Рассказы

– Ты чего мое место заняла? Я инвалид. У меня справка из больницы.

Какие могут быть возражения! Я, конечно, поднялась, встала рядом. Женщина-инвалид села, огляделась. Пригляделась ко мне и давай причитать:

– Ой, как неудобно вышло, что подняла вас. Слепая я, не разглядела, что и вы тоже пожилой человек.

Потом давай оглядывать по-хозяйски пассажиров. Увидела сидящего через сиденье средних лет мужчину и кричит в той же манере:

– Вон, мужик молодой сидит! И, обращаясь в его сторону: «Уступил бы место! Молодой ведь, не видишь – женщина в годах стоит!»

Мужчина не реагировал. Скорее всего, не слышал – в ушах наушники, в руках мобильник – и пребывал в другом пространстве, бесконечно далеком от автобусной прозы. Я сказала с легкой иронией, что беспокоить его не нужно, мужчин сейчас мало, что они требуют особого обращения и их надо беречь. Автобус заулыбался. Женщина, что раньше уступила мне место, наклонилась к упорно сидящему мужчине. Из их разговора выяснилось, что они супруги. Недолгие уговоры вернули его на Землю, он распрямился и рукой пригласил меня сесть. Трудно было отказать такому кавалеру. Я приняла предложение, устроилась поудобнее, сказала волшебное слово и начала разглядывать золотую осень за окном.

Очередная остановка. Громыхая костылями, забирается в автобус дед и прямо валится в мою сторону. Чтобы он не упал на меня, быстро, как смогла, подпрыгнула с кресла. Он плюхается на него с полным отсутствием эмоций. Слова каких-либо благодарностей он, видно, никогда не знал, а может, уже по состоянию здоровья и не до таких мелочей, как благодарность за место в общественном транспорте.

Снова стою. Все та же женщина-инвалид не унимается:

– Ты уж меня прости, не разглядела я. Как вам не везет посидеть-то. Устали, наверно, но я действительно инвалид, – и достает справку. – Как пятки-то болят, просто горят. А сколько вам лет?

Я сказала. Она молчит, комментариев не последовало. Может быть, была чуть моложе меня. Снова вопрос:

– А до какой остановки едете?

–До Тракторной.

– Ну, я дальше, до Фурманова, – и успокоилась.

Перед остановкой «Ижевская соборная мечеть» с передних сидений, что ближе к водителю, поднимается женщина с голубоглазой девочкой лет пяти с кудряшками и бантиками. Девочка, проходя мимо, взяла меня легонько за палец и тихонько так, душевно посочувствовала:

– Бабушка, не грусти, садись быстрее на наше место, пока никто не занял.

– Спасибо, милая, – я улыбнулась – какая девочка, золотое сердечко, даже всплакнуть захотелось.

Мужчина, стоявший рядом, про себя по-доброму гоготнул, пол-автобуса молодых и не очень, инвалидов и не страдающих недугами его дружно поддержали.

Но исполнить пожелание маленькой феи уже не довелось – приехала я на свою родную «Тракторную», пора выходить.

А через остановку, на конечной – улице Фурманова – мы все покинем наш временный «ковчег» совместного маленького путешествия и растворимся на улочках заречной стороны. Вспомнится ли ангелочек с кудряшками и бантиками, который, возможно, и вас, совсем скоро возьмет легонько за пальчик, чтобы пригласить на еще никем не занятое место?

На остановке трамвая

Рассказ, скорее, о том, что мы наблюдаем из окна общественного транспорта, но как они, наши наблюдения, порой, бывают поучительны.

Ох уж этот городской общественный транспорт! Чего только не насмотришься! А что поделаешь? И приходится ездить по два часа в день: час туда – на работу, да час обратно – домой. Если прикинуть, так при таком раскладе почти месяц в году ты проживаешь в автобусе или трамвае. Но с годами к неизбежным поездкам привыкаешь, они становятся своего рода временем перехода из одного измерения в другое. Сидишь у большого окна трамвая, удобно устроившись, думаешь о работе, мечтаешь о домашнем уюте, времени релаксации, чтения, разговоров по телефону, переписки в сети Интернета и, если повезет, душевных рассуждений с незнакомыми попутчиками. Но бывают и сюрпризы.

Трамвай первого маршрута в ожидании пассажиров стоял на конечной остановке «Московская», готовый вот-вот сорваться в свой очередной забег по первому маршруту. Пассажиры неторопливо заняли свои места у окон и расслабились. Кондуктор никого не беспокоил, уверенный, что «зайцы», если они и есть, то никуда не денутся из замкнутого пространства, а законность проезда остальных граждан будет узаконена через несколько метров от начала движения трамвая.

В считанные минуты перед отправлением все пассажиры одновременно отреагировали на звучный с хрипотцой голос и повернули головы в окна правой стороны вагона, открыв пошире глаза и навострив уши, дабы не пропустить мини-драму жизни на площадке конечной остановки.

Бойкий старичок с серой от седины бородой, с совком и веником в руках принялся вдруг «воспитывать» средних лет крепкого упитанного мужчину, присевшего на деревянную скамейку под навесом остановки. У его здоровенного по размеру ботинка лежал помятый окурок в обнимку с обгоревшей спичкой.

– Это же настоящее хамство! – гневно кричал старичок-мусорщик (по литературным соображениям последнее слово здесь изменено).

– Бачок мусорный, вон, рядом стоит, не видишь?! Где сидишь, там и гадишь! Где совесть? С утра до вечера хожу за вами с метлой! – И это еще мягко пересказанное ранимому читателю выражение чистосердечного гнева, воплотившегося в резкие звуковые вибрации утреннего воздуха, побежавшие далеко по округе.

– Отец, ты зря так сердишься, этот окурок не мой, – совершенно невозмутимо, без обиды, как при терпеливом успокаивающем общении с незлобно лающей собакой заговорил мужчина. – Я вот, видишь, на остановках только жвачку жую.

Шторм гнева в груди старика резко спал, перерождаясь в ворчливое негодование слабого прибоя:

– Не ты? Так другой! Как свиньи! Ну, ей Богу. Трудно дойти до урны что ли? Грех один да грязь.

– Правильно, отец! – поддержал его мужчина. – С детства надо приучать, а родители, глядишь, сами хуже детей.

– Эдак, эдак, – согласился дед, стихая до штиля.

– Может, угостить тебя? – Предложил мужчина, доставая пачку сигарет. Он привычно щелкнул пальцем по торцу коробки, и белый тонкий прутик сигаретки выскочил из нее на положенные два сантиметра.

– Да нет… не надо… зачем, – совсем уж по-приятельски заскромничал старик, но, вдруг передумав, выдавил из себя: – Дорогие, видать? Ладно, давай.

Старик взял сигарету и положил ее в карман, на потом.

Зрители из вагона невольно подарили обоим букет улыбок, конечно же, не замеченный главными героями искрометного диалога мирового соглашения.

– Вот! Ублажил дедулю, и ведь всего-то надо: спокойствие и Трубка мира, – назидательно заметил полный, жизнерадостный, в старомодной шляпе пассажир трамвая.

– Так бы всем да во всем, – его слова прозвучали и растворились в гуле зашумевших электромоторов тронувшегося трамвая. А кондуктор непривычно вежливо обратился к пассажирам:

– Уважаемые граждане, прощу оплатить свой проезд. Документы для льготы предоставляем в развернутом виде… Кто еще держит денежки в кулачке?

В автобусе

Протяженность маршрута автобуса от нашей окраины до центра города относительно невелика. Короткими были и беседы иногда случайно присевших рядом умилительных, очень характерных для наших мест бабушек, всегда имеющих про запас друг для друга несколько тем для обстоятельного обсуждения. Менялись картинки знакомого маршрута за окном, менялась и тема разговора, обстоятельность которого определялась состоянием погоды и ее влиянием на самочувствие, размером последнего повышения пенсии и цен на продукты, и что по этому поводу сказали Владимир Владимирович и Владимир Вольфович.

Зимний день набирал полную силу, когда Галина Константиновна, бывшая заведующая городской библиотекой, взобралась по ступенькам нашего автобуса и присела, как и положено, на кресло для пожилого поколения рядом с Резедой Зульфатовной – потомственной продавщицей свежих овощей.

Одна направилась к участковому врачу, другая – на наш хорошо известный в округе рынок, что на две остановки ближе.

– С погодой что-то неладное творится, снегу намело, я чуть дверь из дома на улицу отворила, а в Москве, говорят, опять оттепель, – негромко начала Галина Константиновна.

– Ну, в Москве с погодой что хотят, то и творят, – поддержала Резеда Зульфатовна.

Почувствовав скорую реакцию соседки на предложение к беседе, Галина Константиновна сразу обозначила злободневную тему:

– В правительстве говорят, что пенсию работающим пенсионерам платить не будут, но Владимир Владимирович сказал, что…

– Ты что, работающий пенсионер? Зачем тебе это? – прервала Резеда Зульфатовна и подвела черту под злободневным.

– Так ведь интересно, к чему идем… Цена за баррель нефти падает, могут и пенсии сократить! – новый безотлагательный для решения вопрос был остро поставлен Галиной Константиновной.

– Нашла о чем переживать. Нефтью нам с тобой не торговать, американских денег не видать, – Резеда Зульфатовна была в своем амплуа.

– Одной на пенсии тяжеловато, а моего-то уж год, как нет, – пожаловалась библиотекарша.

– А моего – все пять годков будет, как проводила, – отозвалась продавщица овощей.

– Все так, но наша жизнь сейчас простая – от кровати до холодильника, от него к аптечке или к телевизору. Летом еще как-то можно посидеть в огороде, а зимой? – угомонилась и Галина Константиновна.

– Ладно, подруга, выходить мне пора, – Резеда Зульфатовна, вздохнув, поднялась и направилась к двери автобуса.

Невольным свидетелем этого разговора был седеющий, рано овдовевший бывший, еще бодрый, учитель истории средней школы, сидевший напротив наших собеседниц. Душевным, хорошо тренированным на уроках баритоном он обратился к Галине Константиновне со словами, что она молодец, потому что ей всё интересно, всё ее волнует и что это, безусловно, продлевает ее активную жизнь, наполняет ее слабеющее сердце духом, а мозг – светлым разумом. Сердце Галины Константиновны на мгновение наполнилось мягким теплом, а глаза – кристально чистой влагой.

Галина Константиновна и наш учитель вышли на одной остановке и, не договариваясь, направились в одну сторону. Как оказалось, шли они в одну поликлинику.

Кто знает, возможно, их случайная встреча, неугасающий интерес Галины Константиновны к цене за баррель нефти и непритязательно уважительное неравнодушие ее собеседника помогут им не только поправить слабеющее здоровье, но и по жизни сесть в один автобус одного маршрута.

Парковка

Автомобиль теперь, считай, друг семьи, а то и у каждого члена семьи есть по своему железному другу. Машин в городе стало – тьма. Пробки, парковки, если куда съездить, – прямо беда. Из-за этих пробок и парковок езжу на работу, что на другом конце города, на автобусе, по социальному проездному. А уж в центре припарковаться – задачка еще та.

Как-то поехали мы с благоверной в центр города, на улицу Свободы – оплатить заказ праздничного ужина по поводу моего шестидесятипятилетия. Для решения нашей задачки с парковкой продумали маршрут: едем через Долгий мост до улицы Горького, потом на Советскую, дальше на Карла Маркса, Красногеройскую и, наконец, на улицу Свободы. И если не найдем на последней места для парковки, то снова выезжаем на Советскую и сворачиваем влево, за девятиэтажку, что у кинотеатра «Дружба», в проезд между этой девятиэтажкой и двухэтажным зданием бывшего ресторана «Отдых». Там, во дворах, может быть, как мы думали, что-нибудь и отыщется приютиться.

Свободных мест для парковки на улице Свободы, как и ожидалось, не оказалось. Проехали во дворы, но и там нашему плану не суждено было сбыться. Забито машинами всё до упора. Оглядевшись, заметили полоску в полтора метра свободного пространства у больших раздвижных ворот во внутренний дворик. Припарковались.

Но тут мы попали в поле зрения бомжеватого вида охранника в мятой рубашке и затасканном пиджачке. Выйдя из ворот, он тихонько подошел, спокойно и вежливо сказал, что парковка здесь – дело рискованное, так как может приехать фура, что в этом закрытом дворике они разгружаются от товара в магазин, и поэтому могут зацепить нашу машину, если ее оставить так, как она сейчас поставлена.

Было решено, что мы с его разрешения заедем в этот закрытый для парковки двор в частном порядке, поскольку нам ненадолго. Так и сделали. Жена ушла оформлять заказ, а я заехал в ворота и остановился от них в двадцати метрах на территории дворика, вышел из машины и не спеша направился к воротам.

У ворот, с внутренней стороны двора, сидел еще один мужичок – то ли еще один охранник, то ли его дружок, но как близнец похожий на первого охранника, только не в затертой рубахе, а в засаленной тельняшке. Оба с коричневыми, загорелыми, выветренными и чуть помятыми лицами, оба небольшого роста, худые, с мутноватыми глазами и неуверенно двигающимися руками и ногами.

Спросили меня – курю ли я? Я ответил, что не курю. Вежливо поговорили, заметили, что курить вредно, что надо бросать, но как это сделать? По этому поводу даже наука, вроде, ничего путного сказать не может.

Потом поинтересовались, не найдется ли у меня пятнадцати рублей – у них не хватает немного. Я дал. Первый сказал, что на табак и долго откапывал монетки из карманов своих не видавших утюга штанов. Откопал бело-желтую мелочь, медленно и бережно, как золотую и серебряную, пересчитал. Второй сознался, что не на табак, а на спирт – в аптеке можно взять. Решили, что тот, который в тельняшке, быстренько сходит. Он пошел было, но вернулся – передумал идти один, потащил за собой дружка, сказав, что никто его из начальства не потеряет, они, дескать, скоро вернутся. А ко мне они тихо и вежливо обратились с просьбой: не мог бы я тут немного посмотреть за порядком, пока их не будет. Я согласился, хотя не очень понимал, что означает в данном случае смотреть за порядком. Они ушли.

Прошло минут двадцать. В ворота заезжали и выезжали небольшие грузовики, легковые автомобили с пассажирами в галстуках, разглядывали меня, косились на меня, как на очередного охранника, и мою машину, но никто ничего не сказал. И я им ни одного слова, видимо, это и был тот самый порядок. Мои охраннички не появлялись. Появилась супруга с оплаченным заказом. Так и не дождавшись друзей, мы вскоре покинули место моей неожиданной службы.

Вот так я и парковку оплатил, и охранником поработать пришлось. Вежливо, тихо и при полном согласии всех участников. Чуть позже, правда, у меня как-то сам собой всплывал вопрос: может они и не охранники вовсе? Ну да Бог с ними! Кем бы они ни были – тайная милостыня многолика.

Пока автомобиль стоит во дворе

Сознание к директору и по совместительству актеру муниципального театра Олегу Игоревичу Цветкову пришло не по доброй воле и совсем не вовремя. Звонок входной двери его квартиры настойчиво надрывался, не умолкая.

– Кого еще нелегкая принесла? – подумал Олег и, крикнув, – Сейчас иду! – опустил ноги с дивана, нащупал тапочки, с трудом поднялся, надел свой любимый темно-синий в полоску халат и неторопливо зашаркал к двери.

– Кто? – поинтересовался Олег.

– Полиция! Гражданин, откройте! – пугающе прозвучало в ответ за дверью.

Надо сказать, Олегу Игоревичу чуть-чуть не хватило сна для восстановления ясного сознания и бодрости в мышцах после вчерашнего уединенного отдыха в кабине собственного автомобиля, стоящего зимой и летом во дворе, окруженном высотками, среди не поддающихся счету автомобилей всевозможных марок и размеров.

– Что могло случиться, почему полиция и почему вдруг ко мне? – Олег начал прокручивать пленку памяти прошлого дня. Никого до ручки он как будто не довел, чтобы на него написать заявление в полицию, а за вчерашний вечер он был спокоен – в своем автомобиле никаких инцидентов, интересующих стражей порядка, и контактов с лицами какого-либо пола в памяти не сохранилось.

Надо сказать, что еще вчера утром, за завтраком, бархатный мужской голос, вещая по телевизору гороскоп на предстоящий день, предупредил всех козерогов планеты о возможных проблемах с транспортом и настоятельно рекомендовал не садиться с утра за руль автомобиля. Прослушав гороскоп, чистокровный козерог Олег Игоревич выглянул в окно, убедился, что его автомобиль стоит на том же месте, где еще вчера был оставлен среди доброй сотни других, и решил, что сегодня за руль своего железного коня он точно не сядет.

– Не мой день, – заключил Цветков, – поеду на работу автобусом.

Пророчества гороскопа о проблемах с транспортом начали сбываться через три остановки автобусного маршрута, как будто все козероги сели в один автобус, который застрял в городской пробке: где-то впереди по маршруту случилось дорожно-транспортное происшествие, и плотный поток машин встал без малейшего движения.

«Зря поверил астрологам и не сел за руль», – пилила мозг Олега мысль возмущения на самого себя, зажатого в толпе потных граждан в переполненном и душном автобусе. Достать мобильный телефон из внутреннего кармана и позвонить коллегам о своей задержке по вине общественного транспорта он даже не пытался: руки были плотно прижаты «по швам» к его худощавой фигуре упругими телами возмущающихся непредвиденной остановкой соседей-пассажиров.

Автобус продолжал стоять. Наконец, после настоятельных требований возмущенных граждан, двери его распахнулись; разгоряченная толпа вывалилась из железного вместилища, глубоко вздохнула и быстро рассеялась в дымке утреннего тумана.

Трудовая пятница выдалась на редкость суетливой и хлопотной. Все скопившееся в невыполненных планах, вывалилось в конце недели и требовало немедленного, на крайний случай письменного завершения. Бумажная лавина крепко придавила Олега Игоревича к кожаному креслу и приковала руки к клавиатуре электронного ящика, но, слава небесам –заключению и на рабочем месте в конце концов приходит конец. Вымотавшись в борьбе с многостраничными отчетами, Олег откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и подумал, что пора отдохнуть вдали от квартальных планов, отчетов, ожиданий в приемных, собраний коллектива, табелей и служебных записок, указаний сверху и советов снизу – всего того, что превращает человека в его кабинетное подобие. Пора расслабиться и заняться театральным творчеством.

Обратно домой Олег решил пройтись пешком, что составляло примерно тридцать – тридцать пять минут ходьбы в среднем темпе и представлялось ему неплохой разрядкой после тягот бумажной волокиты. Захватив из гримерки собрание сочинений Антона Павловича с «Вишневым садом», в котором наш театральный директор играл роль Фирса, Олег Игоревич направился в обратный путь. Коллеги – актеры и поклонники из зрителей отмечали, что Фирс у Цветкова – самый лучший среди всех Фирсов в театрах города.

Пройдя минут пять, Олег увидел совсем свеженькую, небольшую, но броскую вывеску над дверью «На посошок», за которой буквально еще вчера было, помнится, совсем другое, не столь привлекательное заведение. Надо сказать, появление забегаловок – очень характерная черта нашего времени.

Пятница и настроение перед предстоящими двумя выходными сделали свое дело. Олег зашел в эту дверь и через пять минут вышел, негромко крякнул и продолжил движение, любуясь расцветающими на глазах прямоугольными фасадами каменных человейников вдоль дороги.

Через несколько минут Олег Игоревич уже не сомневался, что следующая дверь, в которую он зайдет на пять минут, будет с вывеской «Заверни». К тому же эта дверь недалеко от его дома, и вечером в пятницу она почти не закрывается, принимая всех уставших за неделю. Олег Игоревич не мог избежать ее гостеприимства.

Небо стало еще голубее, цветоножки диковинных цветов на фасадах многоэтажек начали формироваться в плодоножки, в голове, где-то рядом с мозжечком, оркестр играл мировую классику, настроение парило среди облаков, и возвращение в клетки своей квартиры было подобно внезапно прервавшемуся вальсу Иоганна Штрауса «Венская кровь».

Прикупив четыре бутылочки «Жигулевского», Олег продолжил «банкет» с репетицией монологов Фирса в уютном салоне своего милого сердцу кроссовера Хендай Туксана, ибо ключи к своему другу у него всегда были при себе в кожаной борсетке. Правда, ему показалось, что милый сердцу автомобиль при открытии выглядел как-то не совсем обычно. Но это такие мелочи, когда, радостно моргнув бортовыми лампочками, перед тобой открывается удивительный мир уединенного блаженства со всеми удобствами, защищенного от непогоды, незваных друзей, укоров благоверной и укусов клещей!

Вернувшись сознанием в актуальную реальность утра субботы, Олег повернул рукоятку дверного замка и отворил дверь. У порога стоял участковый полицейский и сосед из соседнего подъезда.

– Младший лейтенант Синицын, – представился полицейский. – Вы гражданин Цветков? Это ваши вещи и паспорт?

– Да, а откуда они у вас? – промычал Олег, узнавая себя на фотографии в паспорте, свою кожаную борсетку с двумя отечественными купюрами по тысяче рублей и книгу Антона Павловича «Вишневый сад» в руках полицейского.

Сердце Олега остановилось, а дыхание замерло на неопределенное время.

– Кто-то вскрыл мой автомобиль? – сердце Олега очнулось от комы и тревожно застучало дробью. Легкие с трудом потянули воздух через трубочку из губ. – Что-то случилось с машиной? – Цветков уставился на полицейского.

– Да, Олег Игоревич, случилось! Салон забрызгали неизвестно чем, наследили, разбросали вещи, бутылки, пробки. Нагло, можно сказать, оставили свой паспорт и художественную литературу, но только не в своей машине, а вот в машине товарища, – полицейский кивнул в сторону стоящего рядом озабоченного гражданина и добавил.

– Начитанный нынче хулиган пошел.

Следственный эксперимент установил, что у стоящих почти рядом автомобилей Цветкова и гражданина из соседнего дома в силу неясных причин с помощью дистанционной автосигнализации Цветкова одновременно открываются оба автомобиля.

Два дня участковые местного отделения покатывались от смеха, читая протокол случая на дворовой парковке с перепутавшим автомобили гражданином, и два дня, возместив соседу убытки, Олег Игоревич угощал его в известном уже нам кафе «Заверни». Но никто и никогда уже не видел их автомобили, стоящие рядом, на одной парковке.

«Вискас»

Молодой пенсионер Макар Максимыч проснулся около восьми утра – как раз перед открытием магазина «Красное$Белое», посещение которого последнюю неделю в прохладные утренние часы превратилось для него в обычное дело.

Но нынче пробуждение Максимыча было вынужденным явлением, произошедшим от наглого движения по его страдающему «от вчерашнего» телу острых ножек кошки Криськи, требующих немедленного пробуждения хозяина.

– Что ты расходилась тут по мне, зараза? – ругнулся Максимыч, сбросил Криську с себя и кухонного дивана, арендованного для круглосуточного использования, вновь уткнулся лицом в подушку, надеясь обрести покой, но покой уже оставил его и не собирался возвращаться. Пришлось смириться с тяжелым для самочувствия пробуждением и острой необходимостью какого-либо движения для поправки здоровья.

– А который теперь час? – Максимыч приподнялся и посмотрел на часы, стоящие на низкой тумбочке перед диваном. До десяти оставалось минут десять.

– Пора. Пойду, приму бутылочку пивка, пока жена на работе, и, пожалуй, с пьянкой надо завязывать, – констатировал он, как-то не очень сильно веря в благую мысль о выходе из затянувшегося коматозного состояния.

Макар с трудом поднялся (все-таки годы берут свое) одел валявшиеся на полу рядом с диваном свои нехитрые одежки и направился к холодильнику.

Криська следовала впереди хозяина и голосила на весь дух.

– И откуда в тебе столько наглости, Кристина? – спрашивал Максимыч у кошки, удивляясь ее неугомонности. – Никакого терпежа в тебе нет! И чего зеваешь? Потерпи чуток.

Но Кристина не унималась. Имя такое необычное кошка получила из-за отсутствия звонкого голоса в младенчестве. Ее мать Маруся была на редкость звонкой кошкой, а Кристя, думалось, так и останется без голоса, как Кристина Орбакайте, которая поначалу тоже только шептала, а ее мама еще как пела! Вот так, по аналогии, и получила такое имя безголосая кошечка-котенок. Но как только котенок подрос, обрел формы, голос неожиданно прорезался, да еще какой – полумертвого хозяина поднимет. У Кристины Орбакайте, кстати, сейчас с голосом тоже всё в полном порядке.

Надо сказать, обретение голоса с возрастом было не единственной особенностью Криськи-кошки. Досадным пробелом в ее воспитании была привычка кушать только специализированный корм для кошек в пакетиках с чудными названиями: «Вискас», «Феликс», «Шеба» и другие в том же духе. Зато шерстка у Кристины была на загляденье: черно-белый окрас по всему телу и бусинка на темечке отливали серебром на солнышке в минуты полного релакса мохнатой красавицы на гладильной доске перед окном.