Шин-Кай

ПОГРУЖЕНИЕ.

Я уже давно не занимался информационной безопасностью, но кое-какие связи, конечно, у меня остались. Мой бывший подчиненный Никита, несмотря на свой юный возраст, был настоящим гением хакерского искусства. После закрытия Агентства он тут же без всяких проблем устроился системным администратором в одну очень крутую фирму Барнаула. Но на мое предложение «тряхнуть стариной» отреагировал с энтузиазмом. Было видно, что время «лихих девяностых» для него до сих пор ассоциировалось с чем-то увлекательным и авантюрным, а современная размеренная жизнь в роли «сисадмина» уже успела изрядно надоесть. Я тут же загрузил Никиту стандартным набором оперативных мероприятий: «пробивка» всех сотовых номеров, особенно тех, которые вызывали подозрение, «вскрытие» всех адресов и страниц в «Контакте», «Одноклассниках», «Фэйсбуке» и так далее… Моя практика показывала, что все самое скрываемое обычно лежало, как всегда, на самой поверхности. И не нужно было использовать какую-то спецтехнику, фигурирующую в шпионских романах, чтобы обнаружить начало нити, которую потом уже можно потихоньку распутывать, сматывая при этом в клубок очевидных событий. Человек не может все предугадать и все предусмотреть. Люди, ослепленные страстью, редко задумываются об этом. И поэтому обязательно на чем-то прокалываются.

Сам я позвонил знакомому сотруднику с просьбой установить личность владельца серебристого «LEXUS», попавшего в аварию. Им оказался Игорь Валентинович Омельченко, поставщик фирмы «Торион», в которой работала Алла Дымова. В этот момент у меня возникла надежда, что вот все и встало на свои места, и это был обычный рабочий эпизод, закончившийся трагически, порождая при этом массу нелицеприятных слухов и домыслов. Теперь оставалось ждать информации от Никиты, чтобы можно было двигаться дальше, отталкиваясь уже от каких-то найденных им фактов.

Но моим надеждам не суждено было сбыться. Дымова и Омельченко были знакомы и знакомы, судя по переписке в «Контакте», близко. Я же говорил, что люди, ослепленные страстью, теряют бдительность. По письмам было установлено место их встреч – небольшая частная гостиница в пригороде Барнаула. Администратор подтвердила, что люди, показанные ей на фотографиях, были здесь несколько раз. И было сложно предположить, что два взрослых человека, обменивающиеся весьма откровенными письмами, занимались в уютном одноместном номере решением производственных вопросов. Оптимистичная надежда разваливалась прямо на глазах, подтверждая самые мрачные прогнозы факта измены жены моего друга. И что оставалось делать в этой ситуации дальше мне, я просто себе не представлял.

Взвесив все «за» и «против», я решил подвесить ситуацию, позволив ей развиваться самостоятельно. «Когда не знаешь что делать, лучше не делать ничего!». Сейчас это мудрое выражение было как нельзя кстати, позволяя мне взять небольшой тайм-аут. Это было самое гадкое положение, какое только можно было себе вообразить – вмешиваться в чужие проблемы, вставая между двумя близкими мне людьми. Я надеялся, что со временем ответ придет сам собой, позволяя мне предпринять что-нибудь, что может спасти разваливающуюся на глазах семью. Конечно, в том случае, если Алла выживет. В противном случае, конечно, я скажу Алексею, что все его подозрения были напрасными. Можно было бы в любом случае сказать это ему, но у меня за плечами был слишком большой опыт работы в этой сфере, чтобы совершать такие, казалось бы, «правильные» поступки. Потому что на самом деле развитие подобных ситуаций могло быть совершенно непредсказуемым. Поэтому оставалось ждать. Хотя я точно знал, что Дым ждать не может. Что эта мысль о возможной измене Аллы терзает его каждый день, отравляя разум ядом ревности и обиды. Поэтому я надеялся, что что-то обязательно произойдет. Что-то, что изменит ситуацию в ту или иную сторону.

Размышления.

Зачем я вообще влез в это паскудное дело? Я все чаще и чаще задавал себе этот вопрос. Ответа на него я не находил, но каждый раз, когда я думал об этом, перед лицом статичной картинкой становилось бледное лицо Алексея и фраза, брошенная им в отчаянии – «Помоги мне, пожалуйста!». О какой помощи могла идти речь? Об установлении факта измены или об его опровержении? Что это меняет? В чем тут была помощь? В случае отсутствия подтверждения я еще могу себе представить развитие событий, ну а как быть сейчас? Неужели он Алку бросит в таком состоянии? Я задумался об этом и понял, что не знаю ответа. Даже у хорошо знакомых людей, как оказалось, есть пара скелетов в шкафу. А с Дымом мы были даже не близкими друзьями, а скорее очень хорошими товарищами. И что может сделать человек в таком состоянии, и при таких условиях, вообще было сложно себе представить. На мгновение я испытал унизительное чувство страха и беспомощности. Нужно было выбираться из этого потока пока не поздно. Пойти и сказать ему, что ничего не получается узнать. Сбежать короче. Оставить его одного в этом незавидном положении. М-да.

«Помоги мне, пожалуйста!».

С другой стороны – ну чем я мог помочь? В этой ситуации я в любом случае выбирал одну из сторон между людьми, которые были близки.

Ну а чем, чем я действительно могу помочь? Я же не врач! На мгновение я замер, словно хватаясь за эту мысль, которая будто вспышка осветила на мгновение ответ на этот вопрос. Вспыхнула и погасла. Но я уже знал ответ.

Алексей открыл входную дверь и тут же ушел в сумрак квартиры. Во всех комнатах был выключен свет, и только в спальне горел мягким светом небольшой светильник на тумбочке Аллы. Дым посмотрел на меня с напряженным ожиданием – он подумал, что я пришел к нему с информацией. За те дни, которые мы не виделись, товарищ похудел и осунулся еще больше. На него жалко было смотреть. Два снаряда, вопреки всем законам физики, попали в одну и ту же воронку и два взрыва, кома жены и ее возможная измена, разорвали его тело и душу на мелкие кусочки. Во всяком случае, именно такая аналогия пришла мне на ум, когда я наблюдал за его растерянными и нелепыми движениями.

– Привет, Андрей. Проходи, садись. Что-то важное?

Голос абсолютно безжизненный, словно ему было все равно, что он сейчас услышит.

– Я…

– Подожди. Не продолжай.

Дым посмотрел на меня, и я все понял. Ему на самом деле стало все равно. Он уже жалел, что попросил меня об этом не так давно.

– Это все неважно. Не хочу слышать. Как бы там ни было, это не имеет значения. Я сейчас, знаешь, – он замолчал на несколько секунд, и тут я увидел легкий влажный блеск в его глазах, – после этой аварии на наши взаимоотношения с Аллой совсем по-другому посмотрел. Вот так живешь, живешь… И вроде все стабильно и хорошо. А потом – бац, и не стабильно, оказывается и не хорошо. Слетела какая-то иллюзия, а истинные чувства обострились. И знаешь что? Я только сейчас понял, как я ее сильно люблю! Понимаешь? – глаза уже не просто блестели, по щекам побежали тщетно сдерживаемые слезы, – Я… Я… Я все наши фотки пересмотрел. Ночами не сплю – вспоминаю все. Меня как будто наизнанку выворачивает. Сердце жмет…

Он замолчал и, встав, вышел из-за столика, удалившись в ванную. Я ошарашено смотрел ему вслед. Всегда было особенно невыносимо смотреть, когда плачет мужчина.

Дымов вернулся очень быстро. Умылся, продышался, загоняя слезы и отчаяние обратно, глубоко внутрь. Я облегченно вздохнул. Это правильно. Всегда ненавидел эти киношные варианты с участливыми взглядами и фразами типа «поплачь, не сдерживай себя». Слезы оправданы, когда их никто не видит. Чтобы разрядить неприятный момент, я нарушил неловкое молчание в комнате:

– Слушай, а я тут знаешь, что подумал…

Я замолчал, подбирая подходящие слова. Дым отрешенно ждал.

– Я тут размышлял, и меня прорубило прямо. Идея одна авантюрная в голову пришла. Не знаю, как ты к ней отнесешься…

Дымов хмыкнул.

– Нормально отнесусь, говори, давай.

– Помнишь, ты сказал, что медики сделали все, что могли, и физиологически ей уже помочь ничем нельзя, остается только ждать, пока организм сам включится в жизнедеятельность. Так вот я и подумал, что если физиологически нельзя, то может… как-нибудь по-другому можно?

– По-другому, это как?

– Я слышал, что когда человек впадает в коматозное состояние, его тело еще живет, а вот душа туда вернуться не может. Так может здесь от противного пойти. Может здесь не тело оживлять надо, а душу вернуть? Слишком завернул, да?

Дым пристально посмотрел на меня, но усмешки в его взгляде я не увидел.

– Да нет, не слишком. Думал я об этом. Свечки каждый день езжу в храм ставить. А раньше, веришь, даже слово «экстрасенс» бесило. Только я же говорю – поменялось все. Приходиться во что угодно верить, лишь бы спасти ее. Я сейчас за любую соломинку хватаюсь. И к экстрасенсам уже даже обращался. Только без толку пока.

Я задумчиво кивнул ему, все еще раздумывая, идти дальше в этом направлении или все-таки пока не поздно выпрыгнуть из этого потока.

– Понимаешь, у меня есть знакомый один, шаман алтайский. Так вот я думаю, его стоит попросить о помощи. Во всяком случае, мы ничего не теряем. Но если он согласится…

Дым с сомнением пробормотал:

– Что, настоящий шаман?

Я улыбнулся.

– Ненастоящих шаманов не бывает. Во всяком случае, меня он один раз оттуда вытащил.

Дым прищурился.

– Что, прям оттуда?

Я глубоко вздохнул, словно от воспоминаний об этой истории разом закончился весь воздух в легких.

– Еще дальше, чем оттуда. Из мест, откуда обычно не возвращаются.

Дымов растерянно смотрел на меня, но на этот раз в его глазах я увидел тщательно скрываемую надежду.

ШАМАН.

Я называл этот дом «Пересадочной Станцией», созвучно названию известного романа писателя-фантаста Клиффорда Саймака, которым я зачитывался в юношеские годы. Почему «Пересадочная»? Потому что он служил Шорхиту местом для общения с посторонними людьми. Называя их «посторонними», я имею в виду людей, которые не входили в семью Шора или не были приобщены к Традиции. Я сам прожил в этом доме несколько лет, прежде чем меня допустили к их настоящему жилищу, расположенному в таежной глуши, в самом загадочном месте, в котором я когда-либо бывал – в деревне со странным названием «Аладжа». Этот же дом был на виду у всех. Именно здесь я «пересаживался» из моей городской машины в пыльный УАЗик, чтобы продолжить движение дальше. Это был, по сути, дом-пограничник. Здесь Шорхит был обычным деревенским жителем, о котором невозможно было сказать, что он являлся носителем древнего Знания, которое ассоциируется у местных жителей с «шаманским». Хотя себя напрямую Шорхит шаманом никогда не называл, используя слово Охотник.

Странное дело, обычно я всегда как-то предупреждал Шорхита или кого-нибудь из его семьи о своем приезде, но если вдруг мне доводилось приехать сюда без предупреждения, он все равно каким-то образом узнавал о моем прибытии, и мне оставалось лишь дожидаться его визита «на Станцию». Именно сюда мы и ехали сейчас с Алексеем Дымовым. Сотовый телефон Шорхита был выключен, и мне ничего не оставалось, как просто приехать сюда в надежде, что кто-нибудь из семьи Чадоевых будет здесь жить или, по крайней мере, приедет в самое ближайшее время.

Наш автомобиль промчался по пыльным улицам деревни и, выехав на земляную дорогу, проехал еще метров пятьдесят, прежде чем уткнулся в массивные ворота «Станции», которые были закрыты. Это могло означать только одно – в доме никого не было. Я со вздохом откинул воротину и мы загнали машину во двор. Алексей с любопытством разглядывал двор изнутри. Я улыбнулся, прекрасно понимая его состояние – не каждый день можно попасть в гости к «шаману».

– Ну вот, скоро кто-нибудь приедет, – пробормотал я как можно уверенней, хотя знал, что если в течение суток никто не появится, можно собираться домой. Таким был парадоксальный и непредсказуемый мир таежных Охотников.

Шорхит приехал рано утром. Мы еще спали, когда послышался звук открываемой двери и шаги в прихожей. Судя по шуму, старик был не один. Я откинул одеяло и вышел из комнаты.

– Привет, Шор!

Алтаец приветливо помахал мне рукой. С ним был еще какой-то пожилой мужчина, которого я раньше никогда не видел. Судя по всему, он просто подвез Шорхита, потому что, выгрузив несколько пакетов во дворе дома из пыльного уазика, он быстро попрощался и тут же уехал. Все как всегда выглядело так, будто старик приехал в этот дом запланировано, но я-то знал, что он появляется здесь только в экстренных случаях. Словно невидимая сигнализация сообщала за много километров о появлении в доме неожиданных посетителей. И раз Шорхит счел нужным появиться, значит, наш визит нес в себе какой-то скрытый потенциал, все-таки прочитанный мной в многочисленных Знаках, так, как и учил меня, в свое время, стоявший сейчас передо мной Охотник.

Они проговорили с Алексеем около часа. Шорхит увел его вглубь двора, в укромную беседку, стены которой были затянуты каким-то вьющимся растением. Я тем временем вышел на улицу и прошелся по деревне. Здесь все не менялось с тех пор, как я впервые приехал сюда много лет тому назад. Казалось, что даже куры на улице были все те же. Неизменные домики. Каркас разобранного трактора, заросший крапивой. Я с удовольствием рассматривал знакомую улочку, сидя на скамейке, словно стирая слой за слоем налет времени, опять возвращаясь в далекое детство, частично проведенное здесь. Когда я вернулся на «Станцию», разговор уже закончился. Шорхит был где-то в доме, а Леха сидел на лавочке во дворе, и, судя по внешнему виду, результатами встречи был недоволен. Я подошел к нему и сел рядом.

– Ну?

Дым молча покачал головой. Было видно, что он возлагал большие надежды на эту поездку и теперь просто не знал, что делать дальше.

– Я же тебя предупреждал, что больших иллюзий здесь строить не надо. Это особые люди, – я кивнул в сторону дома, – они много знают и многое могут, но не всегда их возможности совпадают с нашими потребностями. Что он тебе сказал?

Дым глубоко вздохнул.

– Сказал, что нужно отпустить ситуацию. Пусть все идет, как идет, – он сжал зубы, от чего на лице отчетливо выделились желваки, – только я вот одного понять не могу, как это все отпустить, когда она лежит там, как овощ…

Мы некоторое время посидели молча, потом, наконец, я спросил:

– Что думаешь делать?

Дым закрыл глаза и откинулся на спинку лавки.

– Не знаю. Вообще ума не приложу. Такое ощущение, что все вокруг отвернулись равнодушно – врачи, знакомые и даже вон, шаманы твои, – он хмыкнул, посмотрев на входную дверь дома, – а я чувствую, что могу потерять ее. Очень скоро. Навсегда.

Он повернулся ко мне.

– Вот так живешь, живешь размеренной жизнью, а потом вдруг понимаешь, что ничего не знаешь на самом деле о человеке, который делит с тобой жизнь, находится рядом, ест, спит, мечтает о чем-то. Меня эта авария словно из сна какого-то выдернула. И даже не важно, изменяла мне Алка или нет. Это все дела житейские. Даже если бы она ушла к этому мужчине, я знал бы, что ей хорошо, лучше, чем со мной. А сейчас… Я вдруг понял одну очень важную истину – вот так мы живем вместе, а на самом деле не относимся к этому серьезно. Пренебрегаем близкими, даже когда иногда делаем вид, что интересуемся друг другом. И понимаем это, зачастую, когда бывает уже слишком поздно. А Алла… Она словно шанс мне оставила, не ушла насовсем. Будто позволила мне что-то исправить. Я просто не знаю – что…

Пока Алексей приводил в порядок машину перед обратной дорогой, мы с Шорхитом сидели на кухне за небольшим столом.

– Шор, наверное, я зря его сюда привез. Просто мне показалось…

Старик медленно нарезал тонким ножом с костяной ручкой хлеб в эмалированную миску.

– Покушаете на дорожку?

Я посмотрел в окно, там было видно, как Алексей возится с колесами. Ему явно не терпелось вернуться поскорее в Барнаул.

– Вряд ли. Поедем, наверное. Леха вон психует. Что, там совсем все безнадежно?

Старик неопределенно прищурился.

– Там все очень непросто. Не так, как выглядит на первый взгляд.

Он перевел взгляд на меня.

– В общем, я этому парню все объяснил. Но он меня не услышал. Тебе объяснять не буду, просто скажу – не лезь в это дело.

Я кивнул. Шорхит никогда ничего не говорил просто так. Я имел возможность многократно убедиться в этом, поэтому если он сказал, что объяснять не будет, значит, не было смысла пытаться расспрашивать его дальше.

– Да я и не собирался…

Алтаец фыркнул.

– Ну как же, ты же выслеживал их, значит, уже влез. А знаешь, зачем ты приехал на самом деле? Как раз за тем, чтобы я успел тебе сказать, чтобы ты не совался туда. Совсем.

Он тоже посмотрел в окно, даже с какой-то грустью разглядывая Дымова.

– И пацану этому тоже туда лезть не нужно. Может, для него это наилучшее окончание этой истории.

Он опять перевел взгляд на меня, и я увидел в его глазах тревогу.

– Понимаешь, от всей этой истории пахнет темнотой…

Охотник понизил голос, отчего следующие его слова прозвучали особенно жутковато.

– И эта темнота может утащить вас с собой, если вы сунетесь в нее.

Я понял, что Шорхит сам опасался того, о чем говорил, потому что в голосе его сквозили озабоченность и напряжение. И если он не выгонял нас напрямую, то и особо не сдерживал решимость Дымова поскорее покинуть этот дом. Было видно, что Охотник будто сам ждет, когда же мы наконец уедем. Признаюсь, я испугался. Потому что впервые видел Шорхита таким. Будто он примчался сюда рано утром, чтобы посмотреть в глаза неизвестности, и, увидев там тьму, отшатнулся от нее, не зная теперь как передать мне свое беспокойство. Это ведь он не ради Дыма приехал. Ради меня. Потому что почувствовал что-то. Я вздрогнул. На улице нетерпеливо и резко загудел автомобильный сигнал.

За окнами мелькали пейзажи предгорной степи. Чувствовалось, что Леша явно нервничает. Это было видно по манере его торопливой езды, по нервным движениям и отрывочным фразам, которые он внезапно вставлял в затянувшиеся паузы молчания.

– Херовый шаман этот твой знакомый, Андрюха. Ты уж меня извини.

Он криво усмехнулся.

– Мог бы помочь – помог бы. А так… Разговоры одни. Пустые.

Он опять внезапно замолчал, обдумывая что-то в образовавшейся тишине. Я чувствовал, что в этой ситуации спорить с ним было бесполезно, тем более что-то доказывать. Повернувшись к товарищу, я спросил:

– А что он тебе сказал? Ну, там… когда меня не было.

Дым покосился на меня и ехидно произнес:

– Он попросил тебе не говорить.

Выдержав несколько минут паузу, он рассмеялся.

– Не доверяет тебе, да? Или просто хочет, чтобы ты и дальше думал, что он крутой. А я тебе расскажу. Потому что ничего дельного он мне не сказал. И обязательств у меня перед ним тоже нет. А сказал он мне, чтобы я держался подальше от Аллы. Сказал «вытянет сама себя – значит, вытянет, нет – значит, нет». Глубоко, ничего не скажешь. «Капитан очевидность», блин. И за этим мы сюда через весь Алтай перли?

– Что, и все? Так и сказал?

– Ага. Так и сказал. Ну, еще, конечно, кое-что.

– Можешь рассказать?

– Да, пожалуйста. Ахинею всякую нес. Про черную магию. Сказал, что он не может в это дело лезть, и тебя просил не втягивать.

– Все?

– Нет, не все. Сказал еще, что никогда авария просто так не происходит. Что для любой аварии нужна причина. И разгрести последствия аварии можно только в том случае, если увидел причину. А я не вижу. Поэтому и помочь Алле я не смогу. Ну? И как ты думаешь, убедил он меня? Он что, думает, что я и правда, буду сидеть и ждать, вытянет она сама себя или нет?

Я поморщился, вспоминая слова старика. «Там все очень непросто. Не так, как выглядит на первый взгляд».

– Да понятно, Леха, что ты на него обижен. Но я тебя предупреждал. Там, может, на самом деле не все так просто, как может показаться. Тем более, если речь о черной магии идет. Шорхит эксперт в таких вопросах. Он никогда ничего просто так не говорит.

– И что? – водитель повернулся ко мне, – все так оставить и ждать?

Я неуверенно пожал плечами.

– Понимаешь, иногда уместней подождать, чем совершать какие-то действия. Если бы Шорхиту было все равно до этой ситуации, он бы просто не приехал на встречу с тобой. А раз он приехал, да еще и говорил с тобой, значит хочет помочь. И если он говорит, что лучше оставить эту ситуацию без вмешательства, значит – это лучшая помощь!

Дымов хмыкнул.

– Да так-то оно так. Только, не верю я ему! Ты извини, что я так резко. Для тебя он может и авторитет, а я ему не поверил.

Минут пять мы ехали, сохраняя молчание. Наконец я осторожно спросил:

– Что будешь делать теперь?

Алексей неопределенно пожал плечами.

– Не знаю пока. Но сидеть сложа руки точно не буду. Я ее все равно вытащу. Сейчас приедем, медиков новых поищу. Экстрасенсов. Колдунов. Шаманов других. Хер с ней, с черной магией. На любую черную магию другая магия найдется – белая, красная, зеленая, разноцветная. Пробьемся!

Я мрачно кивнул. Именно этого-то я и опасался.

ЧАСТЬ 2. ХРОНИКИ ТЬМЫ.

«Можно отрицать, что твои Ангелы существуют. Можно думать, что они не могут тебя излечить. Но они все равно помогут в странных местах, в странные времена. Они могут говорить через любого персонажа, которого мы только можем себе представить. Они будут кричать даже через демонов, если потребуется, разрывая нас на части, бросая нам вызов, чтобы мы дрались».

Х/ф «Запрещенный прием».

ЗАПАДНО-СИБИРСКАЯ ТРАДИЦИЯ. ОХОТНИКИ.

Я не случайно начал этот роман с одной из легенд про Волков. Эта, и еще много подобных мифов легли в основу целого эпоса – «ШИН-КАЙ», где история Волков самым тесным образом пересекается с историей людей. Но людей не обычных, а обладающих особым, сверхчувственным восприятием. Именно их называли раньше «Народом Волка», а сами они именовали себя «ТАЙ-ШИН», «Свободные Волки», Сумеречные Охотники.

За кем же Охотились они в сумерках человеческой истории? За миром Тьмы, который существовал где-то совсем рядом с людьми, но который они не могли воспринимать в силу своих ограничений. У Охотников эти ограничения были сняты. Это было обусловлено и их таежной жизнью, и особой философией, и практиками, хранимыми в Традиции. Также на эти способности очень сильно повлияли именно Волки, ставшие Тотемом Традиции, верными помощниками Охотников. Ну и особым качеством, служившим основанием для принятия в Традицию, было некое врожденное свойство, которое и отличало обывателей от Охотников, а в Традиции многократно усиливающееся – «Клык Волка», некая особенность генетики, позволяющая человеку тоже стать Охотником.

И когда я попал первый раз к Шорхиту, я наивно думал, что меня привезли лечить. Но потом история с ведьмой перевела все в несколько иное русло. И я стал считать, что это и было основной причиной моего нахождения в этой алтайской семье. Но потом выяснилось, что это было всего лишь следствием. А причиной всей этой странной мистерии и было наличие у меня того самого пресловутого «Клыка», делающего меня не просто случайной жертвой оккультного мира, а мишенью темных существ, для противостояния которым и была создана в свое время Традиция Тай-Шин. И вступив в противостояние с ней, я тем самым вступил в новый этап своей жизни – обучение искусству Охоты, без которого вся дальнейшая моя жизнь была подвержена систематической опасности. И каково же было мое изумление, когда я узнал что Охотники это не только алтайская семья Шора, но и десятки других людей, оказавших на мое обучение самое непосредственное влияние. Я не смогу рассказать многое ни про само Обучение, ни про образ жизни Охотников, ни про них самих – таковы принципы их тайного существования на протяжении столетий в глухой горной тайге. Но в этом романе я упомяну тех тайшинов, как называют себя сами Охотники, которые сыграли в этой мистерии ключевые роли. Это мой Наставник Тай-Шин Данилыч и юная Охотница Полина, которую я считал долгое время его внучкой. Кто они, эти новые персонажи и чем они значимы в моей истории? Об этом чуть позже. Скажу лишь, что там, где не смог совладать с миром Темных Шорхит, один из самых опытнейших тайшинов, мне на помощь пришла именно она – Полина. Но обо всем по порядку…

ВЕДЬМА. 1980 год. Продолжение.

«Иногда мы ищем демонов в хитросплетении всего лишь наших глупостей. Но чаще… мы принимаем за глупости тех, кого называют демонами…»

Никакая она была не ведьма. Жалкая, запутавшаяся в своих противоречивых чувствах бабуся. Она показалась мне смутно знакомой, но я никак не мог понять, где я ее видел. Мне вдруг стало невероятно жалко ее, сморщенную, зареванную, неподвижную, с трясущимся телом, с поникшими плечами и пустыми глазами. Захотелось подойти и обнять ее, прощая ей всю ее злобу и всю ее глупость. Я сделал шаг вперед… Последнее, что я услышал, был предостерегающий крик шамана за моей спиной.