляды, задержанные чуть дольше обычного – подступило к пределу. Я обнял её за талию, притянул ближе, и мы почти одновременно потянулись друг к другу.

Поцелуй был стремительным, жадным. Как будто мы оба слишком долго этого ждали. Стены лифта отразили наш жаркий вдох, звук приглушённого стона. Её пальцы скользнули по моей шее, зацепились за ворот рубашки.

Когда двери распахнулись, мы, не отрываясь друг от друга, вышли в сторону квартиры. Я помню, как она возилась с ключами, смеясь, пока я целовал её в шею. В прихожей я резко прижал её к стене лицом, и, не говоря ни слова, почувствовал, как она выгнулась ко мне навстречу. Всё произошло быстро, почти на грани – инстинктивно, остро, как вспышка. Она была вся моя, здесь и сейчас.

В спальне мы уже совсем не сдерживали себя. Свет приглушённый, только лунный отблеск через полупрозрачные шторы. Её кожа в этом свете казалась ещё более тёплой, почти светящейся. Мы двигались без слов, чувствуя друг друга на каком-то интуитивном уровне. Каждое прикосновение, каждый поворот тела был продолжением мысли, которую не нужно произносить.

Ночь стала бесконечностью. Мы терялись друг в друге, меняли ритм, позы, и снова находили взгляд, дыхание, ту точку соприкосновения, где не существовало ничего, кроме нас двоих.

Я целовал её тело медленно, жадно, словно впервые. Руки изучали каждый изгиб, каждая её реакция была как музыка. Она то стонала тихо, сдержанно, пытаясь не дать чувствам выплеснуться наружу то кричала громко словно ей больно.

Мы любили друг друга долго, в темноте, без слов. После она прижалась ко мне, положив голову мне на грудь. Впервые за долгое время я чувствовал не просто влечение – я чувствовал дом.

Мы лежали, сплетённые телами, но тишина между нами была не пустой – она дышала. С каждым вздохом Кристины я чувствовал, как она мягко растворяется в этой ночи, как открывается не только телом, но и сердцем.

Она провела пальцами по моему плечу.

– Ты ведь не просто испугался, да? Ты правда подумал, что я могла?

Я выдохнул. Тяжело.

– Не то, чтобы я верил в это. Но сомнение… оно как яд. Его капля способна отравить всё.

Она повернулась ко мне лицом. Её пальцы остановились у моей ключицы, как будто она искала точку, в которую могла бы вложить тепло.

– Мне всю жизнь приходилось доказывать, что я достойна любви. Ещё до того, как научилась любить сама. – Она усмехнулась криво.

– В детдоме никто не говорил: «Ты хорошая». Там только кричали, когда ты плачешь по ночам. Или молчали, когда ты ждёшь, что кто-то приедет за тобой.

– Крис… – Я прижал её к себе крепче.

– Прости, что я стал ещё одним, кто заставил тебя это вспоминать.

– Нет. Наоборот. Я… Я никогда никому не рассказывала об этом. Ни один мужчина не знал. Никто не спрашивал. Они хотели красивую картинку. А ты… – она улыбнулась и уткнулась лбом мне в грудь. – Ты захотел правду. Даже если она некрасивая.

Я погладил её по волосам.

– Я хочу тебя – настоящую. Не ту, что улыбается для других. Не ту, что держится. А ту, которая боится ночью. Которая плачет. Которая устала быть сильной.

Она тихо всхлипнула. Это был не плач, нет. Это был выдох боли, которую она носила годами, не зная, можно ли её выпустить наружу.

– Ты мой человек, Алекс. У меня больше никого нет. Ни родни, ни прошлого. Только ты. Только здесь и сейчас.

Я взял её за руку, переплёл пальцы.

– Ты моя основа, Кристина. Без тебя всё, что я строю, теряет смысл.

Она подняла взгляд, полные глаза слёз, но в них впервые за долгое время было спокойствие.

– А если у нас будет девочка? – прошептала она.

– Я хочу, чтобы она знала, что её любят. С самого первого взгляда. Чтобы она росла в доме, где тепло, где ей не страшно.

Я накрыл её ладонь своей.

– Она будет знать. Мы сделаем для неё всё. И для себя тоже. Ты никогда больше не будешь одна. Ни в этом доме. Ни в этой жизни.

Ночь прошла, как одно дыхание. Мы не говорили больше, не нужно было слов. Я просто держал её. И чувствовал – именно так и выглядит любовь: не громко, не страстно, а тихо. Постоянно. Надёжно. Навсегда.

Утром я вышел из душа. Чемодан ждал у входа. Кристина стояла на кухне, заваривая кофе.

– Ты улетаешь? – спросила она, не оборачиваясь.

– На два дня. Франкфурт. Вернусь в пятницу.

Она подошла, поправила мне воротник.

– Только вернись, хорошо?

– Я всегда возвращаюсь к тебе, – сказал я, целуя её в висок.

Я закрыл за собой дверь – и весь путь до машины думал только о том, как скоро смогу снова обнять её.

Глава 3. На углу

Я смотрю в окно отеля. Закат окрашивает стеклянные небоскрёбы Франкфурта в медный цвет, и всё это должно бы казаться мне интересным, даже красивым, если бы не одно: я здесь, а она – дома.

Кристина.

Два дня – всего-то. Но кажется, будто выдрали кусок из сердца и оставили его где-то между её ладонями, тёплыми, маленькими, такими родными.

Я проверяю телефон. Её сообщение:

«Ты как там? Уже устал, мой! Я скучаю… ♥»

Пальцы сами печатают:

«Устал не от города, а от того, что не рядом с тобой. Хочу домой. Хочу к тебе.»

Я слышу, как она смеётся, хотя всего лишь читаю ответ:

«Ты мой сладкий. А я хочу, чтобы ты держал меня за талию и говорил, что всё будет хорошо.»

Чёрт, да я бы купил билет на ближайший рейс прямо сейчас, если бы мог улететь.

Мы пишем друг другу обо всём. Смешное, важное, глупое. Она спросила сегодня:

«А как ты себе представляешь наш дом?»

Я ответил:

«Тёплый. Светлый. Чтобы пахло тобой и кофе. Чтобы собака встречала у двери. Чтобы кошка спала у окна. И чтобы ты – всегда была рядом.»

Она написала:

«А ребёнок?»

Я не сразу ответил. Просто смотрел на экран. Представлял её с животиком, как она гладит его, как улыбается сквозь слёзы, как я касаюсь будущего через её кожу.

«Я хочу, чтобы он или она были похожи на тебя. Чтобы смеялись, как ты. И смотрели на мир с тем же светом в глазах.»

Кристина молчит минуту. А потом:

«Знаешь… Я тоже так хочу.»

И это было всё. Мне больше ничего не нужно было от этого вечера. Ни видов, ни встреч, ни пива с коллегами в баре. Только это сообщение. Только она.

Иногда думаю: почему раньше я не чувствовал этого? Почему любовь казалась чем-то расплывчатым, киношным? А теперь – вот она. В словах. В дыхании между строк. В том, как она шлёт фото своей руки и пишет: «Жду твою рядом».

Я перечитываю наши сообщения перед сном. Как ребёнок – любимую сказку. Не потому, что забыл, а потому что хочется снова и снова.

Два дня без неё. Завтра вечером вернусь. Обниму. Не отпущу. И, может быть, мы поговорим ещё раз – о собаке, кошке, ребёнке и доме, в котором всегда будет гореть свет. Потому что в нём – она.

Самолёт приземлился чуть раньше расписания, но мне казалось, что он летел вечность. Каждый час, каждый взгляд на часы – это было как затянутая пауза между вдохом и выдохом. Пока не увижу её – не дышу.

Я выхожу из терминала, и меня встречает не как всегда водитель с охраной сквозь поток лиц, чемоданов, чужих встреч. У меня сегодня – своя встреча. Своя жизнь. Стоит только её увидеть.

И вот – она.

Кристина.

Стоит чуть в стороне, в длинном пальто, шарф аккуратно закручен вокруг шеи, глаза ищут. И когда она замечает меня – всё вокруг исчезает. Только она и её улыбка. Такая, от которой хочется остановить время.

Я бросаю сумку и иду к ней. Нет – бегу. Она смеётся, открывает руки, и я прячу в них два дня одиночества, все разговоры по переписке, все сны без неё.

Мы стоим в объятиях, не двигаясь, пока мир мчится мимо.

– Ты пахнешь чужим городом, – шепчет она в грудь.

– Сейчас вытру . Обними сильнее.

Она поднимает голову:

– Дом по тебе скучал.

– Я тоже. Я скучал по нам.

Её глаза блестят. Я целую в висок, в лоб, в нос, в губы. Просто чтобы убедиться – она настоящая.

В такси мы держимся за руки. Она рассказывает, что кошка (которая пока только в планах) «воображаемо» сбросила цветок с подоконника, а наш «будущий пёс» ночью выл. Я смеюсь. Мы уже живём в доме, которого ещё нет. Но он строится – в разговорах, в планах, в нас.

– А ребёнок? – спрашивает она тихо, будто боится спугнуть мысль.

Я поворачиваюсь к ней:

– Станет реальнее, чем Франкфурт.

Она улыбается. Нежно. Глубоко. Как будто знала ответ заранее, но хотела услышать.

Дома всё по-другому. Я вешаю пальто, ставлю чемодан, но вещи – это просто вещи. Главное – воздух. Он теперь пахнет ею. И теперь – мною. Вместе.

На кухне уже заварен чай. У нас он всегда много его разного – как мы любим. В комнате тихо играет музыка. Она приносит плед, я ложусь рядом, обнимаю.

И чувствую, как сердце замедляется. Как возвращается дыхание.

Я проснулся раньше Кристины. Она, как всегда, раскинулась поперёк кровати, словно пыталась обнять весь мир. Или хотя бы отжать у меня одеяло. Я полюбовался ею пару минут, прежде чем осторожно вылезти из постели. Я сходил в душ и вернулся к ней. Сквозь полуприкрытые шторы пробивался мягкий свет. Утро ещё только набирало силу, и тишина была почти осязаемой. Она лежала рядом, дыхание её ровное, спокойное. Моя рука, лежащая на её талии, ощущала её тёплую кожу

Я чуть-чуть придвинулся ближе, вдохнув аромат её волос – смесь её запаха и утренней свежести. Она почувствовала движение, улыбнулась сквозь сон и, не открывая глаз, потянулась ко мне, касаясь пальцами моей груди. В этом прикосновении было всё: доверие, нежность, покой. Мы никуда не торопились. Время будто застыло. И наше утро не нуждалось в словах – только в дыхании, взглядах, в лёгких прикосновениях, в тишине, наполненной чувственностью. Это была близость, рожденная не страстью, а глубокой связью. И от этого – ещё более настоящая.

Я медленно провёл пальцами по её бедру, не спеша, как будто перечитывал что-то важное.

Её тело откликнулось – лёгким движением, вздохом, полуулыбкой. Она прижалась ещё ближе, животом к моему бедру, грудью к плечу. Я почувствовал, как она мягко касается моих бёдер коленом. Всё происходило медленно, без суеты, в ритме спокойного дыхания.

Я прикоснулся губами к её шее, вдохнул аромат кожи – тёплой, на вкус чуть солёной от сна. Касался губами – подбородка, ключицы, плеча, груди, плавно опускаясь ниже. Она выгнулась навстречу, и её пальцы скользнули по моей спине. Молчание не было неловким – оно было насыщенным. В нем говорили наши тела.

Наше утро начиналось не с будильника, не со слов, а с движений, желания быть ближе, дольше, глубже – ещё немного остаться в этом замедленном времени, где существовало только прикосновение, тепло и любовь

– Утро уже? – прошептала она, будто играя.

– Началось, – ответил я, целуя её живот, нежно спускаясь ниже и чувствуя, как её бёдра медленно раскрываются мне навстречу. Она обвила меня ногами, притягивая ближе, не пряча ни звуков, ни желания. Через мгновение она протяжно вздохнула, впиваясь пальцами рук мне в спину.

Я поднялся выше и сливаясь с ней в поцелуе сделал движение на встречу