Полная версия
Столетний грех
Ена Вольховская
Столетний грех
Глава 1
Вой
Осень была ранняя. Холодная. Голодная. Зверье дикое из лесу лезло, да так нагло, что и не отбиться иной раз! А посему люд деревенский, даже самый несуеверный и бесстрашный, вечерами по домам сидел, носа на улицу не выказывая.
Вечер поздний, небо тучами затянуло, у всех соседей уж ставни закрыты, ни лучины, ни масла горящего не видать. Лишь в добротном доме на окраине села, что плотницкой семье принадлежал, окна светились.
В большой комнате, что с печью, собралось все семейство, и каждый после тяжелого трудового дня занимался своими делами. Под жужжание веретена, что плясало подле ног сосредоточенной матери, с деревянными лошадками игрались младшие дети, а отец семейства за столом вырезал им новую фигурку. Сидя на скамейке возле печи, задремала бабушка с кружкой чая в руках.
Старушка вдруг вздрогнула, будто что-то услыхав, и в эту же секунду ветер распахнул окно, мигом затушив масляную лампу и погрузив комнату в промозглый мрак. Взвизгнув, дети кинулись к матери, а отец, тихо ругнувшись, поспешил к окну. Едва он высунулся наружу, чтобы захлопнуть ставни, как из воя ветра четко выделился нечеловеческий, прибирающий до кости вопль. Мужчина резко закрыл ставни и отшатнулся от окна, незаметно перекрестившись, он зажег лампу и вернулся к столу, стараясь сделать вид, что ничего не произошло.
Но странный вопль, очевидно, услышал не только он. Вся семья встревоженно поглядывала на окно. Отложив прялку в сторону, мать прогнала детей к печи и, взволнованно посмотрев на входную дверь, подошла к мужу. Однако спросить она ничего не успела – заговорила, поднимаясь со скамьи, старуха:
– Тьфу! Вона чего соседский мальчонка слег! Говорила ж, к священнику сходить. А теперь все! Заберет его ведьма проклятая, чтоб ей пусто было! – ворчала она и шарилась по ящикам, доставая из них тоненькие свечи да сушенные ветки.
Муж с женой переглянулись. На лицах их явно читалось неверие, но мешать бабушке совершать освятительный обход по дому они не стали.
– Медведь, поди, в капкан попал, – прошептал муж, и жена неуверенно кивнула, провожая взглядом старуху, подкладывавшую сушеные ветки под порог, дабы отвести от дома зловредную нечисть.
Входная дверь вдруг распахнулась, и старуха, схватившись за сердце, резво отскочила назад, швыряя остатки веток перед собой. Однако не нечисть ломилась в дом. Внутрь вошла молодая девушка в стеганной куртке. С толикой удивления она посмотрела на бабушку и тихо проговорила:
– Меня можжевельником вы не прогоните…
За что тут же получила по руке от бабушки.
– Ну тебя, Таська! До смерти напугала!
Со смехом прикрывшись руками, старшая дочь Тася, отбежала в сторону, попутно снимая верхнюю одежду и оставаясь только в длинной синей рубахе, прикрывавшей темные штаны почти по колена.
– Так уж напугала! Будто не знали, что я корову загонять пошла, – фыркнула девушка, откидывая за спину тугую косу. – Сами-то чего учудили? Сидите, будто приведение увидели!
Мать подошла к дочери и, не зная, как начать, поправила ей волосы, выбившиеся из прически.
– Тася, ты, случайно…
– Видала ведьму? – высунулся младший брат с печи и с горящими любопытством глазами посмотрел на сестру. – Она так кричала, даже папа напугался!
Мужчина за столом закашлялся, но ничего не сказал, а Тася только насмешливо посмотрела на братьев и пожала плечами:
– Не видала, уж прости! В коровнике ведьм не водится, – с иронией ответила она, а мальчишка, показав ей язык, тут же скрылся в нише. – Да и какие ведьмы вообще? Сказки все это! Поди медведь в капкан попал, вот и воет. Зверье ж в этом году все к людям лезет, видать, совсем в лесу оголодали…
– Вот-вот, я им то же самое сказал, – пробурчал отец.
Бабушка, запирая дверь, покачала головой:
– Ничего вы не понимаете. Сколько лет уже этот крик предвещает чью-то смерть… Сто лет как померла, а все в покое нас не оставит!
Раздался удар кулаком по столу, и все домочадцы разом повернулись к нахмуренному отцу.
– Дети, спать! – грозно приказал отец, и мальчишки, явно заинтересованные в продолжении, обиженно слезли с печи и отправились в свою комнатушку. – А вы, мама, прекращайте, – почти шепотом, но с той же настойчивостью говорил он. – Сколько раз мы это обсуждали? Это просто легенда, прекратите запугивать детей…
Бабушка только отмахнулась от него и вернулась на скамейку. Разговор этот всегда сводился к одному и тому же, и спорить все порядком подустали.
– Дай боже, чтобы никто из нас ей не приглянулся и не пришлось тебе поминать мои слова, – вздохнула она и демонстративно отвернулась.
Взглянув на затихших взрослых, как на детей малых, не поделивших игрушку, Тася, долго не думая, решила, что и ей пора бы покинуть общую комнату. Не хватало еще под горячую руку попасть! Уже на лестнице, поднимаясь на второй этаж, она мельком глянула на бабушку и тут же отвернулась, ощутив укол стыда.
В лесную нечисть, духов и злобных ведьм девушка не верила. Как и добрая половина деревни, Тася давно нашла странным крикам объяснение получше. На каждый сомнительный вопль, разносившийся по округе, найдется и зверь, и подпитый сосед, и все это будет убедительнее, чем сказки о мстительной ведьме. Но вот бабушка в них верила и искренне пыталась защитить, предупредить своих близких. Еще в раннем детстве, когда Тася начала проситься с отцом в лес, бабушка поведала ей ту жуткую историю.
Историю, что тянулась за этой деревней уже целую сотню лет.
Бабушка рассказывала, что в те времена лес стоял гораздо дальше и там, где теперь тянулись в высь сосны, стояли дома и пролегали дороги. В те времена на окраине, прям на границе бора, стояла и старая лачуга, куда ни с того ни с сего заселилась одинокая молодая девица. Целыми днями она пропадала в чаще, особо никому не мешала, мало с кем близко зналась, но всякий раз, когда ноги несли ее в сторону деревни, там обязательно вскоре происходила беда. Да какая! Предсказанная девицей! Могла она просто посмотреть на человека и сказать, что болен он тяжко или вовсе помрет вскоре, и все! Сколь бы бодр ни был человек, обязательно сляжет, а там и похороны…
Быстро люди заподозрили неладное, но и просто так заявиться с обвинениями не могли. Отправили к ее дому охотника, чтоб тот проследил и, если найдет чего подозрительного, всем рассказал. Да вот только охотник не вернулся ни через день, ни через два. Нашли его тело, растерзанное волками, в лесу недалеко от лачуги девицы, и вопросы отпали – никогда дикое зверье так близко к селу не подходило, а значит кто-то их науськал.
Ждать следующих жертв в деревне не стали, тем же днем под началом местного священника несколько селян отправились к лесу. В ночи, когда свет внутри погас, заперли и двери, и окна и подожгли лачугу. До самого утра стояли там, пока ведьма внутри бесновалась, кричала и проклинала их, пытаясь выбраться из пылающего ада, а с восходом освятили еще не остывшее пепелище и вернулись в село с хорошими вестями.
Да вот только не конец это был истории, а самое ее начало.
Ровно через три дня священник скончался. Не выдержало сердце, как и предсказывала ведьма за несколько дней до своей гибели. Сначала значения этому не придали, пока его жена не увидела над свежей могилой обезображенный женский силуэт. Призрак, закрыв руками лицо, склонился над могильным холмом и то ли рыдал, то ли смеялся, и истаял только к утру.
Дальше хуже.
Из года в год над деревней проносился душераздирающий вой, плач невыносимой боли, и забирал с собой жизни. Всякий больной и раненный, что встречал белесую тень, рыдавшую у его дома, через несколько дней оставлял этот свет. Неделями она могла преследовать жертву, стенаниями сводя с ума несчастного. Ни молитвы, ни обереги не были способны отогнать злобную нечисть, и тому, кого она выбрала, оставалось лишь считать часы.
И вновь селяне направились к пристанищу ведьмы. В гневе и ужасе они готовы были сравнять обугленный остов с землей. Были среди них и те, кто пришел молить о пощаде, но что они могли противопоставить разъяренной толпе?
Подошли они к поросшему бурьяном двору и разом оробели. Никто не решался переступить порог, пока вдова священника, разозлившись на безвольных людей, не вышла вперед. Она подняла с земли камень и швырнула его в чудом уцелевшие запертые ставни, и, словно отвечая на вызов, открылась дверь, зазывая гостей внутрь. Толпа попятилась, оставив впереди лишь вдову, и, кто знает, может, лишь это спасло их.
Послышался шелест листвы, и в следующий миг, подобно змее, толстый стебель вьюна вцепился в ногу вдовы и с силой потащил ее в дом. Женщина успела лишь вскрикнуть, как дверь в лачугу вновь захлопнулась, навеки отрезая ее от мира. Ни один человек даже не дернулся, чтобы попытаться спасти ее. В оторопи они стояли, прислушиваясь к тошнотворным хлюпающим звукам и хрипам, доносившимся из глубин.
Не сразу они заметили шелест вокруг. Лишь крик мужчины, мигом вздернутого к кроне сосны, вернул людей в чувство.
Они бежали. От страха не помня себя и не различая близких, они мчали прочь, затаптывая тех, кому не посчастливилось замешкаться, а следом за ними непреступной стеной вырастала непролазная чаща, поглощавшая тела и дома, подобно оголодавшему зверю. В считанные минуты лес откусил от поселения целую половину. Однако многим селянам дома уже были не нужны…
Все прекратилось в одночасье. Остаток ночи выжившие провели в храме, в дали от леса, а после были вынуждены жить на этой земле дальше, ведь не многие могли позволить себе покинуть деревню. Они жили, смирившись с утратами, привыкнув к смертельному вою ведьмы, которую прозвали «Плакальщицей».
Впрочем, жертвы казались им не напрасными. С той поры все реже встречали злобного духа, и тем тише звучали ее стенания, чем дальше расстраивалась деревня от леса.
Тася поднялась на второй этаж и остановилась перед дверью, задумавшись. Конечно, бабушка рассказывала эту историю менее подробно, обычно ограничиваясь ведьмой, что обернулась злым духом, ведь ребенку кровавые детали знать ни к чему. Достаточно было того, что после такой сказочки Тася в лес проситься перестала. Разные подробности девушка услышала уже позже, от соседей да приезжих, что этой легендой интересовались. И картинка вырисовывалась столь противоречивая, что даже подростком Тася стала сомневаться в ее правдивости, а уж будучи солидной восемнадцатилетней дамой и вовсе относилась к этому, как к страшилке для детей.
Что бы ни случилось сто лет назад, концов уже не найти. Через сколько людей прошла эта история, сколько в нее от себя добавлено – лишь богу известно, да и он махнул бы уже рукой на этот клубок!
Отогнав неприятные мысли подальше, Тася проскочила в свою комнату и начала готовиться ко сну. Зажигать лампу она не стала – скромное убранство комнаты прекрасно освещала луна, серебром очерчивая контуры добротной кровати, платяного шкафа да маленького столика с лентами и заколками. Распутывая гребнем волосы, девушка поглядывала в окно, за которым все так же буйствовал ветер, трепля деревья и гоняя по ночному небу редкие облака.
А ведь если б не ветер, сегодня была бы такая дивная ночь!
Тася уж и не помнила, когда с начала осени последний раз видела звезды. Все небо вечно было затянуто тучами!
Ветер тихонечко загудел, задувая между рамами, и Тася, укутанная одеялом, с усмешкой приблизилась к окну. Уж не этот ли звук бабуля приняла за Плакальщицу? Опершись локтями на подоконник, девушка довольно зажмурилась и посмотрела на пухлеющий с каждой ночью месяц, смущенно прятавшийся за проплывавшими мимо облаками. Прикрыв глаза, она вновь отчетливо услышала тихий вой, вот только от окна совсем не дуло, как она решила сначала. С недоверием посмотрев на собственную руку, которой придерживала одеяло, она медленно перевела взгляд на улицу и тут же об этом пожалела.
Мимо их дома, будто вовсе не касаясь земли, плыл бледный силуэт и тихо хныкал, и плач этот подхватывал ветер, мигом разнося по округе. Не веря собственным глазам, Тася отошла в глубь комнаты и закрыла лицо руками.
Вдох. Выдох.
Резко хлопнула ставня, заставив девушку вздрогнуть всем телом и броситься к окну… за которым уже ничего не было. Призрака и след простыл, даже вдали не видать, будто просто подразнить заявился.
– Ерунда какая! – проворчала Тася, но ставни закрыла и, на всякий случай, мельком перекрестила окно.
Долго она проворочалась в постели в бесплодных попытках уснуть. Но стоило ей задремать, как перед глазами вновь и вновь вставал призрачный образ, а воображение охотно дорисовывало ужасающие детали изуродованного огнем тела. Она лежала в кровати, не отводя взгляда от полоски лунного света, сочившегося меж ставен, и была готова поклясться, что иногда видела, как за окном, на высоте второго этажа, что мелькало. Однако встать и посмотреть, что это могло быть, Тася так и не решилась. До самого рассвета она пролежала на месте, с опаской глядя на то и дело исчезавший луч.
С первыми же петухами, пока родня еще спала, злая и с больной головой, она подскочила с кровати и, быстро одевшись, пошла «управляться по хозяйству». Но не по делам побежала девушка. Выйдя за порог, Тася тут же рванула на другую сторону, куда выходило окно ее дома. В утреннем полумраке девушка едва не растянулась вдоль грядок, на повороте не заметив то ли корня, то ли коряги, торчавшей из земли, но, кажется, не обратила на это никакого внимания. В пару прыжков преодолев расстояние до дома, девушка стала внимательно вглядываться в окружение и вдруг нервно рассмеялась, приваливаясь к срубу.
Здесь ничегошеньки не было. Все ровно так же, как она оставила вчера.
Чтобы ненароком никого не разбудить и не привлечь к себе ненужное внимание, Тася прикрыла ладонью рот, продолжая тихо смеяться над собственной глупостью. Что она вообще здесь ожидала увидеть? Призрака с приглашением на чашку чая? Вспомнила бабушкины россказни, вот и привиделось!
Мгновенно успокоившись и будучи даже чуточку навеселе, Тася только покачала головой, не веря, что действительно побежала проверять наличие ведьмы на их заднем дворе. Пусть самочувствие после бессонной ночи ее подводило, настроение сильно улучшилось, и дальнейшее утро прошло в привычной суете.
Куры, корова, сонный пес на цепи – всех накормить, напоить, а еще неплохо было бы натаскать дров да сходить на рынок. Дел невпроворот, и почему-то именно в этот день Тася хотела сделать все сама. Особенно ее интересовал поход на рынок. Возвращаться в гнетущую атмосферу дома совсем не тянуло – вряд ли последствия вчерашней беседы улеглись, так что найти занятие вне дома казалось лучшим решением.
Прогуляв весь день по селу, Тася вернулась аж под вечер, уставшая, но веселая после случайной встречи с подругами, из-за которых поход на рынок столь значительно растянулся. Веселье, впрочем, как рукой сняло, стоило ей увидеть огонек света на крыльце. На нем сидел отец с маленькой масленой лампой и курил. Курил впервые за много лет.
– Что-то случилось? – приблизившись, спросила Тася. – Лет с пяти не видела трубку в твоих руках.
Отец медленно поднял на нее затуманенный взгляд и пожал плечами.
– Просто странное совпадение, – покачал он головой.
Тася вскинула брови, ожидая пояснения.
– Домой зайдешь, сразу к бабушке обратись, чтоб она тебе платок дала. Завтра на похороны идем, – вздохнул отец и тут же крепко затянулся.
Тася кивнула. Что-то такое она слышала от односельчан, но должного внимания новости не уделила. Люди смертны, с этим ничего не поделать. Однако реакция отца изрядно смутила ее.
– А кого хоронят? – осторожно спросила она.
– Все как мать сказала, – пробормотал он и продолжил громче: – Сын у соседей помер. Пекари, которые. Ему ж лет семь от роду было, как близнецам нашим… Считай, вот, две недели назад по полям носился, и вдруг за считанные дни, как свечка, затух, – мрачно закончил он. – Странно все это. Не к добру…
Девушка вновь кивнула, но немного заторможено. В голове вновь всплыл образ белесого силуэта, который она увидела ночью. Он как раз двигался в сторону пекарского дома. Девушка тряхнула головой. Глупости какие! Она даже не могла с уверенностью сказать, что тот силуэт действительно существовал и не был плодом ее воображения. А мальчик… Жалко, конечно, но мало ли вещей, от которых он мог умереть? Его семья жила совсем рядом с лесом, может, он ягод ядовитых наглотался или цапнул его кто неудачно. Вариантов масса – выбирай, какой хочешь, любой будет ближе к истине, чем проклятие мертвой ведьмы из легенды!
Вот только от причины новость лучше не становилась, а вид курящего отца по-прежнему вызывал тревогу.
Нетвердой походкой войдя в дом, Тася молча поставила корзину с покупками на стол в общей комнате и тяжело опустилась на стул, не спеша ни раздеваться, ни оглашать свое присутствие. Она слышала, как в комнате за лестницей копошились близнецы, смеясь и повизгивая. Похоже, им ничего не сказали. Да и нужно ли им это знать? Нужно ли им вообще присутствовать завтра? С тем ребенком они были едва знакомы…
Тася тяжело вздохнула, будто именно ей предстояло разбираться с этими вопросами, и стянула с головы теплый шерстяной платок.
– Тасечка, ты уже вернулась? – неожиданно раздался голос матери с лестницы.
Тася вздрогнула и, неловко повернувшись, кивнула, рукой указав на корзинку, будто разом забыла все слова. Мать стояла на лестнице в коричневом платье и шали, длинные темные волосы собраны в косу. Лицо ее выглядело изможденным – кожа была бледной, под глазами пролегли тени. Похоже, не одна Тася провела эту ночь без сна.
Печально улыбаясь, мать спустилась с лестницы и подошла ближе. На мгновение протянув к Тасе руки, будто хотела обнять, она тут же опустила их. Улыбка с ее лица исчезла.
– Ты же уже слышала… про соседей? – тихонько спросила мать, поглядывая на дверь в комнату близнецов.
– Да, папа сказал мне, – в тон ей ответила Тася и отвела взгляд.
– Хорошо, – облегченно выдохнула мать, явно радуясь, что ей не нужно сообщать дурные вести. – Я оставила одежду на твоей кровати. Нам нужно будет прийти к ним до полудня. Не знаю только вот, как мальчишкам сказать… Им, наверное, и не стоит всего этого видеть. Ох, не знаю, не знаю…
Причитая себе под нос, мать потрепала Тасю по волосам и ушла, судя по голосам, в комнату бабушки.
Тася подняла взгляд на окно. Со вчерашнего вечера ставни так и не открыли, вот только усмешки это уже не вызывало. Раздевшись, девушка поднялась к себе. Кошмары кошмарами, но усталость брала свое, и она рассчитывала сегодня лечь пораньше.
Войдя в комнату она посмотрела на черное мешковатое платье, аккуратно свернутое на ее кровати, и устало упала рядом. В этом платье мама похоронила обоих дедушек Таси и еще пару дальних родственников. Казалось, с той поры оно стало только чернее.
С трудом Тася отвернулась и прикрыла глаза. К концу дня сил не оставалось даже на то, чтобы нормально приготовиться ко сну. Стоило ее векам опуститься, как их будто придавило чем-то неподъемным, и ей оставалось лишь подчиниться желаниям изможденного тела.
Крепкий сон продлился недолго. В молчании ночи раздался пронзительный вой, и вскоре она почувствовала, что задыхается, будто некто сел ей прямо на грудь. Она попыталась поднять руку, но та совершенно не слушалась. Более того, Тася практически не ощущала собственного тела. Лишь колотившееся сердце, тяжесть и разрывавшиеся на куски легкие. Не вдохнуть, не выдохнуть. Паника охватила девушку.
Не понимая, что происходит, Тася попыталась открыть глаза, но стало лишь хуже. Сквозь ресницы она видела перед собой свет. Белый силуэт, который было невозможно разглядеть лучше, но это и не требовалось – воспаленный разум мигом дорисовал пустые глазницы и свисавшие с призрачных костей шматы горелой плоти.
Тася хотела закричать, но не смогла даже разомкнуть губы. Все, что было в ее силах, лежать на месте и под тихий вой смотреть на мертвую образину, скалившуюся ей во тьме.
Девушка резко очнулась и подскочила на кровати, тут же принявшись себя ощупывать и в ужасе оглядывать комнату.
Сон…
Это просто сон…
Глубоко дыша, она опустила руки на колени и мигом в страхе отдернула их, машинально попытавшись отползти в сторону. Нечто шершавое коснулось ее пальцев, но в свете луны она увидела, что это просто лоза. Кусок толстого вьюнка и ничего более. Наверное, братья притащили его сюда ради шутки…
Тася протерла руками лицо и поднялась с кровати, лишь сейчас сообразив, что отлично все видит. Но разве она открывала ставни? Вроде же, утром она просто выбежала из дома. Или нет?
– Ничего не помню, – пробурчала девушка.
Она взяла кусок лозы с кровати, распахнула окно и выкинула его на улицу, да с такой силой, будто винила его во всем безобразии, что происходило вокруг. Ни желая больше хоть сколько-нибудь думать об этом, она захлопнула ставни и вернулась в постель, где ничто уже не беспокоило ее до самого утра.
Весь следующий день лил дождь, размывавший дороги и превращавший поля и огороды в непролазную топь. Тучи свисали так низко, будто до них можно было дотронуться рукой. В доме пекарей, нынче пахнувшего лишь сыростью, собрались все соседи, чтобы выразить сочувствие к их утрате. Еще совсем молодая семья едва находила в себе силы отвечать. Измотанные горем, они могли лишь безутешно рыдать над накрытым белой простыней телом, и казалось, что небо рыдало вместе с ними.
Оставив близнецов на бабушку, сюда явилась и Тася вместе с родителями, и, пока мать с отцом утешали хозяев дома, девушка, устав томиться в душном помещении, вышла на крыльцо. Церемония уже давно должна была начаться, но священник задерживался, скорее всего, увязнув на дороге.
Девушка, опершись руками на перила, бездумно смотрела на черноту леса, чуть затуманенную стеной ливня. Даже сейчас, когда она должна бы быть погружена в грядущую церемонию и печаль о гибели несчастного создания, Тася могла думать лишь о странном кошмаре, что привиделся ей этой ночью. Это был лишь сон, но столь жуткий и реалистичный, что она впервые по-настоящему испугалась за свою жизнь.
Еще и эта странная лоза… Откуда бы ей взяться в ее кровати? Утром она мельком спросила об этом братьев, но те лишь удивленно посмотрели на нее, будто совсем не понимали, о чем шла речь.
Тася тяжело вздохнула, убирая выбившуюся прядь под мокрый платок, когда услышала вдали цокот копыт. По дороге ехала укрытая от дождя бричка, и в ней, без сомнения, сидел священник.
Пора.
Все прибывшие со скорбными лицами рассредоточились по комнате вокруг скамьи с телом, у изголовья сели родители мальчика. Помещение, освещаемое лишь чадящими свечам, погрузилось в напряженную тишину, прерываемую лишь редким всхлипыванием, и внутрь вошел священник, следом за которым проскользнула и Тася, пристроившись поближе к дверям. Худощавый мужчина в черной рясе, взяв молитвенник в руку, поджег ладан и пошел вдоль нестройных рядов людей, окуривая и без того душную комнату.
Под монотонный напев, машинально крестясь и наблюдая за лицами окружающих, украдкой вытиравших слезы, Тася лишь на мгновение поддалась всеобщей скорби. Ведь вскоре вся панихида для нее будто стихла, поблекла на фоне заунывного воя-плача, доносившегося откуда-то с улицы. По телу пробежала дрожь, будто ночной кошмар стал воплощаться в жизнь, и хотя ничего более не происходило, Тася могла думать лишь об этом, не сразу заметив, как церемония закончилась и гроб вынесли на улицу.
Девушка вышла из дома последней, незаметно поторапливаемая матерью, и, как пришибленная, побрела за похоронной процессией. Взгляд ее метался из стороны в сторону, все пытаясь найти источник беспрерывного плача, пока наконец не наткнулся на крышу дома. Кровь тут же отлила от лица Таси. На коньке крыши сидела Плакальщица и стенала, костлявыми руками прикрывая лицо. Однако, кроме Таси, существо, похоже, никто не замечал, за воем родных не слыша воя потустороннего.
Тася шла по чужим следам, не отрывая взгляда от белоснежного силуэта, содрогавшегося от собственного плача. В какой-то момент призрак замер и, убрав руки от изуродованного лица, посмотрел девушке прямо в глаза. Пискнув, Тася было прибавила ходу, но обо что-то споткнулась, едва не упав в грязь, а когда вновь подняла глаза к крыше, там уже никого не было. Тася нервно осмотрелась по сторонам и глянула под ноги.
Лоза… Дикое растение тянулось к дому прямо из черного зева леса. Голову тут же наполнили дурные мысли. Множество мелких странностей пытались собраться в единую логичную конструкцию, но ничего не получалось. Раз за разом Тася возвращалась к старой легенде, где такая же лоза утянула несчастную женщину, навеки похоронив его в пепелище ведьминской лачуги. Снова и снова в памяти всплывали картинки бабушки, окуривавшей дом, страх и непонимание в отцовских глазах. И тот дурной сон, по пробуждении от которого Тася нашла лозу и в своей кровати.
